- Вид работы: Реферат
- Предмет: Культурология
- Язык: Русский , Формат файла: MS Word 22,83 Кб
Эдгар Дега и его произведения
Биография
ДЕГА Эдгар Илер Жермен (1834-1917) – французский живописец, один из самых выдающихся представителей импрессионизма. Родился в старинной банкирской семье. В 1855 г. поступает в Школу изящных искусств в Париже в класс французского художника Ламота, сумевшего воспитать в своем ученике глубокое уважение к творчеству великогоо французского живописца Ж.Д. Энгра. Но в 1856 г. неожиданно для всех Э. Дега бросает учебу и уезжает на два года в Италию, где с большим интересом изучает работы великих мастеров XVI в. и Раннего Возрождения. В этот период кумирами для него становятся А. Мантенья и П. Веронезе, одухотворенная и красочная живопись которых буквально поразила молодого художника.
Для его ранних работ характерны резкий и точный рисунок, зоркая наблюдательность, сочетающиеся то с благородно-сдержанной манерой письма (зарисовки брата, 1856-1857, Лувр, Париж; рисунок головы баронессы Беллели, 1859, Лувр, Париж), то с жесткой реалистической правдивостью исполнения (портрет итальянской нищенки, 1857, частное собрание). Вернувшись в Париж, Э. Дега обращается к исторической теме, но в отличие от салонной живописи тех лет отказывается от идеализации античной жизни, изображая ее такой, какой она могла бы быть на самом деле ("Спартанские девушки вызывают на состязание юношей", 1860, Институт Варбурга и Курто, Лондон). Движения человеческих фигур на полотне лишены изысканной грации, они резки и угловаты, действие разорачивается на фоне обычного повседневного пейзажа. В 1860-е гг., копируя старых мастеров в Лувре, Э. Дега знакомится с Э. Мане, с которым его сближает общее неприятие академического салонного искусства.
Э. Дега больше интересовался современной жизнью во всех ее проявлениях, нежели вымученными сюжетами выставленных в Салоне картин. Не принимал он также и стремление импрессионистов работать на открытом воздухе, предпочитая мир театра, оперы и кафешантана. Придерживаясь достаточно консервативных взглядов как в области политики, так и в личной жизни, Э.Дега был чрезвычайно изобретателен в поисках новых мотивов своих картин, используя неожиданные ракурсы и укрупненные планы ("Мисс Лала в цирке Фернандо", 1879, Национальная галерея, Лондон).
Особый драматизм образов очень часто рождается из неожиданно смелого движения линий, необычной композиции, напоминающей моментальную фотографию, на которой фигуры с оставшимися за кадром отдельными частями тела сдвинуты по диагонали в угол, центральная часть картины представляет собой свободное пространство ("Оркестр Оперы", 1868-1869, Музей Орсэ, Париж; "Две танцовщицы на сцене", 1874, Галерея института Варбурга и Курто, Лондон; "Абсент", 1876, Музей Орсэ, Париж). Для создания драматического напряжения художник использовал также направленный свет, изображая, например, лицо, разделенное прожектором на две части: освещенную и затененную ("Кафешантан в "Амбассадёр", 1876-1877, Музей изящных искусств, Лион; "Певица с перчаткой", 1878, Музей Фогт, Кембридж). Этот прием впоследствии использовал А. де Тулуз-Лотрек в афишах для Мулен-Руж. Появление фотографии дало художнику опору в поисках новых композиционных решений своих картин, но в полной мере оценить это изобретение Э. Дега смог только в 1872 г. во время пребывания в Северной Америке. Итогом этого путешествия стал "Портрет в хлопковой конторе" (1873, Музей изящных искусств, По), композиция которого производит впечатление случайного репортажного снимка.
Вернувшись во Францию, Э. Дега вновь оказывается в компании своих близких друзей: Э. Мане, О. Ренуара и К. Писсарро, но, будучи человеком замкнутым, предпочитает проводить большую часть своего времени за работой, а не за бесконечными спорами о судьбах искусства. Тем более что вскоре один из его братьев попадает в затруднительное финансовое положение, и Э. Дега вынужден в уплату его долгов отдать большую часть своего состояния и продать несколько своих картин. Э. Дега с головой уходит в работу, посещает танцевальные классы в Опере, где его беспристрастный и цепкий взгляд художника наблюдает за тяжелейшим трудом балерин. Хрупкие и невесомые фигурки балерин предстают перед зрителем то в полумраке танцевальных классов, то в свете софитов на сцене, то в короткие минуты отдыха. Кажущаяся безыскусность композиции и незаинтересованная позиция автора создают впечатление подсмотренной чужой жизни ("Танцевальный класс", 1873-1875; "Танцовщица на сцене", 1878 – обе в Музее Орсэ, Париж; "Танцовщицы на репетиции", 1879, МГИИ, Москва; "Голубые танцовщицы", 1890, Музей Орсэ, Париж). Та же отстраненность наблюдается у Э.Дега и в изображении обнаженной натуры.
