- Вид работы: Статья
- Предмет: Культурология
- Язык: Русский , Формат файла: MS Word 11,04 Кб
Человек и книга в культурологическом измерении
Человек и книга в культурологическом измерении
Т.Б. Маркова
Понятия книги и чтения являются предметом бесконечных споров и дискуссий, вызванных медиальной революцией (сменой способов распространения и носителей информации). Существуют различные толкования термина «чтение». Так, в литературоведении чтение понимается как один из видов культурной активности, связанный с освоением текстов – научных, научно-популярных, художественных, назидательных. Чтение – это действие, результатом которого становится интерпретация текста. С одной стороны, чтение сопровождается цитированием, конспектированием, выписками и даже заметками на полях (т. н. маргиналии). В этом случае чтение понимается как сложная мыслительная работа, результатом которой является интерпретация текста. С другой стороны, чтение книги вызывает чувство удовольствия (или неудовольствия). Такое чтение формирует литературный вкус, развивает наше воображение и творческие способности, призывает к ответу и соответственно письму. Эти две стороны чтения – мыслительная деятельность и эстетическое удовольствие – представляют единство чтения. Сегодня мы видим разобщенность двух составляющих одного процесса. Прагматичное чтение сводится к упрощенной рецепции литературных и научных текстов. Наслаждение от чтения книг и чтение как способ скоротать свободное время вылилось в чтение чисто развлекательной литературы. Художественную литературу, серьезную прозу и поэзию читают в основном те, кто на ней воспитан, те, кто с детства приобщен к книжной культуре. Сейчас таких людей становится все меньше. Обычно на опасность такой тенденции указывают школьные учителя литературы, которые не могут противостоять распространению разного рода сокращенных и упрощенных версий книг. Эту установку отмечают библиотекари и те, кому не безразличны проблемы чтения. Остро стоит вопрос о сохранении традиций чтения и преемственности поколений в воспитании детей и подростков. Проблема чтения имеет культурный аспект. Дело в том, что письмо и чтение лежат в основе практик гуманизации человека, а то, что приходит им на смену – телевидение, Интернет – вызывает серьезные опасения. В этой связи представляется актуальным рассмотреть некоторые тенденции эволюции чтения в современном обществе, которое часто называют информационным.
Все чаще высказывается мнение о том, что эпоха книжной культуры, ставшая идеалом образованности и воспитанности, завершилась. Однако это можно оспорить, поскольку в системе образования книга используется не только в качестве учебного и научного материала, но и как эффективное средство гуманизации человека. Более того, сегодня многие по-прежнему считают, что именно чтение книг способствует развитию человеческого в человеке, в то время как массовая зрелищная культура ведет чуть ли не к одичанию людей.
Философия с самого начала ориентировалась на устную речь. Еще у Платона присутствует недоверие к книжным медиумам. Опасения философа были вызваны тем, что книга могла попасть в руки недостойного человека и знания могли быть использованы во вред, а не во благо людей. Однако постепенно мудрецы, изрекающие истины, наставники, ведущие длительные диалоги с учениками, уступают место лекторам, речи которых идеально пригодны для записей и могут распространяться в виде книг. В связи с тем, что слушатель превращается в читателя, культивируется способность к рефлексии и интерпретации написанного текста. Отсюда с уверенностью можно утверждать, что происхождение таких феноменов культуры, как наука и ученость, связано с появлением и распространением книг.
Прочнее всего книга связана с монотеистическими «высокими» религиями, в которых верующие уже не ожидают нуминозных знаков, а получают от Бога письменное послание. В связи с этим в религиозном искусстве книга представлялась не просто как ценная вещь или материальный предмет, а как Слово Бога. Религиозная окраска этого старейшего атрибута искусства определялась не только содержанием послания, которое требовало истолкования, но и священным характером самой книги, которой нередко приписывалось чудодейственное воздействие. В этой связи можно говорить о сходстве чувств, которые вызывала икона и Священное Писание. Традиция мистического восприятия текста позволяет лучше понять те переживания, которые до сих пор вызывает книга у библиофилов. Чтение книг постепенно становится повседневным занятием культурного человека. Вместе с тем, нельзя сказать, что книга подверглась демистификации и перестала восприниматься как источник священного или тайного знания. Метафора книги по-прежнему является отвлеченно-аллегорическим атрибутом мудрости, знания, вдохновения.
