Культ почитания предков в духовной традиции Японии и Китая

• Вид работы: Курсовая работа (т)
• Предмет: Культурология
• Язык: Русский , Формат файла: MS Word 47,31 Кб

Культ почитания предков в духовной традиции Японии и Китая

Введение

Понятие "культ предков" включает в себя систему разнообразных верований и ритуалов, связанных с поклонением духам умерших родственников или мифологических персонажей, считавшихся предками рода или племени. Подобные культы существовали в древности во многих обществах. Почитание умерших предков основывалось на представлениях о том, что после смерти человека его дух продолжает свое существование и способен вмешиваться в дела живых. Отношение к духам умерших было самым разнообразным в различных культурах: в одних к ним испытывали любовь и уважение, в других – трепет и страх.

«Культ предков иногда наблюдается непосредственно как почитание умерших родственников, иногда протекает в опосредованном или даже скрытом виде, в том числе неосознанно для самих исполнителей ритуала или обычая. Кроме того, этот культ нередко срастается со многими иными культурными формами – от государственно-идеологических до мистико-экстатических. В сущности, к культу предков или его следам могут быть отнесены самые разные культурные проявления – от похоронного обряда до, в предельном случае, выполнения завещательных распоряжений, или даже культурной преемственности».

Важной отличительной чертой культа предков во многих культурах являлись особые ритуалы почитания памяти, осуществлявшиеся регулярно: каждый год или с какой-либо иной периодичностью. Для увековечения памяти умерших сооружались гробницы и памятники. Распространенным было представление, что умершие являются посредниками между богами и своими живущими родственниками..

Культ предков появился благодаря особому значению, придававшемуся в первобытном обществе родовым связям.

На Востоке классические примеры культа предков можно обнаружить в китайской и японской традициях. В Китае почитание предков возникло еще в древности. Культ способствовал укреплению родственных связей, сохранению преемственности и единства рода

Определенно, на протяжении истории картина культа в одной отдельной стране выглядит по-разному, так как он (культ) непосредственно отражает свою эпоху с ее рядом особенностей, социальным устройством, структурой верований и пр. Интересно рассмотреть, как происходит развитие, становление и влияние на всю религиозную жизнь на примере культа почитания предков.

Даная работа посвящена сравнительному анализу данного культа в духовной традиции Японии и Китая, изучению исторического формирования культа предков и влияние на культуру народов. Выбор этой географической зоны не случаен, ведь именно Китай, как более развитая цивилизация оказала большее влияние на соседнюю островную страну. Япония заимствовала не только китайское иероглифическое письмо, но и также многие культурные и религиозные явления, которые наслаивались на традиционные представления и обретали в свою очередь новую форму. Поэтому целью данной работы является выявление не только общих черт культа предков у японского и китайского народа, но и попытка более тщательного рассмотрения различий данных религиозных систем, выявление следственно-причинных связей, а также выведение факторов, оказавших влияние на культуру, религию и жизнь человека в целом.

Для того чтобы проследить формирование культа почитания предков, как в Японии, так и Китае нужно обратиться к истокам, выявляемых на основе анализа мифов, изложенных в Кодзики" ("Записи о делах древности", 712 г.) и "Нихонги" ("Японские хроники", 720 г. ), в которых предпринимается попытка сведения мифов отдельных родовых и территориальных образований в единую стройную систему (эта задача никогда не была решена на практике окончательно, и наряду с официально зафиксированными пантеоном и мифами синто всегда существовало множество их локальных вариантов). Записи мифов в "Кодзики" и "Нихонги" появились в начале VIII в., т. е. через два столетия после знакомства с континентальной культурой, поэтому вполне закономерно, что помимо местных верований в них присутствуют также различные заимствования из китайской мифологии и философии. Более того, сами мифы обрабатывались в духе китайских исторических хроник того времени. Что касается Китая, то здесь замечательным источником послужили песни «Ши цзин».

Методологической основой настоящей работы послужили такие работы как: двухтомное издание «Синто. Путь японских богов», работы Л.С. Васильева «Культы, религии, традиции в Китае», «Этика и ритуал в традиционном Китае». Также были использованы работы Накорчевского «Синто», Б. Сэнсома «Япония: краткая история культуры», «Этническая история Китая» и др.

Глава 1

"Пока они (родители) живы, служи им согласно ритуалу (ли): когда они умрут, похорони их согласно ритуалу; и приноси им жертвы согласно ритуалу". (Конфуций, Сборники 2:5)

Представления китайцев о смерти, погребальные обряды, отношение к духам природы, как к своим древним тотемным предкам сложились еще в неолитический период, о чем свидетельствуют раскопки древних могил. По мнению Васильева, «сравнительное изучение погребальных обрядов всех древнейших земледельческих народов Евразии показало, что в их основе лежала сходная система представлений, которая свидетельствует о культурном, и возможно, генетическом единстве всей ойкумены». Многие ученые не включали в данный ряд древний Китай, но после многочисленных раскопок, было доказано, что и его в этом отношении не стоит считать исключением. Васильев выделяет несколько схожих обрядов, характерных для многих народов периода неолита: захоронение младенцев не на кладбище, а в керамических сосудах под полом в доме, ориентация захоронений в одну из сторон света (что свидетельствует о представлениях о загробном мире, куда отправляются души умерших), вера в воскрешение, что подтверждается орнаментом захоронений. В эпоху Инь во время расслоения общества, выделение родов и племен захоронения отражают социальную картину того периода. Для племенной верхушки сооружались пышные гробницы с изделиями из бронзы и сопогребенными наложницами, слугами, лошадьми, в общем, всеми теми вещами, которыми хозяин до этого пользовался при жизни. Могилы же простого человека были куда более скромными.

В этот период формируются представления о том, что верховный правитель племени ван после смерти не только не утрачивал своей власти, но и наоборот становился еще более могущественным. Вот что мы читаем у Васильева: «становясь со своими предками в длинный ряд во главе с легендарным первопредком и верховным божеством Шанди, покойный отныне приобретал власть над всем миром духов и мог оказывать заметное влияние на жизнь сородичей».

Остановимся подробнее на верховном божестве Шанди. С появлением сильной центральной власти, происходит формирование сильных божеств, как доказательство легитимности правящего рода и покровительство ему. В разных цивилизациях количество божеств варьировалось. Так в Древней Греции известна целая плеяда богов. В Китае же средоточием явилось божество Шанди, взявшее на себя огромный спектр деятельности. Многочисленный гадательные надписи, дошедшие до наших дней свидетельствуют о том, что Шанди являлся главой сверхъестественного мира и что по его разрешению действовали все остальные духи. На земле аналогом являлся верховный правитель – ван, который также был главой всего рода, и именного от него зависела жизнь племени. Однако не только здесь мы видим сходства божественного и земного правителей. Китайцы эпохи Инь считали Шанди своим тотемным первопредком, ближайшим родственником. Все умершие ваны, считавшиеся родственниками самого Шанди, после смерти являлись помощниками и сотрудниками своего прародителя. Они также получали наименование «ди», что означает божественный, священный. Важным считается именно почитание Шанди как первопредка, что в дальнейшем оказало влияние на культ почитания предков в Китае.

«В отличие от многих других древних народов, иньцы сблизили, фактически даже слили воедино культ высшего божества с культом своих умерших предков, – читает Васильев.- С одной стороны, это слияние привело к чудовищному гиперторофированию самого культа предков, превратившегося в Китае со временем в основу основ всей религиозно-этической системы. С другой стороны, это привело к потере в культе Шанди многих из тех специфических черт, которые характерны именно для культа великого бога».

Поэтому иньцы и приносили щедрые жертвы покойному, для того чтобы обеспечить свое благосостояние, спросить совет. Все остальные духи сил природы, стали отходить на второй план и занимать подчиненное положение.

В следующую эпоху Чжоу (1122-325 гг. до н.э.), пришедшую на смену Инь, культ почитания предков приобретает все большее значение, разрабатывается иерархический церемониал, по которому в зависимости от социального положения приписывались соответствующие жертвы покойному.

Но отправление культа было в основном сосредоточено в руках знати, аристократии. Чем знатнее был человек, чем ближе он стоял к вану, тем большую роль в его жизни играл культ почитания предков. В первые века Чжоу для ванов возводились специальные храмы, в которых совершались жертвы в его честь. «Центральную роль в торжественном обряде жертвоприношения должен был играть сам покойный предок, точнее замещавший его мальчик, обычно старший внук покойного», – пишет Васильев. Считалось, что во время этого ритуала дух покойника на время переселяется в тело мальчика, который принимал жертвенные дары от старшего в роде.

« Воплощение умершего, т.е. театрализовано-ритуальное действо, связанное с жертвоприношением в честь заново введенного в храм предков последнего из предков клана по его основной линии( в том числе и в первую очередь умершего правителя), – один из важнейших моментов культа клана и предков, к которому всегда относились с огромной серьезностью и торжественностью. Воплощать умершего мог лишь его внук по прямой линии – но ни в коем случае ни сын». Васильев полагает, что это происходит потому, что «когда отец в храме предков его на правах главы клана уважительно прислуживает собственному сыну, воплощавшему в тот момент умершего деда, это было, по словам состовителей «Ли цзи», хорошим уроком сыновней почтительности. А так как сразу после жертвенной церемонии все становилось на свои места, а внук снова оказывался сыном своего отца, то урок такого рода не мог пропасть даром. Тем более что преподносился он в весьма торжественной обстановке».

Заметим, что культ Шанди в это время не утрачивает своего значения, а наоборот приобретает еще больший авторитет. В ранних песнях чжоунцев часто упоминается имя Шанди. В одной из песен «Ши цзин» говорится о том, что мать чжоуского родоначальника забеременела после того, как наступила на след великана, т.е Шанди. Позже культ Шанди все более стал заменять культ Неба, который на начальном этапе был очень схож с первым, взаимозаменяем и обладал схожими функциями. Но впоследствии культ Шанди в период сформирования могущественного государства Чжоу распался на две составные части: непосредственно культ предков и все что с ним связано и культ Неба, как высшей регулирующей силы.