При работе над женскими образами, по словам самого художника, его в первую очередь занимает цвет, движение и строение их тела. Поэтому ему достаточно изобразить мелькнувшую в дверном проеме молодую женщину, кокетливо надетую шляпку, утомленную позу гладильщицы или прачки ("Чтение письма", 1884, Художественная галерея и музей, Глазго; "Гладильщицы", Музей Орсэ, Париж). Женщины на его полотнах лишены тепла, но от этого они не становятся менее привлекательными и волнующими. В середине 1880-х гг. Э. Дега начинает использовать пастель. Причиной этому явился прогрессирующий конъюнктивит, которым художник заболел, находясь на военной службе в качестве добровольца при осаде Парижа. Именно в это время он создает свои знаменитые изображения обнаженной натуры.
Преклонение перед человеческим телом он выразил в серии пастелей, представляющих женщин за туалетом ("После ванны", 1885, частное собрание). Эти восхитительные работы были показаны на восьмой, последней выставке импрессионистов в 1886 г. В своих поздних работах, напоминающих праздничный калейдоскоп огней, Э.Дега был одержим желанием передать ритм и движение сцены. Чтобы придать краскам особый блеск и заставить их светиться, художник растворял пастель горячей водой, превращая ее в некое подобие масляной краски, и кистью наносил ее на холст. Одна из излюбленных тем Э. Дега – изображение лошадей перед стартом. Для того чтобы лучше передать нервное напряжение людей и животных в этот ответственный момент, он часто посещал скачки в Лоншане и впитывал в себя азартную атмосферу соревнований ("Скаковые лошади перед трибуной", 1869-1872; "На скачках", 1877-1880 – обе в Музее Орсэ, Париж; "Жокеи перед скачками", 1881, Художественный музей Барбера, Бирмингем).
В личной жизни Э. Дега был одновременно сдержанным и вспыльчивым, случавшиеся с ним временами приступы гнева, как правило, были вызваны опасениями потерять свою независимость. Художник никогда не был женат и не имел детей. Потеряв зрение в 1908 г., он вынужден был отказаться от занятий живописью и последние годы провел в глубоком одиночестве.
Творчество
Эдгар Дега получил художественное образование во французской Школе изящных искусств, в классе Ламотта, который был одним из лучших учеников Энгра. Энгр был кумиром молодого Дега, его восхищали и энгровское безупречное владение линией, и проникающая зоркость взгляда, и парадоксально сочетавшаяся с "классицизмом" острота восприятия действительности. В конце 1850-х годов художник совершает свое первое путешествие в Италию, где изучает и копирует картины старых мастеров. После возвращения в Париж Дега пишет ряд полотен на исторические темы: "Спартанские девушки вызывают на соревнование юношей", "Семирамида закладывает город" и другие. Однако, несмотря на "академичность" выбранной темы, Дега не стал придерживаться академической манеры письма. Академическими в этих работах являются только лишь сами сюжеты. Древние греки имеют у Дега облик современных парижан, а живописная манера пленяет свежестью и внутренней свободой.
В 1860-е годы мастер создает серию великолепных портретов, продолжающих традиции Энгра, но в то же время, неповторимо индивидуальных по стилю. В них уже ярко проступают такие характерные для творчества Дега черты, как удивительная правдивость в передаче модели, строгость и благородство колорита, изящество и утонченность цветовой нюансировки. Вскоре в этих портретах появляется и нечто более новаторское. Например, в "Женщине с хризантемами" (1865) художник смело отодвигает главную фигуру в край холста и срезает ее рамой…
– 1870-е годы – в каком-то смысле переломные для французского изобразительного искусства XIX века. Стремление к современности художественного языка, поиски новых средств выразительности отличают в это время живопись Моне, Ренуара, Мане, Писсарро и других молодых художников, которые вскоре войдут в историю изобразительного искусства под именем импрессионистов. Дега примкнул к этому движению практически с самого начала его возникновения. Он разделяет идеи импрессионистов и принимает участие в большинстве выставок, на которых представлены их работы. Для Дега, как и для других художников – импрессионистов, "быть современным" означало прежде всего воплощать в искусстве свои непосредственные впечатления. Также он считает, что современному художнику следует быть демократичным, черпать сюжеты из гущи простонародной жизни. Замкнутый, язвительный, скрытный в личной жизни, художник был одержим настоящей страстью к изучению окружающей действительности. В отличие от других импрессионистов, он писал только фигурные композиции. На смену ранним портретам теперь приходят жокеи на лошадях, скачки, сценки в кафе и кабаре, балерины, модистки, прачки и женщины "за туалетом". Во всех этих образах утверждалась новая, ломающая все академические каноны красота. Цель и смысл своего творчества Дега видит в точном воплощении правды жизни, которую он считает слишком значительной, чтобы она могла нуждаться в приукрашивании. Но передача жизненной правды достигается не подражанием, а условными средствами искусства. Дега намеренно подчеркивает эту условность живописного языка, в частности, заметный контраст между "вульгарностью" натуры и утонченной гармонией, красотой рисунка и колорита. Также можно заметить контраст между бесстрастной объективностью в обрисовке персонажей – и теплым, живым чувством, разлитым в самой живописи. Картины Дега несут в себе и тонкую, чуть грустную иронию художника, и его глубокую нежность к моделям.
