Этническое самосознание и современный социокультурный транзит

• Вид работы: Статья
• Предмет: Культурология
• Язык: Русский , Формат файла: MS Word 16,61 Кб

Этническое самосознание и современный социокультурный транзит

Этническое самосознание и современный социокультурный транзит

По мере развития нашего полиэтнического общества всё более рельефно обнаруживает себя связь этничности [1:428] вообще и этнического самосознания в частности, с динамикой и результатами социокультурного транзита. Причём эта связь, как правомерно ожидать, не однозначно интеграционная, а с всё более частыми всплесками дезинтеграционных явлений и процессов. Причина этого состоит в том, что модернизация, на которой основана концепция современной транзитологии, расширяет зону свободы этносов и этнокультурного творчества. На этой основе получают бурное развитие индивидуалистические – индивидуальные и групповые эмансипационные предпочтения. Во всяком случае, транзитология именно так интерпретирует свои теоретические конструкции прогресса для любого общества, на какой бы стадии исторического развития оно не находилось. Поскольку эмансипационные тенденции включены в общую канву всеобщей конкурентной борьбы, то они активно используются в идеологической и политической борьбе субъектов конкуренции. Таким образом, в федеративных этнополитических пространствах этническое самосознание приобретает значение важного фактора внутренней мобильности. В этой связи следует сказать, что этническое самосознание выступает и как синтезатор сакральных традиционных ценностей этноса, и как источник центробежных дестабилизирующих процессов.

Транзит – это способ позитивного общественного развития на основе технологической модернизации в какой-либо области базисного сектора общества, обеспечивающий выход на передовые рубежи экономического прогресса, минуя исторические стадии общественного развития. Это основная категория транзитологии. Она основана на теории технологического детерминизма, новый всплеск которого пришёлся на 50е – 60е годы ХХ века.

В отличие от марксистской концепции общественного развития транзитология игнорирует социально-историческую диалектику вообще и проблему общественных противоречий, в частности. Она конституирует непосредственный процесс общественного развития на индустриально – постиндустриальном этапе как: 1) факт преодоления общественных антагонизмов; 2) эволюционный процесс, детерминированный влиянием научно-технического и технологического факторов на сознание общества, которое в свою очередь транслируется от элитных групп общества к массам.

Концепция транзита частично была использована ленинизмом в теории строительства социализма в относительно отсталой стране и сталинизмом в практике опережающего развития ранее исторически отстававших национальных регионов России. Необходимым условием такого развития было наличие авангардной партии марксистско – ленинского типа, способной создать социально-гомогенное социалистическое общество, опираясь на которое можно было бы общим фронтом двигаться по пути коммунистического транзита. Социализму удалось в значительной мере реализовать эту программу в Сибири и на Дальнем Востоке, русском Севере, Средней Азии и Северном Кавказе. Однако, ему не удалось в силу утопичности своего проекта обеспечить адекватный уровень развития общественного и индивидуального сознания и самосознания, менталитета и мировидения, которые по определению необходимы для массового участия населения в процессе коммунистического созидания. Многочисленные факты различных починов и субботников не дали того эффекта, на который надеялась коммунистическая партия. Массовое складывание соответствующего сознания, самосознания и менталитета происходит естественным путём, без внешнего административно-психологического прессинга. Эта одна из важнейших предпосылок массового участия людей в созидании нового общества и его прочности. Начало 90х годов показало полное равнодушие населения к процессам разрушения социалистического государства и утопизм советского варианта коммунистического транзита.

Поскольку национальный суверенитет, функционирующий в институциональном измерении, воспринимается индивидами сквозь призму собственных ресурсов демократической самореализации, то он реально существует в промежутке между институциональными императивами с одной стороны и – личностными рефлексиями, с другой. Социальный и этнический транзит резко активизирует поле суверенной этнической и личной рефлексии и самоутверждения. Это обстоятельство существенно влияет на установки и ориентации этнического самосознания и всей структуры этничности в целом, что, вместе с тем, провоцирует определённые группы этнических образований к попытке использовать их для реализации своих этногрупповых – эгоцентристских и архаических в масштабах поликультурного пространства – интересов в ущерб полиэтнической целостности [2: 2-5].