По источникам, с середины I тысячелетия до н.э. у китайцев формируется представление о двух видах души: душа по, которая появляется во время зачатия и душа хунь, проявляющая с момента рождения человека. Материальная душа по после смерти превращается в дух гуй и уходит вместе с человеком в землю. Именно ему и приносятся все жертвенные дары, кладутся в могилу вещи, необходимые покойнику в том мире. Вторая же душа хунь превращается в дух шэнь, покидает тело и возносится на небо. Васильев полагает, что «особое внимание к духу шэнь было уже в древности, причем считалось, что именно эта душа, попадая на небо, становится там чем-то вроде посредника между людьми и сверхъестественными силами». Позднее появились представления и о третьей части души, которая после смерти воплощалась в поминальной табличке, находящейся на домашнем алтаре.

С появлением учения Конфуция (551-479 гг. до н.э.) о сыновней почтительности, провозглашавшего необходимость почтения и уважения к родителям и старшим при их жизни и после смерти, культ предков становится общеобязательным для выполнения. Намереваясь устроить современное ему общество по идеальному образцу, Конфуций во множестве заимствовал архаические обычаи и представления, часто толкуя их по-своему, наделяя их иным содержанием. Так случилось и с культом предков. Своим мертвым прародителям поклонялись многие народы, но в архаическом китайском обществе ритуал почитания умерших родичей получил весьма широкое распространение и со временем начал обставляться пышным церемониалом. Вот как в древней «Книге песен» (Ши цзин, XI-VI века до н. э.) описана величественная церемония:

Вот подходят – плавно,

Приблизились вот чинно-чинно…

Помогают – да – владыки и правители…

Сын Неба величественно-великолепен.

Вот подношу в жертву большого быка…

Помогают мне расположить…

О ты, Августейший Родоначальник,

Дай мир благочестивому сыну!

Всесторонний, мудрый – да – ты человек,

Просвещенный, воинственный – да – ты государь!

Покой твой до самого Августейшего Неба!

Ты мог дать счастье своему потомку!

Ты закрепил за мной длиннобровое долголетие,

Ты умиротворил меня обильною благостыней!

И когда я чту Великолепного Предка,

То чту и Просвещенную Мать!

Напомним, что в непосредственный контакт с предками рода мог вступать только старейшина – старший по возрасту член клана. Иными словами, уже в глубокой древности общественным уважением пользовались не только умершие, но и старшие из живых. Да и умершие, строго говоря, считались не вполне мертвыми, поскольку оказывали едва ли не решающее влияние на жизнь потомков. Конфуций вывел почитание предков за пределы сравнительно узкого круга знатных семейств, из локального родоплеменного обихода и сделал его общественно значимым ритуалом, обязательным для всего населения страны. Кроме того, он дополнил обновленный культ предков учением о сыновней почтительности (кит. сяо), чем фактически лишил почитание умерших родичей мистического статуса, приравняв этих последних просто к уважаемым членам общества.

На протяжении истории Китая принцип сяо всегда оставался одним из центральных и важных по значению. Васильев полагает, что «универсальность его, обязанность следовать его заветам для всех, от императора до последнего бедняка, действительно превратила сяо в своеобразную религию». В свою очередь возведенный до предела последователями Конфуция принципа сяо не только усилил бытовавший уже культ почитания предков, но и предал ему новые черты. «Из благодарного духа, который за небольшую плату в виде жертвоприношений был обязан заботиться о своих потомках, умерший предок теперь превратился в грозного семейного деспота, который в обмен на свое милостивое благоволение потомкам буквально требовал от них постоянной заботы и внимания, полных отчетов об их деятельности, регулярных и обильных жертвоприношений.

И эта забота о процветании умерших предков, о неуклонном удовлетворении всех их потребностей и даже предупреждении желаний превратилась в важную составную часть культа сяо и во многом определила весь характер и строй жизни в китайской семье». Конфуций и его последователи создали идеал китайской семьи, который выглядел как государство с миниатюре с главой отцом патриархом, которому все беспрекословно подчиняются. Как известно, философ любил сравнивать семью и государство, считал, что тот, кто добродетелен в семье, тот и хорош и для государства.

Согласно культу предков и патриархальным традициям глава семейства являлся собственником всего имущества. Сыновья, женившись, приводили жен в дом к родителям, т.к. они согласно традиции не могли отделиться и вести самостоятельное хозяйство. Таким образом, в рамках одной семья наряду со служанками и наложницами могли уживаться порядка двух десятков человек. Такая неделимая семья существовала вплоть до смерти отца, после которой все имущество делилось поровну по количеству сыновей. На плечи старшего в роду ложилось отправление культа по усопшему родителю.

О распространении культа предков говорил и тот факт, что даже простые китайцы большей части хорошо знали историю многих поколений своего семейства и могли не только назвать имена прапрадедов, но и перечислить все дела, дающие им право на память их потомства: обращая взоры в прошлое, к длинному ряду своих предков, они, чувствовали себя бессмертными.

Умирал любимый и уважаемый человек, и это производило неизгладимое впечатление на его близких. Им казалось, что покойный все еще находится с ними, смотрит на своих домочадцев, живет их горестями и радостями. Никто не хотел допускать мысли о том, что он навеки покинул семью и превратился в прах.

Как определяли наступление смерти? На юге Китая существовал такой обычай. Сын, обливаясь слезами, горестно просил душу умершего отца вернуться в тело. Этот призыв повторялся трижды. После того как надежды на возвращение души уже не оставалось, покойника признавали действительно мертвым. Для подтверждения свершившейся смерти в рот или нос человека клали кусочек хлопчатобумажной пряжи – даже при слабом дыхании волокна пряжи приходили в движение.

Когда утрачивалась надежда сохранить жизнь больному и убеждались в наступлении его смерти, ему сначала брили голову и мыли лицо, а затем надевали на него похоронные одежды.

В день смерти в рот покойника клали кусочки золота или серебра, завернутые в белую бумагу. Бедняки в этом случае довольствовались серебряной монетой или кусочком сахара, завернутыми в лоскуток красной материи.

После смерти главы семьи женщины поднимали крик и громко причитали – таким путем не только выражали скорбь об усопшем, но и давали знать соседям и прохожим о случившемся несчастье. Друзья и соседи приходили в дом усопшего и присоединяли свой голос к крикам и причитаниям, чтобы утешить несчастных родственников, особенно в день, когда покойника клали в гроб. Оплакивая умершего, родственники называли его имя и место рождения, перечисляли его заслуги, выражали сожаление о безвременной кончине до завершения всех дел. Покойнику связывали ноги у голеней: если не сделать этого, считали китайцы, он мог неожиданно вскочить, преследовать живых людей и душить их в своих объятиях.

В день похорон собирались все домочадцы умершего. В правую руку усопшему клали ивовую ветку, с помощью которой очищался его путь от злых духов, а в левую руку – веер и носовой платок. В таком облачении он должен был предстать перед судьями загробного мира.

Покойника одевали обязательно в нечетное число похоронных одежд. Считалось, что нечетное число соответствует светлому, мужскому началу Ян, четное – темному, женскому началу Инь. Одеть усопшего в четное число похоронных одежд означало отдать его под власть темного начала Инь, что окажет неблагоприятное воздействие как на загробную судьбу умершего, так и на оставшихся в живых потомков.

У ног покойника ставили лампу или две свечи – так освещали его путь в подземный мир; били в гонги и барабаны, чтобы создать ему хорошее настроение при переходе в мир теней.

Перед тем как поместить в гроб, покойника одевали в одежды, рассчитанные на четыре времени года. Не разрешалось одевать его в платье черного цвета, так как черная ткань могла превратиться на том свете в железо. Иногда в рот умершего клали жемчуг, с тем, чтобы он был красноречивым при встрече с божествами загробного мира. Иногда на могильном холме оставляли небольшую сумму денег – это означало, что данный участок земли куплен покойником.

В Северном Китае бытовали несколько иные обычаи. Как только удостоверялись, что человек скончался, оповещали родственников и друзей, и те немедленно приходили в дом. Существовало поверье: если у покойника глаза открыты, значит, у него осталось в жизни какое-то важное дело, которое он хотел, но не успел выполнить. Сразу же после смерти в доме зажигали свечи: они помогали покойнику найти правильный путь в мир теней. Состоятельные родственники клали на лоб умершего жемчуг: его сияние освещало путь в загробный мир. С этой же целью в гроб клали зеркало, а во время похорон возле гроба несли зажженный фонарь. Если умирал взрослый человек, то все вещи красного цвета убирались, а на красные украшения за воротами дома наклеивали белые или синие полоски бумаги. Те, у кого умирали отец или мать, должны были надеть белое траурное одеяние. В течение года носили одежду только двух цветов – белого и серого, не разрешалось надевать шелковую одежду; мужчины в течение месяца не стриглись и не брились. Обычай требовал, чтобы в знак постигшего их горя родственники усопшего сняли с себя все украшения, растрепали волосы, оголили ноги и в таком виде громко причитали.

Старший сын возлагал жертвоприношения и возливал вино у ног покойного.

Поскольку дом и находившееся в нем имущество считались собственностью покойника, члены его семьи не имели права всем этим пользоваться. Они строили здесь же, рядом со старым, новое жилье. В древних канонических книгах говорилось, что, облаченные в глубокий траур, члены семейства в течение трех месяцев не имеют права готовить пищу в доме, где находился покойник, а для ночлега должны удаляться в отдельное помещение. Усопшего оставляли в комнате, где он жил до смерти, или в особой пристройке к дому. Впоследствии этот обременительный обычай изжил себя. Покойник при жизни имел друзей и любил встречаться с ними. Естественно, что он не хотел лишаться приятного общества и в загробной жизни. Для этого совершался «обряд посещения». Друзья подходили к столу, на котором стоял гроб, воскуривали благовония и дважды совершали поклон, воздавая умершему хвалу.