"Не было искусства, менее непосредственного, чем мое", – так сам художник оценивает собственное творчество. Каждое его произведение – итог длительных наблюдений и упорной, кропотливой работы по их претворению в художественный образ. В творчестве мастера нет ничего от экспромта. Завершенность и продуманность его композиций заставляет порой вспомнить полотна Пуссена. Но в результате на холсте возникают образы, которые не будет преувеличением назвать олицетворением мгновенного и случайного. Во французском искусстве конца XIX века работы Дега в этом отношении являются диаметральной противоположностью творчеству Сезанну. У Сезанна картина несет в себе всю непреложность миропорядка и выглядит полностью завершенным микрокосмом. У Дега же она содержит лишь часть срезанного рамой мощного потока жизни. Образы Дега исполнены динамизма, они воплощают ускорившиеся ритмы современной художнику эпохи. Именно страсть к передаче движения – этой, по словам определила дюбимые сюжеты Дега: изображения скачущих лошадей, балерин на репетиции, прачек и гладильщиц за работой, одевающихся или причесывающихся женщин.
Произведения Дега можно назвать настоящей энциклопедией человеческих поз и "моментов" движений. Но также – смелых ракурсов и всегда динамичных точек зрения, которые даже статичному мотиву придают ощущение некоторого движения. Искусство художника перебрасывало мост и в будущее – к современной документальной фотографии. Персонажи Дега кажутся при этом снятыми не простой, а "скрытой камерой". О своих женщинах "за туалетом" художник писал: "До сих пор нагота изображалась в позах, которые предполагают наличие свидетелей. Мои же женщины – честные человеческие существа, они не думают ни о чем другом, а заняты своим делом". В своем стремлении проникнуть в интимные тайны жизни Дега остается одновременно трезвым наблюдателем и романтиком; в работах художника поэзия и правда всегда гармонично сосуществуют. Особенно наглядно это проявляется в многочисленных балетных композициях, где закулисные театральные будни соседствуют с волшебной, сказочной феерией, происходящей на сцене. Грубоватые, даже слегка неуклюжие танцовщицы становятся на наших глазах романтическими сильфидами. Чудо искусства и поэзии рождается именно из прозы жизни…
В живописи импрессионистов Дега занимает особое место, прежде всего из-за той роли, которую играет в творчестве художника рисунок, а кроме того, благодаря характерному для него сочетанию импрессионистического подхода к цвету и пластической определенности формы. С годами художник все чаще отдает предпочтение пастели, часто в сочетании с монотипией, литографией или гуашью. Пастель привлекает мастера благородством, чистотой и свежестью цвета, бархатистой поверхностью фактуры, живостью и волнующей вибрацией штриха. Постепенно стиль Дега приобретает черты все большей обобщенности и монументальности. Линия и цвет в поздних произведениях художника становятся нераздельным целым. При этом именно цвету – свободной, струящейся, играющей оттенками красочной стихии – принадлежит в работах Дега ведущая роль
Некоторые известные картины
дега картина художник персонаж
Голубые танцовщицы
Как-то Э. Дега сказал, что изображать моющихся женщин – "это все равно, как если бы подсмотреть через замочную скважину". В какой-то мере он "подсмотрел" и "Голубых танцовщиц", – сумев выбрать тот угол зрения, ту линию и те части, которые нужны были только ему. С тайной радостью и блаженством он наблюдал жизнь в ежеминутном борении света и тьмы, подробностей и целого, переносил на полотно клочки и арабески жизненного калейдоскопа, был в самом горниле жизни свидетелем-инкогнито – все видящим, но никому не видимым; все чувствующим, но холодно сдержанным.
