Особенности религии древних славян

• Вид работы: Реферат
• Предмет: Культурология
• Язык: Русский , Формат файла: MS Word 57,32 kb

Особенности религии древних славян

Министерство образования Р. Ф.

ЕГУ им. И. А. Бунина

Кафедра истории

Курсовая работа

по истории

Особенности религии древних славян.

Выполнила:

Студентка гр.№43

Демина Е.В.

Научный руководитель:

КИН Доцент Белькова Н.А.

ЕЛЕЦ 2002 г.

План.

1. Введение.

2. Славяно-Русское язычество.

3. Классификация и общие сведения. Пантеон языческих богов.

4. Мир в представлениях древних славян.

5. Языческие праздники.

6. Свадебный обряд.

7. Обряд погребения.

8. Обряд соумирания.

9. Жречество.
10. Влияние язычества на культуру и быт древних славян.

Введение

Вначале я хотела бы сказать о причинах, побудивших меня взяться за эту работу.
Во-первых, я всегда интересовалась многобожием; во-вторых, славяне это наши прародители и я считаю, что очень важно знать истоки своей культуры; в- третьих, это часть моей квалификационной работы в которой я буду рассматривать более глубокую проблему “двоеверия” на Руси и в России, связанную с принятием христианства князем Владимиром.
Цель моей работы – проследить за развитием язычества на Руси, наметить предпосылки принятия христианства в связи с несостоятельностью предыдущей религии.
Исследуемый период – 6-10 вв. н.э. За четыре века религия Древней Руси испытала на себе влияние германского, финского язычества, а так же
“византийского” христианства.
Приемы, которыми я пользовалась при написании своей работы – обращение к славянскому фольклору, к работам таких историков как В. А. Рыбаков, С. А.
Токорев. Очень жаль, что не было возможности поработать с первоисточниками.

Язычники смотрели на жизнь человека с чисто материальной стороны: при господстве физической силы человек слабый был существом самым несчастным, и опять жизнь у такого человека считалась подвигом сострадания. Религия восточных славян поразительно сходна с первоначальной религией арийских племен: она состояла в поклонении физическим божествам, явлениям природы и душам усопших, родовым домашним гениям. Но следов героического элемента, так сильно развивающего антропоморфизм, мы не замечаем у славян, а это может означать, что между ними не образовались завоевательные дружины под начальством вождей – героев и что переселение их совершались в родовой, а не в дружинной форме.

Восточнославянское язычество накануне создания Киевской Руси и в его дальнейшем сосуществовании с христианством отражено в большом количестве материалов, являющимися источниками для его изучения. Это, прежде всего, подлинные и точно датируемые археологические материалы, раскрывающие самую суть языческого культа: идолы богов, святилища, кладбища без внешних наземных признаков («поля погребений», «поля погребательных урн»), а также и с сохранившимися насыпями древних Курганов. Кроме того, это – находимые в курганах, в кладах и просто в культурных слоях городов многообразные изделия прикладного искусства, насыщенных архиальной языческой символикой.
Из них наибольшую ценность представляют женские украшения, часто являющимися в погребательных комплексах свадебными гарнитурами и в силу этого особенно насыщенные магическими заклинательными сюжетами и амулетами
– оберегами.

Своеобразным, но очень плохо изученным остатком языческой стороны являются многочисленные названия урочищ: «Святая гора», «Лысая гора»
(местопребывание ведьм), «Святое озеро», «Святая роща», «Перынь»,
«Волосово» и т.п.

Очень важным источником, являются свидетельства современников, занесенные в летописи, или в специально записанные научения против язычества.

Около полутора столетий Киевская Русь была государством с языческой системой, нередко противостоящей проникновению христианства. В киевской
Руси IX – X вв. сложилось влиятельное сословие жрецов («волхвов»), руководившие обрядами, сохранявшие давнюю мифологию и разрабатывавшие продуманную аграрно-заклинательную символику.

“Русский книжник эпохи Владимира Мономаха разместил славянских языческих богов в такой последовательности:

1-я стадия. Люди живут в каменном веке, воюют палицами и камнями, знают лишь групповой брак (“бяху акы скот блудяще”) и до появления Сварога, очевидно, не знают единого брака.

2-я стадия. Эра Сварога. Появилось божество неба и огня – Сварог. Люди познали металл. Устанавливается моногамия и жестокая казнь (сожжение) за нарушение ее.

3-я стадия. Эра Дажьбога. Установилось классовое общество, люди начали платить дань царям, появились богатые и сановитые люди. И, по всей вероятности, в это время в связи с культом Солнца счет по лунным месяцам был заменен солнечным календарем из 12 месяцев (“двою бо на десять месяцю число потом уведоша”)”.1

По функциям мифологических персонажей, по характеру их связей с коллективом, по степени индивидуализированного воплощения, по особенностям их временных характеристик и по степени их актуальности для человека внутри славянской мифологии можно выделить несколько уровней.

Высший уровень характеризуется наиболее обобщенным типом функции богов
(ритуально-юридическая, военная, хозяйственно-природная), их связь с официальным культом (вплоть до раннегосударственных пантеонов). К высшему уровню славянской мифологии относились два праславянских божества, чьи имена достоверно реконструируются как Perunъ (Перун) и Velesъ ( Велес), а также увязываемый с ними женский персонаж, праславянское имя которого остаётся неясным. Эти божества воплощают военную и хозяйственно-природную функции. Они связаны между собой как участники грозового мифа: бог грозы
Перун, обитающий на небе, на вершине горы, преследует своего змеевидного врага, живущего внизу на земле.2

Пантеон языческих богов.

Знания о полном составе праславянских богов высшего уровня весьма ограничены, хотя есть основания полагать, что они составляли уже пантеон.
Кроме названных богов в него могли входить те божества, чьи имена известны хотя бы в двух славянских традициях. Таковы древнерусский СВАРОГ
(применительно к огню Сварожич, то есть сын Сварога) и румынский Sfarog –
“высушенный”, позволяющее предполагать южнославянскую форму этого имени.
Другой древнерусский бог ДАЖДЬБОГ южнославянский Дабог (в сербском фольклоре).

К более низкому уровню могли относиться божества, связанные с хозяйскими циклами и сезонными обрядами, а также боги воплощавшие целостность замкнутых небольших коллективов: Род, Чур у восточных славян и тому подобные. Возможно, что к этому уровню относилось и большинство женских божеств, обнаруживающие близкие связи с коллективом например
Макошь, иногда менее антропоморфных, чем боги высшего уровня.

Элементы следующего уровня характеризуются наибольшей абстрагированностью функций, что позволяет иногда рассматривать их как персонификацию членов основных противопоставлений; например ДОЛЯ, ЛИХО,
ПРАВДА-КРИВДА. С обозначением доли, удачи счастья, вероятно было связано и общеславянское Бог: сравните богатый (имеющий бога, долю) и убогий (не имеющий доли, бога). Слово бог входило в имена различных божеств –
Даждьбог, Чернобог.
. Сказочные персонажи – по-видимому, участники ритуала в их мифологизированном обличье и предводители тех классов существ, которые сами принадлежат низшему уровню: таковы баба-яга, кощей, чудо-юдо, лесной царь и тому подобные.

К низшей мифологии различные классы неиндивидуализированной (часто и неантропоморфной) нечисти, духов, животных, связанных со всем мифологическим пространством от дома до леса, болота и т.п.: домовые, лешие, водяные, русалки, вилы, кикиморы.

Кроме того, язычники всегда стремились активно воздействовать на своих богов при помощи просьб, молений и жертвоприношений.

