- Вид работы: Статья
- Предмет: Культурология
- Язык: Русский , Формат файла: MS Word 12,42 Кб
Культурная глобализация и ее политическое влияние
Культурная глобализация и ее политическое влияние
Парлюк В. И.
Анализ влияния культурной глобализации на национальные культуры и национальную идентичность всегда сталкивается с определенными трудностями. Прежде всего, необходимо определить – что является объектом изменений. Чем отличается культура одной нации от другой, как можно определить изменения происходящие в них? Может просто идет поиск изменений в культурной практике? Или исследуются религии и проявления солидарности? Можем ли мы определить в полной степени, почему индивид ощущает себя представителем именно данной культуры? Даже если бы можно было ответить на все эти вопросы, возможно ли отследить изменения в интенсивности культурной идентификации и сопоставить их с изменениями в сфере глобальных явлений? Обычно, все ответы на данные вопросы опираются на утверждение о том, что существует четко выраженная национальная культура, которую достаточно легко определить. Однако, данное мнение, пускай даже частично, является активным идеологическим штампом, который позволяет скрывать культурные изменения по признакам пола, расы, класса и региона в границах нации-государства.
Центральное место в исследовании отводится культуре, понимаемой как локально исторический тип бытия людей, специфический способ жизнедеятельности, отличающий их от животных. Фундаментальной проблемой стало сравнение традиционной и современной культур.
Автор рассматривает вектор развития культур в целом, а точнее то, что представляет собой историко-культурный процесс. Собственно говоря, именно с обсуждения этой проблемы первые эволюционисты XIX в. начинали построение теоретических концепций культуры. Актуален этот вопрос и в современную эпоху. Чем является исторический путь человечества – последовательным развитием по некоей обязательной для всех линейной схеме (стадии, этапы) или же взаимодействием различных типов культур-цивилизаций? С таким аспектом анализа тесно связаны проблемы совершенствования культур (прежде всего индустриальной), разработки моделей будущего развития и влияния человека на ход историко-культурного процесса в целом. Исходя из линейной схемы развития истории, данные вопросы затрагивал в своем анализе культур Э.Тайлор. Он считал, что главный рецепт от всех бед – просвещение всего человечества, избавление его от невежества и пережитков [1]. В рассмотрении культурных изменений в направлении к дедуктивному мышлению, рационалистической науке, преодолению мифологического мышления его поддерживал Л.Леви-Брюль [2]. Б.Малиновский и А.Рэдклифф-Браун впервые исследовали принципы управления межкультурным взаимодействием и пытались применить их на практике. Они же поставили вопрос о будущем традиционных культур [3]. Целый ряд исследователей, подвергнув критическому анализу современную индустриальную культуру, предлагают свои рецепты ее усовершенствования. Э. Фромм размышлял о возможных способах преодоления отчужденности путем изменения доминирующего социального характера [4]. А. Маслоу возлагал надежды на создание будущего общества, в котором решающую роль будут играть самоактуализирующиеся и склонные к высшим переживаниям индивиды [5].
И.Эйбл-Эйбесфельдт основную задачу видит в сохранении мира, нейтрализации агрессивности и уменьшении «количества страха» [6].
С того времени, когда Б.Малиновский и А.Рэдклифф-Браун разрабатывали свою концепцию косвенного управления и социальной инженерии, возможности в управлении людьми, в модификации их поведения многократно возросли. Поэтому на исходе XX в. вопрос о воздействии на историко-культурный процесс, о глобальном моделировании и планировании имеет уже не теоретическое, а практическое значение. Естественно, чтобы осуществлять идеально-планирующую функцию, необходимо иметь прогностическую модель развития мира. Наиболее интересно проблема будущего развития воплотилась в виде культурологической концепции профессора Гарвардского университета С.Хантингтона и комплексной программы глобального моделирования, известной под названием «Доклады Римского клуба». Теория культур-цивилизаций С.Хантингтона созвучна общей концепции культур, представленной в данном пособии, поскольку в ней также проводится идея, что культурные особенности более значимы, нежели политические и идеологические разногласия, и фундаментальной проблемой современной эпохи объявляется противостояние «современного» и «традиционного» [7].
С.Хантингтон возрождает цивилизованный подход к анализу историко-культурного процесса. Он использует способ исследования, применявшийся А.Тойнби, Н.Данилевским, О.Шпенглером. Определенную роль данный подход играет в рассмотренной ранее теории культуры А.Крёбера. С.Хантингтон полагает, что основной конфликт эпохи заключается в противостоянии современности и традиционности. Содержание современной эпохи состоит в столкновении культур- цивилизаций. К ведущим культурам-цивилизациям С.Хантингтон относит западную, конфуцианскую (Китай), японскую, исламскую, индуистскую, православно-славянскую, латиноамериканскую и африканскую. Последняя, по его мнению, может играть такую же, как и другие культуры, роль только в случае ее целостного развития по пути модернизации.