Чаще всего радикальные формы таких интересов сводятся к суверенностным актам и сепаратистским акциям[3]. В пределах конституционной легитимности подобные явления вызывают лишь определённые чувства общественного дискомфорта и политических беспокойств. На уровне эмоционально-волевых политических рефлексий, выходящих за пределы конституционных норм, они проявляются в военизированных формированиях террористического формата с серьёзными материальными, идеологическими и человеческими издержками. Обе формы – весьма серьёзные источники дестабилизации полиэтнических государственных образований. Между тем творцы современной транзитологии её успешность или безуспешность связывают со способностью людей к смене идентичности, что практически невозможно в широких масштабах для традиционного самосознания и этнической идентичности. Основным барьером для этнической модернизации, лежащей в основе современного транзита, является этническое самосознание и идентичность традиционного типа, пронизанные духом коллективности и корпоративизма. Иначе говоря, чтобы соответствовать канонам современной модернизации и транзита, человек незападного общества должен в своих жизненных ситуациях поступать так же как американец или европеец [4: 17]. Такая гипотеза, на наш взгляд, утопична.

Возникает дилемма: с одной стороны этническое самосознание в традиционных этносах, например Северного Кавказа, в силу своего консерватизма противостоит модернизационным процессам, неизбежно ведущим к трансформациям внутри этносов, приоритетов в их духовной культуре. А это чревато ослаблением корпоративных и коллективистских установок этничности. С другой стороны, противодействуя транзитивным тенденциям современной модернизации, оно становится косной реакционной силой, обрекающей этнос на историческую и социально – культурную стагнацию [5: 136].

Указанные выше формы дестабилизации общественной жизни не являются чем-то роковым социально – этническими девиантом. Они, как и все общественные явления, детерминированы рядом синхронных и диахронных общественно-политических причин. Однако в практике российского этнокультурного строительства в формате «догоняющего развития» и значительности социально-политической инерции институтов и ответственных лиц эти общественные явления и процессы замалчивались, запускались, а научные рекомендации игнорировались по разным причинам. В конечном счёте, они приобрели вялотекущий непоследовательный характер с внутренними разрывами в теле этнокультурного синкрезиса, негативно влияющий на динамику развития, как Северокавказских этносов, так и всего Российского полиэтничного пространства, в частности, на процессы его модернизации и выхода из порочного круга «догоняющего развития». Нередко причины объяснялись религиозным консерватизмом, национализмом, не углубляясь в проблемы адекватного использования современной модернизации и глобализации, неизбежно сопровождающей научно-технический и производственно-экономический прогресс и т.д.

Действительно, указанные ссылки реально имеют место, но этнокультурная палитра России не представляется столь исключительной, чтобы списывать на неё нашу неспособность стать на рельсы модернистского развития экономики и культуры. Главным препятствием этнического транзита в феноменологическом пространстве этнокультуры нам представляется этнонациональное самосознание и прочность его ядра – этнических традиций и обычаев, приобретающих сегодня тенденцию к религиозному симбиозу.

Нам представляется правильной точка зрения адыгейского исследователя З.А. Жаде. Она пишет со ссылкой на А.В. Журавского, что «этническая идентичность находится в тесном взаимодействии с религиозной идентичностью, которая превращается в одну из многочисленных и часто противоречащих друг другу идентичностей, легко уживающейся – именно в силу своей виртуальности – в отдельно взятом человеке» [6: 83]. В научной литературе признаётся, что в определённых условиях может произойти смена приоритетов этнической идентичности человека. Человек может «переменить её, но не произвольно и не вдруг, а путём долгого и упорного труда пересоздания детерминирующего его духовного уклада» [7: 174].

В социально-дифференцированном обществе со значительными элементами межгрупповых антагонизмов, как в Российском государстве, дестабилизирующие факторы – явные или латентные – будут всегда. Задача, как мы полагаем, состоит в том, чтобы эти процессы отслеживать, обобщать, классифицировать, квалифицировать и в приемлемом виде транслировать в общество. Иначе говоря, делать их объектом контроля общественного сознания и мнения и постоянно подвергать мониторингу демократические формы этносоциального и культурного диалога.