В честь богов устраивались пиры, на которых закалывали быков, баранов, козлов, всем племенем варили пиво. Боги как бы приглашались на эти пиры- братины, становились сотрапезниками людей. Существовали специальные святилища – “требище”.

Подробный перечень славянских богов.

Баба (Мать) – название женского предка (?), богиня плодородия – урожая, одно из им±н Лады. Треба ей сродни Ладиной.

Баян (Браги (сканд.), Bajas (италий.)) – Бог песен, славословий, музыки и музыкальных инструментов. Внук Велеса, сын Тура.

Божич (Божик (макед.), Марес (лат.)) – Божество Нового года, младенец.

Бука (Букан, Букач, Бучело, Пчелич (), Риса (кельт.), Бубилас

(лит.)) – Бог пчеловодства, бортничества. Он же дух страшных снов. Внук

Велеса. Треба: м±д.

Буря (Варма-ава (морд.)) – Богиня ветра, супруга Стрибога. Треба как

Стрибогу.

Велес (Волос, Велняс/Велнс/Велинас/Вельняс (лит., латыш.), Во-дан/Один

(сканд.), Кылдысин (удм.), Мастор-пас (морд.), Keuri (эст.), Kekn (фин.).

Zempat (прусс.), Trimps (прусс.), Велс, Виелона (балт.), Вала/Вритра

(инд.), Лельвани (хет.). Тир (арм.). Фавн (лат.), Юл (балт.), Boxy Мана

(ир.), Нуаду (ирл.), Нудд (кельт.), Нодонс (брит.), Ний, Ния, Ниян, Ниан,

Ный, Навь, Нава, Нават, Яма (инд.), Шива (инд.), Тот (егип.), Гермес

(греч.). Господь, Пан (греч.), Меркурий (лат.)) – Бог скота, пастушества, богатства, облаков, мудрости, хитрости, книжности, оберегания, жита, воли, торговли, колдовства, гаданий, хозяин бесов, проводник умерших душ.

Брат-соперник Перуна, сын Сварога, муж Макоши. Треба: коровье масло, свинина, ленты, горшки, вода, шкуры, мех, кожа, сало, зерно, ов±с, м±д, щука, яйца, шерсть, холсты, деньги, хлеб, баранки, вино, пиво, молоко, баранина, курятина, козлятина, мясо тетерева, гороховые комья, каша, плоды, клюква, цветы, трава, семена, репник суш±ный.

Волх (Волхов, Волховец, Волк, Вольга, Огненный Вук (серб.), Локи

(сканд.)) – Бог чародейства, оборотничества, войны, удальства. Сын Интры.

Дажьбог (Даждьбог, Дайбог, Дажбо, Даже, Дацбог, Дажба, Дашуба, Дабог

(серб.), Даба, Дajбoг (серб.), Dagbra (брит.). Митра (инд,), Мифра (ир.),

Мгер (арм.), Атум-Ра (егип.), Peive (саам.), Чи-пас (морд.), Ош-Кече

(мари.). Узил (этр.). Соль (лат.), Сварожич/Zuarasiz, Дагда (ирл.). Луг

(кельт.) (?), Арэв (арм.), Тиват (лув.), Тият (пагат.), Сурья (инд.).

Царь Горох Белобог, Белбог, Белун (белорусе.), Беляк, Baldag, Baldr

(герм.), Belenus (кельт.)) – Бог солнца, света, добра, благ, дождя, покровитель свадеб, природы, богатства, даяния, помощи. Сын Сварога.

Супруг Живы. Отец Орея – прародителя белых людей. Покровитель насекомых.

Противостоит Чернобогу. Треба: блины, горох, холст, м±д, орехи, яблоки, говядина, свинина, оленина, конина, баранина, тетерева, коровай, узорные хлеба, рожь, пшеница, ячмень, яйца, вино, плоды, овощи, цветы, деньги.

Дзевана, Зевония (польск.), Араньяни (инд.), Vires-akka (саам.), Dziwica,

Devana (чеш.)) – Богиня охоты, заповедных лесов, зверей, девиц (женские тайные охотничьи общины). Дочь Додолы и Перуна. Жена Волха (?). Треба: мясо диких животных, шкурки соболей и куниц, пирожки, ленты.

Додола (Дзидзилиа (польск,), Циця, Циза, Дидилия, Дзифилия, До- доле/Дудуле (болг.), Додилаш/Дудулейка (хорв.), Пеперуда (серб.), Ву- рунсему (хет.), Рауни (карел.), Гудыри-мумы (удм.), Jondol (морд.),

Ziziila, Перыня, Молонья, Маланьица, Летеница (чеш.)) – Богиня грозы, молнии, дождя, весны, кормления детей. Супруга Перуна. Треба: каша, холст, курятина, мак, деньги, соль, чеснок, освященные травы, пшеница, хлеб, борщ.

Доля (Cpeha (серб.), Счастье, Удача, Фортуна (лат.), Лахесис (греч.),

Лайма (лит.), Верданди (сканд.)) – Богиня счастливой судьбы, удачи.

Сестра Макоши и Недоли. Треба Макошины.

Др±ма – Богиня дремоты, сонных мечтаний, сонливости, лени. Супруга Сна.

Треба как Сну.

Дунай (Дон, Днепр, Потримпс (прусс.), Усыня) – Бог рек и рыболовства. Сын

Кощея (?). Отец русалок, супруг Даны. Брат Святогора и Святибора. В местных обычаях ему присваивается имя самой большой реки (Нил (егип.),

Тибр (лат.)). Треба: холст, яйца, блины, каша, деньги, хлеб, м±д, конина, пиво, вино, петух, железо (топоры, ножи, гвозди).

Дый (Deus (лат.), Zeus (греч.), Deiwas (общеиндоевр.), Дьяус (инд.), Тур

(польск.)) – Верховное Божество. Одно из им±н (древнейшее) Сварога.

Вернее, Сварог – одно из им±н Дыя. Треба сродни Свароговой.

Желя (Журба, Zeion (чеш.), Zeiu (польск.)) – Богиня похоронного плача, провожающая на погребальный кост±р. Отсюда – могила. Сестра

Карны. Дочь Мары и Кощея. Треба: поминальные милодары.

Жива (Живот, Живана, Живена, Сиба, Сьва, Сива, Весна, Туран (этр.), Zivia

(крито-микен.), Sif (герм.), Seewa (лит.), Zywye (польск.)) – Богиня жизни, весны, плодородия, рождения, жита-зерна. Дочь Лады, супруга

Дажьбога. Мать Орея, Треба: пироги, хлеб, ленты, цветы-венки. холсты, молоко, крашеные яйца, пш±нная каша, печенье

Заря (Зорька, Зареница, Утренница, Ушас (мнл-), Аврора (лат.), Ужара

(марий.), Эос (греч.), Тезан (этр.)) – Богиня зари, рассвета, очищения, здоровья, детей, любви, зрения, пения (у индусов). Мать Усеня. Дочь

Дажьбога. Треба как Живе.

Земун (Жемина (лит.), Амалфея (греч.), Сурабхи (инд.), Ziemne (латыш.),

Замунь) – Богиня корова. Кормилица Велеса. Богиня скота, облаков-туч, земли. Земун питает своим молоком молочные реки Небесного Ирия.

Исполнительница желаний. Личина Лады. Треба: хлеб, молоко, кисель, пиво.

Интра (Индра (инд.), Индрик-зверь, Инорог, Инрок, Зилант, Змиулан, Гидра

(греч.), Умар (марий.), Сумман (лат.), Такшака (инд. царь-змей), Вындрик,

Единоок, Otur (герм.), Ондра) – Бог войны, погоды, тучеводитель, Бог дождя, отец зверей, нив, урожая, змей, плодородия, защитник народа. Брат- противник Перуна. Отец Волха (?).