Р. Шартье в своей книге «Письменная культура и общество» рассматривает круг вопросов, связанных с письмом, книгой и чтением и показывает их связь с развитием письменности и книгопечатания. Он выделяет три революции письма. Первая революция носит технический характер, в ходе ее в середине XV в. происходит переворот в методах воспроизведения текстов и изготовления книги. С изобретением наборного шрифта и печатного станка рукописная копия перестает быть единственно доступным способом увеличить число находящихся в обращении текстов. Однако в восточных цивилизациях наборный шрифт известен задолго до изобретения Гуттенберга. В XI в. в Китае уже применяются глиняные шрифты, а в XIII в. в Корее тексты начинают печатать с помощью металлических шрифтов. Вторая революция – это развитие печатной культуры на Востоке благодаря ксилографии, обеспечивающей прочную связь между рукописным письмом и печатью. Третья революция письма связана с изменением не только техники воспроизведения текстов, но и способов организации и структуры их носителя [4: 27-28].
Сегодня, когда эпоха книг закатывается, аудиовизуальные медиумы возвращают свои первоначальные мифотворческие, магические, почти магнетические способности прямо воздействовать на поведение людей. Пока педагоги наблюдают за тем, что дети все реже читают книги и все чаще воспринимают музыкальные клипы, специалисты в области современных технологий активно используют экранные медиумы для воздействия на человека. Защитники книжной культуры считают, что это ведет к бестиализации людей.
Чтобы разобраться в этом, необходимо рассмотреть, какие изменения происходили с человеком и обществом по мере эволюции форм коммуникации. Язык возникает как медиум межличностного общения. Говорящий и слушающий не просто обмениваются информацией, а объединяются в тесное сообщество. Наиболее важной функцией речи оказывается идентичность говорящего и слушающего, достигаемая на основе восприятия ритмики, музыки и риторики языка. Устная речь зависит от конкретного совместно обжитого места и времени, наполненного общими переживаниями и воспоминаниями. По мнению М. Маклюэна, «в среде западной цивилизации ребенок окружен абстрактной, чисто визуальной технологией, задающей однородное время и однородное континуальное пространство, где действуют «причины», имеющие свои следствия, где вещи движутся, а события происходят на отдельных плоскостях и в последовательном порядке. Африканский же ребенок живет в скрытом, магическом мире резонирующего устного слова» [3: 28]. Устная коммуникация генетически проистекает из транса, экстаза, сакраль- ности шамана, который и является прототипом рассказчика. При этом не нужен посредник, который толкует сообщения. Согласие достигается как единодушие, а не познание и обоснование. При этом человек рассматривает себя как частицу организма – семьи, клана, а не как изолированного автономного индивида.
Вовлеченность слушающих и говорящего в диалог, значимость пауз, тональностей, жестов и выражений тела – все это не может быть записано. Рассказчик захватывает слушающих и ведет их за собой. Общее переживание рассказываемой истории – главное достоинство устной коммуникации. Однако устная коммуникация, даже если разговор записан, передает смысл коммуникации, но не коммуникацию смысла. Письменность увеличивает число запоминаемых различий, а также вещей и событий.
Антропологические последствия письма состоят в том, что у людей развивается способность фокусировать свой взгляд на некотором расстоянии перед образом так, чтобы воспринимать всю картинку одним взглядом. У бесписьменных народов такая привычка не выработана, они видят предметы иначе и не способны видеть их со стороны, а полностью сливаются с ним или эмпатически проникают в него. Маклюэн пишет: «Глаз используется не как орган перспективного видения, а, так сказать, как орган тактильного восприятия» [4: 56].
Создание оптически воспринимаемых медиумов письма приводит к дифференциации знаков. С открытием письменности наступает эпоха грамматики и логики. Письменность символизирует это различие в медиуме оптики. Благодаря выражению единства некоего различия письменность обеспечивает новые операции письма и чтения, где различают не звук и смысл, а сочетание букв и смысл. Вместе с письменностью начинается телекоммуникация, т. е. транспортировка знаков вместо вещей. Она обеспечивает представление о том чего нет в настоящем. Письменность требует меньшего количества энергии, она социально избыточна, ибо расширяет круг адресатов и требует не участия, а подсоединения к коммуникации. Читателя интересуют не мотивы создания сообщения, а сам текст, который не побуждает к действию, а подлежит интерпретации. Но по мере дифференциации общества межличностные контакты перестают быть социально значимыми.