Нам представляется, что для социально – ориентированного общества, каким позиционирует себя Российская Федерация, игнорирование вопросов этнической рефлексии, этнического самосознания, этнической идентичности и этничности вообще не может быть оправданно. Игнорирование фактов связи этничности с современными явлениями и процессами этнического транзита, выступают, на наш взгляд, одним из слабых звеньев нашего полиэтнического пространства в условиях набирающего высокую динамику этнокультурного прогресса с одной стороны и социально – культурной открытости России миру – с другой [8: 49-50]. Между тем во всех без исключения политических и социокультурных инсталляциях назойливо подчёркивается мысль о том, что наша многонациональность – наше богатство и национальное достояние.

Мы полагаем, что в таких заявлениях больше политико – идеологического, чем реального социокультурного содержания. Ибо исторически доказано, что при всех прочих равных условиях этногосударственность внутренне гораздо более консолидированна, чем полиэтнический государственный организм. Это было замечено ещё русским философом XIX века Н.Я. Данилевским. «Не могут составлять постоянной федерации, – писал он, – народы, не связанные племенным сродством» [9: 302].

Этническая общность исторически возникла в силу потребности больших групп людей в совместной согласованной трудовой деятельности на базе общих для группы символических средств управления и регулирования актов своей жизнедеятельности. Современное моноэтническое пространство более консолидировано в вопросах модернизации и глобализации, а его самосознание и идентичность более эластичны при соприкосновении с проблемой смены идентичности в некоторых, наиболее продвинутых секторах общественной жизни, следовательно, и менее затратны, что имеет немалое значение для масштабов нашего полиэтнического общества и его социокультурного пространства.

На современном этапе модернизации отсутствие «племенного сродства», как писал Н.Я. Данилевский, можно реально компенсировать более высоким и последовательным характером синтезирования продуктов модернизации в феноменологическую ткань этнической культуры; превратить в неразрывный этнокультурный феномен современную модернизацию через их синтез. Пока мы наблюдаем в культурах народов Северного Кавказа определённый симбиоз архаического традиционного и современного модернизационного транзита. Относительно низкий уровень трансфера глобальных продуктов культуры и их синтеза с традиционной культурой определяет и социокультурную неустойчивость этнонационального самосознания, в частности его лёгкую восприимчивость к различным веяниям архаики и идеологических доктрин.

Этническое самосознание выполняет функции контроля внутренних и внешних параметров жизнедеятельности этноса, и придания им более адекватной конфигурации, с опорой на этнопедагогический опыт в экзистенциальных интересах этноса.

На наш взгляд, в этнопедагогических акциях полиэтнического государства чрезвычайно важны вопросы понимания противоречивых процессов, протекающих под значительным влиянием современной глобализации, основанных на концепциях транзитологии. Это не означает, что теоретико-методологические принципы не имеют значения. Но в связи с тем, что они более сложны для понимания, мы отдаём приоритет в просветительских акциях в феноменологическом поле этнической культуры идеолого-методологическим средствам и приёмам. Эти вопросы, тесно связанные с ценностно – смысловыми ориентациями, отражаются, прежде всего, в этническом самосознании, которое выполняет функции своеобразного «диспетчера» в мотивационных ориентациях и установках этнофоров и соответствующих общин.

Этническое самосознание это форма этнического сознания, представляющая собой совокупность культурных саморефлексий – ценностных ориентаций и предпочтений, чувств, взглядов, представлений, идей, стереотипов и символов – в которых этнос осознаёт свой определённый, исторически обусловленный, социально-культурный локалитет в системе этнодифференцированного человечества, а индивиды – свою этнокультурную идентичность [10: 42].

Все эти виды саморефлексии у этнофоров базируются на повседневно-традиционных установках и ценностях, своеобразно преломляясь в отношении к научно-технической и социально-экономической модернизации, характеризующей и окрашивающей собой современный общественный и идеологический транзит. Но в реальности, как было упомянуто выше, такое самосознание страдает консервативностью, концептуальной неустойчивостью и социальной инертностью, выступающих в качестве серьёзных оппонентов динамичных типов транзита. Такое самосознание желало бы сохранить и этнические традиции, и безболезненные формы социокультурного развития. При этом, обыденному этническому самосознанию нередко неведомы, что в своей конструктивистской неукротимости современный транзит не считается с понятиями традиционных ценностей. Транзитология сознательно приносит в жертву корпоративный характер национальных ценностей и традиций. В истории XX века это особенно ярко проявилось в парламентских «филиппиках» Б. Малиновского, который бичевал разрушительное отношение британской колониальной администрации к традиционным ценностям и обычаям аборигенных народов колоний.

