Co держание I. Введение—————————————————————–3 II. Язычники «трояновых веков»————————————–4 1.Поиск предков Руси————————————————-4 2.Погребальная обрядность——————————————5 3.Многообразие форм культа—————————————-6 4.Календарь языческих молений————————————7 III. Апогей язычества——————————————————-8 1.Святилища. Идолы ————————————————–8 2.Жрецы. Летописное творчество———————————–10 3.Языческая реформа————————————————–11 IV. Двоеверие (XI-XIII вв.)————————————————12 1.Обереги дома. Обереги-украшения——————————-13 2.Борьба церкви с язычеством. Введение постов—————–14 V. Заключение—————————————————————16 Введение Выходные данные книги – Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. – Москва, Наука, 1987. Краткие сведения об авторе: Рыбаков Борис Александрович (1908-2001 г.) – советский историк, член-корреспондент по Отделению исторических наук (археология) с 23 октября 1953 г., академик по Отделению исторических наук (история СССР) с 20 июня 1958 г. Специалист в области истории, археологии и культуры Древней Руси. Перу Рыбакова принадлежат работы по истории России, исследования происхождения древних славян, начальных этапов российской государственности, развития ремесел, культуре русских земель, архитектуре древне русских городов, живописи и литературе, верованиям, древних славян. Книга «Язычество древней Руси» – прямое продолжение, как бы второй том, монографии Б.А. Рыбакова «Язычество древних славян», вышедшей в 1981 г. Она посвящена роли древней языческой религии в государственной и народной жизни Киевской Руси до принятия христианства. Автор показывает высокий уровень языческих воззрений и обрядов накануне крещения Руси, их проявление в общественной жизни, в прикладном искусстве, в церковных обрядах. Данный, второй, том посвящен, во-первых, анализу восточнославянского язычества на протяжении всего I тысячелетия нашей эры вплоть до встречи с христианством; во-вторых, здесь будет рассмотрен сложный симбиоз древней народной религии с привнесенным извне христианством.
Последняя стадия развития родоплеменного строя у восточных славян дала много нового в сфере идеологических представлений. Киевская Русь создавалась как языческое государство, в котором религия прадедов достигла своего апогея. С принятием христианства создается своеобразная амальгама старых и новых форм, названная «двоеверием». Хронологически этот том охватывает время от первых упоминаний славян-венедов античными авторами в I-II вв. н. э. до татарского нашествия в 1237-1241 гг. Язычество древней Руси IХ-ХIII вв. – важный раздел русской средневековой культуры, без которого невозможно понять ни народную культуру деревни и городского посада, ни сложную и многогранную культуру феодальных верхов, ярким образцом которой является «Слово о полку Игореве», пронизанное народным языческим мировоззрением и предвосхищающее поэзию эпохи Ренессанса, так часто обращавшуюся к античному язычеству. Книга «Язычество древней Руси» состоит из трех частей: 1 – язычники «трояновых веков», 2 – апогей язычества, 3 – двоеверие (ХI-ХIII вв.). Язычники «трояновых веков» В первой части книги автор осветил такие вопросы, как поиск корней Руси, погребальная обрядность, идолы и календарные «черты и резы». Исследование язычества древних славян было предварено рассмотрениям исторических судеб славянства с глубокой доисторической древности, так как без этого было бы невозможно понимание всей многогранности процесса формирования религиозных представлений. Поиск предков Руси Ядром государства Руси (называемого кабинетным термином «Киевская Русь») была, как известно, сравнительно небольшая область Среднего Поднепровья – от Десны до Роси, возглавившая процесс рождения феодальной государственности на огромном пространстве Восточной Европы – от Вислы до Волги и от Балтики до Черного моря. Археологические материалы VI-VII вв. дают нам очень яркую и четко определимую культуру, ареал которой поразительно точно совпадает с очерченной выше Русской Землей. Эта археологическая культура (которую из-за географического совпадения с Русской землей можно назвать «древностями руссов») представлена большим количеством кладов дружинного инвентаря: серебряные с позолотой украшения, «пальчатые» фибулы для плащей, привозные византийские серебряные сосуды VI в., богато декорированные пояса, изредка оружие. По форме височных колец, которые давно уже расцениваются археологами как племенные признаки, вся Русская земля VI в. Делится на два района: западный среднеднепровский и восточный курско-северский. Височные спиральные кольца северского района нашли продолжение в курганных спиральных кольцах северян Х-ХII вв. Поиск предков Руси, выявивший непрерывную цепь сменявших друг друга археологических культур, привел нас к далекой, но блестящей скифской эпохе. Археологические культуры отражали то периоды подъема, то времена упадка, связанные с нашествиями степняков, но во всех случаях неизменным оказывался исторический центр Поднепровья, ставшей в конце концов ядром Киевской Руси – сравнительно небольшой регион по Днепру – Борисфену-(Рось-Киев). Археологи-скифоведы выявили, в лесостепной зоне Правобережья Днепра четыре земледельческих археологических группы. Наиболее обширная