- Вид работы: Реферат
- Предмет: Культурология
- Язык: Русский , Формат файла: MS Word 29,18 Кб
Церковь Святого Георгия в Старой Ладоге
Церковь Святого Георгия в Старой Ладоге
Содержание
1. Введение
. Историография русского церковного монументального и живописного искусства
. Особенности технологии строительства X-XIII вв.
. Новгородская школа древнерусского искусства
. Ладога как древний политический и культурный центр
. Особенности стиля церкви Святого Георгия
. Фрески церкви Святого Георгия
. Заключение
. Список использованной литературы
1. Введение
Русское средневековое зодчество – одна из наиболее ярких страниц в истории культуры Руси. Памятники архитектуры наполняют живым, образным содержанием наши представления о развитии культуры, помогают понять многие стороны истории, не нашедшие отражения в письменных источниках. В полной мере это относится и к монументальному зодчеству древнейшего, домонгольского периода. Как и в западно-европейском средневековье, русская архитектура X-XIII вв. была главным видом искусства, подчинявшим и включавшим в себя многие другие его виды, в первую очередь живопись и скульптуру. От этой поры до наших дней сохранились блестящие памятники, зачастую не уступающие по своему художественному совершенству лучшим шедеврам мировой архитектуры.
Несмотря на то, что более трех четвертей древнерусских монументальных построек домонгольского периода не сохранилось и известно нам лишь по раскопкам, а иногда даже по одним только упоминаниям их в письменных источниках, за три последних десятилетия в области их исследования достигнуты очень большие успехи. Они обусловлены несколькими причинами. Прежде всего следует отметить методологический подход, предусматривающий анализ развития зодчества в неразрывной связи с социально-экономической и политической историей Руси, с развитием русской культуры. Не менее важно и то, что благодаря широкому размаху архитектурно-археологических исследований значительно увеличилось количество памятников, привлекаемых к изучению. Реставрационные работы, проведенные на многих из них, позволили приблизиться к пониманию первоначального облика сооружений, который за долгие годы существования и эксплуатации, как правило, оказывался искаженным. Очень важно также, что памятники зодчества рассматривают теперь комплексно, учитывая в равной степени и исторический, и художественный, и строительно-технический аспекты.
В результате достигнутых успехов появилась возможность понять пути развития древнерусского зодчества с гораздо большей, чем ранее, полнотой. Не все в этом процессе еще вполне ясно, многие памятники до сих пор еще не изучены, но общая картина тем не менее вырисовывается сейчас уже достаточно определенно.
Цель работы: исследовать церковь святого Георгия в Старой Ладоге.
Задачи работы: рассмотреть историографию русского церковного монументального и живописного искусства; выявить особенности технологии строительства X-XIII веков; проанализировать приемы новгородской школы древнерусского искусства; рассмотреть Ладогу как древний политический и культурный центр; выявить особенности архитектурного стиля церкви св. Георгия и ее фресок.
2. Историография русского церковного монументального и живописного искусства
церковный искусство монументальный фреска
Церковное искусство древнерусского периода (X-XVII вв.) является наиболее разработанной областью. Изучение памятников Древней Руси начинается уже в XVIII веке, отмеченном общим подъемом интереса к отечественной истории. Однако памятники древности не рассматривались в это время как явления искусства. В одном ряду стояли такие находки как знаменитый Тмутараканский камень, княжеские грамоты, летописи, "Слово о полку Игореве".
В XIX веке изучение древностей приобретает целенаправленный характер. Организуются специальные археологические экспедиции, задачей которых является сбор сведений, зарисовки и описание древних предметов в старинных городах и монастырях. Одним из первых примеров обобщения собранного материала является справочник П.И. Кеппена «Список русским памятникам, служащим к составлению истории художеств и отечественной палеографии» (М., 1822). Посвященный главным образом рукописям, этот труд содержит также указания на памятники монументальной живописи (Десятинная церковь и Софийский собор в Киеве, Спасская церковь в Полоцке, церковь Успения на Волотовом поле в Новгороде, церковь Георгия в Старой Ладоге и др.) и иконы.
В 40-е гг. XIX в. изучение и сохранение памятников старины становится государственной программой, инициатором которой выступил сам государь Николай I. Это дало мощный импульс исследовательской и издательской деятельности. В 1849 г. было начато издание "Древностей Российского государства" (М., 1849-1853. Т. 1-6), состоящее из атласов цветных литографированных рисунков, выполненных по акварелям академика Ф.Г. Солнцева, и отдельных книг с текстом.
Доскональное изучение памятников церковного искусства лежит в основе работ исследователя середины XIX в. – И.П. Сахарова (1807-1863). Помимо изучения памятников церковной старины, в центре внимания исследователя также находится понятие "школ" и их последовательной смены в истории искусства.
Завершая обзор русской дореволюционной научной литературы, посвященной изобразительному искусству, следует отметить, что в конце XIX – начале XX в. большое место занимает публикация исторических и статистических сведений о памятниках церковной старины.
В первые десятилетия XX в. активно проводилось раскрытие древних икон. Состоявшаяся в 1913 г. выставка древнерусской иконописи и ее капитальный каталог (М., 1913) сделали древнюю икону достоянием широкой общественности. Ведущим ученым становится в эти годы Игорь Эммануилович Грабарь (1871-1960). Под его редакцией в 1910 г. было начато издание "Истории русского искусства". Вышло шесть томов, посвященных архитектуре (1-4), скульптуре (5) и живописи (6). В 1809-1810 гг. была организована экспедиция во главе с К.М. Бороздиным, в результате работы которой появилось несколько альбомов зарисовок и чертежей Десятинной церкви и Софийского собора в Киеве, черниговского Спасского собора, церкви Георгия в Старой Ладоге.