Этническое самосознание обыденного уровня более аксиологизировано и мифологизировано. Оно безосновательно приписывает своему этносу и этнофорам завышенные характеристики и оценки; особые физические достоинства, трудолюбие и эстетическую привлекательность, силу и совершенство, ловкость и выносливость, мужество, благородство, неустрашимость, справедливость, честность, верность в дружбе и данному слову и что весьма существенно, высокие интеллектуальные достоинства. Все эти ценности в их абсолютном выражении являются неотъемлемыми элементами мифа, лежащего в основе всякой этнической саморефлексии. Миф удваивает психологический тонус народа, его адаптационный ресурс, самооценку, чувство групповой самодостаточности. Проникая в традиционное самосознание, идеолого-методологические принципы постепенно изменяют соотношение мифологизированных и научно обоснованных парадигм развития в пользу последних. Самосознание становится восприимчивым к потребностям модернизационных процессов, связанных с определённой ломкой старых ценностных установок. Подобная постепенность противоречит транзитивному конструктивизму. Транзитология предполагает ломку традиционных ценностей и предпочтений, как говорят в народе, «через колено», «здесь и сейчас», что связано с серьёзными потрясениями и идентификационными издержками.

Размышляя над проблемами современного цивилизованного транзита, английский социальный философ Э. Гидденс, предлагает так называемый «третий путь». Его смысл состоит в прорыве порочной цепи: «самосознание», «идентичность» – «традиционный консерватизм и инерция» с помощью акта смены идентичности. В приложении к проблемам этнического самосознания – к смене этнической идентичности.

Проблема эта усложняется в нашем полиэтничном пространстве тем, что последние двадцать лет в нём, в частности в Северокавказском регионе, идёт нарастающий процесс синтеза этнической и конфессиональной идентичности, их взаимопроникновения. А это ведёт к ощутимой архаизации этнической культуры горцев. Её консолидационные ресурсы, по общему мнению, превышают ресурсы этнического самосознания и идентичности. Этот симбиоз прочно держит в своих «клещах» интернационально – интеграционные тенденции современного этнического и гражданского самосознания, существенно тормозя инновационные тенденции модернизации и сближение народов России между собой. Серьёзно возрос и консерватизм русской православной церкви, смыкающейся с проявлениями великорусского шовинизма и ксенофобии.

Как справедливо пишет ставропольская исследовательница Ф.И. Кипкеева, «за долгие годы атеизма выросло целое поколение жителей республики (КЧР – В. Тоидис), не достаточно компетентных в вопросах религии. Это привело к резкой смене идеологических приоритетов и ценностей и вследствие этого идеологический вакуум и отсутствие ценностной ориентации личности, опустошённость, находящее выход в радикализации и так называемом «ваххабизме»» [11: 103].

Нарастает протестный потенциал этнического самосознания горских народов по мере усиления либералистских тенденций в деятельности Центральных каналов ТВ, а так же морально-эстетического содержания многих телешоу, экранных фильмов и телесериалов. Правительства некоторых Северо – Кавказских республик вынуждены были запретить демонстрацию кинофильма «Пятьдесят оттенков серого», режиссёра Сэм Тейлор Джонсон, из этических соображений. Российские комментаторы Интернета охарактеризовали фильм однозначно – «порнуха».

Описанные всплески социально-этнической нестабильности особенно болезненны для нашего полиэтнического общества в периоды социальных кризисов вроде того, что Россия переживает последние два года. Это тем более опасно, что политико-педагогическая профилактическая работа в центре и на местах по формированию интеграционного вектора в патриотическом и гражданском самосознании сведена практически к нулю. В стране полностью отсутствует всякая просветительская деятельность, схожая с работой советского общества «Знание».

Между тем именно здесь, по нашему убеждению, лежит одна из причин блокирования транзитивного потенциала этносов Северного Кавказа. Поясним свою мысль.