По установившемуся обычаю, родственники и знакомые одаривали усопшего. Коль скоро все в доме принадлежало главе семьи, то, когда он уходил в мир иной, семья, лишенная руководителя, оказывалась в тяжелом положении. Тут-то подарки друзей и знакомых служили важным подспорьем.

Эти подарки играли и несколько иную роль. Усопший со всем своим личным имуществом переселялся в новое жилище, оставляя старый дом семье. Родственники и друзья, относясь к почившему как к живому, старались следовать обычаям и, как бы поздравляя с предстоящим переселением, одаряли покойника подарками, которые считались его собственностью и погребались вместе с ним. Перед выносом тела громогласно прочитывался список подарков, чтобы усопший на том свете знал, от кого и какие подношения он получил.

Когда умирали отец или мать, сын в знак благодарности за их благодеяния клал в гроб прядь волос со своей головы.

Нефрит считался символом жизнеспособности. Поэтому кусочки этого благородного камня клали в нос, уши и рот усопшего – так пытались приостановить процесс гниения трупа.

Запрещалось сжигать труп покойника, бросать его в воду, оставлять без присмотра более года, пренебрегать установленными церемониями, хоронить во время веселых праздников,

Считалось, что умершего нельзя погребать до тех пор, пока не высохнет его кровь. Поэтому хоронили как минимум на седьмые сутки после смерти. Быстрые похороны осуждались, их называли кровавым захоронением. Во время траура по близким родственникам в течение семи недель запрещалось причесывать волосы.

Древние китайцы различали в человеке жизненную силу Ци (дыхание, воздух) и душу Лин. Пока легкие дышат, человек живет, т. е. сохраняет жизненную силу Ци. Когда дыхание прекратится, жизненная сила Ци покидает человека, и он становится трупом. Но с прекращением дыхания душа не умирает, а продолжает свою жизнь, оставаясь в мертвом теле как сознательное и самостоятельное существо со всеми потребностями земной жизни. Как уже отмечалось ранее, душа человека после смерти разделялась на три части: первая якобы оставалась в могиле, вторая воплощалась в поминальную табличку, находящуюся на домашнем алтаре, а третья переселялась в загробный мир.

Если душа при жизни человека удовлетворяла свои потребности через посредство тела, то она не прерывала своих связей с телом и в посмертном существовании. Как именно эта связь осуществлялась, никто сказать не мог, но то, что такая связь неразрывна, ни у кого не вызывало сомнения.

После смерти душа обычно жила в той комнате, которую занимал усопший при жизни. А потом в могиле, где покоился его прах. Впрочем, она предпочитала селиться в специально для нее возведенных или приспособленных помещениях. С этой целью строились домашние молельни, в которых чествовали души усопших предков, а также возводились общественные или государственные храмы, служившие местом почитания тех покойников, которые при жизни были знаменитыми людьми. Душа усопшего могла жить и на небе – на небесных светилах или в воздушном пространстве. Она была способна воплотиться в какой-либо предмет, растение или животное.

«Древние китайцы верили, что душа человека после смерти переселяется в обитель духов, которые в фольклоре нечетко отделялись от предков. В средние века под влиянием буддизма китайцы усвоили идею чистилища, в котором душа человека отбывает наказания за совершенные при жизни прегрешения». В представлении китайцев ад состоял из десяти инстанций, наподобие чиновничьей канцелярии. В первой инстанции определялось наказание, в последней – ее судьба в следующем рождении. Среди умерших не все были обречены на вечное перерождение, души особо выдающихся людей попадали в сонм богов, управляющих вселенной. В народном сознании бытовал также еще один образ потустороннего мира – рая, который соотносился с буддийской Чистой землей или с даосской обителей бессмертных небожителей.

« В китайской религии смерть человека отнюдь не обрывала его связь с миром живых. Напротив, религиозные представления китайцев были воздвигнуты на посылке о нерасторжимом единстве живых и мертвых. Потусторонний мир рассматривался в Китае не просто как отражение, а скорее как непосредственное продолжение мира живых; обители царства теней зависели от живущих и, в свою очередь, могли оказывать им помощь».

Глубоко убежденный в том, что между душой и останками усопшего существует тесная связь, верующий страшился не самой смерти – к этому он был морально подготовлен верой в загробную жизнь, – а боялся появиться в мире теней обезглавленным или изувеченным: без рук, без ног.

Суеверный человек верил в потустороннюю жизнь, и эта вера помогала ему переносить любые страдания. Ужаснее всех земных мук считал он для себя появление на том свете без головы, ибо душа человека, обезглавленного при жизни, была обречена навеки бродить в загробном мире без пристанища.

Проблема была настолько серьезной, что император издал указ, согласно которому таких покойников разрешалось хоронить с золотой головой: голову делали из дерева или камня, покрывали позолотой и клали в гроб.

Китаец верил в загробный мир и неосознанно переносил все иерархические отношения, которыми изобиловала обычная жизнь на небе. Таким образом, смерть не только не отменяла отношений между отцом и сыном, правителем и подданным, но и увековечивала эти отношения.

Одним из главных элементов культа предков были церемония погребения главы семьи, последующий траур и жертвоприношения в связи с этим. Похороны в простонародье назывались «траурное дело» или «белое дело» (цвет траурных одежд в Китае – белый).

Она заканчивалась сожжением предметов, предназначенных для покойника в мире теней: сжигали бумажный домик, который должен служить жилищем усопшему, костюмы, несколько свертков шелковой материи, изображения золотых и серебряных слитков.

Рано утром в день похорон сжигался временный навес, устроенный перед домом покойника. В момент, когда поднимали гроб, родные выбегали из комнаты, чтобы дух усопшего не навлек на них беду. В богатых семьях гроб ставили на громоздкий катафалк, выкрашенный в красный цвет и обвешанный со всех сторон вышивками.

Катафалк был настолько тяжелым, что его посменно несли несколько десятков носильщиков. Число носильщиков определялось, прежде всего, общественным положением покойного. Так, во времена цинской династии гроб чиновника третьего класса несли 48 носильщиков, члена императорской фамилии – 84.

Вера в загробную жизнь заставляла правителя Китая заботится о том, чтобы и в загробном мире жить так же роскошно, как и на земле. В глубокой древности совершались массовые ритуальные убийства, пленных, слуг, рабов, наложниц и т.д. О древности этого обычая говорит Ши цзин:

Там иволги, вижу, летают кругом,

На ветви жужуба, слетаясь, кружат.

Кто с князем Му-гуном в могилу пойдет?

Цзы-цзюя Янь-си выполняет обряд.

И этот Ян-си исполняет обряд,

Был самым храбрейшим из сотен солдат.

Но только к могиле приблизился он,

Как весь задрожал он и был устрашен.

А ты, о лазурное небо вдали,

Так губишь ты лучших из нашей земли!

Как выкуп за тех, кто живым погребен.

Сто жизней мы отдали б, если б могли.

Когда скончался правитель Му-гун в царстве Цинь (7 в. до н.э.), вместе с умершим были погребены живыми 177 человек, среди которых – три представителя благородных фамилий. Здесь же захоронили различные изделия из нефрита и бронзы, включая оружие, домашнюю утварь, ценные украшения, конную упряжь и т. п. Люди и вещи, служившие правителю при его жизни, должны служить ему и в потустороннем мире.

Загробная жизнь, как и земная, определялась положением человека в обществе: чем богаче был он на земле, тем пышнее обставлял свое потустороннее существование. И конечно, лучше всех на том свете устраивался самый богатый человек – император.

По существовавшим обычаям сооружение и обустройство "темного кабинета" иньчжай (под этим эвфемизмом подразумевалось загробное жилище покойника – в отличие от "светлого кабинета" ян-чжай – его прижизненного дома), начиналось еще при жизни их будущих хозяев. Размер могильника определялся в соответствии с социальным статусом. Скажем, чиновникам 1-го ранга в эпоху Мин (2368-1644 годы до н.э.) полагалась усыпальница длиной в 90 шагов, чиновнику 2-го ранга – 80, 3-го – 70 и т.д.

Императорские могилы сооружались с большим размахом и мало чем отличались от настоящих дворцов. Так, например, у подножия горного хребта Лишань, в 50 км. от города Сиань (провинция Шэньси), находится гробница основателя централизованного государства в Китае императора Цинь Шихуанди (3 в. до н. э.). Строительство посмертного жилища Сына неба продолжалось 10 лет, его сооружали более 700 тысяч человек.

Гробница, занимающая почти 250 тысяч квадратных метров, окружена прямоугольной внутренней и внешней стеной. Ее венчает конусообразной формы могильный холм из утрамбованной земли высотой 47 м.

После того как гроб с телом Цинь Шихуанди опустили в могилу, ее наполнили огромным количеством драгоценной утвари и всеми предметами повседневной жизни императора и, чтобы ему не было темно, поставили светильники. Во имя сохранения тайны мастера и те, кто укладывал сокровища в усыпальницу, были заживо погребены. Склеп закрыли массивной дверью и заложили камнями. Сверху насыпали курган, густо обсадив его деревьями.

В 1974 г. примерно на расстоянии километра от гробницы императора Цинь Шихуанди в огромном склепе были обнаружены глиняные статуи (в натуральную величину) шести тысяч воинов с оружием и боевыми доспехами, а некоторые из них – на колесницах и лошадях. Отлично сохранившиеся фигуры воинов имеют правильные очертания и пропорции.