Согласно С.Хантингтону, идентичность (самосознание, самоотождествление) будет иметь в ближайшем будущем все более определяющее значение именно на уровне выделенных культур-цивилизаций, или метакультур. Это также связано с осознанием конфликтности мира и грядущими столкновениями цивилизаций по «линиям культурных разломов», т.е. пространственных границ метакультурных общностей. При этом С.Хантингтон пессимистически оценивает перспективу исторического развития и полагает, что линии разломов между цивилизациями есть линии будущих фронтов.
С.Хантингтон отстаивает мнение, согласно которому различия между цивилизациями-культурами огромны и еще долго будут оставаться таковыми. Цивилизации несхожи по своей истории, культурным традициям и, самое важное, с его точки зрения, религиям. У людей различных культур-цивилизаций отличаются представления о мире в целом, о свободе, моделях развития, об отношениях между индивидом и общностью, о Боге.
Основополагающим для общекультурологической концепции является положение С.Хантингтона, о том, что межкультурные различия более фундаментальны, чем политические и идеологические.
Особую роль в определении облика современного мира играет фундаментализм (строгое соблюдение архаических норм, возврат к старым порядкам), прежде всего в виде религиозных движений. Возврат к традиционным культурным ценностям С.Хантингтон оценивает как реакцию на экспансию западной индустриальной культуры в развивающиеся страны. Данное явление охватило в первую очередь страны исламской ориентации, играющие существенную роль в современном мире.
Основной «культурный разлом» ученый видит в противостоянии Запада остальному миру; определяющую роль в отстаивании своей культурной самобытности играет конфуцианско-исламский союз. Каков же выход из создавшейся ситуации? Не будем рассматривать самую мрачную перспективу третьей мировой войны, так как в настоящее время все же многие ее причины устранены или устраняются. Но на место противостояния двух сверхдержав активно выдвигается противостояние различных культурных систем и формируется многополюсное поликультурное взаимодействие. При этом, как уже не раз бывало. России в этом взаимодействии отводится существенная роль. Она находится внутри сложного треугольника воздействий: цивилизованного индустриального Запада, исламского Юга и конфуцианского Китая и Японии на Востоке.
С.Хантингтон же видит один из возможных вариантов развития конфликта эпохи в том, что Евроатлантизм, находясь на вершине своего могущества, сможет (более или менее органично) усвоить ценности других культур. В принципе, переориентация современной индустриальной культуры на более интровертную, обращенную к внутреннему миру человека в последние десятилетия уже идет. Это выразилось в огромном интересе к личностному совершенствованию, к религиозным системам буддистской и даосистской ориентации, в неприятии молодым поколением рационально-вещественного подхода к жизни, появлении контркультуры и поисков смысла существования в западной культуре. Данные тенденции существуют в западной культуре с начала 70-х годов. Они оказывают влияние на внутреннее функционирование индустриализма.
Как единица же внешнего геополитического взаимодействия западная культура имманентно стремится к модернизации, к бесконечному обновлению, что с трудом совмещается с логикой существования устойчивых культурно-обусловленных стереотипов поведения, чувствования, мироощущения, составляющих основу других цивилизаций. В то же время стержень развития современного индустриализма – беспрерывный, нередко бессмысленный рост экономики, диктующий унификацию форм, в которых он происходит, максимальную атомизацию и однородность (в культурном отношении) обществ. Постулат непрерывного роста как основы индустриальной культуры был подвергнут резкой критике и детальному анализу в серии «Доклады Римскому клубу». Необходимость изменений во всей системе отношений современного общества диктовалась нарушением баланса индустриальной культуры и природы, который может привести к необратимым последствиям в виде резкого ухудшения условий жизни на Земле.
Работы, посвященные экологическому кризису, появились еще в 60-е годы. Но тогда на них мало обращали внимания. Лишь в начале 70-х годов после публикации исследований Л.Медоуза «За пределами роста» (первый доклад Римского клуба) [8] и М.Месаровича и Э.Пестеля «Человечество на перепутье» (второй доклад Римского клуба) мировое сообщество отреагировало на новые идеи, касающиеся организации жизни людей. Впервые была подвергнута сомнению необходимость всевозрастающего экономического роста. Месарович и Пестель предложили понятие «органический рост» и создали математическую модель развития мира в целом на основе взаимодействия десяти региональных подсистем (в принципе, их можно назвать культурами-цивилизациями). Основанием для их выделения служили исторические и культурные традиции, образ жизни, уровень экономического развития. Модель глобального развития включала следующие единицы взаимодействия: США и Канада; Западная Европа; Япония; СССР и страны Восточной Европы; Латинская Америка; Северная Африка и Ближний Восток; Центральная часть Африки; Южная и Юго-Восточная Азия; Китай; Австралия и Новая Зеландия; Южная Африка.