из них –Киевская – простирается по Днепру- от Ворсклы до Тетерева «на 11 дней плавания». Земледельческие племена испытывали сильное влияние скифской культуры, что делало их внешне похожими на скифов. Во-первых, по лингво-ботаническим определениям Среднее Поднепровье должно входить в границы славянской прародины. Во –вторых, в восточнославянских языках ощущается давнее соседство славян с иранскими племенами (скифами, сарматами). В-третьих, установлено сходство внешнего облика населения скифского времени, черняховской культуры и средневековой Руси. В-четвертых, только допущением, что праславяне обитали в Среднем Поднепровье как в предскифское, так и в скифской время можно объяснить обилие мифо-эпических параллелей между записями Геродота и украинско-русско-белорусским фольклором: царь Колаксай (Солнце-царь) и сказочный герой царевич Световиг, Светозар, Зоревик, а также былинный эпитет киевского князя Красное Солнышко. Украинские археологи выделяют три группы скифской культуры: киевскую (вдоль Днепра – от Тетерева до Тясмина), восточноподольскую (по Южному Бугу) и западноподольскую (по среднему течению Днестра). Эти группы выделены не по каким-либо археологическим признакам, а просто по географической концентрации памятников и названы они не культурами, а группами лесостепных памятников. Историческое ядро восточного славянства на протяжении полутора тысяч лет, вплоть до Киевской Руси, определяется такими ориентирами, как река Рось, Переяславлем Русским, Киевом на севере и р. Тясмином на юге. Это был наиболее процветающий центр лесостепных славянских племен, с истории которого и следует начинать непрерывную историю Руси. Погребальная обрядность Эволюция погребальной обрядности и разные, порою резко отличные друг от друга, формы погребального обряда отмечают существенные перемены в сознании мира, в той картине мира, которую древний человек создавал себе из сочетания познаваемой реальности с изменяющимися представлениями о предполагаемых, вымышленных силах, рассеянных, как ему казалось, в природе. Родичи готовили умершего ко второму рождению на земле, к перевоплощению его в одно из живых существ. Идея реинкарнации, перевоплощения основывалась на представлении об особой жизненной силе, существующей раздельно с человеком: один и тот же физический облик принадлежит и живому человеку, действующему, двигающемуся, видящему, думающему, и мертвому человеку, трупу, внешне неотличимому от живого, но недвижному, бесчувственному – жизненная сила, («душа») отделилась от него куда-то. Первобытные охотники помещали отлетевшую душу где-то поблизости, в своем плоскостном мире, среди тех разнообразных живых существ, которые окружали его. Скорченность трупов как массовой явление сохраняется до рубежа бронзового века и железного. Скорченные погребения имитировали позу эмбриона в материнском чреве; скорченность достигалась искусственным связыванием трупа. На смену скорченности приходит новая форма погребения: покойников хоронят в вытянутом положении; умерший «спит», оставаясь человеком (спокойным человеком-«покойником») и не готовясь ко второму рождению, к воплощению в другом существе. Но самая разительная перемена в погребальном обряде связана с появлением кремации, полного сожжения трупов. Идея кремации, разумеется, тоже связана с представлениями о жизненной силе, о ее неистребимости и вечности, но теперь ей находят новое местожительство – небо, куда души умерших попадают вместе с дымом погребального костра. Идея неба, заселения неба («ирья») душами своих предков, «дзядо’в», появляется в эпоху усиления земледельческого сектора хозяйства и, очевидно, связана с той несравненно возросшей ролью неба, небесной влаги, которая характерна для всего земледельческого периода. Горшки и миски с едой – самые обычные вещи в славянских языческих курганах, но не эти напутственные предметы помогут нам раскрыть связь горшка с прахом умершего. Важнее указать на приготовление еды из первых плодов, когда объектом культа был именно «каши горшок»; в северно-русских областях это происходило от начала августа до начала ноября, когда заканчивался обмолот – работники, кончая молотить, говорили: «Хозяину ворошок, а нам – каши горшок». Горшок для приготовления еды из первых плодов нередко считался священным предметом, а это позволяет построить следующую смысловую связь: умерший предок содействует урожаю, благополучию своих потомков; душа покойника с дымом погребального костра поднимается к небу, от которого зависит урожай; осязаемые останки (прах) укладываются в «сосуд мал», который или уже применялся для приготовления ритуальной каши в день первых плодов, или был подобен такому. Горшок с прахом предка зарывался в землю и прикрывался сверху домовиной или курганом. Вещественная часть предка, его прах и подаренные ему «милодары» придавались земле, от которой тоже находился в зависимости урожай славянина. Таким образом, происходила как бы бифуркация, раздвоение магической силы умершего родича: душа уходила в небо, а тело – в землю. Горшок для варево становился не только вместилищем праха, но и как бы постоянным напоминанием предку о первых плодах, о празднике благополучия. Культ предков, постоянно поддерживаемый новыми похоронами