Каждая статуя обладает индивидуальными чертами лица. Оружие, доспехи и обувь выполнены с большой тщательностью. Построенное в боевом порядке, глиняное войско охраняло покой своего повелителя. Изучение раскопок показало, что армия глиняных воинов (многие статуи подверглись разрушению) была захоронена одновременно с Цинь Шихуанди.

Если при жизни усопший был женат, он естественно, нуждался в присутствии супруги и на том свете. Отсюда возник обычай заживо погребать жен вместе с умершими мужьями. С императором Цинь Шихуанди, как сообщают некоторые источники, были похоронены все те его жены, у которых не было детей.

Впоследствии этот дикий обычай был смягчен: бездетные жены императора после его смерти переселялись на жительство в пределы ограды, окружавшей могилу.

Примерно с середины 1 тысячелетия до н. э. человеческие жертвоприношения почти прекратились и с высокопоставленными покойниками в могилу стали впускать фигурки, вылепленные из глины, а также изображения, вырезанные из бумаги.

То, что мог позволить себе император, не было, конечно, доступно не только рядовому труженику, но даже и состоятельному человеку. И все же каждый, готовясь перейти в «мир теней», старался в соответствии со своими материальными возможностями захватить с собой самое необходимое.

На покойника надевали всю лучшую одежду, что была у него. В состоятельных семьях гроб наполняли драгоценными камнями, золотом, серебром, жемчугом и теми мелочами, которые покойник любил при жизни.

Посмертное жилище у рыбаков Западного Китая, например, все богатство состояло из лодки и рыболовных сетей. Умирал рыбак – его вместо гроба клали в челнок, который покрывали другим челноком. На дорогу покойнику давали половину сети, чтобы он мог на том свете заниматься привычным делом – рыбной ловлей. Другая половина сети хранилась у родных как память об усопшем.

Простой человек, не имевший возможности соорудить себе усыпальницу, старался приобрести добротный гроб, который сохранит его тело на долгие времена. Когда наступала старость, осуществить это становилось не так-то просто. Материал для гроба стоил дорого. Поэтому к потусторонней жизни готовились заранее. Зафиксированы даже случаи: дети бедняков продавали себя в рабство, чтобы купить отцу красивый гроб. Отцы в таких случаях с гордостью рассказывали о преданности сыновей. Подарить родителю в день его 60-летия хороший гроб считалось для сына похвальным поступком. Приготовленный заблаговременно гроб бережно хранился в доме до самой смерти того, кому он был предназначен.

По древнекитайским понятиям, «приготовиться к Смерти» означало: купить при жизни добротный гроб и похоронную одежду или иметь нужную сумму денег для покупки того и другого.

Гроб делали без единого гвоздя. Если он предназначался для простого человека, его покрывали лаком черного цвета, для знатных и богатых – красного цвета. На крышке такого посмертного жилища писали фамилию и имя покойника, откуда он родом, чем занимался, когда родился и скончался, а его стенки украшали рисунками. Гроб стоил очень дорого, и не мудрено, что бедняки часто просто завертывали покойника в камышовую циновку. Зато богачи приобретали два гроба: внутренний – более дорогой и внешний -саркофаг.

Чем человек был богаче, тем он больше тратил денег на устройство своего посмертного жилища. Гроб ценился по качеству дерева: хорошее дерево долго не поддается гниению. Самой ценной породой считался тис. Тисовый гроб стоил баснословно дорого – это было дерево редкой породы.

Добротные доски, предназначенные для гроба, назывались доски долголетия.

Внутри и снаружи гроб заблаговременно покрывали лаком, а пазы замазывали специальным составом из лака, смолы и фарфорового порошка. Эту процедуру повторяли несколько раз до тех пор, пока дерево не становилось совершенно непроницаемым для влаги. Китайские гробы были вместительными и напоминали саркофаги.

Но добротно сделанный гроб и подаренная при жизни погребальная одежда еще не решали всех проблем загробного существования. Нужно было позаботиться и о соответствующем месте захоронения. Могила, хранительница тела, при котором остается живая душа, прежде всего, должна быть гарантирована от сырости, поэтому для погребения выбирались сухие участки на склонах гор. Если же покойника хоронили на равнине, то принимались все меры, чтобы как можно дольше уберечь гроб от влаги. С этой целью дно могильной ямы засыпали толстым слоем древесного угля, затем покрывали глиной, известью и песком.

В старом Китае покойников хоронили на родовых кладбищах. Многие семьи владели участками земли, которые не отчуждались властями и передавались из поколения в поколение. По древним установлениям родовая земля вообще не подлежала продаже, но даже в тех случаях, когда это правило нарушалось, участок родового кладбища сохранялся за прежним владельцем.

Делом первостепенной важности считалось найти подходящее место для захоронения. Труп именитого покойника мог оставаться не погребенным до ста дней – все зависело от того, какое положение умерший занимал при жизни. Бывало и так, что по истечении этого срока гроб относили в какой-либо монастырь и ставили в специально отведенном помещении. В монастыре гроб с покойником иногда оставался несколько лет, пока родственники с помощью прорицателей не находили достойного посмертного жилища.

Особенно благоприятным местом для погребения считался холм, напоминавший очертания лежащего тигра (не такая уж редкость в холмистых районах Южного Китая). Тигра считали царем зверей, поэтому всему, что так или иначе было с ним связано, приписывалась особая сила. Предполагали, что не только тигрообразные холмы, но и вообще все предметы в природе, имеющие сходство с животными, обладают таинственной властью над окрестным населением. Родные покойника старались избрать для его погребения именно такие участки, причем могилы рыли около головы или около лапы «тигра»; при таком расположении могилы влияние таинственных сил будет наиболее благоприятным, и это принесет семье усопшего всякого рода удачи.

Бедняки, разумеется, хоронили родственников, где придется. Нередко случалось, что богатый человек, используя свое положение, отбирал у бедняка принадлежавший тому участок для захоронения предков. Это приводило даже к кровавым столкновениям.

В Северном Китае покойников обычно хоронили на полях. Могила представляла собой курган с надгробным камнем. Иногда могилы имели форму конусообразной насыпи, засаженной кустарниками или цветами.

Непременным атрибутом похоронной процессии был белый петух, в которого, по убеждению верующих, переселялась душа покойного. Петуха резали на могиле, и благодаря этому душа вновь соединялась с телом.

Прежде чем опустить гроб в землю, родственники усопшего с рыданиями отвешивали низкие поклоны. Старший сын подходил к поставленному перед гробом жертвенному столу, становился на колени, зажигал благовония, возливал вино на землю и произносил молитву такого содержания: Глубоко опечален я потерей тебя. Уже заколочен твой гроб, и ты навсегда оставил нас. Теперь гроб твой благоговейно будет предан погребению, и вскоре на твоей могиле воздвигнут высокий холм. Я сам стану неусыпным его стражем. Увы, какая невыразимая печаль! О чем осмеливаюсь сообщить.

Когда похоронная процессия достигала места захоронения, гроб опускали в могилу. Первым бросал землю на гроб старший сын умершего, затем другие родственники и близкие. После погребения перед могилой совершался обряд поклонения праху.

По древнему обычаю, траур по родителям следовало соблюдать три года, но фактически этот срок был меньше.

Муж по жене носил траур в течение года. Жена по мужу должна была носить траур всю жизнь. Даже само понятие траур Чжи – переводится, как управлять.

Во время траура по отцу или матери сын не должен был причесываться и бриться, не имел права есть мясо, пить вино, смеяться, слушать музыку. Не разрешалось в это время праздновать календарные или семейные праздники и т. д. Замужняя дочь носила траур по родителям в течение года.

Сыновьям, дочерям и женам в знак траура по родителям и мужьям полагалось в первый год носить одежду белого цвета, во второй год – серого и в третий – черного.

Соблюдение траура считалось не только семейным, то и общественным делом. Родственникам умершего предоставлялось право временно уйти со службы. Соседи также проявляли внимание к родным умершего: старались не тревожить их громкой речью, пением или музыкой, не быть назойливыми. Ведь, по старым верованиям, человек, соблюдающий траур, должен был постоянно пребывать в стоянии сосредоточенности и созерцания.

Обычай требовал навещать могилы предков не менее одного раза в год. Эти паломничества символизировали возобновление прав на землю, где возвышался могильный курган. Неухоженная могила означала, что потомки усопшего скончались или покинули родные места.

После зимнего солнцестояния наступал праздник могил (бай шань – буквально поклоняться горам). Название объясняется тем, что во многих районах Китая покойников предпочитали хоронить в горах. Этот праздник называли также приведение в порядок могильных курганов.

Праздник могил связан с наступлением ясных и светлых дней весны. Борьба зимы и весны, воспринимавшаяся как противоборство светлого начала Ян с темным началом Инь, заканчивалась в пользу весны. Считалось, что Ян и Инь приходят в равновесие: небо оплодотворяет землю и зарождается новая жизнь.

Церемония приведения в порядок могил могла продолжаться до тридцати дней. Однако первый день считался самым торжественным.

Старший сын сообщал своему умершему отцу, что произошло в семье за прошедший год и просил у предков помощи и совета.

Главная забота о душе умершего падала на того члена семьи, который при жизни был ей ближе всех. Таким считался старший сын покойного. А так как душа предка существовала вечно и постоянно требовала жертвоприношений, то не должна была нарушаться и преемственность лиц, приносящих ей жертвы: умершему отцу приносил жертвы его старший сын, последний также должен был оставить после себя сына и т. д. Таким образом, усопшие предки как бы продолжали жить в могиле, словно живые люди, не порывая связей с семьей, родственниками и знакомыми.

После смерти главы семьи хозяином дома становился его старший сын, которому должны были подчиняться все младшие родственники. Это нашло отражение и в иероглифической письменности. Например, иероглиф У, означающий управлять, состоит из двух элементов: рука и комната, т. е. держать в руках, распоряжаться домом; иероглиф Фу – отец изображает руку, держащую прут; иероглиф Чжан – старый состоит из двух элементов:, дерево и палка, что ознало: старший в семье ходит с посохом. Во всех упомянутых иероглифах присутствуют атрибуты власти старшего – рука, прут, посох или палка.