"Голубые танцовщицы" написаны пастелью, Э. Дега любил пастель, так как при работе ею цвет и линия были едины. Четыре танцовщицы в картине образуют единое целое, своей пластикой передавая идею гармоничного, слаженного и развивающегося движения. Изображен ли здесь момент танца, репетиции или, быть может, на полотне запечатлена фигура одной и той же танцовщицы, но в разных поворотах? Скорее всего зритель не будет вдаваться в подробности, потому что его заворожит сияние голубого цвета – то насыщенного синими оттенками, то переходящего в изумрудные. Светятся и переливаются газовые юбки, сверкают на корсажах и в волосах балерин зеленые, голубые и красные ленты, легко касаются пола ноги в розовых балетных туфлях…
«Урок танца»
Эдгар Дега очень любил балет, особенно увлеченно он рисовал танцовщиц. «Урок танца» – картина, написанная художником в 1874 г. На ней мы видим помещение балетной школы, танцовщиц и их учителя, который выглядит в их окружении очень забавно.
Картина «Урок танца» удивительно реалистична, движения танцовщиц схвачены и запечатлены с величайшим мастерством. Юбки девушек похожи на белые облака, изредка перемежаемые яркими пятнами. Эта картина позволяет прочувствовать все грани балета, ощутить обстановку урока, его жизненность.
Когда Эдгара Дега спросили, почему он так увлеченно пишет танцовщиц и сцены из балетной жизни, художник ответил: «Меня называют живописцем танцовщиц; не понимают, что танцовщицы послужили мне предлогом писать красивые ткани и передавать движения». Пожалуй, это достойный ответ, заслуживающий истинного мастера.
«Абсент»
«Абсент» (фр. LAbsinthe) – картина Эдгара Дега. Изначально называлась «Эскиз французского кафе», потом «Люди в кафе», а в 1893 году была переименована в «Абсент».
На картине Дега изобразил художника Марселена Дебутена и актрису Эллен Андре (фр. Ellen Andrée) за столиком в кафе «Новые Афины». Звезда кабаре «Фоли-Бержер» Эллен Андре отличалась элегантностью в одежде, однако, позируя Дега, она точно передала образ простой женщины. Перед ней на столе стоит бокал с абсентом, явно не первый. Ноги женщины немного вытянуты вперёд, плечи опущены, взгляд потухший. Перед её спутником с налитыми кровью глазами стоит бокал с мазаграном – популярным средством от похмелья. Так что можно предположить, что действие происходит ранним утром. На соседнем с женщиной столике стоит графин с водой, использовавшейся для разбавления абсента. На переднем плане видны положенные для посетителей газеты, которые закреплены на деревянной планке, и стаканчик со спичками. Вдоль края газеты Дега поставил свою подпись. Позади сидящей пары установлено зеркало, обрезанное в характерной для Дега «фотографической» манере. В нём отражается занавешенное окно, сквозь которое в кафе струится утренний свет.
Мужчина смотрит в сторону, в то время как женщина безразлично глядит прямо перед собой. Фигуры людей смещены с центра композиции, что придаёт картине атмосферу мимолётности. Картина изображает всё увеличивающуюся изоляцию отдельного человека в стремительно растущем в то время Париже.
Во время первого показа в 1876 году картина была негативно оценена критиками, посчитавшими её уродливой и отвратительной. После этого она долгое время не демонстрировалась. На показе в Англии в1893 году критики назвали «Абсент» вульгарной и восприняли её как вызов морали. В настоящее время картина хранится в Музее Орсе в Париже.
"Площадь Согласия"
(Виконт Лепик с дочерьми, переходящий площадь Согласия)". 1875 г.
Холст, масло. 78,4х117,5 см.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
(Собр. Герстенберга-Шарф, Берлин)
Кажется совсем не случайным, что картина известна под двумя названиями. С одной стороны, она представляет собой портрет, причем один из самых необыкновенных во всем творчестве мастера, а с другой, сцену парижской жизни, в которой пространство пейзажа играет слишком активную роль, чтобы служить только фоном. Сохранился подготовительный рисунок к картине, изображающий дома на улице Риволи, граничащей с площадью. Наряду с виконтом Лепиком, его дочерьми и случайным прохожим площадь Согласия как бы становится еще одним "действующим лицом". Ей отведена большая часть холста и, хотя в отличие от нынешних времен, площадь у Дега очень спокойна и почти пуста, именно она задает картине настроение, неожиданное для портрета. Конечно, работа эта – столь же портрет, сколь и жанровая композиция, причем жанровая в совершенно особом, импрессионистическом понимании. Художник мало думает или вовсе не думает о сюжетном обосновании. Мотивация создания картины определяется интуитивными, личными моментами, а не потребностью воспроизвести заранее заданный рассказ. Хотя не ясно, как называл свой холст сам Дега, есть все основания думать, что "Площадью Согласия". Во всяком случае такое название закрепилось за картиной в галерее Дюран- Рюэля (на обороте, на подрамнике имеется ярлык этой галереи с заглавием Place de la Concorde).