уходящего поколения и овеществленный домовинами на кладбище, был очень важной составной частью древних языческих представлений. Его аграрно-магическая и охранительная направленность еще более укрепляла его и позволяла противостоять порицаниям духовенства. Многообразие форм культа Многогранности языческого мировоззрения, сложившегося из наслоений многих эпох, соответствовало многообразие форм культа и мест обращения к потусторонним силам, родившимся в сознании древнего человека. Моления об урожае, обращения к силам природы и к духам добра и зла производились тоже повсеместно: пунктом обращения к этим силам и принесения им жертв («треб») могло быть и отдельное жилище, и срединная площадь селения, и берег реки и лесная поляна. Одни ритуальные действия не требовали почти никакого реквизита, кроме венка из цветов или разведенного на берегу костра. Таковы хороводы, игры, пляски, резко осуждаемые церковью. От этого разряда языческих игрищ не уцелело никаких подлинных археологических следов, и мы можем компенсировать их отсутствие только обращением к этнографии. Для другого вида ритуальных действий требовались те или иные сооружения, то временные на одно празднество, то постоянные «капища», «кумирни идольские» снабженные деревянными или каменными изображениями славянских языческих божеств. Праздник Купалы (ночь с 23 на 24 июня, солнцеворот) – высший летний пункт древнейших священных обрядов, сказаний и песен. Сюжеты купальских песен связаны с традиционной эротикой на игрищах, с обязательным купанием и с отголосками жертвоприношений девушек божеству реки, «Дунаю», со сбором целебных зелий. Ритуальная еда на празднике – растительно-молочная. Главным в купальской обрядности был костер, через который прыгали попарно. Сооружение костра поручалось женщине. Основой будущего костра был столб или кол, вбитый в землю. Анализ русской вышивки показал, что к этому сезону относятся ритуальные полотенца с изображением Макоши – Купалы, где богиня окружена солнечными знаками и всегда показана с опущенными к плодоносящей земле руками. Масленица с ее катаньем огненного колеса, ездой с бубенцами, сожжением чучела зимы, ряжеными, заклинанием весны, кулачными боями и т.п. выходила за рамки поселка и превращалась в «игрища межю селы». Весь весенний цикл и летний, купальский, связаны с природой, с полями, с «красными горками», берегами рек, березовыми рощами. Коляда праздновалась не только под рождество, но и на Новый год (языческий). Более точно фиксированным местом ежегодных молений были высокие холмы, горы, возвышавшие молящихся над уровнем обычной жизни и как бы приближавшие их к небесным правителям мира, рожаницам или Роду. Все фрагменты и отголоски славянских обрядов сводятся в единый комплекс: у древних славян как и у античных греков, существовал обряд умилостивления божеств подземного мира, влияющего на плодородие путем принесения жертв, бросаемых в воду. Календарь языческих молений Без этнографии ретроспективное изучение славянского язычества невозможно. Она может полностью раскрыть весь годичный календарный цикл молений и обрядов, что так необходимо для понимания религиозной сущности язычества. Археология же может представить календарь древнего славянина из Среднего Поднепровья с указанием сроков молений о дожде и важных языческих празднеств. Календарь языческих молений слагался, во-первых, из четырех солнечных фаз: зимнее солнцестояние (святки – от 24 декабря до 6 января), весеннее равноденствие (масленица в древности – около 24-25 марта), летнее солнцестояние (купала, «зеленые святки» 23-29 июня). Осеннее равноденствие не праздновалось отдельно, а приурочивалось к празднику урожая (8 сентября). Во-вторых, годовой языческий цикл складывался из сезонных аграрных обрядов, часть которых впоследствии была приурочена к христианским праздникам. К настоящему времени известно около десятка сосудов, которые можно причислить к сосудам-календарям. Все они происходят из области интенсивного славянского земледелия в лесостепной полосе. Календарные знаки на сосудах, несомненно, связанные с языческим ритуалом, подразделяются на две категории: одни из них изображают все 12 месяцев года, другие же дают избирательно только летний сезон или часть годового цикла – от новогодних святок до конца жатвы. Чаши со знаками 12 месяцев могли быть для священной воды, с помощью которых осуществлялось новогодние гадания об урожае, а также для подблюдных песен, связанных с предстоящим замужеством. Большие глубокие сосуды в древней Руси именовали чарами. Отсюда гадание при помощи чар называлось чародейством. Это гадание завершало собою 12-тидневный цикл зимних святок и производилось в «крещенский вечерок», в ночь с 5 на 6 января. Апогей язычества Во второй части книги Рыбаков Б.