Истинными руководителями, семейства являлись его общие предки, их всесильная воля считалась священной для потомков. Что касается главы семьи, то он, как первородный сын, по правилам культа предков наследовал звание главного семейного жреца и, как посредник между членами семьи и предками, облекался властью законодателя, судьи и администратора. Но эта власть была как бы не в его собственных руках – она принадлежала предкам и только через них получала реальное осуществление.

Старшего сына называли чжун-цзы, что буквально означает сын могилы, т. е. сын, на которого возлагалась обязанность совершать жертвоприношения на могиле отца.

Подведя итог можно сказать следующее. Культ предков, как частный случай преклонения перед прошлым имел основополагающее значение для китайского государства, общества и культуры.

Как известно китайское общество носило корпоративный характер, что можно объяснить системой землепользования (ирригационное земледелие требовало совместного труда тысяч людей), но этим нельзя объяснить, почему эта корпоративность сохранялась в неизменном виде на протяжении тысячелетий, без феномена культа предков. Это он на протяжении долгого времени подавлял все сепаратистские тенденции и способствовал большой устойчивости семейного уклада.

Следует также отметить влияние не только конфуцианского, но и также даосского и буддийского учений на религиозные воззрения китайцев.

Даосизм исходно впитал в себя те элементы китайской культуры, которые были высокомерно отвергнуты конфуцианством, – древние верования, практики шаманизма, гадания и врачевания. Так, от древнего шаманизма он унаследовал представление о наличии у человека животной души (по) и мыслящей души (хунь). Только тело соединяло их вместе, и его смерть влекла за собой их гибель. Поэтому уже в глубокой древности огромное значение придавалось средствам продления физической жизни, а долголетие сделалось одной из главных ценностей китайской культуры в ее даосском варианте. Постепенно возникла вера в возможность обретения бессмертия через употребление особых снадобий растительного или минерального происхождения.

Даосы полагали дух более ценной субстанцией, чем тело, ибо жизненная сила зависит от духа. Тело для даосов выступает условием функционирования духа, «колесницей духа». Как написано в старинной классической книге по китайской медицине, «если тело повреждено, дух его покидает; если дух его покидает, наступает смерть».

Таким образом, с совершенно иных исходных посылок, чем конфуцианство, даосизм пришел к той же фундаментальной для китайской картины мира идее о высочайшей ценности жизни и долголетии как ее наиболее полном земном воплощении. Поэтому даосский идеал долголетия легко и естественно соседствовал с «общекитайским» культом старости, сообщая ему благодаря постоянным порывам в бессмертие некоторую мистическую перспективу.

Осталось сказать несколько слов о буддизме. Эта религия пришла в Китай, когда два главных местных вероучения уже имели сложившийся канон идей, с которыми догматы буддизма входили в резкое противоречие. «Буддисты видели в жизни только страдание, зло, а для китайцев, будь то конфуцианцы или даосы, жизнь составляла главную ценность. Китайцам претил откровенный эгоизм буддистов, которых заботило только собственное спасение, – как мы помним, высочайший статус семьи, культ предков в Китае отодвигал личность на второй план. Однако буддизм сравнительно быстро приспособился, ухитрившись ввести традиционные ценности китайцев, умело затушевав их подлинное содержание, в круг своих вероучительных идеологем. Именно так обошелся простонародный буддизм с ключевым элементом китайской культуры – культом предков, от которого осталось одно название. В буддийской трактовке посмертную участь усопшего определял закон воздаяния, учитывающий соотношение добрых и дурных деяний при жизни». Примерно таким же образом адаптировал буддизм и принцип сыновней почтительности. Во всяком случае, в сборниках буддийских легенд немало историй о добродетельных детях, вот только сюжеты этих рассказов возникли явно под влиянием учения Будды, который иногда и сам выступает в непривычной для себя роли почтительного сына. Но вот согласиться с уважением к старости буддисты никак не могли, они считали ее одним из четырех страданий, выпадающих на долю человека: рождение, старость, болезнь, смерть.

Другое дело, что реальная жизнь всегда далека от идеала – и в традиционном Китае умирали нищие, всеми покинутые старики, и далеко не все сыновья являли собой пример образцовой почтительности, и в патриархальной семье не всегда царил лад.

Глава 2

Становясь предком, покойник таким образом продолжал свое бытие в составе семьи, но теперь оказывался ее членом, находящимся в другом состоянии, достигшим высшей ступени семейно-родовой иерархии и наделенным новыми возможностями. Для того чтобы выяснить природу такого отношения к предкам, обратимся к понятию ками в японской национальной религии синто, что в переводе означает путь ками. Так кто же такие ками?

Многие авторы, например, известный этнограф и исследователь японского шаманизма Хори Итиро, различают два вида ками, которые позже получили название удзигами и хитогами. Первая разновидность ками включает в себя родовое, клановое или семейное божество, хитогами же в переводе с японского означает «человек-божество». По мнению Л. И. Ермаковой, « это система верований, основанная на тесной связи между божеством ками и религиозным специалистом (шаманом) или лекарем. Тип хитогами характеризуется определенной индивидуальностью ками и его посредников». Возможно, порой удзигами и хитогами были взаимопроникаемы. «Но чтобы покойный предок стал богом, он должен был обладать сверхобыденными качествами, кроме того, требовалось значительное время, чтобы утратилось понятие скверны, связывавшееся со смертью», – считает Ермакова.

Особого внимания требует отношение японца к такому феномену как смерть, т.к. именно представления о смерти составляют основу не только ритуала, но и всего мировоззрения верующих. Итак, для того чтобы выявить основные черты, обратимся к самым ранним упоминаниям о смерти, а именно к мифологическому своду «Кодзики» и «Нихон секи», которые были составлены по указанию правящей династии в VIII веке, для того чтобы доказать свою преемственность от высших божеств.

На первый план в мифологии «Кодзики» выходит божественная пара Идзанаги и Идзанами, которые являются прародителями не только японских островов, но и первых божеств. По «Кодзики» Япония была «рождена» данными богами с помощью орудия, несущего смерть, а именно копья, которое олицетворяет собой божественное могущество, которому подвластно как породить жизнь, так и отнять ее. Но смертными являются и боги. Впервые мы сталкиваемся с этим после того, как, родив бога огня Кагуцути, который опалил чрево матери Идзанами настолько, что она умирает. После смерти богиня отправляется в Страну Желтых Источников (Страна Мрака, Страна Корней, Данная Страна, Материнская Страна). Но ее муж не может смириться с потерей и отправляется вслед за женой. Но она говорит ему: «Повелитель, муж мой, отчего пришел ты так поздно? Я уже прикоснулась к очагу (где готовят) пищу. Сейчас же я буду почивать. Прошу не гляди на меня». Заметим, что она не может вернуться на землю по причине того, что уже отведала местной еды. Символика еды вообще часто определяет различие между миром людей и богов, или миром живых и мертвых. Таким образом, можно сделать вывод, что вкушение еды в ином мире придает иное, необратимое качество вкусившему.

Но Идзанаги нарушает завет жены и смотрит на нее. «Тогда Изанаки, сильно изумившись рек: «Я, сам того не ведая, попал в страну уродства и скверны» – и тут же пустился бежать обратно… Вот возвратился Изанаки – но микото и, досадуя, сказал так: «я только что побывал в месте уродливом и грязном. Так что теперь намерен совершить очищение тела от скверны». Это первое письменное упоминание о скверне, связанной со смертью, значительное для японской культуры и по сей день: так, если в доме кто-нибудь умер, на дом у двери наклеивается иероглиф со значением «табу», «запрет» (иму), и обитатели его в течение года не должны входить в синтоистский храм, поскольку они соприкоснулись со скверной. В «Энгисики» («Уложение годов Энги») – кодексе первой трети X века говорится, что если некто входит в дом к кому-то и этот дом считается оскверненным, то этот некто тоже считается оскверненным, и все, кто живет с ним в одном месте. Если же к этому некто придет другой, то только он будет осквернен, но не его близкие.

«Сегодня человек, посетивший похороны, считается оскверненным. Прежде чем войти в свой дом, он должен осыпать себе плечи мелкой солью, а также бросить немного соли на землю и ступить на нее ногами, чтобы очиститься и сверху и снизу и не принести в дом скверну, – пакетик с этой солью получает каждый участник похоронной церемонии перед уходом домой». Таким образом, миф, повествующий о путешествии Идзанаги в страну мрака, которая является темной, некрасивой и грязной, вступивший с ней в контакт обретает такое неприятное качество как загрязненность (кэгарэ), от которой можно избавиться, совершив обряд очищения водой (мисоги). «Если же этого не сделать,- полагает Накорчевский,- то последствия будут печальные – скверна порождает «искривление» (смыслообразующий корень мага) – болезнь, которую надо «выпрямлять» – излечивать (смыслообразующий корень нао)». Хотя у Сокио Оно мы находим другое мнение: «хотя синтоизм и относится к смерти как к злу, он не рассматривает ее как скверну. Слова кэгарэ, которое используют, говоря о смерти, также означает «аномалия», «несчастье».

Итак, можно сделать вывод, что смерть, как антипод жизни и все, что с ней связано, является главнейшим источником загрязненности. Накорчевский пишет, что «идея эта настолько глубоко была укоренена в сознании японцев, что вплоть до XI в. не только синтоистские священники, но и буддийские монахи отказывались от участия в погребальных церемониях, за исключением похорон императоров и знати». В связи с этим стоит привести такой факт, что в Японии до VIII века не было постоянной столицы: после смерти очередного императора весь двор переезжал на другое место, так как это место считалось загрязненным.