Говоря о версии транзита Э. Гидденса в приложении её к реалиям Северного Кавказа, следует иметь в виду, что всякие рассуждения о смене идентичности как предпосылке модернистского транзита вне времени и пространства, в рамках которого развивается этнический организм, совершенно беспочвенны, разрушительны и утопичны. Дело в том, что время и пространство с их социокультурным содержанием образуют некий виртуальный канал-лоно. Назовём его в рабочем порядке историческим треком, уподобляя его временные и пространственные параметры спортивному треку.

Если спортсмен может произвольно менять трек в соответствии с режимом своего спортивного движения и действующими правилами, то этнос не может безнаказанно совершать подобные трансформации своего исторического развития. Смена исторического трека и соответственно – этнического самосознания происходит в той степени, в которой это становится потребностью всего, или, по крайней мере, большей части этноса. Можно сказать, что фактор, который может заставить пересмотреть параметры традиционного исторического трека, находятся внутри этноса, а не за его пределами. Это его социально – культурные потребности и интересы.

Нарастание новых альтернативных социо и этнокультурных потребностей проявляется в виде мобилизованного состояния этнического самосознания, в котором вызревают его перспективные идеалы, ценности, ожидания. Новые альтернативные параметры этнокультурного и социально-экономического идеала и практики складываются в борьбе со старым, традиционным, который полон ещё консолидационно – консервативных установок.

Заметной тенденцией транзита Кавказских этносов является усиление, с одной стороны, естественных связей и механизмов в культуре этнического самосознания определённой части этноса, а с другой – усиление его инструментально-конструктивистского вектора, частично в европейской и, частично в арабо-мусульманской версиях транзита. Одной из причин подобного развития событий, на наш взгляд, является стихийное и непоследовательное осуществление культурного транзита народов горного края. Указанное явление имеет не только отрицательное (в плане разрушения традиционно – консервативных оснований этнического самосознания и, в конечном счёте, этничности), но и положительное, как процесс самораскрытия этносов и роста тенденций массового их приобщения к продуктам глобализации. Пока такое массовое приобщение имеет место в сфере потребления материальных ценностей. Массовая духовная культура пока находится в негативной оппозиции к процессам обновления.

Положительной стороной указанной выше модели развития этнической культуры и самосознания является перспектива обеспечения сочетания этнического и глобального субстратов культуры и преодоления, таким образом, консервативной оппозиции инновационным тенденциям.

Такая модель предполагает целенаправленное социально – педагогическое воздействие на мотивационную сферу этнической идентичности, в духе способствования росту комплиментарности её санкционирующей функции к глобальным продуктом духовной культуры. Это вряд ли возможно путём декретирования. Здесь необходимо создание системного управления процессами конвергенции культур. Это поможет избежать одностороннего и резкого демонтажа традиций и ценностей на пути к модернизации этнических образований и их самосознания. Такая модель способствует ламинарному развитию процессов трансформации исторического трека этноса и «охраняющего» его этнического самосознания на пути к монокультурному миру, расширяющему масштабы модернистского транзита традиционных народов.

Для избежания проб и ошибок в реализации новых ориентаций этнос должен мобилизовать свои внутренние социально-педагогические ресурсы для соответствующего самопросвещения и образования в ходе практической реализации новой парадигмы своего этнокультурного транзита. В современных, весьма сложных социокультурных и политических условиях, социально-педагогические акции выступают в качестве адаптационных ресурсов нового проекта исторического трека, очищения его от «завалов» традиционной рутины и внешнеполитических помех. Без такой предварительной работы этнонационального самосознания его невозможно оградить от ошибок, естественных и искусственных девиантов и долгих блужданий в новом историческом треке.

Источником этнической мобилизации могут стать этнические авторитеты, представители научно-педагогической и технической элиты и такие просветительские институты, как некогда всесоюзное общество «Знание», незаслуженно отвергнутое нашим, рыночным форматом общественного развития. Поскольку мы ведём речь об этносах Северного Кавказа, включённых в состав Российского поликультурья, то видимо следует заметить, что если этнос по каким-либо причинам отстанет от динамики общего культурного пространства страны или даже региона, ускорение его транзита станет предметом администрирования, что неминуемо обострит протестный компонент этнического самосознания. К сожалению, наш администратор с рвением приступит к унификации культурной рефлексии, имитируя государственное мышление.