Во второй половине XIX – начале XX в. получают распространение историко-статистические описания монастырей и храмов, а также монографии, посвященные отдельным русским городам: Ратшин А. «Полное собрание исторических сведений о всех бывших в древности и ныне существующих монастырях и примечательных церквах в России». М., 1852; Зверинский В.В. «Материалы для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской империи, с библиографическим указателем» СПб., 1890-1897. 3 т. и многие другие. В этом же ряду следует упомянуть многочисленные церковно-археологические описания архимандрита Леонида (Кавелина).
Уже в начале XX в. в русской науке наметилось разделение в иконе "предмета культа" и художественного явления (например, работы П.П.Муратова). После 1917 г. это направление стало официальной линией советской науки. Создание в 1918 г. по инициативе И.Э. Грабаря Комиссии по раскрытию памятников древней живописи привело к введению в научный оборот огромного количества новых произведений.
Изучение византийской и древнерусской архитектуры в послереволюционный период развивалось в едином русле с исследованием истории живописи.
В довоенный период (1920-1940 гг.) помимо многочисленных статей, посвященных отдельным новооткрытым памятникам, выходит несколько обобщающих работ по древнерусскому искусству, труды М. Алпатова и Н. Брунова в которых исследуются общие закономерности развития художественных школ Киева, Новгорода, Пскова, Москвы, Твери.
Следующий этап в изучении древнерусского искусства начинается с 1944 г., что обусловлено восстановительными и реставрационными работами на памятниках, разрушенных фашистскими захватчиками. Самым значительным результатом исследований этого периода стало академическое издание "Истории русского искусства", первые четыре тома которой были посвящены древнерусскому искусству: Киевской Руси X-XII вв., Владимиро-Суздальского княжества и удельных центров XII-XIII вв. (1953. Т. 1), Новгорода и Пскова XI-XV вв. (1954. Т. 2), искусству Москвы и среднерусских княжеств XIII-XVI вв. (1955. Т. 3), искусству XVII в. (1959. Т. 4). Разделы, посвященные живописи, были написаны в основном В.Н. Лазаревым. Работы В.Н. Лазарева определили основное направление советской медиевистики в 1960-1970 гг. и оказали влияние на мировую науку.
В послевоенные годы особую роль также получило археологическое исследование памятников. Раскопки М.К. Каргера в Киеве и Новгороде дали богатейший материал для истории древнейшего периода русского каменного зодчества.
В 1970-1990-е гг. изучение древнерусского искусства вышло на качественно новый уровень по объему и глубине научного анализа исследуемого материала. Исторический подход стал главной особенностью археологического изучения архитектуры, которая рассматривалась как органичная часть истории культуры. Итоги многолетних исследований были подведены в капитальном труде П.А. Раппопорта "Русское зодчество X-XIII вв.: Каталог памятников" (Л., 1982). В работах 70-90-х гг. XX столетия А.И. Комеча, Г.М. Штендера, С.С. Подъяпольского, В.П. Выголова, В.Н. Булкина, О.М. Иоаннисяна, Вл.В. Седова на первый план выходит анализ художественного своеобразия древнерусской архитектуры.
Новый этап в исследовании памятников зодчества связан с распространением иконографического метода изучения архитектуры. Такой подход к анализу памятников зодчества, их пространственных форм и характера декора, позволил объяснить наблюдающиеся стилистические тенденции не столько эволюцией художественного процесса, сколько условиями заказа, отражавшего глубокие исторические, идейные и духовные явления времени и той конкретной среды, в которой создавались произведения. Это направление отразилось в новом подходе к анализу градостроительных проблем. На смену формально-композиционному принципу приходит изучение сакральной топографии (Сб. "Сакральная топография средневекового города". М., 1998).
3. Особенности технологии строительства X-XIII вв.
Монументальное строительство в X-XIII вв. представляло собой один из наиболее сложных по организации разделов городского ремесла. Естественно поэтому, что изучение строительного производства может раскрыть многие стороны развития техники, а также профессиональной и социальной организации ремесла Древней Руси. С другой стороны, изучение строительной техники и организации строительного производства совершенно необходимо для понимания процессов развития древнерусского зодчества.
Процесс строительства монументального сооружения начинался с процедуры закладки и затем разбивки плана здания на строительной площадке. Поскольку памятники русского зодчества домонгольской поры – главным образом церкви (из 250 памятников русского зодчества этой поры, известных к настоящему времени, светский, некультовый, характер имеют менее 20, т.е. всего около 8 %), естественно, что закладка монументальной постройки – в первую очередь закладка храма. Это была торжественная церемония, на которой присутствовали высшие церковные иерархи и князья. Правда, летописные описания относятся в большинстве не к закладке, а к освящению храма, однако даже сам факт, что в упоминаниях о закладке обычно отмечали, при каком митрополите и каком князе она совершена, свидетельствует о торжественности ритуала.
Прежде всего, по-видимому, подготавливалась ровная площадка для строительства. Следы подрезки грунта для выравнивания площадки неоднократно отмечались при археологических исследованиях памятников. Об этом же свидетельствуют и западные источники, восходящие к XII в. Затем намечалось место алтаря и проводилась продольная ось храма, ориентированная на первый луч восходящего солнца. Алтарь должен был быть ориентирован на восток, а восток понимали как восход солнца. Так делали на Руси, так же поступали и на Западе.
Разметку контура будущего храма выполняли при помощи шнура. На Западе и на Кавказе это зафиксировано как письменными источниками, так и миниатюрами. С помощью шнура производили разбивку плана храма и на Руси. Свидетельством того является легенда о постройке Успенской церкви Киево-Печерского монастыря, изложенная в Печерском патерике. Согласно этой легенде, величину будущего храма определяли золотым поясом, подаренным монастырю принявшим христианство варяжским ярлом Шимоном.