Известно, что трупы простого человека часто выбрасывались, о чем свидетельствуют многочисленные указы правительства, смысл которых ясен из лозунгов: «Не бросайте покойников на общественных дорогах».

Теперь же обратимся непосредственно к представлениям японцев о ками, как о душе предка и, как следствие, к почитанию душ умерших. Хотя многие исследователи и отрицают тот факт, что японской традиции культ предков был присущ изначально. Однако в хронике «Нихонги» находим, что во втором веке во дворце императора почиталось два божества: географический ками местности Ямато и душа – предок Аматэрасу.

Заметим, что порой граница между этими видами ками условна, так как один и тот же ками может почитаться как покровитель определенной местности, так и в качестве прародителя, т.к. из мифа о сотворении известно, что ками все было рождено, в том числе и человек. Следовательно, каждый клан имел в качестве своего прародителя определенного ками, подобно тому, как императорский род почитал богиню солнца Аматэрасу, как родоначальницу династии, так как ее внук Ниниги, отправленный богами на землю править Японией, появляется во второй части свитка эпохи богов, который по преданию и стал первым императором. Однако на протяжении всего этого тома он еще именуется не «предком», а «потомком» – тэнсон, «небесный внук». Небесным предком он называется впервые в Третьем свитке, то есть в рамках уже земной истории, – так его титулует первый земной император Дзимму.

«Таким образом,- считает Ермакова,- понятие предка императорского рода впервые официально появляется одновременно с окончательным переносом истории на землю, в Срединный мир. В свитках, связанных с человеческой историей, фигурируют и многие другие легендарные персонажи, называемые предками того или иного рода, которому предстоит появиться в последующих повествованиях летописей».

Л. И. Ермакова полагает, что впервые понятие предка как таковое встречается в мифологических сводах «Кодзики» и «Нихон сёки». В первом свитке в «Кодзики», в его начальной части, где говорится о деяниях богов как таковых, вовсе нет понятия «предок».

Оно появляется впервые в том же свитке в сюжете о схождении первопредка императора Ниниги-но микото с неба на землю, и первый случай провозглашения какого-либо бога предком определенного рода связан с богом Амэ-но коянэ-но микото, который назван прародителем Накатоми, рода жрецов, имевшего огромное влияние при древних дворах. За этим именем следуют божества священнического рода Имибэ, затем рода Сарумэ, танцовщиц во время главных синтоистских ритуалов, в частности, обряда усмирения души, затем Кагамицукури – изготовителей священных зеркал, заменяющих в ритуале самое Аматэрасу, затем Тама-но я, рода изготовителей магических ожерелий, используемых в разных обрядах.

Иная картина предстает перед нами в «Нихон сёки». Там, в первой части свитка, рассказывающего об эпохе богов, слово «предок» первый раз встречается в связи с рождением «предка деревьев Кукуноти» и «женского предка трав Кая-но химэ».

Примечательно, что первым, кто поименован в качестве предка одного из человеческих родов, выступает бог Ама-но хохи-но микото, предок рода оми (министр, глава, вождь) области Идзумо.

Отметим также, что и в «Кодзики», и в «Нихон сёки» каждый новый исторический свиток, повествующий о новом правлении, начинается с подробного перечисления родителей и прародителей правителя, вплоть до богов Неба.

Теперь вернемся к более подробному рассмотрению понятия удзигами (от удзи – род и видоизмененное фонетическое гами), а члены клана – удзико (от японского ко дитя).

Постепенное расширение кланов влекло за собой и расширение влияния родового божества. «Так постепенно сфера влияния удзигами стала определяться не только кровными узами, но и чисто географически: все проживающие на подконтрольной какому-то клану территории стали считаться находящимися под духовным патронажем родового божества господствующего клана». Подтверждение мы находим у знаменитого антрополога – этнографа 40-х годов XX века Янагито Кунио, который исследовал данное явление и разработал теорию, по которой в связи с переселением, культ предков превращается в культ божества. Ученый изучал социальные аспекты культа предков, выводимое из этого культа происхождение новых обрядов, а также праздники поминовения усопших О-Бон, особенности обрядов в честь предков, протекание обрядов О-Бон, очистительные ритуалы вокруг души умершего, японские представления о загробном мире. Несмотря на то, что многими этнографами его теории ставятся под сомнение, его работы считаются фундаментом японской этнографии.

Однако человек связан с ками не только по своему рождению, все без исключения японцы после смерти становятся ками. Превращение умершего в ками – это процесс длительный и сложный, однако он не зависит от моральных качеств покойного. Ками становятся все. Известно, что усопшему присваивалось посмертное имя – «микото», что означало, по всей видимости, принадлежность к миру предков. Изменение имени, вероятно, объясняется стремлением создать ощущение полного разрыва связи умершего с мирским, а также своеобразным желанием оградиться от мира усопших: другое имя – это уже другое создание, то есть осуществляется перевоплощение умершего в другое существо – дух, согласно традиции синто.

Согласно синтоистским воззрениям душа (тама) после смерти поначалу находится в смятении, порой даже буйствует и угрожает благополучию родственников. Накорчевский отмечает, «что особой агрессивностью отличаются души умерших насильственной смертью или же покинувших этот мир слишком рано и не успевших вкусить всех прелестей земного бытия». Тама в таком состоянии называют аратама. Что в переводе с японского – «буйный дух». Видимо, поэтому столь важны знаки внимания к умершему и первые церемонии, призванные усмирить душу усопшего. По прошествии нескольких лет душа успокаивается и обретает новое наименование нигитама – «спокойный дух». И лишь после 33, либо по некоторым данным 55 лет душа полностью утихомиривается и становится ками. Это цифра неслучайна, ведь это в среднем время смены одного поколения. По мнению Накорчевского, «дети умершего уже сами готовятся отправиться в мир иной, да и почти все, знавшие покойного при жизни лично, тоже последовали за ним. Память об усопшем стирается, его душа как бы утрачивает свою индивидуальность, переходя в разряд лишенных собственных имен ками, которым «несть числа». «Интересно,- отмечает Ермакова, – что в некоторых местностях при этом принято говорить, что хотокэ-сама (то есть Будда, метафорическое наименование покойного) стал ками, то есть синтоистским божеством. Таким образом, этой словесной формулой из узкосемейного предка-покровителя покойный переводится на уровень божества покровителя всей общины (хотя специальные почести ему уже не воздаются)». Характерной чертой японской семьи, отличающей ее, скажем от американской, является то, что она состоит не только из ныне живущих, но также из умерших предков и не рожденных в будущем потомков. «Мир предков определяется своим взаимодействием с потомками, которые относятся к ним с искренним благочестием, в ответ, на что предки даруют им жизнь и благодать», – считает американский ученый Эрхарт.

Вот, что мы находим у Ямасита Синдзи: «их (ками), в сущности, стремились держать подальше от синтоистского храма, и ритуалы в их честь проводились как для остальных покойных родственников, в буддийских храмах, несмотря на тот факт, что некоторые покойники спустя долгое время после смерти становились божественными ками, их божественная природа еще долгое время оставалась аморфной и несовершенной».

По мнению Сокио Оно, «есть две причины, по которым синтоистские священники не хотят заниматься погребальными обрядами. Во-первых, храмы изначально предназначались исключительно для служения ками, там не было места для любых обрядов и церемоний. Во-вторых, священники всегда были преданы ками и ни кому иному». Другими словами, любые религиозные обряды, которые не посвящены ками, – вне пределов ответственности храмов, так и синтоистского духовенства. Янагита Кунио различает душу покойного и душу предка. В случае с душой проводились специальные очистительные ритуалы, переводящие душу в особое качество. Существовал древний обычай двухступенчатого захоронения. «Похоронный обряд в древности не был однократным актом, могари – предварительное захоронение, которое могло продолжаться несколько лет, пока правителю не строили гробницу и насыпали курган. Этот обычай был связан не только с этим хозяйственным затруднением, он, вероятно, оформлял еще и ритуальные и юридические аспекты расставания человека с этим миром и представлял поэтапное путешествие души предка с земли в иной мир, поэтому обряды и верования, связанные с этим временным захоронением послужили источником многих мифов и сказочных сюжетов японских легендарной истории и словесности».

В связи с этим стоит уделить внимание представлениям японцев о потустороннем мире, тому, куда деваются души умерших и куда приходят божества. Стоит заметить, что в связи с инстинктивным неприятием смерти в синто, у японца выработалось нежелание вдаваться во все подробности запредельного мира. Накорчевский предлагает на примере культового центра Кумано, которое почитается одним из самых таинственных и потому самых чтимых в Японии, проследить эти представления. Издавна Кумано окружал мистический ореол, ее даже называли «страной смерти». Ведь именно здесь, согласно «Кодзики» находится могила божественной Идзанами, в деревушке Арима. Даже географически эта местность отдалена непроходимыми горами от равнины Ямато. Сюда всегда влекло паломников со всех концов. Накорчевский называет его «местом на полпути в небесную высь или неведомыми океанскими далями, а то и в преисподнюю ущелий». Главными святыми местами в средние века считались Хонгу, Сингу и Нати, каждое из которых было связано с определенными представлениями о потустороннем мире.