Современная история располагает определённым опытом успешного решения проблем модернизированного транзита традиционных обществ. В качестве примера можно назвать Японию, Южную Корею, некоторые арабские этносы, Китай, индокитайский конгломерат Сингапура, Малайзию, Турцию и т.д. Аналогичный исторический трек с известным социалистическим субстратом транзита успешно реализован и продолжает реализовываться в Татарстане. На Северном Кавказе этот опыт апробирован в Чечне, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии-Алании, Карачаево-Черкесии, Адыгее. На наш взгляд, несмотря на отдельные традиционалистские всплески, русский этнос «перезрел» в своей готовности к смене исторического трека на путях модернистского транзита [12]. Последние годы в российской части нашего поликультурного пространства царит застой и депрессия – технологическая и культурно-психологическая. Но это проблема для особой статьи.

При этом этническое самосознание не утрачивает своих специфических особенностей, внося лишь определённую коррекцию в отдельных своих предпочтениях в сфере идентичности и партиципации, а также в тенденциях маргинализации населения.

В новом историческом треке возможно возрождение аккультурационных и ассимиляционных процессов, которые существенно сократились в последние двадцать лет наших реформ. Конечно, это займёт относительно продолжительный исторический период, но зато без внутренних потрясений и противостояния этнических идентичностей в виде некогда исторического противостояния «славянофилов» и «западников» в России, продолжающегося, к сожалению, в новых условиях и снижающего общую стабильность нашего поликультурного пространства.

Литература

этничность глобализация культура самосознание

. См. Гожев К.М. Демократический транзит абазин, www.abazashta.com стр. 2-5. 07.2009.

3. «Этнический сепаратизм, как одно из проявлений процесса групповизации, – пишет в докторской диссертации Санглибаев А.А., – обладает значительной притягательной силой для амбициозных этнических элит как способ достичь главенствующего положения на своей территории, и может в случае внешней поддержки серьёзно изменить баланс сил в регионе и стимулировать процесс политической агрегации вокруг сепаратистской элиты с целью выстраивания новой региональной политической конфигурации». Санглибаев А.А. Этнополитические процессы на Северном Кавказе на современном этапе. Автореферат докторской диссертации. Ставрополь. 2008. сeninauki.ru>paqe_14156htm

. См. Libsid.ru/problemi-modernizatsii/modernizatsiya-i-glodalizatsiya/vozvrat-k-tradizii стр. 17 из 34.

. Эту ситуацию исследователи из Карачаево-Черкесии и Санкт-Петербурга, Гожев К.М. и Гожева О.К. описывают следующим образом: «С одной стороны происходит утверждение глобального менталитета за счёт повсеместного распространения универсальных сходных черт, стандартов и норм образа жизни, приобщения к общечеловеческим стандартам мышления и поведения. С другой стороны, набирает обороты тенденция, в ходе которой народы реализуют своё стремление к утверждению своей идентичности…». (Этническое сознание и модернизационная парадигма. (социально-философский анализ) – СПб. – Карачаевск, 2009.

. Жаде З.А. Соотношение этнической и религиозной идентичности (на примере Северного Кавказа) / Ислам и политика на Северном Кавказе: история и современность. Материалы Всероссийской научной конференции. Карачаевск: КЧГУ, 2007.

. Шадже А., Шеуджен Э. Северокавказское общество: опыт системного анализа. – Москва-Майкоп: ООО «Аякс», 2004.

. Гожев К.М., Гожева О.К. Этническое сознание и модернизационная парадигма. – СПб. – Карачаевск, 2009.

. Савицкий П.Н. Континент Евразия. – М., 1997.

. Тоидис В.П. Этнонациональное самосознание как феномен культуры. Монография. – Невинномысск: НГГТИ, 2004.

. Ислам и политика на Северном Кавказе: история и современность Материалы Всероссийской научной конференции. – Карачаевск: КЧГУ, 2007.

. Речь идёт не о смене формы этнической идентичности, а – его традиционного содержания. Форма неустранима до тех пор, пока существует локальная этническая группа. Именно локализованное существование этносов является причиной их культурной самобытности.