Вместе с тем проблема единства людей остается важнейшей проблемой любого общества. Письменность – это не просто письмо, но и форма коммуникации. Ее особенность в том, что она уже не привязана к единству говорящих, которые собрались и объединились в данное время и в данном месте с целью принять конкретное решение и осуществить определенное действие. Наоборот, письмо, как подчеркивал Ж. Деррида, предполагает рефлексию писателя, учитывающего, что его послание будет прочитано в будущем, а также читателя, для которого письмо приходит из прошлого. Речь непосредственно побуждает к действию, она интерактивна. Письмо же может быть отложено и осмыслено, а решение принято не сразу, а спустя время [1: 145].
Поскольку письменность не связана с пространственной близостью, главной проблемой для нее становится время. Коммуникация завершается пониманием, в котором соединяется прошлое и будущее. Значение письменности состоит в преобразовании временного порядка коммуникативной операции. Если речь порождает настоящее, то письменность фиксирует проходящее. Она же разрешает парадокс постоянного соотнесения настоящего с прошедшим тем, что обозначает время как движение. По мнению Н. Лумана, эффект письменности заключается в пространственном и временном расцеплении сообщения и понимания и в расширении возможности подсоединения, вызываемого этим расцеплением [2: 123]. Благодаря письменности возникает мощный селективный механизм, обеспечивающий формирование социальной памяти. Время постигается хронометрически: различные события привязываются к различным временным точкам и соотносятся с единой системой изменения. На место ритмически поддерживаемого времени воспоминания приходит записывание событий в хронометрическом порядке, обеспечивающем одновременность неодновременного. Так письменность порождает историю, ибо делает актуальным прошедшее. Помня прошлое, люди рефлектируют о настоящем.
Письменная коммуникация не требует постоянной смены ролей говорящего и слушающего, утрачивает взаимность. Письмо и чтение осуществляются в одиночестве и оказываются несоциальными активностями. Социальной является лишь сама коммуникация. Центр ее тяжести смещается в сторону информации. Устная речь больше обеспечивает согласие людей и меньше передачу информации. Письмо, наоборот, сообразуется с критическими установками и информационными ресурсами другого и содержит ссылки на различные авторитетные источники. Так формируются понятия, необходимые для правильного познания и мышления.
Эволюция письменности запускает механизм рефлексии наблюдения более высокого порядка, чем речь. Это происходит в античной традиции медицинских записей, которые делались для того, чтобы передать другим свои наблюдения за ходом лечения. Умение читать и писать стало ремеслом специалистов – писцов. Причем не все, что говорилось, можно было записать. Слоговое письмо использует идиограммы, и поэтому возможны неясности при записи и чтении. Лишь фонетическое письмо обеспечивало параллель устной и письменной коммуникации. Будучи искусственными, буквы стандартизуются и легко усваиваются; кроме того, они способствуют образованию новых слов и таким образом обеспечивают возможность сообщения необычных ситуаций. Алфавитное письмо быстро становится доступным широким массам, общество становится письменным. В Афинах распространение грамотности достигло такой степени, что стало возможным создание литературных произведений. Это породило критику. Так письменность обрела себя. Она перестала быть лишь средством записи речи, письменная коммуникация стала самостоятельной.
Печатный текст ускорил чтение, усилил роль глаза. Он стал своеобразным механизмом, подобным изобретению колеса, чтение превратилось в последовательное восприятие статичных изображений, которое при достижении определенной скорости создает иллюзию органической полноты. Книгопечатание по своим революционным последствиям вполне сопоставимо с открытием алфавита. В результате чтения книг люди начинают в жизни говорить более учтиво и красиво. Так, вместо непосредственной разрядки энергии желания и естественного удовлетворения потребностей люди выражают себя в форме речи, и это приводит к повышению сдержанности, самодисциплины и самоконтроля. Антропологические последствия книгопечатания и чтения состоят в том, что радикально изменяется поведение человека, оно становится более цивилизованным и контролируемым.