Карна (Кручина) – Богиня скорби, похоронного обряда, горя. Дочь Мары, сестра Жели. Треба: поминальные милодары.

Квасура (Квасир (сканд.)) – Бог таинства хмелеварения. Лада научила

Квасуру готовить питный м±д (сурью). Треба: солод, вода, мед.

Коляда (Каледа, Колодий (серб.), Calenda (лат.), Кал±нда) – Бог пиршеств, еды, календаря, веселья, жертвоприношений. Личина Хорса. Треба: деньги, зерно, м±д, мука, соль, вино, масло, свинина, козлятина, баранина, сало, хлеб, узорное печенье, блины, яйца, яблоки, крендели, баранки, сливы, вишни, кутья, узвар.

Кощей (Кош, Кощеище, Кащей, Вий, Вим, Шелудивый Буняка (на Волыни),

Солодивый Бунио (Подолия), Аид (греч.), Аита (этрус.), Калм (эст.),

Плутон (лат.), Балор (кельт.), Ruta (саам.)) – Бог подземного царства, подземного солнца. Противник Дажьбога. Супруг Мары. Порождение Чернобога.

Треба: вино, масло, зерно, вода, железо.

Кривда (Ложь) – Богиня лжи, обмана, неправды. Дочь Суда и Недоли. Треба: козлятина.

Крышень (Кресень, Кришна (инд.), Сириус (лат.), Тишья (инд.), Тиштрйя

(ир.), Сопдет (егип.), Сотис (греч.)) – Бог зв±зд. Сын Перуна и Додолы.

Купало (Купала, Купидон (лат.), Купалец, Купалич, Кулебозе, Купайло

(укр.), Купалищ (белор.), Аллу (этр.), Апполон (греч.), Cupra

(италийск.)) – Бог очищения, вожделения, любви, брачных пар; связан с водой и огнем. Личина Дажьбога. Брат Усеня, Радогоща, Коляды. Треба: курятина, орехи, чеснок, м±д, цветы-венки, горох, хлеб, блины, пироги, зерно, узорное печенье.

Купальница (Купава) – Супруга Купалы.

Лада (Ладо, Лето (греч.), Адити (инд.), Латония (греч.), Анна (брет.),

Дану (ирл.), Дон (валл.), Мааема (эст.), Маддер-акке (саам.), Юман-ава

(марий.), Уни (этр.), Мать-Сыра-Земля (русск.), Гера (греч.), Гея

(греч.), Alado (польск.), Рато (крито-микен.), Юнона (лат.), Деметра

(греч.)(?), Аль-Лат (араб.), Анахита (ир.), Анаит (арм.)) – Богородица, мать Богов, старшая Рожаница, покровительница родов, женщин, детей, брака, любви, женских дел, пар, урожая, плодородия. Женское воплощение

Рода. Супруга Сварога. Богиня Земли. Треба: оладьи, каша, хлеб, сыр, м±д, говядина. конина, баранина, творог, оленина, масло, курятина, крупа, пироги, нити, уаорное печенье, шкурки куниц, ласок и соболей, зерно, яйца, пиво, платки. полотна, шерсть, сосуды, молоко.

Леля (Лелия, Hely, lleli, Lala (этр.), Ляля (белор.), Алпан (этр.),

Лакшми (инд.), Афродита (греч.)) – Богиня девичьей любви, младшая

Рожаница, покровительница влюбл±нных, богатства, красоты, счастья. Дочь

Лады. Супруга Семаргла. Треба: каша, хлеб, сыр, м±д, молоко, масло, сметана, творог, яйца, цветы.

Лют (Лед, Ляд, Lyada (польск.), Маворс/Марс (лат.), Арес (греч.), Тюр

(сканд.), Ladon (чеш.), Turisas (фин.), Сканда (инд.)) – Бог боя, войны.

Сын Семаргла и Лели. Треба: конина, говядина, оружие, пиво, железные вещи.

Мара (Марена, Коровья Смерть, Кикимора, Jambe-akka (саам.), Марцана,

Маржана, Маржена (польск.), Муриена/Мармуриена (словац.). Мора, Маруха,

Марана, Марина, Морена, Мармор (лат.), Мамерс (оке.), Гека-та/Церера

(греч.), Ниррити (инд.), Мария (греч.), Моргана (брит.), Мэрроу (шотл.),

Маря (латыш.), Smrtonoska (чеш.), Smertnica (луж.), Куга (серб.),

Морриган (ирл.), Марыся (белор.), Marica (италий.), Хольда (герм.)) –

Богиня Смерти, болезней, холода, зимы, зла, ночи, тьмы, ч±рного колдовства, гнева. Дочь Сварога, супруга Кощея, Велеса. Мать Обиды, Мсты,

Карны, Жели, Угомона, Сна, Мора, Мороза, Лени. Треба: морковь, баранина, репа, кисель, говядина, конина, цветы, каша, вино, колачи, пряники, пирожки, корнеплоды, оладьи, ленты.

Мокошь (Макошь, Могошь, Макоша, Пугэс (хант.), Велесыня, Могущ, Мокошка

(словен.), Mococize (луж.), Makosia, Mukes (полаб.), Муукс, Судьба,

Пятница, Кармента (лат.), Клото (греч.), Верпея (лит.). Нортия (этр.),

Урд (сканд.), Ардвисура, Анахита (ир.). Карта (латыш.)) -Богиня судьбы, счастья, несчастья, женской доли, гаданий, рукоделия, покровительница источников и святых колодцев, охранительница коров. Связана с загробным миром. Жена Велеса. Сестра Доли и Недоли. Треба: каша, курятина, говядина, баранина, конина, шерсть, нитки, вино, платки, посуда, ленты, хлеб, м±д, молоко.

Мор (Марс (лат.). Смерть, Танатос (греч.), Грох (арм.). Map (инд.)) – Бог смерти, холода, болезней. Сын Мары. Треба как Маре.

Мста (Маха (ирл.), Бадб (ирл.), Bodua (галл.), Бада (балт. слав.), Беда,

Афина (греч.)) – Богиня мести, кары, войны, разрушений. Дочь Мары и

Кощея. Воплощение – ч±рная ворона. Треба как Маре.

Недоля (Hecpeha (серб.). Лихо, Горе, Нужда, Злосчастье, Бессчастье, Декла

(лит.), Морта (лат.), Атропос (греч.), Хельд, Скульд (сканд.)) – Богиня несчастливой судьбы, неудач, несчастья. Сестра Мокоши и Доли. Треба: каша, нити, пряжа.

Непра (Водица) – Богиня воды. Дочь Переплута. Жена Дуная. В соответствии с местным обычаем, ей да±тся имя реки данного края. Треба: каша, деньги, хлеб, молоко, пиво, вино.

Обида – Богиня обиды, беды. Дочь Мары. Сестра-близнец Мсты. Воплощение – ч±рная лебедь.

Opeй (Арий, Ар (арм.), Арьяман (инд.)) – прародитель белых людей, племени ариев (арийцев). Первочеловек (Первопредок). Сын Дажьбога и Живы. Требы как Роду.

Пелен (Покров, Оберег) – Бог оберегания, защиты. Сын Сварога. Отец Чура.

Треба как Чуру.

Переплут (Поренут (?) (балт.). Водяник, Водищ, Черномор, Посейдон

(греч.), Нефунс (этр.), Нептун (лат.), Ахти (фин.), Аруна (хет.), Варуна

(инд.), Аутримпс (прусс.)) – Бог моря, мореходства. Отец Даны. Господин водяных. Треба: м±д, конина, гусятина, свинина, баранина, хлеб, масло, деньги (золото, серебро).