Здесь произошло наслоение двух традиционных космологий: вертикальной – алтайской, на которой расположены друг над другом сферы неба, земли и подземного царства и горизонтальной – полинезийской, соединяющей восток, солнечный источник жизни, и запад, отождествляемый с ее угасанием. Так в Сингу, которое находилось на морском побережье, в устье реки господствовал полинезийский вариант о «вечном мире», а в горном Хонгу – алтайский, согласно которому боги и души предков обитают в небесных просторах. Накорчевский полагает, «что нелюбовь японцев к низшему миру этой космологической схемы – « грязной и темной» Стране Мрака была настолько велика, что последняя вообще как бы исчезает из представлений о потустороннем. Преобладающей стала горная версия. Души предков не спускаются в некое подобие Аида, а отправляются поближе к богам, в горы. Стране же Мрака достаются сами трупы, от которых стремятся побыстрее избавиться как от источника скверны». Доказательства мы находим у Янагито Кунио, который приводи этнографические данные о воображаемом путешествии покойника, похороненного у подножия горы, к ее вершине, где она становится душой предка. Это как бы и есть теоретическая подоплека практики двух могил. На протяжении веков преобладала то одна, то другая версия. До XI века доминировала «морская» версия, но со второй половины века поворот осуществился в сторону горного маршрута. Он получает весьма характерное название – «Дорога исхода усопших». Именно по ней и путешествовали души умерших в горные обители. Причина тому, на мой взгляд, заключается в стремительной популярности буддизма, в частности заимствованного из Китая культа будды Амитабхи (яп. Амида) и его «чистой земли», перерождение в которой он обещал. По традиционным японским верованиями Страной Мрака управлял брат Аматэрасу Сусаноо. В результате произошло своеобразное наслаивание двух образов, которое и повлекло за собой совмещение традиционной горной версии и представлении о буддийской «чистой земле». Кроме того, следует отметить, что морская версия тоже получила поддержку буддизма, так как согласно его учению существуют многочисленные «чистые земли». Помимо «чистой земли» Амитабхи существуют и другие земли будд и боддхисаттв. Большую популярность в Японии приобрел боддхисаттва Авалокитешвара, ( яп. Канон,)у которого «чистая земля» праведников находилась не юге. Этот боддхисаттва и стал почитаться наравне с синтоистским ками – покровителем уже упомянутого местечка Нати. Кроме того, известен тот факт, что знаменитые китайские «восемь бессмертных», изображенные на корабле, держат свой путь в даосский рай бессмертия – на остров-гору Пэнлай, находящийся за океанскими просторами.

В средние века появляется своеобразная практика, упоминания которой в хрониках известны вплоть до 19 века, согласно которой появились люди, которые особо спешили попасть в этот вечный мир за морем. Для этого они сооружали специальные лодки с небольшим помещением, туда помещали запасы еды и воды на 30 дней и человека, дверь заколачивалась снаружи, и лодку спускали на воду.

Таким образом, мы видим, что однозначной версии об устройстве иного мира у японцев до сих пор не сложилось, так как каждая из вышеперечисленных трактовок продолжает существовать наряду с другими, оставляя человеку тем самым свободу выбора в его представлениях о другом мире.

Для японцев почитание предков – дань традиции. Сейчас четыре раза в год происходит отправление культа предков перед могилой. Наиболее популярным считается праздник О-Бон, который во все Японии почитается, как день поминовения усопших. В это время (июль – август) каждый добропорядочный гражданин должен посетить могилы своих предков и отдать им дань уважения. Это центральный обряд не только в сфере культа предков, но вообще один из культурообразующих обрядов современной Японии. Единства проведение данного обряда нет, существует разброс обычаев в различной местности. Но все же можно выделить главную идею – на несколько дней предки и вообще все умершие возвращаются домой, а потом снова уходят. Предусмотрены ритуалы их встречи, приношений им, и обрядов во время пребывания их в доме, а затем проводы.

Что касается современности, то известно, что в настоящее время в японском доме культ предков оправляется пред буддийским алтарем с табличками, на которых написаны имена покойных. Судя по результатам опроса газеты «Асахи» за 1995 год во многих домах имеются алтари – камидана («дана» – дословно полка), являющиеся духовными столпами семьи, перед которыми ежедневно совершаются обряды почитания богов. Такой алтарь представляет собой полочки, которые обычно висят над дверью комнаты для гостей. На полочки кладут талисманы, которые покупают в храмах, или таблички с именами божеств. Часто сооружают временные домашние алтари для приёма духов предков или тосигами – божеств, приходящих в Новый год. Камидана украшается ветками сосны или священного дерева сакаки. Считается, что они привлекают божеств. На алтарь помещают подношения – рисовые лепёшки и сакэ. Во время молитвы верующий становится перед алтарём и хлопает несколько раз в ладоши, чтобы привлечь внимание духа, затем про себя общается с ним. Вслух произносить молитвы может только священник.

На интересную особенность протекания культа предков указывает американский антрополог Херман Омз в своем труде о символизме в японском культе предков, написанном на основе полевых исследований<#”center”>даосский буддийский культ японский

Глава 3

Разработанная китайская система почитания предков складывалась, как мы уже выяснили, не единовременно, а в течение довольно долгого периода, начиная с самых ранних представлений эпохи неолита, заканчивая приходом буддизма. В итоге была сформирована четкая система, регламентирующая не только проведение обрядов и ритуалов по усопшему, но и также включавшая в себя нормы, относящиеся как к социальной, духовной, так и экономической сфере жизни людей. Таким образом, культ почитания предков охватывает все стороны жизни китайского человека.

Возникает вопрос, с какой целью совершается данный культ. Предкам поклоняются потому, что память о них укрепляет семью и усиливает чувство непрерывности и постоянства. Пользу из участия в таких обрядах извлекают все члены семьи – они знают, что после их смерти к ним будут относиться так же, их влияние на живых не прервется.

Погребальные обряды отличались большой сложностью и занимали много дней. Их главной целью было обеспечение покойному мирного загробного существования и превращение его в доброжелательного духа-предка, который мог бы в дальнейшем помогать семье. Смерть занимала отведенное ей место, однако главным смыслом погребальных ритуалов было обеспечение благосостояния живых членов семьи, чему способствовало, к примеру, разбрасывание по дну гроба горошин и гвоздей, символизировавшее желание иметь многочисленных сыновей.

Также немало важно, что, по мнению китайцев, после смерти людей их души продолжают существовать либо как духи предков, либо как злые духи. Различие здесь определяется тем, заботятся ли живые о душах должным образом или нет: если покойники – взрослые, которым устроены соответствующие похороны, то они становятся предками, если же они умирают насильственной смертью вдали от дома, до заключения брака или если их похоронам и могилам не уделяется внимания, то они могут превратиться в блуждающих духов, пугающих людей и вредящих им, чтобы привлечь внимание к своим нуждам.

В Японии эквивалентом злым духам являются демоны они. Но, по сути, они имеют главное отличие: в Китае человек после смерти становится злобным духом, если его не почитать, а в Японии, если он умирает насильственной смертью.

Напомним, что согласно синтоистским воззрениям душа (тама) после смерти поначалу находится в смятении, порой даже буйствует и угрожает благополучию родственников. Накорчевский отмечает, «что особой агрессивностью отличаются души умерших насильственной смертью или же покинувших этот мир слишком рано и не успевших вкусить всех прелестей земного бытия». Тама в таком состоянии называют аратама. Что в переводе с японского – «буйный дух». Видимо, поэтому столь важны знаки внимания к умершему и первые церемонии, призванные усмирить душу усопшего.

Семейный культ предков является единственной повсеместно распространенной религиозной структурой Китая; не принадлежать семье и не поклоняться предкам означает фактически не быть личностью и не существовать в реальности. Поэтому в Китае много праздников, направленных на осуществление тесной связи между семьей и ее предками. Одним из наиболее важных считается Праздник Весны, как пример поклонения предкам во время сезонного радостного торжества.

Путешествие к горному кладбищу – это паломничество к святому месту и одновременно сезонный семейный обряд. Другими словами, ежегодный весенний обряд служит связующим звеном между сакральным пространством и сакральным временем. Символы сверхъестественной силы на этом празднике – семейные предки. В центре ритуала – подношения духам предков благовоний, вина и бумажных денег, а также церемониальные поклоны всех членов семьи перед главными могилами. Это восстанавливает гармонию отношений между живыми и мертвыми и обеспечивает семье приток благодеяний предков. Перед нами яркий пример взаимности, общения между божествами или духами и верующими: предки извлекают пользу из жертвоприношений, семья же получает благословение предков, а также обретает единство в трапезе, венчающей празднество.

Что касается культа почитания предков в Японии, то, как уже было сказано, он был привнесен из Китая с приходом буддизма в VI веке. Некоторые ученые считают, что данная традиция существовала и до этого в национальной религии синто в виде почитания божеств рода ками. Хотелось бы привести мнение Б. Сэнсома, у которого иной взгляд на эту проблему.

Хотя синтоизм часто описывают как форму культа предков, это произвольное и вводящее в заблуждение утверждение. Культ предков в том виде, в каком он практиковался в Японии, привезен из Китая. Объектом поклонения древних японцев были не их собственные грешные предки, а божества природы. Правда, знатные роды претендовали на происхождение от богов, которым они поклонялись, но объявить бога своим предком и объявить своего предка богом – не одно и то же.

Почитание бога клана (удзигами) всеми членами клана (удзи) на первый взгляд кажется формой культа предков. Бог клана, однако, не обязательно был родовым богом, а мог быть просто местным божеством-охранителем. Бывали даже случаи, когда оспаривалась идентичность бога клана. До введения китайского культа предков мы ни в одном случае не находим примеров почитания обыкновенных людей их потомками. Почитание умерших императоров, даже если предположить, что оно практиковалось до заимствования китайских теорий государственной власти (что бездоказательно) – особый случай, так как императоры при их жизни были окружены ореолом божественности. Автор данной концепции признает, что некоторые японские ученые возражают против его утверждения, что почитание предков – культ, заимствованный из Китая. Прямые доказательства этой точки зрения отсутствуют, но примечательно, что в стихах "Манъёсю" едва ли найдутся ссылки на почитание предков. В то же время мы знаем, что древние погребальные обычаи выражают страх перед смертью и скверной, кажущийся несовместимым с почитанием умерших.