Главный персонаж картины – Людовик (полное имя Людовик-Наполеон) Лепик (1839-1889), художник, чье творчество впоследствии оказалось забытым. Аристократ, внук наполеоновского генерала и сын генерала- бонапартиста, он сохранив семейные бонапартистские пристрастия, уклонился от военной карьеры, предпочтя ей искусство – живопись, скульптуру, но больше всего гравюру. Он поступил в Школу изящных искусств, учился у Кабанеля, затем у Глейра, в то самое время, когда там появились будущие импрессионисты Моне, Ренуар, Сислей, Базиль. Вскоре после зачисления в мастерскую Глейра Базиль писал своему семейству, что лучшие его друзья – Моне и виконт Лепик. Круг знакомств самого Лепика, вероятно, был шире. В отличие от своих новых товарищей по Школе изящных искусств, он уже в то время был знаком с Дега.
Никто иной как Дега уговорил Лепика участвовать в первой выставке "Анонимного общества художников". Тот послал туда четыре пейзажных акварели и гравюры "Цезарь" и "Юпитер" с подзаголовками "Портрет собаки" (Лепик, о чем красноречиво напоминает и "Площадь Согласия", был ревностным собачником). Конечно, рядом с Моне, Ренуаром, Дега он остался незамеченным, тем более, что публика спешила на выставку в ателье Надара, чтобы видеть скандальную "новую" живопись. На второй выставке импрессионистов Лепик был представлен уже 36 номерами. Акварели, привезенные из Италии и Нормандии, офорты, навеянные голландскими впечатлениями, десятка два картин и этюдов – в подавляющем большинстве опять-таки пейзажи.
Позже, когда импрессионисты решили, что члены их группы не должны выставляться в Салоне, он прекратил с ними сотрудничество. Стиль его живописи колебался между импрессионизмом и реализмом предшествующего поколения, причем не без романтической примеси. Отношение к Лепику и его искусству у вождей импрессионистического направления было неодинаковым. Кайботт в 1881 г. в письме к Камилю Писсарро писал, что у Лепика нет никакого таланта. Однако это письмо дышит полемикой борьбы с Дега и его сторонниками в момент организации шестой выставки импрессионистов и, по-видимому, не может считаться объективной оценкой.
Как бы то ни было, у Лепика находились ценители и среди тех, кто принадлежал к "передовым" кругам. Его работам была отведена отдельная экспозиция в "La Vie moderne", еженедельнике, выходившем под покровительством Шарпантье. Гравюры Лепика высоко ценил Дега. Сравнительно незадолго до написания "Площади Согласия", в 1874 г., он вместе с Лепиком исполнил свою первую монотипию – изображение знаменитого хореографа Большой Оперы Жюля Перро во время репетиции (оба художника разделяли увлечение балетом). Двумя именами – Дега и Лепика – подписан этот лист: случай, чрезвычайно редкий. Кстати, тонкостям техники монотипии Дега научился именно у своего приятеля, и, наверное, одного такого факта достаточно, чтобы имя Лепика не исчезло насовсем из истории искусства. Тот много экспериментировал в гравюре и изобрел особый метод "мобильного офорта". Вообще же, художественные интересы виконта отличались изрядным разнообразием. В 1872 г. он основал в Экс-ле-Бэн, в Савойе, музей, позднее получивший название Музея Фора, и стал его первым хранителем. Вероятно, заслуги такого рода принесли Лепику орден Почетного легиона, Красная ленточка которого видна в "Площади Согласия".
В "Площади Согласия" виконт Лепик показан отцом семейства. Впервые в этом качестве он фигурировал вместе со своими дочерьми в цюрихском портрете (ок. 1871, Коллекция Бюрле, Цюрих). Девочки Эйло, или Эйлау, названная так отцом в честь знаменитой битвы 1807 г. при Прейсиш- Эйлау, и Жанин родились соответственно в 1868 и 1869 гг. В этой картине, где наибольший интерес Дега, кажется, привлекала Эйлау (у трехлетней девочки уже весьма осмысленный взгляд и повадки маленькой женщины), сам Лепик предстает в немного забавной роли демонстратора собственных дочерей, двух хорошеньки и ухоженных "кукол". В позе виконта действительно заключено что-то от движений кукловода. В "Площади Согласия" все иначе. Девочки обрели самостоятельность. Вся сцена производит такое впечатление, будто ни им до отца, ни отцу до них нет никакого дела.