Перун (Гром, Перен, Пярун (белор.), Перон, Паром (словац.), Пераун

(чеш.), Пиорун (польск.), Пирва (хет.), Парджанья (инд.), Пурьгине-паза

(морд.), Перкеле (фин.), Перкунас (лит.), Перконс (латыш.), Фьергюн

(сканд., имя Богини, восходит к имени Перуна), Паргнум/Паркунс/Перкунс

(прусс.), Проно (балт.), Прохн (полаб.), Айке (саам.), Тоора (фин.),

Туури (карел.), Таара (эст.), Сяхыл-Торум (манси.), Атям (морд.), Квазь

(удм.), Pirchunis (скиф.), Хшатра вайрья (ир.), Вахагн (арм.), Тару

(хет.), Тop (сканд.), Таранис (кельт.), Доннер (герм.), Додол, Додон) –

Бог грозы, плодородия, войны, покровитель воинов, огня, силы, власти, закона, жита, оружия, боевого искусства, покровитель урожая, податель благ, дождя. Сын Сварога. Брат-соперник Велеса. Супруг Додолы. Отец Дивы,

Крышня, Ситиврата. Треба: железо (оружие, подковы), вода, говядина, квас, петух, яйца, красное вино, каша, пироги, баранина, жир, сало, орехи, молоко, дичь, пиво, м±д, венки, зерно, золото, курятина.

Погода (Догода, Нот (греч.)) – Бог южного летнего ветра, хорошей погоды.

Сын Стрибога. Треба сродни Стрибоговой.

Подага (Эвр (греч.)) – Бог восточного весеннего ветра. Сын Стрибога.Треба сродни Стрибоговой.

Полель (Лель, Люль, Кама (инд.). Амур (лат.). Эрос (греч.)) – Бог страсти, любви. Брат-близнец Лели. Треба сродни Купале.

Порвата (Юмале (лит.)) – Богиня плодородия. Супруга Поревита.

Поревит (Порович, Спорыш (белор.), Полевик, Янус (лат.), Puruvit (балт.),

Перке-кугу-юмо (мари.), Юмис (латыш.), Кулсан (этр.), Пильвитус (прусс-).

Добро) – Бог плодородия, начал, изобилия, успеха, богатства, удачи, жизненной силы, благополучия, союзов и договоров. Треба: яйца, курятина, баранина, хлеб.

Посвист (Позвизд, Посвыстач, Похвисций, Pochwisciel, Pochwist. Не-погода,

Борей (греч-)) – Бог северного зимнего ветра – Сын Стрибога. Треба сродни

Стрибоговой.

Правда (Дакшина (инд.). Юстиция (лат.)) – Богиня правды, истины, честности, верности клятве. Дочь Суда. Сестра Кривды. Треба: зерно, деньги, плоды.

Провей (Прове, Зефир (греч.)) – Бог западного осеннего ветра. Сын

Стрибога. Треба сродни Стрибоговой.

Род (Рудра (инд.), Брахма (инд.). Коре (угр.), Танен (егип.)) – Верховное

Божество (Deo Deorum), Творец вселенной. Исток Всему. Отец Сварога и

Лады. Треба: овсяная каша, овсяный хлеб, хлеб, сыр, м±д. просо, борщ, пироги, вар±ная мука, лапша, творог, яйца, масло, пиво, кисель, оленина либо говядина, ягодное вино.

Родогощь (Радегаст. Радогоиц, Radichost (балт.), Радун, Ганимед (греч.))

– Бог гостеприимства, торговли, урожая. Личина Световита. Треба: пироги медовые, колобки, оладьи, блины, пиво, венки, м±д.

Рус (Рос) – Прародитель племени Русов. Сын Орея.

Сварог (Бог, Дид, Тиу/Тюр (сканд.), Дьяус (инд.), Ильмаринен (фин.),

Ильмойллине (карел.), Инмар (удм,), Ен (коми), Юбмсл (саам.), Шкай

(морд.), Шкай (мокш.), Истен (венг.), Кугу-юмо (мари.), Куми-Торум

(угр.), Нишке (морд.-эрзя.). Всевышний, Zeus (греч.), Deus (лат.),

Savitar (инд.), Ишвара (инд.), Ахура-Мазда (ир.), Арамазд (арм.)) – мужское воплощение Рода, Бог-Творец, Бог Неба, мудрости, покровитель брака и кузнечного дела, рем±сел. Бог, установивший закон Прави. Отец

Богов. Супруг Лады. Треба: овсяная каша, курятина, пиво, пироги, зерно, сало, хлеб, пироги с курятиной, рыба (щука), лапша, крапива, ткань, молоко, творог, яйца, сыр, ягодное вино, овсяный хлеб, оленина.

Световит (Световид, Святовид, Святовит, Светозар, Свендовид, Vitelubbe

(?) (балт.), Svatovit, Zwetobochus, Suentebueck) – Бог света, плодородия, урожая, осеннего солнца, зерна, боя. Сын Сварога. Треба: медовый пирог, вино, блины, м±д.

Святобор (Светобор, Гай, Лес, Бор, Дубыня, Ажуолрович (лит.), Сильван

(лат.), Селванс (этр.), Вертидуб) – Бог лесов, боров, господин леших.

Треба: яйца, щука, лебедь, хлеб, леп±шки.

Святогор (Светогор, Горыня, Калнавертис (лит.), Вертигор) – Бог гор, холмов, круч. Брат Святобора.

Семаргл (Огнебог, Огник, Агни (инд.), Акни (хет.), Игнис (лат.), Сефланс

(этр.). Тул-он-кугу-юмо (мари.). Вулкан (лат.), Гефест (греч.), Сварожич,

Атар (ир.), Руевит, Rugievit, Rinvit, Симаргл, Семиглав, Семик, Сим- рьгль, Раклий)- Бог огня, огненных жертвоприношений, тепла, кузнечного дела, покровитель жертвенников. Бог-посредник между миром людей и миром

Богов. Треба: дрова, жир, благовония, баранина, хлеб (обязательно), зерно, масло, вино, молоко, орехи, каша.

Ситивpат (Ситиворот, Пиэсче-пас (морд.), Ситовень) – Бог дождя, плодородия (?). сын Додолы и Перуна. Треба: каша, холст, мак, деньги, соль, чеснок, пшеница, хлеб, борщ.

Сон (Гипнос (греч.), Унтамо (фин.)) – Бог сна. Супруг Др±мы. Отец Угомона

(Покоя). Сын Велеса и Мары. Треба: говядина, пироги, ткань, вино, молоко, м±д.

Стрибог (Ветер, Ветрыла (белор.), Стриба, Саркис (арм.). Вата (ир.), Ват-

Лунг (хант.). Туня-юмо (мари), Oado (кушан.), Pieggolmai (саам.), Vot-pop- ansux (манси.), Шу (егип.). Вайю (инд.)) – Бог ветра, воздушного пространства. Отец Посвиста, Провея, Погоды и Подаги. Супруг Немизы.

Треба: лоскуты, ленты, крупа, зерно, мука, каша (у армян), хлеб (разбра- сываются куски ).

Суд (Усуд (хорв.), Дхарма (инд.), Каба-инмар (удм.). Вахт (арм.)) – Бог правосудия, справедливости, истины, законов. Отец Правды, Кривды и

Родомысла (?). Треба: зерно, деньги, плоды.

Сурица (Сурья (инд.)) – солнечная Богиня радости, света (напиток сурья

(м±д питный)). Супруга Хмеля. Дочь Дажьбога.