А. раскрыл такие вопросы как начало становления государственности, язычество северных окраин, жреческое сословие древней Руси, противоборство язычества и христианства в Х в., а также языческая реформа Владимира. Ко времени образования Киевской Руси восточнославянское язычество прошло длительный исторический путь, измеряемый тысячелетиями. Изменялось общество и его организация, менялась для части племен среда обитания, резко менялись южные соседи славянского мира: эллинов из торговых городов Причерноморья, приоткрывавших перед нашими предками соблазнительный античный мир, сменяли враждебные кочевники. Развитие славянского языческого мировоззрения состоит из четырех важнейших этапов жизни славянских племен: первый этап – это развитие протославянских племен в недрах индоевропейского единства, но на невыгодной окраине индоевропейского мира, в стороне от центров развития. Второй этап – обособление праславян в бронзовом веке, развитие внутренних контактов, первые встречи со степными кочевниками, освоение железа, которым была так богата славянская прародина. Третий этап – упадок культуры, как результат разгрома сарматами; начало расселения славян по лесной зоне и ассимиляции ими литовско-латышских, а позднее и финно-угорских племен севера. Четвертый этап – это образование и развитие первого государства – Киевской Руси, рождение военно-феодального класса. Возникла мощная языческая держава, и культ древних богов стал уже средством воздействия на многотысячную массу простых людей, составлявших основу этой державы. Из предметов прикладного искусства VI-VII вв. наибольший интерес для изучения язычества представляют застежки для плащей – фибулы. Фибулы (различных изображений) застегивали мантию спереди на самом видном месте и имели оберегающее значение. Каждая из них содержала в себе отображение сложной картины мира, но для разных сакральных целей выдвигались разные элементы макрокосма. Святилища. Идолы Своеобразным разрядом культовых мест являлись священные деревья и святые рощи. Одним из почитаемых деревьев была береза, с которой связан целый ряд весенних обрядов и хороводных песен. Береза была посвящена берегиням, духам добра и плодородия. Позже создаются святилища, представляющие собой крайне неправильную, но симметричную фигуру – большое крестообразное углубление с мощным кострищем в центре и большими кострищами в трех выступах, а также сооружение в них гигантского женского божества (морена). Женское божество, поглощающее посвященные ей приносы могло быть олицетворением того враждебного и злобного божества вроде Мары, Морены, которая впоследствии приняла общеизвестный облик сказочной Бабы-Яги или Лихо Одноглазое: «Лихо олицетворяется в наших сказаниях бабой-великанкой, жадно пожирающей людей». Одной из наиболее частых форм языческих святилищ небольшого размера были сооружения правильной округлой формы, обычно с двумя концентрическими валами. Святилища, как правило, располагались в середине целого гнезда славянских поселений. При сооружении валов место будущего святилища подвергалось обряду очищения огнем. Каменный идол находился в центре всего святилища на возвышении в середине малого круга. Хоромы – храм («хоро»-круг, «хоровод»). Интересным элементом ритуального комплекса являются «длинные дома», расположенные вдоль внутренней стороны большого внешнего вала. Здесь производилось поедание жертвенной пищи, здесь пилось священное пиво. По охвату человеческой фигуры идолы делятся на две группы: в одних случаях изображалась одна голова, в других – божество во весь рост. По содержанию идолов можно разделить на три категории: идолы, изображающие мужчину с рогом изобилия в руках, фаллические идолы и изображения без особых признаков. Сохранившиеся до наших дней каменные идолы, по всей вероятности составляли незначительный процент славянских идолов вообще, так называемая масса изображений богов была изготовлена из дерева (почитание священных деревьев как символ растительной силы). В северной половине славяне явились колонистами, наслоившимися на литовско-латышские племена и на племена финно-угорские. Примерно с середины I тыс. н.э. начался мирный симбиоз славян с аборигенами и как следствие этого – взаимовлияние и восприятие обеими сторонами тех или иных черт культуры новых соседей. В 980 году, когда осуществлялась языческая реформа в Киеве, нововводимый культ Перуна начал утверждаться и в Новом городе. Полуфинское население новгородской земли не приняло нового государственного культа. Если для славян воинственный Перун был все же одним из своих древних богов, то неславянскому населению северной окраины Киевской Руси он был совершенно чужд. В отличие от народного культа Волоса «культ Перуна – дружинно-княжеский культ киевских Игоревичей». Он был далек и от славян и, тем более, от финно-угорских племен северо-востока. Здесь были свои традиции, уходящие, быть может, в более глубокий исторический пласт представлений, чем славянское земледельческое язычество. Идол Перуна был поставлен Добрыней в том месте, которое до сих пор называется Перынью. Пережитки культа рожаниц на Перыни документированы постройкой здесь в 1221 году каменной церкви Рождества Богородицы. Также представляет интерес реальный прообраз священного ящера, подводного бога, которого новгородцы ХVII в. Называли «коркодилом». Несчастья приписывают тому, что божество-змея было плохо накормлено. Сопоставляя отголоски древних воспоминаний о языческой поре Новгорода в летописных записях, можем представит себе три этапа сакральной жизни Перыни. Первый этап – местные языческие культы, неразрывно связанные с водой, озером, рекой и рыбой. Второй этап – искусственное внедрение