Впоследствии Дега еще дважды запечатлел облик своего приятеля. Вскоре после "Площади Согласия" появился двойной портрет с их общим другом гравером Дебутеном ("Дебутен и Лепик", ок. 1876, Музей искусств, Ницца), а за два года до смерти виконта – пастель "Людовик Лепик со своей собакой" (ок. 1888, бывшее собр. Жоржа Вио, Париж). Виконт, как и подобало истинному аристократу, всегда был неравнодушен к породистым лошадям и собакам. Кстати, когда Мэри Кассат понадобилась собака, Дега обратился к Лепику с просьбой помочь ей в этом.
Наряду с семейством Лепика на первом плане картины присутствует еще один персонаж. В обширной литературе, посвященной шедевру Дега, о нем сказано ничтожно мало. Только, что его фигура обрезана со всей смелостью, на какую был способен мастер, учившийся неожиданной для европейского искусства фрагментированности на японских ксилографиях какемоно. Чаще же указывается особое амплуа "прохожего", вспомогательный характер его роли: своей застылостью он должен оттенять и уравновешивать сумму движений персонажей правой части композиции. Никто, однако, не обращал внимания на то, что сам этот персонаж индивидуализирован лишь немногим менее, чем виконт Лепик. Он не менее портретен. Мы не знаем обстоятельств создания этой картины, как и более ранней, находящейся в Коллекции Бюрле. Но известно, что цюрихский холст принадлежал некогда Лепику. И не так уж важно, написан он по его просьбе или по предложению Дега. В любом случае картина задумывалась как портрет и, при всех жанровых привнесениях, является портретом в точном смысле этого слова.
"Площадь Согласия" Лепику не принадлежала и, скорее всего, ему не предназначалась. Она находилась у художника, по каким-то причинам не желавшего его выставлять, затем была продана Дюран-Рюэлю. Словом, она не замышлялась как портрет Лепика для Лепика. Работа была задумана как одна из тех сцен современного Парижа, в которых в середине 1870-х годов концентрировались важнейшие аспекты творчества импрессионистов и которые в значительной мере были предвосхищены Эдуардом Мане ("Балкон", 1868-69, Музей Орсэ, Париж; "Железная дорога", 1872-73, Национальная галерея, Вашингтон). В том же направлении действовали Кайботт и Ренуар. Как Дега, они свободно переходили жанровые границы. Портретность их фигурных композиций на парижскую тему придавала холстам большую достоверность, вносила то живое чувство, которое возникает у художника, когда он пишет близких ему людей. В "Мужчине в окне" Кайботта (1875, частное собр., Париж) изображен его брат; в "Мосте Европы" художник представил самого себя. Ренуару для "Бала в Мулен де ла Галетт" (1876, Музей Орсэ, Париж), позировали его друзья, но во всех этих и других подобных случаях картины не воспринимались в качестве всего лишь портретов.
Невозможно отказаться от мысли, что персонаж слева – такой же жанровый портрет, как сам Лепик или ренуаровские герои "Мулен де ла Галетт". Но кто он? Вполне вероятной кандидатурой представляется Людовик Алеви. Сходство с другими его изображениями значительное. Во всяком случае, стоит принять такое предположение в качестве рабочей гипотезы, которая может подтолкнуть дальнейшие разыскания. С Людовиком Алеви (1834-1908), известным драматургом и романистом, Дега связывала довольно тесная дружба в 1870-е годы. Оба оставались завсегдатаями Оперы. Алеви, впрочем, был не только слушателем и зрителем. Никто иной как он участвовал в написании либретто для оперетт Оффенбаха "Прекрасная Елена", "Парижская жизнь", "Герцогиня Герольштейнская", Перикола". За кулисами парижской Оперы Дега представил Алеви вместе с его покровителем, другим завзятым театралом Альбером Буланже-Каве, директором цензурного ведомства. Эту пастель с характерным названием "Портрет друзей в кулисах" (1879, Музей Орсэ, Париж) художник показал на четвертой выставке импрессионистов. Особенной близостью к персонажу из "Площади Согласия" отличается изображение Алеви в монотипии "Людовик Алеви находит м-м Кардиналь в грим-уборной" (1876-1877, Городская галерея, Штутгарт).