Торка (Салюс (лат.), Девасена (инд.), Нериене (лат.)) – супруга Бога

Триглава (Тригла) – супруга Трояна.

Троян (Траян, Триглав (балт.). Трояк (укр.). Третей, Диан Кехт (ирл.),

Trzy (польск.), Трита Апья (инд.), Фрита, Фаридуи/Траэтона (ир.), Фаэтон

(греч.). Тритон (греч.), Асклепий (греч.). Эскулап (лат.), Тройчан,

Тр±хсын, Аурван (ир.), Дханвантари (инд.), Аушаутс (прусс.)) – Бог здоровья, целебных трав, знахарства. Связан с огнем и водою. Сын тр±х

Богов (Сварога, Перуна, Белеса). Супруг Триглы. Покровитель времени и пространства. Треба: травы, молоко, конина, блины, цветы, полотна, полотенца, хлеб, яйца, зерно.

Тур (Вол, Торк (болг.), Tunipit (балт.)) – Бог-покровитель скота, игрищ, веселья, пляса, буйности, страсти. Сын Велеса и Макоши. Треба: блины, козлятина, пиво, вино, ленты, яйца.

Турица – супруга Тура.

Усень (Овсень, Авсень, Таусень, Усиньш (латыш.), Jesen (балт.), Уши

(инд.), Ушас (инд.), Usil (этр.), РКитень (белор.), Ausel (италийск.),

Ашвины (инд.)) – Бог весны, труда, покровитель коней, мостов, пахоты. Сын

Зари и Утробога. Треба: жир, хлеб, молоко, м±д, пиво, подковы.

Утробог (Заребог, Ютрабог (польск.), Иотербог (зап. слав.), Uniwit

(балт.)) – Бог утра, зари, суток. Супруг Зари.

Хмель (Месяц, Арма (хет.), Син (шум.), Кужух (хурр.), Meness (латыш.).

Мен (фриг.), Мани (сканд.). Мах (ир.), Чандра (инд.), Ики (хант.), Этпос-

Ойка (манси.). Сома (инд.), Хаома (ир.). Нектар (греч.)) – Бог хмеля.

Супруг Сурицы. Треба: пиво, зерно, вино, цветы, говядина, конина (у иранцев), опара для теста.

Хорс (Хърс, Хръс, Харе, Хорос, Хрос, Хурс, Гурс. Гурк, Коре, Гелиос

(греч.), Орш, Корша, Кърт, Kirt (нем.). Карачун (?), Керечун (карпатск.),

Крачун (болг.), Kreuunu (рум.). Horse (италийск.), Херс, Хрс, Хрсовик

(серб.), Хорус (чеш.), Гор (егип.)) — Бог зимнего солнца, зерна, озимых, холодов, покровитель скота (особенно коней). Бог грома, хозяин чертей и волков. Треба: конина, говядина, оленина, свинина, блины, яйца, орехи, молоко, масло, кутья, хлеб, м±д, кисель, зерно, подковы, оружие.

Чернобог (Царнибу (балт.), Сурт (сканд.). Сет (егип.), Керемет (удм.),

Омоль (коми.). Куль (перм.), Куль-Отыр (манси.), Кынь-Лунг (хант.),

Zcerneboch, Черняк, Ангро Манью (ир.), Tiarnaglof, Церноглов (балт.)) –

Бог Зла, лжи, ненависти, ночи. Противник Белобога и Вышних Богов. Требы как Маре.

Числобог (Кронос (греч.), Зерван (ир.)) – Бог времени, букв, чисел, календаря. Треба: зерно, плоды, пироги, вино, м±д, говядина.

Чур (Щур, Арсури (чуваш.), Велен-пас (морд.). Термин (лат.)) – Бог охраны права собственности, защиты, покровитель границ, целости, оберегания, домашнего очага. Треба: зерно, хлеб, плоды, вино, м±д, курятина, лоскуты, борщ, каша, деньги.

Яже (Юша, Ящер, Яша, Шеша (инд.), Yesza (польск.), Jassa (польск.), Ажи

Дахака (ир.), Аждаха (серб.). Ахи Будхинья (инд.), Бадняк (болт.),

Аждахак (арм.), Лекеон (арм.). Левиафан (жид.), Ермунганд (герм.),

Мехента (егип.)) – Змей, держащий землю. Брат Интры и Кощея. Треба: зерно, мясо, соль, вино, цветы.

Ярило (Ярила, Яр, Ерыло (белор.), Ярцы, Эрил (лат.), Liekio (фин.),

Пергрубрюс (прусс.), Арес/Эрос (греч.), Герман (болг.), Яровит, Herovito

(балт.), Herilus (италийск.), Ярко, Телепинус (хет.), Тарку (арм.),

Геркле (этр.), Геракл (греч.). Геркулес (лат.), Фуфлунс (?) (этр.)) – Бог весеннего солнца, страсти, любви, деторождения, плодородия, скота, пивоварения, земледелия, ярости, войны, зверей. Треба: блины, оленина, конина, свинина, козлятина, курятина, говядина, узорный хлеб, пироги, печенье, леп±шки, семена, зерно, каша, молоко, яичница, пиво, цветы, ленты, овощи, м±д, чеснок, квас, пряники.

Ярица (Ярилиха) – супруга Ярилы. 1

Представления о мире.

Универсальным образом, синтезирующим все описанные выше отношения, является у славян дерево мировое. В этой функции в славянских фольклорных текстах обычно выступают ВЫРИЙ, райское дерево, берёза, явор, дуб, сосна, рябина, яблоня. К трём основным частям мирового дерева приурочены разные животные: к веткам и вершине – птицы (сокол, соловей, птицы мифологического характера, Див и т. п.), а так же солнце и луна; к стволу – пчелы, к корням хтонические животные (змеи, бобры). Все дерево в целом может сопоставляться с человеком, особенно с женщиной. С помощью мирового дерева моделируется тройная вертикальная структура мира – три царства: небо, земля и преисподняя, четвертичная горизонтальная структура (север, запад, юг, восток ср. соответствующие четыре ветра), жизнь и смерть (зеленое цветущее дерево и сухое дерево, дерево в календарных обрядах).

“Суеверные представления о растительном царстве и связанные с ним обряды довольно многочисленны. Их можно разделить на 3 группы: первая – вера в сельскохозяйственную магию; вторая – лечебная магия, основанная на целебных свойствах растений и стремящаяся оградить человека от “всякой нечести” в течение года; третья – представляет народные гадания на растениях”.1

Мир описывается системой основных содержательных двоичных противопоставлений (бинарных оппозиций), определявшие пространственные, временные, социальные его характеристики. Дуалистический принцип благоприятного неблагоприятного для коллектива реализовывался иногда в мифологических персонажах, наделенных положительными или отрицательными функциями.

ВЕРХ/НИЗ в космическом плане трактуется как противопоставление небо и земля, вершины и корней мирового дерева, разных царств, воплощаемых
Триглавом, в ритуальном плане реализуется в расположении святилищ Перуна на холме и Велеса в низине.

Противопоставление НЕБО/ЗЕМЛЯ ( подземное царство) воплощено в приурочении божества к небу, человека к земле. Представления об «отмыкании» неба и земли жаворонком или другим персонажем, создающим положительный контакт между небом и землей, связаны у славян с началом весны. Мать сыра земля – постоянный эпитет высшего женского божества. В преисподней прибывают существа, связанные со смертью (русалочки-земляночки).