культа Перуна. Третий этап – насильственная христианизация, разрушение всех языческих капищ и построение на их месте христианских храмов. Если второй этап благодаря раскопкам стал нам ясен, то первый этап можно представить себе лишь предположительно. Этнография дает нам ценнейшие материалы по деревенским знахарям и знахаркам, колдунам и ворожеям, которые лечат людей, заговаривают скотину, насылают порчу или привораживают, определяют злодеев, предсказывают будущее, оберегают от эпидемий и знают свойства трав. Эти материалы о знахарях возвращают нас на тысячу лет назад и позволяют нам почти во всей полноте представить себе религиозный быт славянской языческой деревни. Жрецы. Летописное творчество Одной из важных жреческих функций – это календарь, точное определение сроков молений. Помимо всех празднеств, на глиняном календаре определены четыре периода дождей, необходимых для яровых хлебов в этой местности. Магическим действиям волхвов-волшебников приписывалось влияние на все силы природы, обеспечивающие урожай. В разряд языческих волхвов включались и те мастера оберегов и амулетов, с продукцией которых мы хорошо знакомы по археологическим находкам. Все виды работ с металлом в древности были связаны со множеством обрядов, поверий и представлений, перераставших в мифы. Кузнец, выковывающий свадебные кольца, расценивался и в ХIХ в. как покровитель брака и семьи. Дохристианским именем волшебного кузнеца было Сварог и Сварожич-огонь. Общественные магические действия производили мужчины-волхвы, а в семейном, домашнем обиходе, в вопросах гадания о личной судьбе, в лекарственном знахарстве видная роль принадлежала женщинам. Важным разделом деятельности волхвов-волшебников было создание и передача по наследству многообразного обрядового фольклора. Благодаря бережному сохранению традиций отголоски словесного творчества дошли в глухих углах России до ХIХ в. Ключом для проникновения в полузакрытый мир древнеславянской мифологии может послужить широко распространенный и устойчивый образ Кощея Бессмертного, а также былины и сказания о Добрыне Никитиче. Волхвы заботились и о религиозном искусстве, продумывая внешний облик идолов, композицию их размещения, символику орнаментальных элементов. Волхвы сочиняли «кощюны» для устного исполнения и писали литературные произведения, занося их в летописи. Два важных элемента мировой культуры это, во-первых, письменность, а, во-вторых, знание греческого языка. Одной из форм знакомства русских с греческим языком были торговые связи в промежуточных гаванях и в самом Царьграде, где русские «гостили» по полугоду в год. Что же касается славянской письменности, выработанной во второй половине IХ в. Кириллом, Мефодием и их школой, то первыми признаками применения ее на Руси являются краткие летописные записи о князе Осколде за 872-875 гг., а для начала Х в. – текст договора с Византией 911 г. В летописном творчестве есть вполне определенная языческая струя, ярким примером которой можно считать известный рассказ о смерти князя Олега, а также повествование о месте Ольги древлянам и описание ее мудрых государственных действий. Языческая летопись времен Святослава совершенно иная по своему духу, чем жреческие произведения первой половины столетия. Здесь ни разу не говориться о волхвах-прорицателях, но весь текст наполнен пересказом придворно-дружинных «слав» Святославу. Святослав изображен в летописи прежде всего смелым полководце, героем и вдохновителем важных дел. В первой и во второй языческой летописи много сходных черт. Отличие лишь в том, что вторую вел не волхв, а дружинник, воевода из непосредственного окружения Святослава. Языческая реформа К Х в. христианство стало крупной политической силой в средневековом мире. Сочетание Нового завета, проповедовавшего смирения и покорность властям, с архаичным воинствующим, жестким и изворотливым Ветхим заветом, законом библейских книг, сделало христианство в высшей степени удобным для рождающейся феодальной государственности стран Европы и Ближнего Востока. Ко времени Игоря и Святослава русские дружинно-купеческие экспедиции в своих ежегодных путешествиях соприкасались со многими христианскими странами. Естественно, что при таком устойчивом контакте с христианскими землями христианство могло проникать в русскую среду. Одним из путей проникновения христиан в Киев считается приход на службу к киевскому князю варягов из состава константинопольской норманнской общин, крещеных скандинавов. Основой опасений киевских князей и их настороженности по отношению к христианству была политика Византийской империи. Для Руси, перемежавшей мирные торговые связи с военным нажимом на Византию, принятия христианства могло означать невольный вассалитет, а усиления христианства на Руси – увеличение числа потенциальных союзников православной Византии. Поэтому на протяжении нескольких десятилетий Х в. мы наблюдаем внутри Руси значительное усиление язычества, как бы сознательно противопоставленного византийскому христианству. Ольга начала свое правление как ярая и беспощадная язычница, а в дальнейшем приняла христианство и стала ревностной сторонницей новой веры. В то время, когда Святослав по возрасту (12 лет) уже полностью вошел в дружинные