Лепик с дочерьми пересекает площадь Согласия, идя от улицы Риволи, так что слева от него, за каменной оградой остаются сады Тюильри. На углу сада смутно виднеется статуя Страсбурга работы Прадье, одна из восьми каменных скульптур, воздвигнутых на площади в честь главных городов Франции. несколько быстрых черных мазков на сером означают траурные ленты по потерянному после франко-прусской войны Эльзасу. Нельзя не отдать должное Кёрку Варнеду, никогда не видевшему картины и угадавшему эти ленты по черно-белой фотографии, наверное, потому, что исторический факт такого оплакивания ему был хорошо известен. Затем его замечание подхватил Тимоти Кларк (из лекций): "История… прячется, например, за цилиндром виконта Лепика в "Площади Согласия" Дега, где статуя Страсбурга стоит вся усыпанная венками и цветами, место оплакивания Парижем Эльзаса, совсем недавно захваченного гуннами".
Картина изображает движение, даже несколько различных движений сразу, но цель его никак не обозначена. Экипаж в левой части картины движется в одну сторону и сейчас, кажется, уйдет из кадра, а всадник на лошади – в другую. В этом даже заключен момент игры: по первому впечатлению лошадь и карета составляют одно целое. Только потом мы понимаем, что они движутся в противоположные стороны. Подобным же образом, фигуры не переднем плане движутся в разные стороны.
Так ли уж важно знать, ведет ли виконт куда-то своих дочерей или вместе с ними совершает обычную прогулку, шагая неторопливо, даже с какой-то легкой небрежностью, привычно сжимая подмышкой зонтик и не вынимая сигары изо рта. На нем безукоризненно сидящий сюртук. Всякая деталь точно соответствует образу бульвардье, фланёра, только не в современном, а в том специфическом значении, что было в ходу в шестидесятых-семидесятых годах XIX века, образу характерному и немаловажному как для французского искусства тех лет, так и для жизни того парижского круга, к которому принадлежали не только Лепик, но и сам Дега, и Мане.
Фланером выглядит Эдуард Мане в известном портрете Фантен-Латура (1867, Художественный институт, Чикаго) в цилиндре, с перчатками, с тростью в руках, словно только что собравшимся на ппрогулку. Фланёров, которых уместно сравнивать с главным персонажем "Площади Согласия", писал, в частности, Кайботт в двух версиях "Моста Европы" (1876-1877,Музей Пти-Пале, Женева и Художественный музей Кимбелла, Форт Уорт) и в "Дождливом дне в Париже" (1877, Художественный институт, Чикаго). Конечно, фланёр, как его изображали Кайботт и Дега, – очередная ипостась денди, а дендизм, заповеданный еще Бодлером, являлся социо- эстетической нормой джентльмена. Трудно судить, полностью или до какой-то определенной черты разделял эту норму виконт Лепик. У самого Дега отношение к дендизму было по меньшей мере двойственное.
Эта двойственность, а точнее сказать, более глубокое понимание человеческой натуры. выражается в композиции "Площади Согласия", в характере ролей, которые отводятся персонажам картины. Уже давно замечено, что ее основная коллизия заключена в разнонаправленности движений отца и дочерей. Такую парадоксальную и небывалую для портретной работы ситуацию пытались объяснить разными способами. В самом простом варианте – детской непоседливостью. Эжени де Кейзер находит здесь элемент юмора: "Есть какой-то юмор в "Площади Согласия", когда видишь Людовика Лепика, сопровождающего своих дочерей, которые, кажется, идут совсем другой дорогой, в пространстве столь обширном, что все трое теряются в нем". Роберт Херберт усматривает способ подчеркнуть тренированное безразличие фланера. "Мы не знаем, что привлекло их любопытство – недоговоренность, которой Дега дразнит нас, – но, глядя влево, они заставляют более ощутить отрешенность Лепика. Собака вторит их роли и ее породистая наружность делает ее подходящим компаньоном (Лепик был собаководом). Человек слева, уставившийся на эту группу, образует еще один контраст по отношению к Лепику. В отличие от Лепика, его сюртуку не достает элегантности, и он стоит там каким-то badaud, ротозеем, которого легко отвлекает все, что ни попадет в поле его зрения".
Херберт тем самым делает вывод, что никто не оттеняет сущность фланера лучше зеваки, потому что истинный фланер (здесь он ссылается на Виктора Фурнеля, писателя середины XIX века) – это человек, всегда контролирующий себя, сохраняющий полное самообладание, наблюдающий и размышляющий, вместо того, чтобы принимать участие.
Саттон, еще прежде Херберта затрагивая эту проблему, подчеркивал в связи с "Площадью Согласия", что Дега и сам был фланером. Он говорил Сиккерту: "Сам я не люблю фиакров. Никого не видишь. Вот почему я люблю омнибус. Можно смотреть на людей. В конце концов мы же созданы, чтобы смотреть друг на друга". Слова Дега лишний раз указывают на его интерес именно к людям, к современным парижанам. Приметы нового Парижа, такие, как мощные железные конструкции моста Европы или четкие архитектурные перспективы, прорезанные Османном, все, что так волновало Кайботта, Дега не трогает. "Площадь Согласия" – его единственное отображение парижской архитектуры, но об этой архитектуре мало что можно сказать. Она понадобилась лишь, чтобы очертить границы площади.