Создавались самые разнообразные, часто очень сложные теории, с помощью которых пытались объяснить систему пропорционального построения древнерусских храмов. Ближе всех подошли к решению задачи К.Н. Афанасьев и Е.Ф. Желоховцева. Важнейший вывод Афанасьева сводится к тому, что основой построения являлся диаметр купола храма или, позже, сторона подкупольного квадрата. Значение диаметра купола для построения всех основных размеров в зданиях центральнокупольного типа не подлежит сомнению. Однако этот размер мог быть лишь промежуточным, переходным, дающим возможность перейти от плана к вертикальным построениям, т.е. к размерам разреза здания. Таким размером мог оперировать зодчий, но не заказчик храма. Между тем основные размеры будущего храма как раз относились к компетенции заказчика – князя или епископа. Поэтому основными размерами, определявшими все построение храма, могли быть только его общие габариты – длина и ширина.
Об этом же свидетельствует и процедура заложения храма, при которой прежде всего отмечались его четыре угла, т.е. общие габариты плана. Очевидно, что размеры здесь определялись по наружным стенам здания, а не по его интерьеру. Таким образом, несомненно, что при торжественной церемонии закладки храма намечались положение алтаря, направление продольной оси и четыре угла здания. Все последующие построения, т.е. разбивка членений плана, переход от общих габаритов здания к размеру подкупольного квадрата, а затем определение высот, относились уже к рабочему методу зодчего. Очевидно, что последний использовал при этом какие-то принятые на Руси единицы измерений. Эталон длины, видимо, представлял собой деревянный прут, т.е. своего рода масштабную линейку. Об этом можно судить хотя бы по тому, что деревянный прут является основным атрибутом архитектора на всех западноевропейских изображениях зодчих. Известно, что древнерусские зодчие не применяли чертежей. Это относится не только к домонгольской поре, но и к значительно более позднему времени. Высказалось предположение, что в качестве чертежа могли использовать модели. Но такое предположение абсолютно ничем не подтверждается. Наоборот, все сведения о моделях, встречающиеся в поздних источниках, говорят о том, что их изготовляли не в качестве проектного чертежа, а лишь как средство продемонстрировать заказчику облик будущего здания.
Несомненно, что древнерусские зодчие должны были обладать какой-то эмпирически разработанной, а затем ставшей традиционной, четкой системой построений, которая позволяла им заранее определять основные размеры частей здания как в плане, так и по высоте. Система эта должна была быть гибкой, поскольку различия в пропорциональных построениях разных памятников домонгольского зодчества очень велики, что свидетельствует о широких возможностях мастера разнообразить принимаемые им решения. В то же время система должна была быть достаточно точной.
Древнерусские письменные источники не дают практически никаких сведений о том, как был организован процесс строительства. Поэтому реконструировать процесс строительства в Древней Руси можно в основном лишь по тем данным, которые удается получить при изучении самих сооружений и при археологических исследованиях.
Приступая к работе над возведением монументального здания, мастера организовывали строительную площадку, служившую для складывания и обработки строительных материалов. После разбивки плана здания на местности первой строительной операцией была отрывка фундаментных рвов. Их, как правило, отрывали по ширине фундамента и с более или менее вертикальными стенками. В таком случае фундамент при укладке занимал весь ров. Однако при слабом или сыпучем грунте стенки рвов приходилось делать наклонными; очевидно, что для укладки камней фундамента требовалась деревянная опалубка.
После того как заканчивали укладку фундамента, производили вторичную разбивку плана здания, на этот раз более детальную и точную. Для возведения стен зданий ставили деревянные леса, постепенно повышая их по мере роста стен. Пальцы лесов закладывались в кладку самих стен. После окончания строительства пальцы лесов обрубали (или опиливали), а после того как дерево сгнивало, в кладке оставались отверстия. Леса были двусторонними, обеспечивающими одновременную кладку обеих лицевых поверхностей. А значит, процесс кладки следует представлять в виде синхронной работы пар каменщиков. Кладка столбов, сводов, барабана, очевидно, должна была иметь свою автономную систему лесов.
Большая точность вертикальных линий и поверхностей в памятниках древнерусского зодчества дает основание утверждать, что строители пользовались отвесом. Следует отметить, что изображения работы каменщиков с отвесом имеются на многих западноевропейских миниатюрах. При выкладке полукруглых завершений стен также использовали шнур, закрепленный одним концов в кладке с.помощью деревянного колышка. Другим концом этого шнура, как циркулем, очерчивали дугу закомары. Отверстия от центров таких кривых, большей частью в виде небольшого деревянного бруска, вставленного в стену или отверстия в самой кладке, находили во многих памятниках различных архитектурных школ Руси. Арки и своды выкладывали по деревянным кружалам и опалубке. О наличии деревянных креплений, с помощью которых возводили своды, свидетельствуют отпечатки досок, изредка сохранявшиеся на растворе нижней поверхности сводов.
Особенностью работы древнерусских зодчих является их стремление полностью, завершить строительство каждого объекта, включая наружную отделку фасадов, не считаясь с тем, что к фасаду сразу же (или в крайнем случае в следующем сезоне) будет приложена кладка уже намеченного к строительству следующего объекта – галереи, притвора, придела. Примеры такой системы работы многочисленны. Именно данное обстоятельство заставляло исследователей ошибочно считать наружную галерею киевского Софийского собора пристроенной значительно позже, чем был возведен основной объем храма с внутренней галереей. Объяснение такому, на первый взгляд, нерациональному приему строительства, видимо, следует искать в своеобразной системе мышления людей средневековья, в их чрезвычайно специфическом отношении к таким понятиям, как целесообразность и экономичность.