Именно в отношении к смерти как к загрязнению и кроется главное различие культа почитания предков в Японии и Китае. В предыдущей главе подробно было рассмотрено отношение к данному феномену в Японии и вытекающие из этого последствия. Напомним, что в связи с этим значительное внимание уделяется ритуальной чистоте и очистительным ритуалам; в синтоистских храмах специально имеется вода, которой верующие омывают руки и ополаскивают рты, прежде чем обратиться к ками. Б. Сэнсом также отмечает, что смерть или, скорее, осквернение смертью были отвратительны для древних японцев. Путешественник из Китая отмечал, что время траура коротко, после смерти друзья усопшего поют и танцуют, а после похорон вся семья заходит в воду для омовения. Дом, в котором произошла кончина, становился нечистым, и несомненно, что по этой причине вплоть до начала VIII в. столица или, по крайней мере, дворец переносились на новое место после смерти императора. В Китае мы не видим подобного отношения к смерти, возможно, это можно объяснить более высокой ступенью развития Китая по сравнению с примитивными представлениями японцев. Национальная религия Японии синто относится к религии общинного типа, для которой характерно такое отношение к смерти как к заразе, распространяющейся от соприкосновения с ней. Вспомнить хотя бы первобытные племена, в которых существовали различные системы запретов – табу, связанные со смертью.

В китайских же источниках, дошедших до нас, ничего не говорится о подобном представлении.

Отношение японцев к смерти наложило большой отпечаток не только на ритуальную сторону, но и на все мировоззрение народа в целом. Причем, что самое парадоксальное, что такое отношение сохраняется до сих пор. В Японии умерший становится ками, когда о нем уже все забывают, т.к. должно пройти осквернение смертью (напомним этот период по мнению многих ученых варьируется от 33 до 55-как примерное время смены одного поколения другим).

Также различия мы усматриваем в этимологии слова «синто», которое с японского переводится как путь ками, в китайском языке имеется другой перевод тех же иероглифов – «путь от дома до кладбища». Из данного примера ясно, что в Японии главным является поклонение ками, а точнее удзигами, т.е основателю рода, а в Китае, как известно, все религиозные представления построены на почитании умерших предков.

Также стоит провести аналогию между китайским божеством Шанди и японской богиней Аматэрасу. По форме почитания они идентичны, т.к. оба почитаются как прародители первых земных правителей. Но Шанди – это, прежде всего, первопредок, а потом уже божество. Что касается Аматэрасу, то она в полной мере сохраняет свой божественный статус, ведь до сих пор посвященный ей храм в Исэ почитается как великая святыня и доступен только для священнослужителей. Почитание солнечной богини Японии объясняется как доказательство непрерывности династии. В Китае же видим другую картину. Если же Небу угодно, он может смесить неугодного ему правителя, именно Небо выдает гонин – небесный мандат на земное правление. И вправду за историю Китая сменилось большое количество династий.

Стоит также заметить, что в японском представлении нет различий между ками и человеком. В мифах мы не найдем специального сюжета, посвященного появлению человека. Ками рождают потомков, как люди. В Японии каждый род ведет свое происхождение от определенного ками.

Китайская культура оказала свое воздействие почти на все аспекты жизни Японии, но каждый раз, когда японцы заимствовали тот или иной китайский элемент, они непременно его модифицировали, с тем чтобы он лучше соответствовал требованиям японской культуры. В то же время в сфере религиозной жизни японцы сохранили верность своим исконным традициям, опиравшимся на доисторическое культовое наследие и синтоизм, а также сумели подвергнуть специфически японской «переработке» все «чужеземные» традиции, попавшие в Японию.

Первоначально буддизм, как это бывает с новыми религиозными течениями, был воспринят верхушкой японского общества, лишь затем распространился на все население. Важно отметить, что в Японии буддизм существует сразу на нескольких уровнях, приспособленных для самых различных групп населения. Так, например, философские традиции индийского буддизма сохраняются главным образом среди ученой элиты для ее собственных нужд, на основе традиции монашества постепенно сложилась иерархическая система буддийского духовенства, имеющего право вступать в брак. Однако для большей части простого населения буддизм сохраняет свое значение, во-первых, как система ритуалов, направленных на поминовение душ семейных предков, а во-вторых, в связи с регулярными и специальными посещениями буддийских храмов, куда приходят для получения всевозможных благословений.

«Личные и социальные мотивы обращения правителей к буддизму оказались переплетены. Личностное начало, свойственное буддизму, возлагало ответственность за совершение определенных деяний на индивида, диктовало необходимость обращения к нему и в такой экзистенциально важной области, как болезни. Неразработанность в синтоизме концепции посмертного существования и воздаяния (в синтоизме любой человек вне зависимости от своих пожизненных деяний со своей смертью становится предком, то есть объектом поклонения для своих потомков) также способствовала принятию буддийский представлений в этой сфере – концепции буддийского рая и ада прочно вошли в японскую культуру».

Но, в общем, простые японцы больше заботятся не о просветлении, а о надежном пути, который способен привести их (предков и их самих) в буддийский рай. На этом пути особенно важны два момента: чтобы человек в течение всей своей жизни неустанно повторял восхваления в честь Амида (одного из главных буддийских святых) и чтобы после его смерти семья покойного выполнила или поручила выполнить должным образом все похоронные и поминальные (в честь души усопшего) ритуалы.

Одним из главных ритуалов буддизма является поминовение душ предков семьи. В настоящее время в доме почти каждой «главной» семьи, возглавляемой старшим сыном, есть буддийский алтарь – нечто вроде шкафчика, в котором хранятся деревянные мемориальные дощечки, представляющие преображенный дух всех усопших членов семьи. В годовщину смерти каждого из них вся семья совершала приношения душам предков и по этому случаю могла приглашать в дом буддийского священника для чтения священных текстов. Возвышенная концепция просветления и другие сложные философско-религиозные доктрины особое значение приобретали в монастырях, в то время как простые люди у себя дома больше внимания уделяли более приземленным идеям посмертного достижения рая и почитания умерших предков.

По мнению Накорчевского, «особые отношения синто с буддизмом действительно необычны. И дело не только в количестве заимствованных буддийских божеств, ставших весьма популярными в Японии наряду с местными ками, а в том, что буддизм заполнил собой целую лакуну в мировосприятии японцев, взяв под свой контроль все, что было связано со смертью и загробным существованием».

На формирование японской культуры в сфере религии и философии также большое влияние оказали такие китайские учения, как конфуцианство и даосизм.

Конфуцианство делало особый акцент на принципах социальной гармонии, осуществляемых через систему иерархических общественных отношений, в которой подчиненное лицо (например, сын) выражает покорность и преданность вышестоящему лицу (например, отцу), а вышестоящее лицо в свою очередь оказывает ему покровительство и благоволение. Семейные и коллективные связи играли в Японии значительную роль задолго до появления там конфуцианства, однако новое учение представило систематизированные заповеди, вдохнувшие вторую жизнь в такие общественные добродетели, как преданность семье, готовность к взаимодействию с другими членами социальной группы, даже защита интересов государства.

Таким образом, можно сделать вывод, что как в Китае, так и Японии культ почитания предков не является принадлежностью одной данной религии. Скорее стоит говорить о сплаве религиозных представлений, в центре которого неизменно оказывался культ предков.

Следует также заметить, что для того чтобы проявлять благоговение передками, совсем не обязательно официально записываться в синтоисты. Ками можно почитать ежедневно перед домашним алтарем синтоистского типа (камидана) или во время проведения календарных праздников и совершения ритуалов, связанных с земледелием. Любой семьянин или крестьянин совершенно естественно могут проявлять благоговение перед ками лишь в силу того, что он является семьянином или крестьянином. Подобным образом совершенно не нужно формально становиться буддистом, чтобы поклоняться буддийским божествам.

Заключение.

Цель данной работы заключалась в том, чтобы проследить историю возникновения культа почитания предков в Китае и Японии, попытаться сравнить их на основе изучения источников, а так же научной литературы, посвященной данной проблематике.

В ходе работы был сделан подробный анализ культа почитания предков в Китае, его история, становление, основные характеристики, влияние на мировоззрение народа, также был рассмотрен данный культ на территории Японии, как привнесенный извне, принятый и обладающий своими специфическими особенностями. Также была предпринята попытка сравнения двух культурных стихий и выявления причин этих расхождений. Известно, что почитание предков существует в этих странах и поныне, что является поистине уникальным, т.к. с одной стороны почитание предков в такой форме не характерно для современных стран, но с другой стороны в этом и заключается его уникальная особенность, позволяющая понять душу такого непохожего на нас человека с Востока.

Актуальность данной работы объясняется рядом факторов, среди которых следует отметить, пожалуй, отношение японцев к смерти. Данная проблематика сейчас является одной из центральных для ученых синтоистских университетов Японии: в Токио Кокугакуин и Когаккан в Исэ. Они пытаются дать этическую оценку смерти.

Использованная литература

Источники

1.Кодзики. Записи о деяниях древности.// Синто – путь японских богов. СПб, т. 1, 2002.

2.Нихон секи. Анналы Японии.// Синто – путь японских богов. СПб, т.1, 2002.

.Ши цзин. Пер. А. Штукина. М., 1957.

Литература:

4.Аверинцев С. С. Западно-восточные размышления, или О несходстве сходного // Восток-Запад. Исследования. Переводы. Публикации. М., 1988.

5.Васильев Л.С. Культы, религии, традиции в Китае, М., 2004.

. Тот же. Этика и ритуал в трактате «Ли цзи»// Этика и ритуал в традиционном Китае. Сборник статей. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1988.

. Синто – путь японских богов. в 2 т. СПб, 2002.

. Сокио Оно. Синтоизм. София, 2007.

. Этническая история китайцев на рубеже средневековья и нового времени. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1987.

. Эрхарт Х. Б. Религиозные традиции Японии/ Религиозные традиции мира, Крон-Пресс. 1996