Новое в понимании культурного развития в глобальном масштабе состояло в идее пределов роста, в ограничении стихийного развития индустриализма и заключении процесса модернизации в какие-либо управляемые формы. Речь шла о создании регулятивного органа и механизма развития человеческой культуры в целом. Хочется подчеркнуть, что речь идет именно о культуре (точнее, культурах), а не только об экономическом развитии. «Доклады Римского клуба» были также посвящены влиянию технологического роста на традиционные формы жизнедеятельности людей, воздействию на современную культуру эры микроэлектроники и информационной революции, роли и типам образования в различных культурах. Таким образом, в комплексных исследованиях ученых была поставлена задача опережающего прогностического анализа ситуации, сложившейся на Земле, и намечена стратегия дальнейшего поведения человечества.
Суть сложившейся ситуации выразил один из идеологов Римского клуба Э.Янч: «В настоящее время мы начинаем осознавать человеческое общество и окружающую среду как единую систему, неконтролируемый рост которой служит причиной ее нестабильности. Достигнутый ныне абсолютный уровень этого неконтролируемого роста определяет высокую инерционность динамической системы, снижая тем самым ее гибкость и способность изменяться и приспосабливаться. Стало совершенно очевидным, что в этой системе нет никаких внутренних кибернетических механизмов и не осуществляется никакого «автоматического» саморегулирования макропроцессов. Этим кибернетическим элементом эволюции нашей планеты является сам человек, способный активно воздействовать на формирование своего собственного будущего. Однако он сможет на деле выполнить эту задачу только при условии контроля над всей сложной системной динамикой человеческого общества в контексте окружающей его среды обитания… Что может возвестить вступление человечества в новую фазу психологической эволюции» [9,26].
Такая постановка вопроса означает необходимость применения идеально-планирующей функции человека как его специфической особенности к моделированию процесса развития культур в целом. При этом следует иметь в виду, что в модели экономического развития органического или сбалансированного роста существенное значение придавалось внеиндустриальным факторам адаптации к особенностям культур.
Вместо стоимостных субъективных показателей индустриализма представители Римского клуба предложили «человеческие качества» в виде целей развития, среди которых важнейшую роль играло сохранение культурного наследия. По мнению организатора и вдохновителя Римского клуба А. Печчеи, «проблема пределов человеческого роста и человеческого развития является по сути своей проблемой главным образом культурной» [10,123-124]. Ее решение во многом зависит от изменений современной культуры как способа организации жизни человека.
На данный момент наиболее общим элементом современной культурной глобализации является развитие инфраструктуры и институций, которые обеспечивают производство, передачу и прием продуктов культуры и средств коммуникации разного рода. Все они стали глобальными и транснациональными приблизительно 30-35 лет назад, хотя обладание ими, контроль и использование остаются весьма неравномерными в разных странах. Здесь можно выделить три взаимосвязанных элемента – электронная инфраструктура; языковая инфраструктура и корпоративная инфраструктура. Электронный элемент инфраструктуры предусматривает глобальное распространение радио и телевидения, технологий производства и воспроизведения записанной музыки, а также глобальное расширение телекоммуникационных сетей. Языковую инфраструктуру создает мультилингвизм – не существует никаких сомнений, что определяющим является распространение английского языка, как средства международного общения. И, наконец, корпоративная инфраструктура включает в себя производителей и представителей сетей, использующих электронную и языковую инфраструктуры как содержание и результат своей деятельности. Расширение глобальных рынков продажи фильмов, музыкальных записей, новостей и телевизионных программ сопровождается развитием индустрии транснациональных отраслей культуры, транснациональных телекоммуникационных корпораций, а также различных альянсов и проектов, которые группируются в деятельности мировых производителей компьютеров и программного обеспечения к ним. Также к данные изменения можно дополнить глобальной инфраструктурой международных путешествий. Все данные инфраструктуры, независимо от особенностей их культурной продукции, расширили сферу обмена идеями, артефактами и образными формами на глобальном и региональном уровнях. Они предусматривают перемещение образов и объектов на огромные расстояния в больших объемах и с большой интенсивностью или скоростью. Данные инфраструктуры являются достаточно дешевыми и обеспечивают взаимосвязь между отдаленными регионами, также они способствуют символизации общественной жизни. Именно данные процессы изменили институциональный контекст, в рамках которого развивались разного рода локальные и национальные проекты, а также повлияли на утрату некоторых элементов национальной политики культурной автономии и политического контроля.