В литературе, посвященной истории древнерусского зодчества, как правило, почти не уделяют места роли архитектора. Объясняется это прежде всего скудостью письменных данных о зодчих и строителях. В древнерусских летописях имеются многочисленные сведения о постройке церквей. При этом летописец довольно часто упоминал, какой князь заказывал церковь и какой епископ ее освящал. Сведения же о подлинных строителях мало интересовали летописца и поэтому встречаются чрезвычайно редко. Для всего домонгольского периода русской истории мы знаем всего четыре имени зодчих: три упомянуты в летописи и одно известно из церковной литературы. Зато заказчик храма почти всегда назван в летописи его создателем. При этом обычно отмечается, что князь "заложил" церковь или "создал" ее, реже – "поставил". Монументальное строительство на Руси в ту пору было связано в первую очередь с княжескими заказами и отвечало не столько экономическому значению города, сколько престижу правившей в нем княжеской династии, чрезвычайно трудно судить, в чьем непосредственном ведении находились строительные артели. Очевидно, что большей частью они были княжескими, светскими, но иногда – церковными или даже монастырскими Письменные источники дают некоторое представление о социальном положении зодчих. Так, Петр-Милонег назван "во… приятелех" князя Рюрика Ростиславича. Новгородский зодчий Коров Якович (в другом списке летописи – Коров Яковличь) назван с отчеством, что для того времени безусловно свидетельствует о его достаточно высоком положении на социальной лестнице.
4. Новгородская школа древнерусского искусства
Развитие русской архитектуры в XII в. происходило совершенно по-иному, чем в XI в. В это время вся Русь уже была охвачена процессом феодального дробления. Этот процесс начался еще во второй половине XI в., но на рубеже XI – XII вв. был несколько приостановлен в связи с трагической обстановкой, сложившейся в Южной Руси в условиях половецких набегов. С 20 – 30-х гг. XII в. дробление страны пошло более ускоренными темпами. Рост политического значения крупных русских городов, ставших центрами самостоятельных княжеств, и укрепление экономики создали необходимые предпосылки для сложения в них кадров собственных мастеров-строителей.
Следует отметить, что объекты монументального строительства той поры создавались исключительно по заказу князей или церкви. Лишь со второй половины XII века в некоторых центрах к ним постепенно присоединились крупные бояре или корпорации ремесленников и торговцев. Таким образом, памятники монументального зодчества возводились, как правило, по заказам светских или духовных властей определенной территории – княжества. Естественно, что в тех случаях, когда в княжестве не было собственных строителей, приглашали мастеров из той земли, с которой данное княжество находилось в наиболее тесных политических или церковных отношениях. Поэтому архитектурные связи различных русских земель оказывались зависимыми от военно-политических или династических союзов княжеских родов. В результате картина расчленения более или менее единой киевской архитектуры на различные архитектурные школы очень близко соответствовала политической обстановке, сложившейся в то время на Руси. Там, где политические связи продолжали оставаться достаточно прочными, расхождение между архитектурными школами шло медленно. Разрыв этих связей и установление враждебных отношений между княжествами почти всегда отражались и на архитектуре. Многие русские земли в течение всего XII века продолжали в архитектурном отношении следовать за Киевом. Обаяние киевских традиций было настолько большим, что продолжало сказываться даже и тогда, когда сам Киев практически потерял значение руководящего политического центра. Поэтому, несмотря на наличие собственных мастеров-строителей, некоторые центры княжеств продолжали развивать архитектуру, почти полностью аналогичную киевской. Зодчество ряда княжеств (Киевское, Черниговское, Рязанское, Смоленское, Волынское) не разделилось на самостоятельные школы. В других землях процесс этот шел совсем по-иному, и здесь к середине XII в. сложились собственные архитектурные школы, существенно отличавшиеся от киевской. При этом во всех русских землях происходило интенсивное сложение новых форм. Русская архитектура вступала в новый этап своего развития.
Новый этап в развитии русской архитектуры достаточно четко сформировался уже в первой половине XII века, когда начали возводить здания, очень сильно отличавшиеся от построек эпохи Киевской Руси. На смену сложным сооружениям с лестничными башнями, галереями, большим количеством глав, обладавшим живописной и динамичной композицией, пришли крайне простые здания с четко ограниченными плоскостями фасадов. Даже в том случае, когда постройки имели наружные галереи, общий характер простоты объема не нарушался. Торжественные и пышные многоглавые композиции отошли в прошлое. Их заменили лаконичные уравновешенные памятники, увенчанные одной массивной главой. Старая крестовокупольная система сводов сохранилась, но основным типом становятся трехнефные храмы без промежуточных аркад между столбами и с хорами, расположенными лишь в западном членении.
Стремление к простому и компактному объему привело к отказу от лестничных башен и замене их узкими лестницами в толще стены. Если в храмах эпохи Киевской Руси зодчий стремился сделать интерьер по возможности более живописным и многообразным, с большим количеством различных аспектов, то в памятниках XII в. интерьеры делали такими четкими и ясными, чтобы их можно было охватить взглядом сразу из одной точки. Наибольшую законченность они получали в четырехстолпных храмах, где почти квадратный в плане интерьер был строго подчинен центральному подкупольному пространству. Четкость и центричность интерьера сохранялись, однако, и в шестистолпных храмах, поскольку их вытянутость ощущалась главным образом снаружи, в то время как интерьер по существу совпадал с интерьером четырехстолпных церквей, а западное членение отделялось от основного пространства широкой аркой и служило отдельным помещением – нартексом, над которым размещались хоры.
Процесс феодального дробления Руси, интенсивно развивавшийся в XII в., привел к сложению сильных и относительно самостоятельных политических образований – княжеств. В большинстве стольных городов этих княжеств началось монументальное строительство. Для возведения храмов в тех городах, где еще не было своих зодчих, обычно приглашали мастеров из центров, где уже существовали строительные артели. Как правило, князья-правители самостоятельных княжеств стремились использовать приезжих мастеров не только для выполнения определенных строительных работ, но и для подготовки строительных кадров, т. е. для создания местной строительной артели. При этом в ряде южно-русских и среднерусских политических центров (Киев, Чернигов, Рязань, Волынь, Смоленск) сохранялась единая киевская архитектурная школа, а в других землях уже в первой половине XII в. развитие зодчества пошло иными, вполне самостоятельными путями. К середине XII в. на Руси помимо киевской существовали уже новгородская, полоцкая, галицкая и владимиро-суздальская архитектурные школы.