Прежние возможности коммуникации в ХХ веке расширились благодаря развитию электричества. Телекоммуникация (телеграф, телефон, факс, электронная почта) сводит на нет существующие пространственные и коммуникативные ограничения. Устройства записи, архивирования, хранения развели процессы сообщения и принятия информации, тем самым, облегчая ход ее осуществления. Наиболее значительные последствия имеет изобретение электронных устройств переработки информации. Гуманитарии, озабоченные сохранением субъекта, спрашивают, может ли машина мыслить? На самом деле стоит спрашивать: оказывается ли машина столь же эффективной, как человек, при осуществлении коммуникативных действий, конституирующих общество? Как сказывается влияние опосредованного компьютером знания на саму общественную коммуникацию?
В процессе телевизионного восприятия на задний план отступает различие информации и сообщения, оно уже не контролируется теми механизмами, которые были выработаны в письменной коммуникации. Каким образом в этих условиях происходит упорядочивание коммуникации? Она имеет односторонний характер. Определение темы, задачи, времени происходит заранее. Это делает телеведущий. Опосредованная компьютером коммуникация делает еще один шаг на этом пути: ввод данных и получение информации кажутся абсолютно не связанными. Тот, кто вводит данные, не представляет, как это будет воспринято и что ответит машина. Точно так же он не знает, для чего машина выдала ему информацию. Происходит исчезновение авторитета источника. Единство сообщения и понимания сходит на нет. Возникает новый медиум, формы которого определяются компьютерными программами, выполняющими функции грамматики в письменности. К чему это приведет, даже компьютерная лингвистика сказать не в состоянии. Важно отметить, что чудовищное искажение языка и даже вопиющая безграмотность участников разного рода «форумов», «чатов» и «блогов» не означает полного крушения дисциплинарности. В Интернете возникают новые формы сообществ, которые не связаны между собою (например, фанаты Э. Пресли и фанаты «Зенита» ничего не знают друг о друге), однако внутри этих сообществ складывается свой порядок. Если в книжной культуре существовали универсальные коды коммуникации, то не ясно, что сегодня приходит на смену старым критериям «образованности» и «учености».
Подводя итоги аналитическому исследованию феномена чтения, можно сделать некоторые выводы. Культивирование любви к книге и чтению характерно для самых ранних периодов цивилизации. Искусство закрепляет в сознании людей представление о высоком статусе книжного знания. Первоначально считается, что письменностью владеют те, кто общается с богами. И впоследствии такое мистическое отношение к тем, кто умеет читать и писать сохраняется. Однако неверно думать, что книголюбие – это некая врожденная или априорная способность тонких натур, способных поставить духовные удовольствия выше телесных. Книга – это не только источник информации, но и сложная технология аккультурации и социализации человека. Поэтому уменьшение числа любителей книг, связанное с наступлением электронных медиумов вызывает самые серьезные опасения у гуманитариев. В этом отчасти повинны и те, кто пишет и издает книги, и те, кто проектирует и обслуживает библиотеки. Очевидно, что исключительно утилитарное отношение к книге и ведет к «смерти читателя». Как и к «смерти автора». К этому прискорбному событию причастны те, в чьи профессиональные обязанности входит постоянное совершенствование медиумов письма и чтения – то есть книг. Исследования ведущих социологов XX в. (Д. Белл, А. Тоффлер, М. Кастельс и др.) показали, что современные развитые общества отдают приоритет производству не товаров, а услуг, притом социокультурного характера. Специфика данных услуг состоит в том, что только они способны обеспечить устойчивый рост «качества» человека. Это услуги, связанные, главным образом, с образованием, воспитанием и сопереживанием. В рамках данного тренда и следует осмыслить характер развития массовой библиотеки.
чтение культурный текст
1.Деррида Ж. О грамматологии. – М., 2000.
.Луман Н. Медиа коммуникации. – М., 2005.
.Маклюэн М. Галактика Гуттенберга. – Киев, 2003.
.Шартье Р. Письменная культура и общество / пер. с фр. и послесл. И.К. Стаф. – М., 2006.