дела, мать предложила ему креститься, а он отвечал, что «дружина моя сему смеяти начнут». Княжич еще не дорос до того, чтобы пренебрегать мнением отцовской дружины. Принятие христианства княгиней-правительницей означало обострение конфронтации язычества и христианства. Борьба велась не только ради защиты своих прадедовских богов и обычаев, это была борьба за свою государственную независимость, политическую суверенность. Действительность требовала какого-то упорядочения первобытной языческой религии с ее локальными племенными культами и приведения ее в соответствие с новым уровнем государственной жизни. С этим и связаны общеизвестные события (980г.) сразу же после того, как юный Владимир, руководимый своим дядей по матери Добрыней, овладел киевским престолом. Вполне возможно, что идея реформы была разработана заранее, быть может, тем же Добрыней, гусляром, сказителем, учредителем культа Перуна в Новгороде. Официальных культов было два: культ Перуна и культ Волоса. Теперь Перун стал во главе целого пантеона из шести богов, а Волос, почитание которого было повсеместным, в пантеон не попал. Новые идолы поставлены не в отдалении «на холме», как стоял Перун во времена Игоря, а непосредственно рядом с княжеским дворцовым комплексом. Языческая реформа, предпринятая сразу после захвата власти в Киеве, преследовала три цели: во-первых, она подчеркивала суверенность молодого русского государства по отношению к христианской Византии; во-вторых, она укрепляла положение великого князя, главного военачальника державы, так как во главе пантеона стоял бог грозы и воинских успехов. Кроме того, этим действием Владимир отодвигал на задний план наемных дружинников-варягов, часть которых была христианами. Новый русский пантеон был противопоставлен не только византийскому христианству, но и скандинавскому язычеству, от которого не было взято ничего. В-третьих, реформа значительно расширяла религиозно-идеологическое воздействие многогранностью и глубокими историческими корнями нового пантеона. Три божества из пяти, входивших в пантеон Владимира, повторяются во всех поучениях; это – Перун, Хорс-солнце и Макошь- «мать урожая» (часто в сопровождении вил-русалок). Упоминается под двумя своими именами и дополнительный, шестой, персонаж пантеона-пес Симаргл-переплут. Стрибог и Дажьбог, необходимые для комплекта 980г., упомянуты только в наиболее позднем «Слове Иоанна Златоуста» и, возможно, являются результатом знакомства с летописным текстом. Помимо разрушения храмов, различных запретов и административных мер, необходимо было противопоставление христианству равнозначных религиозных категорий. Выражением такого противопоставления и явился языческий пантеон Владимира. Это был не просто набор каких-то славянских богов во главе с Перуном. Здесь видна обдуманная теологическая система русского жречества, содержащая в себе явное противопоставление христианству. Двоеверие ( XI – XIII вв.) В конце 980-х годов Русь приняла христианство, как общерусскую государственную религию. После осады и взятия столицы византийских владений – Херсонеса – Корсуни – киевская боярство и князь Владимир могли уже не опасаться того, что империя будет расценивать принятие веры из рук цесаря и патриарха как знак признания вассальной зависимости Руси от греков. Условия диктовал победитель, который хотел закрепить мир женитьбой на византийской царевне. Принятие христианства сразу поставило Русь в один уровень с передовыми государствами того времени, облегчило дипломатические связи, так как люди средневековья придавали очень большое значение религии, а христианство охватило к этому времени примерно три четверти Европы, Закавказье и значительную часть Ближнего Востока. Одним из политических результатов крещения было то, что сын Владимира по договоренности с цесарем Византийской империи получил высочайший в Европе титул «цесаря», т.е. императора. А сын, внуки и внучки Владимира породнились с крупнейшими королевскими домами континента. Дело было, разумеется, ни в одной религии, а и в объективном политическом могуществе Руси, но христианство оформило эту новую силу, и в Европе стало три монарха самого высшего ранга: цесарь Византии, император «Священной Римской империи» и цесарь Руси, великий князь Киевский. Тысячелетнее язычество очень медленно отступало под настойчивым натиском православного духовенства. Деревня по существу стало христианской едва ли ранее ХIII в., а пережитки языческих трупосожжений в виде огромных костров над могилой дожили кое-где до конца ХIХ в. В городах Киевской Руси строились церкви, они снабжались богослужебными книгами, утварью, вокруг городов возникали монастыри, но язычество продолжало быть сильным не только «по украинам», но и в больших городах. Обереги дома. Обереги-украшения Дом – мельчайшая частица, неделимый атом древнего общества был весь пронизан магическо-заклинательной символикой, с помощью которой семья каждого славянина стремилась обеспечить себе сытость и тепло, безопасность и здоровья. Доброжелательные языческие символы были размещены на самых уязвимых участках жилища и двора: изображения солнца, «громовые знаки», фигура богини на вершине строения, конские головы в качестве «кнеса», подковы у дверей и т.