“Гигантское естественное театральное действие, ежедневно, ежечасно, ежеминутно разыгрываемое Матерью-природой на небесах, имело своих постоянных героев, наделенных особыми чертами характера и собственными именами. Небо во всех своих ипостасях и личинах (а не только в виде одной лазури) всегда считалось и почиталось как всеобъемлющий Бог, космических масштабов, охватывающий все живое и неживое и проявляющий на собственном теле-пространстве различные знаки, символы, заклания и письмена.

В заговорах и заклинаниях русский человек (как, впрочем, и любой человек вообще) нередко не просто призывал на помощь космические силы, но как бы сам стремился раствориться во вселенской стихии, уподобляясь небесным явлениям и как бы обретая их потенции.

В народном мировоззрении небо вообще являлось одним из синонимов Космоса. Именно такое разъяснение содержится и в Словаре
Владимира Даля: небо – это бесконечное пространство, “вся ширь и глубь
Вселенной”. Но не только в народном миропредставлении — в науке и в философии понятия “Космос”, “Вселенная”, “Небо” на протяжении двух последних тысячелетий употреблялись как идентичные.

Человеческая жизнь, по мнению наших предков, с момента рождения зависела от того, что написано в “небесно-звездной книге”. Сохранившееся по сей день выражение “родиться под счастливой звездой” — вовсе не результат поздних заимствованных астрологических поверий, а исконно русское понимание неотделимости жизни индивида от космической жизни звезды. представлении многих народов Небо — не только часть или полное выражение
Космоса, но и активная сторона космогонического или теогонического процесса. В большинстве древних культур Небо имело мужское обличие (редкое исключение — древнеегипетская мифология, где Небо — Нут – женского рода), оно наделялось мужской потенцией и представлялось с ясно выраженной мужской атрибутикой. В связи с распространенными сказаниями о браке Земли и Неба
Млечный путь представлялся фаллосом Небесного Бога. В славянской и всей индоевропейской культуре особенно развит и распространен был культ утренней
Зари, предвозвестницы дневного света (рассвет).

У восточных славян и русских Утренняя Заря, прогонявшая Ночь, считалась
Девой-воительницей, Победительницей Тьмы и одновременно — Матерью Солнца, которое она в прямом смысле рожала каждый божий день, подобно тому, как птица сносит яйцо. Такое представление восходит к самым глубинам протоарийского мировоззрения, впоследствии расщепившегося на самостоятельные, но во многом перекрещивающиеся индоевропейские мифологии.

Рудиментами первичного миросозерцания (в Ригведе оно представлено концентрированно в виде Богини Утренней Зари – Ушас) можно считать такие русские сказочные образы, как Ненаглядная Красота, Марья Моревна, Царь-
Девица, которые первоначально, как доказал А.Н.Афанасьев, были тождественны
Богине Утренней Зари.40

Впечатляющим носителем жизнетворящего начала природы выступает хорошо известный древнерусский и общеславянский Бог—Ярило, олицетворявший мужское естество и весеннее плодородие. Имя Ярилы, воплощавшего яростное детородное
(сексуальное) начало, одновременно сливалось с понятием “яркий”, “яр”,
“яровой” (весенний).

Космическая сущность бога Ярилы обнаруживается при проекции календарно- обрядовых функций на природно-циклические процессы, которые, как известно, обусловлены космическими причинами: движением Земли вокруг Солнца при вращении самой Земли, что создает соответствующую картину звездного неба, движением Солнца относительно других звезд и наоборот, скрытых галактических факторов, и растянутых во времени соответствующих физических процессов, неизбежно влияющих и на земную жизнь.

Несомненные функции животворящего плодородия обнаруживаются и у знаменитого русского “скотьего Бога” Велеса (Волоса), покровителя стад и символа неотделимого от их количества богатства.

Русский народ свято верил, что жизнь каждого человека продолжается и после смерти. Представления о загробной жизни –это не дань позднейшей христианской традиции, а древнейшие верования, корни которых уходят в глубины тысячелетий. Славяне испокон веков признавали, что душа имеет самостоятельное бытие, может отделяться от тела после смерти, некоторое время пребывать на месте, где произошла смерть, а затем переселяться в “мир иной”. Отсюда все древние традиции, связанные с похоронами и проводами покойников, а также сохранившиеся по сей день обычаи отмечать девятый и сороковой день после смерти (когда душа окончательно расстается с прежним местом пребывания). По представлениям славян, душа может временно покидать тело и во время сна. Так, сербы и черногорцы убеждены, что в каждом человеке обитает дух, которого они называют “ведогонь”, и что дух этот может покидать тело, объятое крепким сном. Природа души — огненная. Потому- то по древнейшим представлениям считалось, что она улетает в небо вместе с пламенем погребального костра. Как жизнь невозможна без света и тепла, так и душа — частица того небесного огня, которая сообщает очам — блеск, крови — жар и всему телу – внутреннюю теплоту1

Противопоставление ЮГ/СЕВЕР, ВОСТК/ЗАПАД в космическом плане описывают пространственную структуру по отношению к солнцу, в ритуальном плане – структуру святилищ, ориентированных по сторонам света, и правила поведения в обрядах.

В противопоставлении СУША/МОРЕ особое значение имеет море – место пребывания многочисленных отрицательных, преимущественно женских, персонажей; жилище смерти, болезней, куда их отсылают в заговорах. Его воплощают морской царь и его двенадцать дочек, двенадцать лихорадок.
Положительные стороны моря воплощены в мотиве прихода весны и солнца из-за моря. В противопоставлении ЗИМА/ВЕСНА особое значения имеет Весна, связанная с мифологическими персонажами, воплощавшими плодородие, – Ярилой,
Костромой, Мореной, а так же с обрядами похорон зимы и отмыванием весны, с растительными и зооморфными символами.

Противопоставление СОЛНЦЕ/ЛУНА воплощается в мифологическом мотиве брачных отношения Солнца и Месяца. Солнечные божества – Сварог, Даждьбог,
Хорс. Один из наиболее древнейших славянских образов – образ колеса-солнца, каравай-солнца, образ солнца на вершине дерева.

“Солнце было не просто почитаемым Божеством. Оно входило составной частью в родоплеменные отношения. Еще в XII веке русские люди продолжали считать Солнце космическим членом своего рода, именуя себя внуками
Дажьбога, что нашло отражение в “Слове о полку Игореве”. Четыре князя — участники похода — именуются здесь просто “четыре Солнца”. Те же представления запечатлены в фольклоре.

В славянской мифологии небо как выражение космической полноты и безбрежности олицетворял Бог Сварог — одна из центральных фигур древнерусского пантеона. Его происхождение теряется в глубине веков, однако этимологические корни обнаруживаются в санскрите, где svar означает и
“небо”, и “солнце”, и “солнечный свет”.

Сварог — отец Солнца и олицетворяющего его Дажьбога.

“…Сего ради прозваша и Бог Сварогь, — отмечает Ипатьевская летопись
(1114 г.), — и по семь царствова сынъ его именемъ Дажьбогъ… Солнце царь сынъ Свароговъ еже есть Дажьбогъ”. Ипатьевская летопись именует Верховное древнерусское Божество Отцом Сварогом, выводит его из Древнего Египта и отождествляет с античным Богом Гефестом (Феостом). Отсюда Сварог — не только Бог Неба, но и властелин Огня. По Ипатьевской летописи, Сварог
(Феост) научил людей ковать оружие (до той поры они бились камнями и палицами) и установил цивилизованные морально-правовые нормы, в частности моногамию в брачных отношениях”1

Противопоставление СВЯЩЕННЫЙ/МИРСКОЙ отличает сферу сакрального, наделенную особой силой от сферы бытовой профанической, лишенной этой силы.