Фланеру-наблюдателю, каким был Дега, каким он видел Лепика, нужна постоянная смена впечатлений, необходимо пространство, в котором он свободно перемещается, вбирая в себя эти впечатления. Отсюда необычная пространственность "Площади Согласия".
Целый ряд современных авторов видит в особой пространственности картины результат воздействия быстро прогрессирующей в те годы фотографии. Рою Мак-Маллену "Площадь Согласия" "напоминает стереоскопические снимки Парижа, популярные в 1870-х годах". Использование достижений моментальной фотографии видит в картине Вильгельм Шмид, приводя для сравнения одну из фотографий того времени (ок. 1875), где представлен перекресток с пешеходами и где общий композиционный эффект в известной мере напоминает о работе Дега.
Дега, конечно, интересовался фотографией. Со временем он приобрел фотоаппарат и сам ею занялся. Однако не следует переоценивать влияние фотографии на его творчество. Как показывает вся история фотографии, она не опережала живопись, а шла вслед за ней. У Дега фотографические открытия не использовались "на подхвате", а преломлялись, соединяясь с другими более могущественными источниками художественного воздействия. Любопытную характеристику персонажам "Площади Согласия" дает Джин Боггс: "Лепики столь же изолированы от площади, как и мы; дело обстоит таким образом, как будто Дега вырезал их фигуры и наклеил на отдельный фон, как в фотомонтаже". Отчасти такие строки могли быть порождены отсутствием живого впечатления от картины, известной только по репродукциям. В них эффект раздельного существования фигур и фона звучит явственнее. Вместе с тем эффект подмечен точно, хотя своим происхождением фотографии не обязан.
Кёрк Варнеду совершенно справедливо предостерегал от преувеличения роли фотографии в искусстве Дега, "Моментальная фотография пришла примерно десятилетием позже открытий Дега. Камеры и средства достаточно простые, чтобы ими могли воспользоваться массы любителей, – это феномен конца 1880-х годов, наиболее явно обозначенный появлением первого Кодака в 1888 г. "Площадь Согласия" написана в 1875 г. Не важно, сколь убедительно картина подсказывает нам, что в ней есть что-то "фотографическое" и не важно, сколь тщательно разыскиваем мы в архивах стереоскопические виды (я провел долгие часы за этим занятием); не существует фотографий этого времени, которые по- настоящему походили бы на эту картину".
Если исследовать его генезис, следует вспомнить о мастерах раннего Возрождения, живопись которых Дега изучал повсюду, и в Лувре, и в своих итальянских путешествиях. Еще в 1867 г. в его альбоме появилась знаменательная запись: "О, Джотто, дай мне увидеть Париж, и ты, Париж, дай мне увидеть Джотто!" "Площадь Согласия" дает едва ли не лучший пример Парижа, увиденного не без помощи Джотто. Речь идет, разумеется, не о каких-либо заимствованиях, а именно о способе видения, порождающем особую композиционную двупланность: по существу фризовое размещение фигур переднего плана при ограниченной глубине пространства, которое становится для них фоном.
Вникая в специфику построения "Площади Согласия", стоит обратить внимание на такую подробность, как экипаж и лошадь в левой части холста. Они находятся достаточно далеко от группы переднего плана. У этих деталей важная динамическая нагрузка: своими движениями они вторят движению семейства Лепика. В то же время появление кареты не обходится без некоторой двусмысленности; по первому впечатлению шейный платок прохожего может быть воспринят как часть экипажа. Ярко- желтое пятно экипажа и светлое пятно платка легко объединяются, потому что именно в этом месте по всей логике живописного построения необходимо было появление более яркого цветового акцента. К похожим "сцеплениям", разумеется по-своему, по-другому, прибегал и Сезанн, тоже пользовавшийся "подсказками" старых мастеров.
Рентгеноскопия картины хорошо показывает энергичную лепку любой детали, поиск формы кистью. При исследовании полотна в инфракрасных лучах заметно, что оно создавалось не в один прием. Видно, в частности, что изменились контуры собаки и силуэт Эйлау, что оказалась переписанной ее одежда. Первоначальные линии ее пальто, не вертикальные, как теперь, а скорее диагональные, могут быть объяснены другим поворотом фигуры. По-видимому, вначале девочка была показана лишь оборачивающейся на ходу, в окончательном решении она уже начинает двигаться в противоположном направлении, привлеченная неким зрелищем, оставшимся закадровой загадкой.