п. Орнаментировались все проемы, все отверстия, через которые всевозможные злыдни могли проникнуть к человеку. Внутри дома проводился целый ряд языческих празднеств. Почти все общесельские или общеплеменные многолюдные «соборы» и «события» проводились в двух планах: какая-то часть обряда совершалась на площадях, святилищах и требищах, ак какая-то – каждой семье в своей хоромине, у своей печи, у своего коника. Очевидно, древний жрец славян ХII в. совершал в храме в общеплеменном масштабе то, что делали домохозяева, «огнищане» в масштабе своей семьи в своем доме. Христианство, которое в ХI-ХII вв. многое видоизменило в культуре русского города, долгое время не проникало в деревню, и сельскую Русь долго еще можно было считать языческой. Наборы языческих оберегов можно назвать «языческими письменами» – если отдельный предмет выражал какое-то единичное понятие, соответствующее слову человеческой речи, то комплекс предметов представлял уже целую фразу. Следует помнить, что одежда и дополнительные обереги-украшения – все это должно было охранять человека за пределами его крепости-дома, но во внешнем мире с присущим ему, рассредоточенным в нем злым началом. «Гривная утварь». Украшения шеи, горла и груди древнерусской женщины были необходимым дополнением к заклинательной орнаментике головного убора и всей одежды в целом. Одежда готовилась из льна и шерсти при помощи такого количества предметов, оснащенных солнечной символикой, что суеверные язычники вполне могли положиться на ее антивампирскую надежность. Там, где кончалось тканая одежда, где обнажалось неприкрытое тело человека (кисти рук, ноги, шея), ткань рукава, подола, ворота покрывалась заклинательной полосой с символической вышивкой, которая должна была препятствовать проникновению незримых злыдней под одежду, непосредственно к телу. Сердце прикрывалось целым набором амулетов, а на шее и около нее сосредоточивалось у каждой женщины множество бус, ожерелий, подвесок с несомненным магическим содержанием. Идея заклинания пространства и человека в пространстве прочно владела русскими людьми и после принятия христианства, но к этому времени она начала сливаться с христианской символикой, дополнять ее или, точнее, дополнять новыми покровителями старую схему. Прекрасным примером христианско-языческого двоеверия являются известные амулеты-змеевики, носившиеся на груди поверх одежды. Они встречены только в больших городах и, несомненно, связаны с княжеско-боярскими кругами, так как делались не только из меди, но и из серебра и из золота. Дата их очень расплывчата: появляясь в ХI-ХII вв., змеевики продолжают бытовать вплоть до ХV-ХVI вв. Двоеверие являлось не просто результатом терпимости церкви к языческим суевериям, оно было показателем дальнейшей исторической жизни аристократического язычества, которое и после принятия христианства развивалось, совершенствовалось, вырабатывало новые тонкие методы соперничества с навязанной извне религией. Борьба церкви с язычеством. Введение постов Годичный цикл древнерусских празднеств складывался из разных, но в равной мере архаичных элементов, восходящих к индоевропейскому единству первых земледельцев или к ближневосточным земледельческим культам, воспринятым первоначальным христианством. В результате постепенно создалась очень сложная и многоосновная система русских народных праздников, в которой древние языческие заклинательные и благодарственные моления проступают достаточно явственно. Середина ХI в. на Руси была временем острых социальных конфликтов, усложненных долгим неурожаем и голодом. Новые христианские боги не оправдывали приписываемой им волшебной власти над стихиями. Народ вспомнил о своих древних языческих богах и в разных местах Руси начали выступать языческие волхвы, привлекавшие симпатии горожан и крестьян. Церковь была вынуждена перейти в новое наступление на старых богов. Одной из мер было учреждение такого христианского праздника, который должен был заменить, заслонить собой живущие языческие моления. Празднование памяти первых русских святых Бориса и Глеба было приурочено к древнему празднованию яровых всходов и изображения этих двоих юношей в ХI-ХII вв. неразрывно связаны с символикой всходов, ростков, молодой зелени. Некоторую роль сыграли и те меры, которые русское духовенство еще в ХI в. применяло для изживания языческих обрядов. Такой мерой был удививший даже митрополита – грека Георгия «петровский пост», начинавшееся неделю спустя после троицина дня, а, следовательно, начинавшийся то в середине мая, то в 20-х числах июня и тоже кончавшийся 29 июня. «Петровки» длились в первом случае около шести недель, а во втором – около одной недели, но в любом календарном варианте этот новоизобретенный пост покрывал самый главный языческий праздник – русалии на Ивана Купалу. Однако праздник летнего солнцестояния, годичного апогея солнца был настолько значителен, что церковникам не удалось его истребить полностью и он закрепился в народе за праздником «в числе», за днем рождества Иоанна Предтечи 24 июня. Церковники ввели «мясопуст» на весь недельный интервал между троицей и «петровками», продлив тем самым запрет на вкушение мяса в самый разгар русальских празднеств в тот