В Новгородской земле можно видеть пример того, как разработка новых архитектурных форм и сложение самостоятельной архитектурной школы происходят в соответствии с требованиями, которые диктовались местными условиями и строительными материалами.
После завершения Софийского собора в течение всей второй половины XI в. в Новгороде не было возведено ни одного монументального здания. Условия для строительства созрели лишь к началу XII в., когда подряд было создано несколько больших шестистолпных соборов. Естественно, что в процессе такого интенсивного строительства должны были сложиться местные кадры и сооружение целой серии крупных храмов нельзя целиком относить за счет работы приезжих, киевских мастеров. И все же самостоятельных черт в этих постройках еще мало.
Новгородские храмы начала XII в. иногда рассматривают как первые памятники, в которых отразилась собственно новгородская архитектурная школа. Общее для русской архитектуры XII в. стремление к созданию компактных одноглавых построек в новгородском зодчестве нашло еще более яркое воплощение, чем в других русских архитектурных школах. Ладожские храмы 50-60-х гг. XII в. – четырехстолпные, очень незначительно отличающиеся друг от друга главным образом величиной, пропорциями, деталями. Внутренние лопатки в них отсутствуют, а столбы в плане не крестчатые, а квадратные. Благодаря этому интерьер очень прост и ясен. По сохранившимся постройкам можно судить, что хоры занимали только западное членение храма, причем боковые части хор опирались на своды и имели характер замкнутых часовен, а средняя – открытый балкон на деревянных балках.
На хоры поднимались по лестнице, расположенной в толще западной стены. Фасады храмов почти полностью лишены декоративных элементов: плоская аркатура на барабане под главой, уступ и полоса зубцов по контуру закомар – вот все, что новгородские зодчие позволяли себе применять для украшения зданий. Техника кладки из чередующихся рядов плинфы и известняковой плиты затрудняла исполнение построек с такой четкостью и геометричностью линий, как это было при кирпичном строительстве. И новгородские зодчие воспринимали данную особенность не как недостаток, а использовали как специфический эстетический прием: здания обладают мягкостью форм, производят впечатление вылепленных от руки. Интерьеры всех ладожских церквей первоначально были полностью расписаны фресками. В настоящее время значительные участки живописи сохранились только в Георгиевской церкви.
Несомненно, что сложившийся к середине XII в. новгородский тип храма появился в результате переработки и упрощения киевского типа, перенесенного в Новгород в начале века. Но некоторые особенности – замкнутые помещения в угловых членениях хор, а также стенки, частично закрывающие боковые апсиды, – свидетельствуют, кроме того, о влиянии собора Мирожского монастыря.
Последняя по времени ладожская церковь – Георгиевская – была построена в 60-х гг. XII в. После этого монументальное строительство в Ладоге прервалось, но зато возобновилось в самом Новгороде, куда, очевидно, вновь перебазировалась строительная артель. Начиная со второй половины 60-х гг. строительство в Новгороде ведется уже непрерывно. Сложившиеся в середине XII в. особенности архитектурной школы были полностью перенесены из Ладоги в Новгород: тот же вариант типа храма, те же конструкции и материалы, те же декоративные элементы.
Большинство новгородских памятников зодчества второй половины XII в. известно нам лишь по результатам раскопок, поскольку они либо разрушены, либо полностью перестроены. В новгородских памятниках 70-90-х гг. XII в. можно отметить некоторые элементы развития. Так, в более ранней церкви Благовещения на Мячине еще имеются стенки, перегораживающие боковые апсиды; позже от них остаются лишь лопатки на внутренних стенах против восточных столбов, а затем и они исчезают. Судя по церкви Спаса-Нередицы, боковые апсиды становятся пониженными. Изменения эти настолько незначительны, что не затрагивают ни типологической схемы, ни стилистического характера памятников.
Все новгородские храмы, начиная с церкви Бориса и Глеба в детинце, исполнены уже не по княжескому заказу; как правило, это боярское строительство. Единственная церковь, заказанная князем, – Спаса-Нередицы – ни величиной, ни богатством не отличается от прочих. Значительное упрощение декоративных форм и техники строительства позволяло новгородским зодчим создавать экономичные здания, причем в короткие сроки. Если постройка храма средней величины в других русских городах обычно занимала не менее 3 лет, в Новгороде часто строили за один строительный сезон. Обращает на себя внимание большое количество построек, возведенных в это время в Новгороде: за последние 30 лет XII в. здесь было сооружено не менее 17 каменных храмов (считая как известные по их остаткам, так и не обнаруженные, но упомянутые в летописи). При этом впервые в русской архитектуре появляются летописные сведения о постройке нескольких таких зданий в один и тот же год. Очевидно, новгородская артель в 80-90-х гг. либо разделилась на две части, либо стала настолько мощной, что могла вести строительство двух объектов одновременно. В одном-единственном случае в новгородской летописи упомянуто имя зодчего: строителем Кирилловской церкви назван мастер Коров Яковлевич с Лубяной улицы. Имеющиеся сведения, что постройка церкви осуществлена по заказу бояр, свидетельствуют о том, что зодчий был свободным ремесленником, а упоминание имени с отчеством говорит о достаточно почетном его положении в социальной иерархии.
Причины сложения самостоятельных форм в новгородском зодчестве следует видеть главным образом в изменившихся условиях заказа. Строительство по заказам бояр и местных церковных властей должно было быть более массовым, быстрым и дешевым, чем строительство по заказам князя или митрополита. Очень существенно повлияло также применение местных строительных материалов. Кроме того, вероятно, здесь сказались и эстетические представления новгородцев, воспитанных в иной, чем в Киеве, художественной среде.