С точки зрения политики и государства, глобальные структуры культуры и коммуникаций повлияли на дальнейшее развитие транснациональных элитарных и профессиональных культур и общностей и на формирование эпистемической транснациональной элиты; создание транснациональных политических лобби-групп и союзов; развитие и укрепление диаспорных культур и общностей; расширение открытого доступа к информации, а также на ограничение контроля и цензуры над ней со стороны некоторых правительств. Степень уменьшения национальной культурной автономии зачастую зависит от характера культурной и информационной политики, которую проводят государственные органы власти.
Все попытки, ограничивающие межкультурное взаимодействие, всегда приводят к усилению процессов культурной глобализации. В данном контексте необходимо отметить, что основная часть образов и артефактов культуры, циркулирующих по всему земному шару, являются элементами так называемой массовой культуры. ХХ век стал не только веком бурного развития национальных культур и мировой духовности, он породил массовую культуру, которая игнорирует особенности религиозных, национальных, региональных и классовых субкультур и претендует на подчинение всей культуры мира, на культурную колонизацию. Именно массовая культура определяет сущность транснациональных культурных процессов, причем она давно превратилась в предмет экспорта. Массовая культура захватывает рынки сбыта культурной продукции и образов, что, по мнению сторонников культурной глобализации, приведет к гомогенизации человечества. Причем качество предоставляемого массового продукта культуры зачастую создает стереотипное мышление, которое закладывается в содержание данного продукта транснациональными производителями. Впрочем, Голливуд, корпорация «Майкрософт» и другие представители интересов культурной глобализации, собственно говоря, зарабатывают деньги, а не стремятся к созданию каких-то альтернативных центров политической идентичности и законности. Огромные потоки информации, людей и различных образов, циркулирующие по всей планете, свободно преодолевают национальные границы и изменяют условия, в которых могли бы реализовываться любые национальные проекты. Для проектов националистического направления основную угрозу представляет культурный космополитизм, который бросает вызов принципу нации, как основной политической и культурной общности и приводит к изменению не самого национального государства, а к институциональной трансформации власти. Но и в границах наций-государств, оказывается, достаточно тяжело создавать космополитические образы и отношения. Примером этому служат страны Европейского Содружества.
На протяжении последних 40 лет политическая элита Западной Европы, создавая новые формы межгосударственных взаимоотношений, накапливала политический капитал и богатый опыт формирования европейской идентичности [12]. С одной стороны, в 1997 году, 41% среди опрошенных в государствах ЕС считали, что их страна выиграла от вступления в Евросоюз, а 36% респондентов ответили, что от вступления в ЕС страна никакой пользы не получила [13]. Менее 5% опрошенных в ЕС считают себя прежде всего европейцами, 45% респондентов говорили, что в своей идентичности они не ощущают европейской составляющей даже частично, 88% идентифицировали себя непосредственно со своей нацией или регионом [14,121].
Таким образом, на примере ЕС, можно говорить, что наличие психологического ощущения общей истории и культуры, транснациональных корпораций и организаций не всегда приводит к разрешению проблем культурной глобализации на региональном и международном уровне.
культура цивилизация политический глобализация
Литература
1.Тайлор Э. Первобытная культура. – М., 1989.
2.Леви-Брюль Л. Сверхъестественное и первобытное мышление. – М., 1994.
.Малиновский Б. Смерть и реинтеграция группы // Религия и общество. – М., 1996.; Рэдклифф-Браун А. Табу // Религия и общество. – М., 1996.
.Фромм Э. Бегство от свободы. – М., 1990.; Его же. Иметь или быть. – М., 1990.; Его же. Анатомия человеческой деструктивности. – М., 1994.
.Маслоу А.Г. Дальние пределы человеческой психики. – СПб., 1997.; Maslow A.H. Motivation and Personality. – N.Y., 1987.; Maslow A.H. The Father Reaches of Human Nature. – N.Y. – 1971.
.Эйбл-Эйбесфельдт И. Общественное пространство и его социальная роль. – М., 1983.
.Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М., 2003.
.Медоуз Д. Л. За пределами роста // Вестн. МГУ. Сер. 12. Политические науки. – 1995. – №5. – С.80-86.
.Коммонер Б. Технология прибыли. – М., 1976.
.Печчеи А. Человеческие качества. – М., 1985.
11.Lorenz K. Der Abbau Des Menschlichen. – Munchen, 1983.
.Smith A. National identity and the idea of European unity // International Affairs. – 1992. – №68.; Leonard M. Making Europe Popular: The Search for European Identity. – London, 1998.
.Directorate General X Eurobarometer. Public Opinion in the European Union. Report 47. – Brussels: European Commission, 1997.