период, на который в большинстве случаев приходится ярилин день (4 июня) и всегда купальская неделя. Более болезненной оказалось друга форма наступления церкви на ритуальные пиры – запрещение есть мясное в том случае, если крупный господский праздник придется на постные дни, на среду или пятницу. Эти запреты были грубым вторжением в быт, в привычные устои жизни. Создалась конфликтная ситуация, в которой выступила не только простая чадь, организовывавшая всенародные русалии, но и княжеско-боярские верхи, считавшие пиры князя с дружиной естественной формой общения, своим неотъемлемым бытовым правом. В 1157 году ростовский епископ Нестор начал войну с этим послаблением языческим обычаям Руси, замахнувшись на самого Андрея Боголюбского, что печально окончилось для епископа-ригориста: был снят с престола. Эволюция религиозных представлений происходило не путем их полной смены, а путем наслаивания нового на сохраняющееся старое. Глубина народной памяти оказалась очень значительной. По мере развития первобытного общества все в большей и большей мере на религиозных представлениях сказывалось усложнение его социальной структуры: выделение вождей и жрецов, консолидация племен и племенных культов, внешние связи, войны. Говоря об эволюции, следeт отметить, что божества, возникшие в определенных условиях, со временем могут обрастать новыми функциями, их имена могут подменяться добавочными эпитетами, место их в пантеоне может меняться, равно как может видоизменяться и первичная функция. Заключение В середине II тысячелетия до н.э. начинает оформляться и обособляться массив праславянских племен в широкой полосе от Одера до Днепра. Их религиозные представления вписываются в общую схему первобытных земледельческих племен. В самом начале ХII в. русский писатель, современник Владимира Мономаха дал интереснейшую периодизацию славянского язычества, разделив его на четыре стадии: 1. Культ «упырей и берегинь»; 2. Культ земледельческих небесных божеств «Рода и рожаниц»; 3. Культ Перуна; 4. После принятия христианства в 988 году язычество продолжало существовать, отодвинувшись на «украины» государства. Религиозная сущность обрядов-игр давно уже выветрилась, символическое звучание орнамента забылось, волшебные сказки утратили свой мифологический смысл, но даже бессознательно повторяемые потомками формы архаичного языческого творчества представляют огромный интерес, во-первых, как яркий компонент позднейшей (ХI-ХХ вв.) христианской культуры, а во-вторых, как неоценимая сокровищница сведений о многотысячелетнем пути познания мира нашими отдаленными предками. Восточнославянское язычество накануне создания Киевской Руси и в его дальнейшем сосуществовании с христианством отражено в большом количестве материалов, являющихся источниками для его изучения. Это, прежде всего, подлинные и точно датируемые археологические материалы, раскрывающие самую суть языческого культа: идолы богов, святилища, кладбища без внешних наземных признаков («поля погребений», «поля погребальных урн»), а также и с сохранившимися насыпями древних курганов. Кроме того, это – находимые в курганах, в кладах и просто в культурных слоях городов многообразные изделия прикладного искусства, насыщенные архаичной языческой символикой. Из них наибольшую ценность представляют женские украшения, часто являющиеся в погребальных комплексах свадебными гарнитурами и в силу этого особенно насыщенные магическими заклинательными сюжетами и амулетами-оберегами. Очень важным источником являются свидетельства современников, занесенные в летописи или в специально написанные поучения против язычества. Cледует сказать, что они сильно отличаются от сведений современников о западных славянах. На запад, в земли балтийских славян, ехали миссионеры с заданием окрестить местное население и приобщить его к пастве римского папы. Рассказы католических епископов о славянских языческих храмах и обрядах являлись своего рода отчетностью перед римской курией об успехах их апостольской деятельности. Миссионеры писали по принципу контрастов: разгульное, неистовое язычество с многолюдными празднествами и кровавыми жертвоприношениями, с одной стороны, и благолепие и смирение после успеха проповеди христианства, с другой. Описание языческого культа было одной из задач западных епископов-миссионеров, и это делает их записи особенно ценными. Русские авторы ХI-ХIII вв. не описывали язычество, а бичевали его, не перечисляли элементы языческого культа, а огульно осуждали все бесовские действа, не вдаваясь в подробности, которые могли бы интересовать нас, но были слишком хорошо известны той среде, к которой обращались проповедники. Тем не менее, несмотря на указанную особенность русских антиязыческих поучений, они представляют несомненную ценность. Данная книга является результатом колоссального труда Рыбакова Б.А.. Работа автора заслуживает глубокого уважения и доверия, т.к. он опирается не только на собственные доводы и предположения, а на этнографический и археологический материалы, проводит параллель между рассказами католических епископов и русских авторов XI-XII вв., также опирается на мнения многих ученых, сравнивая (противопоставляя или подтверждая) их между собой. |