. Ладога как древний политический и культурный центр
На территории современной России издревле жили различные славянские племена. Через их земли по многочисленным рекам проходили торговые пути. Уже в конце VIII века путь «из варяг в арабы» соединил Балтийское и Каспийское моря. Чуть позже, в IX веке был освоен новый путь – «из варяг в греки». Он связал северные страны с Причерноморьем, Скандинавию и Прибалтику с Византией. С севера на юг везли оружие, лес, меха, мед, воск, янтарь, а в обратном направлении – пряности, ювелирные и стеклянные изделия, дорогие ткани, книги, хлеб, вино.
Важнейшей частью варяжских торговых путей был Волхов, соединявший два озера: Ладогу и Ильмень. Однако передвижение по Волхову затруднялось множеством порогов, и возле самых сложных из них в VIII в. возникло поселение, которое сейчас известно нам как Старая Ладога. Точной даты его основания мы не знаем, но как свидетельствуют археологические раскопки, это произошло не позднее 753 года.
Ладога представляла собой город-порт, который служил местом контакта различных этнических групп и культур: славян, финнов и скандинавов. Здесь собирались купеческие караваны, бойко шла торговля мехами, ювелирными изделиями, оружием. Ладожане удивительно быстро научились делать то, что пользовалось спросом в близких и дальних землях. Впервые Ладога упоминается в летописи под 862 годом в числе десяти древнейших городов Руси. До 864 года в городе правил варяжский конунг Рюрик, который впоследствии перенес княжескую резиденцию в «городок на Волхове», будущий Новгород. Но и при преемниках Рюрика Ладога оставалась важнейшим торговым центром и северо-западным форпостом.
В XII вв. Ладога становится одним из новгородских пригородов, ключевым звеном в системе укреплений, защищавших Новгород от внешних врагов. В 1114 году здесь была заложена каменная крепость, стены которой имели высоту около восьми метров, а толщину – около двух. В 1164 Ладога выдержала осаду шведских войск; призвав на помощь новгородцев, ладожане отогнали врага и в устье реки Воронеги полностью разгромили его. По преданию, в память об этой победе под защитой крепостных стен был поставлен храм Св. Георгия-Победоносца.
Вокруг крепости, центра средневекового города, в XII веке сформировался посад, разделенный на районы-концы. На северной границе города возвышалась Успенская церковь, на южной – Никольская. Рядом с крепостью стоял главный собор Ладоги, церковь св. Климента. Сам факт того, что в XII веке в Ладоге стояло шесть каменных храмов, к тому же расписанных фресками, свидетельствует о необычайном богатстве и важности города.
Наиболее значительными центрами в собственно Новгородской земле были Ладога, Торжок, Старая Руса. Ладога стояла недалеко от впадения реки Волхова в Ладожское озеро. К ней близко подходили реки Сясь и Тихвинка, верховья которых непосредственно примыкали к Чагодоще, притоку реки Мологи. Древний путь от берегов Балтийского моря к верховьям Волги шёл примерно по линии современной Тихвинской водной системы и отмечен целым рядом курганов и могильников. От Ладоги начинался путь по Свири и Ковже к Белоозеру, где находилось племя «Весь». Этот район был известен в X в. как страна, богатая пушным зверем. Для древнейшей стадии скандинавской торговли с востоком Ладога являлась, несомненно, более удобным центром, чем Новгород. Поэтому предание о Ладоге, как о первом месте поселения Рюрика, может указывать на большое значение этого города в глубокой древности, как отправного пункта движения скандинавской торговли на юг и юго-восток.
Особое отношение варягов к Ладоге подтверждается скандинавскими сагами, нередко упоминающими об Альдейгаборге. По скандинавским сказаниям, Ладога была отдана Ярославом Мудрым в вено Ингигерд (Ирине), дочери короля Олафа. Ингигерд изъявила своё согласие на брак с условием, чтоб ей предоставлен был «в свадебный дар Альдейгьюборг и то ярлство, которое к нему относится». Ингигерд вышла замуж за Ярослава и отдала крепость Альдейгьюборг с областью Рогнвальду. Таким образом, скандинавские саги рисуют нам положение Ладоги как опорного пункта для варягов, приходивших из-за моря.
В торговом отношении Ладога имела значение перевалочного пункта, которое она сохраняла ещё в XIII в., когда в Ладоге находилась католическая церковь св. Николая. При ней надо предполагать существование двора для приезжих купцов, как это было в Новгороде. Из проекта договора Новгорода с Готландом XIII в. видно, что церковь была построена в давнее время, так как пользовалась «как и в старину», особыми отведёнными ей лугами. Повидимому, она находилась на Варяжской улице, упоминаемой в переписной книге Ладоги 1500 г. Из той же переписной книги выясняется, что в Ладоге был посад с несколькими улицами и церквами. О существовании его известно уже по летописному рассказу о нападении шведов на Ладогу в 1164
6. Особенности стиля церкви Святого Георгия
Церковь св. Георгия – самая древняя из ныне существующих церквей Старой Ладоги. Существуют предания, что она построена на месте прежнего языческого капища.
Как считает большинство исследователей, церковь святого Георгия была построена в 1165-1166 гг. после того, как на реке Воронеге русское войско разгромило шведов. «Первая Новгородская летопись» сообщает, что в 1164 году на ладожскую крепость напали шведы, ладожане, «затворишася в граде», послали и Новгород за князем и войском. Вскоре «приспе князь Святослав с новгородци и с посадником Захариею». Шведы были разбиты.
Строительство, скорее всего, началось на следующий год (летние месяцы были уже пропущены). Позже 1165-1166 годов строительство маловероятно: князь Святослав, возможный заказчик храма, в 1167 году был изгнан из Новгорода и на следующее лето умер. Второй предполагаемый заказчик – посадник Захарий – погиб в 1166 году. Видимо, староладожский храм начали и закончили строить как раз в 1165 году. Такой малый храм каменных дел мастерам вполне под силу выстроить за один год. Подобные темпы не были редкостью в XII веке
Церковь святого Георгия – одна из древнейших каменных построек на севере Руси. Небольшой четырехстолпный храм с тремя апсидами сложен из чередующихся рядов известняковых плит и кирпичей.