УПЫРИ – это вампиры, фантастические существа, оборотни, олицетворявшие зло. Обычно упырям противопоставлялись БЕРЕГЫНИ (связанные со словами
«беречь», «оберегать») – добрые, помогающие человеку духи.

Однако, на мой взгляд, довольно любопытна точка зрения Юрия Никитина, касающаяся упырей и берегынь. Юрий Никитин не историк, а просто писатель, но я считаю, что его версия заслуживает внимания.

Упыри для него это мерзкие существа, покрытые зеленой слизью, живущие в болотах, которым поклоняется племя дряговичей или Дрягвы. По описанию
Никитина у упыря «грязная желто-серая голова, облепленная ряской и тиной, неотличимая от болотной кочки. Он толстобрюхий, с блестящей скользкой кожей. Вислый живот, тонкие кривые ноги с перепонками напоминающие тонкие паучьи лапы. Худая желтая рука с длинными когтями похожа на осклизлую ветку… упырь казался огромным горбатым слизнем, лишь глаза были как у лягухи: выпяченные, немигающие.»

Они проявляют активность только в темное время суток, причем независимо от астрономической ночи (во время дождя, затмения солнца).

Берегыни – это добрые духи-девушки, причем название происходит не только от слова «беречь», но и от слова «берег», они живут на берегу на деревьях и противопоставляются упырям не только по своим функциям, но и по месту обитания.

«Упыри — самое большое зло! Богов еще не было, а мир

уже был поделен между упырями и берегинями!»

Одухотворение всей природы и деление ее на доброе и злое начала – очень древние представления. Против упырей применялись различные заговоры, носили амулеты – обереги; в народном древнем искусстве сохранилось много чрезвычайно древних символов добра и плодородия.

Культ Рода и рожаниц, божеств плодородия, несомненно связан с земледелием и действительно отражает более позднюю ступень развития человечества.1

Кругозор Рода ограничили рамками одной крестьянской семьи, избой, подпечником; в лучшем случае его считали старшим над рожаницами-мойрами, но опять-таки в пределах только одной семьи или одного княжеского дома. По отношению к рожаницам сопоставление их с духами личной судьбы находит известное подтверждение в том, что греческое ??? дважды переведено как
“рожаница”.

Очень важным аргументом в пользу того, что рожаницы связаны не с культом предков, а прежде всего с плодородием (или с благополучием через плодородие), является приурочение их годового праздника к празднику урожая
– к следующему дню за рождеством богородицы, то есть к 9 сентября. К этому сроку завершался обмол яровых, самой основной и архаичной части славянского хозяйства. Ко дню рожаниц становилось ясны итоги всего земледельческого года.2

Жрецы и их роль

Выполнение общеплеменных ритуальных действий («соборы», «события»), организация ритуальных действий, святилищ и грандиозных княжеских курганов, соблюдение календарных сроков годичного обрядного цикла, хранение, исполнение и творческое пополнение фонда мифологических и этических сказаний требовало специального жреческого сословия («волхвы», «чародей»,
«облакопроганителей», «ведуни», «потворы» и др.). Через столетие после крещения Руси волхвы могли, в некоторых случаях привлечь на свою сторону целый город для противодействия князю или епископу (Новгород).

“Есть известия, что после принятия христианства волхвы выступали как защитники старой веры и одновременно как руководители антикняжеских и антифеодальных восстаний. И это понятно, ибо христианство пришло на Русь как чисто феодально-княжеская религия”.1 Греческое христианство застало в
980-е годы на Руси не простое деревенское знахарство, а значительно развитую языческую культуру со своей мифологией, пантеоном главных божеств, жрецами, по всей вероятности, со своим языческим летописанием 912 – 980 гг.

Для того чтобы воссоздать общую картину славянского первобытного язычества, нам мало одних только деревенских волхвов. Ведь мы знаем, что еще в I тысячелетии до н. э. существовали «события», «соборы», «толпы» – многолюдные общеплеменные сборища со сложным сценарием языческого ритуала, с разработанным комплексом обрядов, сопровождающих заранее изготовленным реквизитом.

В составе племенной знати должны были быть люди, разрабатывающие систему обрядов, знавшие (или создавшие вновь) тексты молений и песнопений, мелодии напевов, формулы обращения к богам. Вековая традиция неизбежно должна была переплетаться с творчеством и расширением репертуара. Жрецы были неотъемлемой частью любого первобытного общества и, чем больше усложнялась его социальная структура, чем ближе оно было к верхней грани доклассовой первобытности, тем яснее и многообразнее выступала роль общеплеменных жрецов, жриц и князей, выполнявших часть жреческих функций.

Ритуал семейно-родового культа выполнялся, скорее всего, главами семей и родов. Общественный же культ был в руках особых профессионалов – волхвов.
Само слово удовлетворительно не разъяснено, несмотря на многочисленные попытки. “Есть мнение, что в нем отразились связи славян с кельтами (волох, валах – прежнее обозначение кельтов), либо с финнами (от финского velho – колдун), либо даже с германцами (v?lva – пророчица). Во всяком случае, несомненна связь слова “волхв” со словом “волшебный”, “волшебство”. 1

Но кем же были волхвы? Простыми колдунами, шаманами или жрецами богов?
Были ли какие-нибудь различия, ранги, специализация между волхвами?
Ответить трудно. Сохранились, впрочем, и другие обозначения для исполнителей религиозно-магических обрядов: кудесники, чародей, баяльник, ведун, вещий, ворожец и пр.

Для воспроизведения состава жреческого сословия древних славян, кроме универсальных волхвов, – «облакоганителей», руководителей языческих обрядов и жертвоприношений, мы непременно должны включить в общий перечень волшебников также и кузнецов, изготавливавших не только орудия труда и оружие (что уже придавало им значительный вес), но и «женскую кузнь»,
«кузнь многоценную», проявляя «хытрость» и «художество кузньческо»2.

От древнего глагола «ковать», изготавливать нечто из металла, происходит слово «коварство», которое нами употребляется только в переносном смысле, а в свое время означало: мудрость, умение, замысловатость. «Корень премудрости, кому открылся, и коварство
(премудрости), кто уразуме».3

Эти «коварные» златокузнецы в совершенстве знали языческую символику и широко применяли свои знания как для изготовления деревенских амулетов и украшений с оберегами, так для «гривной утвари» самых знатных женщин страны вплоть до великих княгинь.

Прямых сведений о волхвах и их роли в общественной жизни молодого государства Руси в IX – X вв. у нас мало. Лишь к XI столетию относятся записи о действиях волхвов в медвежьих углах северо-восточной окраины – в
Суздале и в Пошехонье. Быть может, поэтому такая исторически интересная тема, как жреческое сословие, и не ставилось в нашей литературе даже как проблема, подлежащая рассмотрению. Нередок взгляд на волхвов, лишь как деревенских колдунов, знахарей мелкого масштаба. Такими стали далекие потомки древних волхвов в XVI – XVII вв., по традиции все еще называвшиеся волхвами. Но даже отрывочные сведения о волхвах XI в., действующих на самом краю подвластных Руси земле, рисуют их нам как могущественных деятелей, поднимавших руку и на местную знать («старую чадь») и на знатного киевского боярина, прибывшего с целой дружиной. В момент ведения христианства волхвы возглавляли народ и в открытую вели бои с правительственными войсками.
Спустя столетие в том же Новгороде «вълхв въстал при Глебе (Святославе, внуке Ярослава Мудрого)… Глаголашеть бо людьм, творяся акы бог и мъного прельсти – мало не вьсего града… И басть мятежь в граде и вьси яша ему веру и хотяху побити епископа… И разделишася надъвое: кънязь бо Глеб и дружина его сташа у епископа, а людие вьси идоша за вълхва…».