Здесь впервые были сделаны ощутимые сдвиги к новым формам новгородского храмозодчества. В плане храм уменьшен до предела, его площадь составляет всего 72 квадратных метра. Восточная сторона вытянутого куба занята тремя высокими апсидами, доходящими до закомар. Его кубический объем расчленен простыми и массивными лопатками. Световой барабан со шлемовидным куполом венчает общую массу церкви. Высота церкви 15 метров.
Хоры, где раньше располагалась во время службы княжеская семья с приближенными, теперь стали не нужны. Вместо них был сделан деревянный настил, соединяющий два придела в угловых частях второго яруса, куда вела узкая внутренняя лестница, выложенная в западной стене.
До настоящего времени сохранились фрески барабана, купола, южной апсиды ( «Чудо Георгия о змие» <#”justify”>Из всех домонгольских новгородских храмов Георгиевский – самый изысканный по формам. Он очень компактен и пропорционален. Небольшой по размерам, он словно вылеплен из единого пластического материала.
В 1445 году по повелению архиепископа Евфимия Вяжищского вокруг Георгиевской церкви был основан Георгиевский монастырь (его также называли Ладожским застенным, поскольку располагалась обитель под защитой крепостных стен). К 1646 году Георгиевская церковь стала соборной для всей Ладоги, и рядом с ней появилась деревянная церковь св. Дмитрия Солунского (в 1730 году ее обновили). В 1678 году во владениях Ладожского монастыря насчитывалось всего два крестьянских двора, и в первой половине XVIII века он прекратил свое существование. Последнее упоминание о монастыре относится к 1722-1723 годах, однако, уже в это время в нем нет монашествующих; в 1744 году Георгиевский храм стал приходской церковью. В XIX веке к нему пристроили каменные паперти, колокольни; в храме прорубали новые окна и двери, меняли кровлю. В ХХ веке храму был возвращен первоначальный облик.
. Фрески церкви Святого Георгия
В честь военных побед на Руси нередко воздвигали храмы. Церковь в крепости, вероятно, и была построена после этого события, а потому не случайно посвящена св. Георгию, считавшемуся верным помощником в борьбе с врагами. Само строительство, скорее всего, пришлось на следующий год после победы: подходящее для строительства время – летние месяцы – было уже пропущено, ведь надо было еще успеть заготовить материалы. Позже 1165-1166 годов строительство тоже маловероятно, ибо князя Святослава, могущего быть заказчиком храма, в 1167 году уже изгнали из Новгорода, а на следующее лето он умер. Второго возможного заказчика – посадника Захарию убили еще раньше – в 1166 году.
Видимо, староладожский храм начали и кончили строить именно в 1165 году. С таким небольшим храмом (его площадь всего 72 квадратных метра) мастера вполне могли управиться за один год: подобные темпы не были редкостью в XII веке. Затем одно или два лета храм просыхал: в северном климате нельзя было сразу расписывать, и, значит, сделали его, как предположил В. H. Лазарев, в 1167 или 1168 году.
Не иначе, как для того, чтобы напомнить о победе, поместили древние мастера в южном алтарном полукружии изображение св. Георгия, покорившего дракона. Раньше ни на Руси, ни в Византии эту сцену никогда в алтаре не размещали. Единственной причиной подобного отступления от традиций могло стать стремление отвратить вновь нависшую над Ладогой военную опасность. И опять же, видимо, не случайно поблизости от Георгия мастер написал и Федора Тирона с мечом и копьем, тоже покровителя воинов.
Надо сказать, что русская икона органически связана многими нитями преемственности с византийским искусством. Уже с конца X века образцы византийской иконописи начали попадать на Русь и становились не только предметом поклонения, но и предметом подражания. Однако отсюда еще не следует, что русская иконопись была простым ответвлением византийской. Долгое время она находилась в орбите ее притяжения, но уже с XII века начался процесс ее эмансипации. Веками накапливаемые местные черты перешли постепенно в новое качество, отмеченное печатью национального своеобразия. Это был длительный процесс, и очень трудно четко обозначить его хронологические границы.
Наиболее интенсивно он протекал на Севере, в таких городах, как Псков и Новгород. Их отдаленность от Византии и их республиканский образ правления позволили ставить и решать различные проблемы, в том числе и художественные, более независимо и смело. К тому же в этих северных областях, не затронутых татарским нашествием, традиции народного искусства держались особенно крепко, и они властно о себе напомнили в XIII веке, когда почти прервались всякие связи с Византией.
Главными иконописными школами были Новгород, Псков и Москва. Всю иконописную продукцию северных областей обычно объединяют под одним понятием «северные письма». Экспедиции последних лет убедительно показали, что иконы изготовлялись не только в Вологде, а также в Великом Устюге, Холмогорах, Тихвине, Каргополе и на прилегавших территориях Подвинья и Обонежья. И здесь может идти речь не о школах, а лишь об отдельных мастерских, еще тесно связанных с деревней. Это «мужицкое» искусство, долгие столетия процветавшее на обширнейших территориях Северной Руси, отличалось особой патриархальностью и наивностью жизнеощущения, хотя и питалось занесенными из Новгорода, Ростова и Москвы идеями. Его простодушный, чаще всего примитивный язык полон своеобразного очарования. И эта иконопись Северной Руси ясно нам показывает, сколь мощным был пласт народного искусства, которое сыграло немалую роль в процессе трансформации византийских образцов на русской почве.
Пожалуй, еще примечательнее те изменения, которые претерпели на русской почве образы византийских святых, ставших играть новую роль в соответствии с запросами земледельцев. Георгий, Власий, Флор и Лавр, Илья Пророк, Николай начинают почитаться прежде всего как покровители земледельцев, их стад и их дома со всем его имуществом. Большинство этих святых было наделено аналогичными функциями и в Византии, но там духовенство не придавало последним большого значения. Святые почитались прежде всего как святые, и о их связях с реальными запросами верующих строгое византийское духовенство предпочитало умалчивать. На Руси же эти связи приобрели открытый характер, чему немало способствовали языческие пережитки. Особенно быстро процесс сближения образа святого с непосредственными нуждами земледельческого народа протекал в северных областях Руси, в частности в Новгороде и Пскове. Здесь изображения тех святых, покровительства которых искал заказчик иконы, стали вводить, в нарушение всех правил, в деисусы, где они заступали место Богоматери и Иоанна Крестителя. Желание заказчика иконы обеспечить себе помощь святого в насущных делах было столь велико, что художник принужден был идти на разрыв с каноном. Аналогичные вольные толкования традиционных иконографических типов неоднократно встречаются в русских иконах, особенно из дальних северных областей.
Главная драгоценность храма святого Георгия в Старой Ладоге – настенные фрески, выполненные в середине XII в. В апсиде жертвенника располагались изображения богородичного цикла; в апсиде диаконника – воинские сюжеты и святые. Самая крупная фреска – изображение св. Николая, окруженное своеобразной рамой из росписей, имитирующих мраморы. Лучше всего сохранились купольная композиция «Вознесение» и изображения пророков в простенках барабана.
По мнению В.Н. Лазарева, работавшие в Георгиевской церкви <#”justify”>Такое же виртуозное владение линией дает о себе знать в очерках фигур. Особенно выразителен силуэт коня, на котором гарцует Георгий. Только мастер, высоко ценивший красоту скупой и в то же время упругой линии, мог достичь столь простого и лаконичного художественного эффекта.
8. Заключение
тарая Ладога – сегодня небольшое село, в 12 километрах от города Волхова. А в первые века русской истории – крупный торговый порт международного значения. Некоторые исследователи уже не сомневаются: и столица Руси. Приставку «Старая» Ладога получила в петровские времена, когда государь основал в устье Волхова город Новую Ладогу. Древняя Ладога к тому времени утратила свое значение, но мощь и величие ее остались не только в летописных сказаниях.
Если ехать со стороны Волхова, перед Старой Ладогой автомобильная дорога делает небольшой подъем. Стоит на нем немного задержаться, и во всей красе предстанет величественная панорама. Среди куполов церквей и островерхих крепостных башен глаз непременно выделит небольшой по размеру, стройный, светлый храм – "ладожскую невесту", как нередко называют Георгиевскую церковь. Это одно из немногих творений древнерусских зодчих, дошедших до нас из домонгольского периода.
Существует легенда, что именно на этом месте стоял замок Рюрика, которого летописи называют основателем Руси. По имени его называлась и крепость, в центре которой расположился Георгиевский храм. Согласно другой легенде, именно отсюда повел на решающую битву со шведами ладожско-новгородскую дружину будущий Александр Невский.. Перед дальней дорогой не мог князь не помолиться в храме, отдать дань "Чуду Георгия о змие", словно предвосхитившему его победу, встретиться с магическим взглядом святых, изображенных на фресках храма.
Фрески Георгиевской церкви имеют мировую ценность. Чудом они дошли до нас. Не раз находились на грани полного уничтожения. "Чудо Георгия о змие" в Георгиевской церкви считается первым по времени изображением Георгия на коне, сотворившим чудо.
Сейчас возрожденный Георгиевский храм – драгоценная жемчужина Староладожского музея-заповедника. Сохранившиеся фрагменты фресок дают представление о древнерусской живописи и, как и сама церковь, привлекают в Ладогу множество туристов.
9. Список использованной литературы
1.Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII-XV вв. М., 1961. Т. 1
2.Гуревич А.Я. Категория средневековой культуры. М., 1984
.Древнерусское искусство. Художественная культура X-первой половины XIII в. М.: «Наука», 1988.
.Желоховцева Е.Ф. Геометрические структуры в архитектуре и живописи Древней Руси // Естественнонаучные знания в Древней Руси. М., 1980
.Зубов В.П. К вопросу о роли чертежей в строительной практике западноевропейского средневековья // Тр. Ин-та истории естествознания и техники. М., 1956. Т. 7
6.История русского искусства. Т. 2 / Под общ. ред. И.Э.Грабаря. – М.: АН СССР, 1955
7.История русской архитектуры / Под общ. ред. Ю.С. Ушакова, Т.А. Славиной. СПб., 1994
8.Квливидзе Н.В. Историография русского церковного искусства// #”justify”>.Кирпичников А. Н. Сарабьянов В. Д. Старая Ладога – древняя столица Руси. – СПб., 1996
10.Лазарев В.Н. Древнерусские мозаики и фрески XI-XV вв. М., 1973
.Мильчик М. И. Церковь Георгия в Старой Ладоге // Советская археология. 1979. № 2
.Мурьянов М.Ф. Золотой пояс Шимона // Византия: Южные славяне и Древняя Русь, Западная Европа. М., 1973
.Раппопорт П.А. Древнерусская архитектура. – СПб., 1993
.Раппопорт П.А. Зодчество Древней Руси. Л., 1986
15.Раппопорт П.А. Строительное производство Древней Руси (X-XIII вв.). СПб, 1994
16.Рыбаков Б.А. Архитектурная математика древнерусских зодчих // СА. 1957. № 1
17.Сарабьянов В. Георгиевский собор в Старой Ладоге. – М., 2002
.Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956
19.Тиц А.А. Загадки древнерусского чертежа. М., 1978
20.Тысячелетие русской художественной культуры. – М., 1988
21.Церковь святого Георгия в Старой Ладоге. История, архитектура, фрески Автор-составитель Сарабьянов В.Д. М., 2002
.Якобсон А.Л. Законы мерности в развитии средневековой архитектуры IX-XV вв. Л., 1987