Этот общеизвестный эпизод свидетельствует о силе влияния языческих жрецов не только в деревенской глуши, но и в городе, где давно была учреждена епископская кафедра и построен величественный Софийский собор.

У славян, пишет Гильфердинг, «жрецы имели значение особого, строго отдаленного от народа сословия… они совершали в святилищах всенародные моления и те гадания, которыми узнавалась воля богов. Они пророчествовали и говорили народу от имени богов… Они пользовались особенным почетом и богатством, распоряжались и доходами с поместий, принадлежавших храмов и обильными приношениями поклонников”.1

Наиболее прославленными у балтийских славян был знаменитый храм
Святовита (соответствовавшего русскому Роду) в Арконе на берегу Балтийского моря.

Управление религиозной жизнью было не простым делом даже на уровне единичного поселка; оно было сложным на уровне племени с общеплеменными святилищем и оно стало весьма усложненным и многообразным на уровне государства, объединенного около полусотни племен.

Простой сельский волхв должен был знать и помнить все обряды, заговоры, ритуальные песни, уметь вычислять календарные сроки всех магических действий, знать целебные свойства трав. По сумме знаний он должен был приближаться к современному профессору этнографии с тою лишь разницей, что этнограф должен долго выискивать полузабытые пережитки. А древний колдун, вероятно. Получал многое от своих учителей-предшественников. Без непрерывной преемственности поколений нельзя представлять себе тысячелетнюю традиционность всех разновидностей восточнославянского фольклора.

Кощуны

Важным разделом деятельности волхов-волшебников было создание и передачи по наследству многообразного обрядного фольклора. Его истоки шли из далеких глубин первобытности и благодаря бережному сохранению традиций отголоски словесного творчества дошли в глухих углах России до XIX в., до встречи с исследователями этнографами. Переводы с греческого позволяют нам определить, как переводились на русский язык некоторые слова, например
«кощюны», «басни».

Кощуны и басни – близкие понятия, но не тождественные: «Инии гудуть
(играют на смычковых инструментах), инии бають ему и кощюнять». Баять, рассказывают басни, очевидно, относится к разным видам устной словесности, и это действие подвергается значительно меньшим нападкам церковников, чем кощуны, от которых произведено и наше современное слово кощунствовать, надругаться над святыней. В баснях, очевидно, большое светство, может быть, бытового (но не эпического), а в кощунах больше язычество, мифологического, того, что казалось особенно кощунственным и отцам церкви IV -VII вв. и русскому духовенству XI – XIV вв.

Кощуны семантически связывались с волхвами и волшебником: «Ни черов внемли, ни кощюньных вълшеб».

Кощуны-мифы четко противопоставляются правдивым эпико-историческим повествованиям. Церковные писатели того времени считали, что следует «в кощюн место преславных делес повести сказывати», т.е. предпочитали эпос мифам. Существовали специальные «баяны» и сказатели мифов – «кощюнники», к которым народ стекался, не смотря на запрещения.

Кощуны исполнялись во время поминок по умершему. Причем исполнялись они
«тщеславия ради», т.е. особо торжественным поминательным пирогом считался тот, на котором пелись какие-то мифологические сказания.

При определении первоначальной этимологии слова «кощуна», очевидно, следует принять допущение двойственной основы его; первая половина (кош -) прямо сказана с понятием судьбы, жребия, а вторая – более многообразным набором значений.

Русские переводчики XI – XII вв. устойчиво переводили греческое слово
«кощюны», объединяя в нем понятия судьбы и доброго начала. Исполнялись мифы- кощуны старцами: «старьчьскыи баси», «старьча кощуны». «Кощюнословие» иногда объединяется в одной фразе с «кобением», очевидно, исполнение сказаний могло сопровождаться теми или иными ритуальными жестами и телодвижениями.

В «Материалах» Срезневского (включающих и переводные произведения, по которым мы можем точнее представить себе значение русских слов) с фольклором связаны следующие термины:

Баян, обаятель (incantator) – «производящий или поющий заклинания».

Ключом для проникновения в полузабытый мир древнеславянской мифологии может послужить широко распространенный и устойчивый образ Кощея
Бессмертного, в самом имени которого содержится указание на мифологическую архаику «кощун» и на связь с инфернальной сущностью «кощьного», потустороннего царства. Восточнославянская волшебно-фантастическая сказка долгое время именовалась исследователями мифологической, пока известной украинский этнограф Н. Ф. Сумцов не высказал серьезных сомнений в возможности научного познания славянской мифологии: «Границы мифологии висят в воздухе; ничего прочного и устойчивого здесь никогда не было и ныне, при современном состоянии фольклора мифология не имеет определенного содержания».

Однако, по мере дальнейшего изучения фольклора, выясняется, что измельчавшими потомками древних мифов действительно являются сказки и именно волшебные (мифологические) сказки: «Происхождение сказки из мифа не вызывает сомнения». А в дальнейшем в связи с ростом племенных дружин и военных столкновений в мифологические повествования вплетается все в большей степени героический эпос.

Таким образом, восточнославянская волшебно-богатырская сказка является хранительницей перемешанных между собой отголосков архаических мифов и фрагментов богатырского эпоса, рождавшегося ещё в I тысячелетие до н.э.

«Начало волшебное заключает так называемые пережиточные моменты и прежде всего религиозно-мифологические воззрения первобытного человека…
Сказка полна мотивов, содержащих в себе веру в существование
«потустороннего мира» и возможность возвращения оттуда…».

«Враждебное человеку пространство – «иное» царство, морское царство, царство Змея, Кощея, Яги… Проникая в этот мир, разрушая его, герой утверждает единый мир человеческой справедливости и гуманизма».

Праздники.

В результате беспощадной борьбы с язычеством, когда деревянные идолы сжигались, а каменные дробились на мелкие куски, не осталось сколь-нибудь достоверных изображений древнерусских дохристианских Богов. Однако новая религия была вынуждена не только искоренять старую, но и приспосабливаться к ней. Так пережили тысячелетия многие архаичные праздники: Коляда, Святки,
Масленица, Ярило, Купало, Семик и др., уходящие своими корнями в древнейшие пласты общеславянских и общеиндоевропейских ритуалов. Некоторые языческие
Боги оказались замещенными новыми христианскими персонажами и святыми: Илья- пророк заменил Перуна, место Велеса занял Святой Власий. Даже день рождения
Иисуса Христа, о дате которого в Евангелиях ничего не сказано, был приурочен решением Вселенского собора к соответствующему дню декабря (по старому стилю), так как народ традиционно отмечал в это время праздники, связанные с рождением языческих Богов — Осириса и Диониса, — или же справлял сатурналии в память о Золотом веке — царстве Сатурна (Крона), отголоском чего в конечном счете являются и русские зимние святки в честь позабытого древнего Солнцебога Колы-Коляды с непременным колядованием
(сбором даров) и распеванием архаичных колядок.

(Рыбаков) моления славян своим языческим богам были строго расписаны по временам года и по важнейшим селькохозяйственным праздникам. Год определялся по солнечным фазам.

Начинался год как и у нас 1-го января. Новогодние празднества –
“святки” длились 12 дней, захватывая конец старого и начало нового года. В эти дни вначале гасили все огни в очагах, затем добывали трением “живой” огонь, пекли специальные хлебы и по разным приметам стремились угадать каким будет следующий год.1

“Вот один пример из тысяч. Разрезали луковицу на 12 долек, посыпали их солью, каждую обозначали определенным месяцем наступающего года; наутро смотрели, какая долька сухая, какая влажная, – соответствующие месяцы ожидались сухими или дождливыми.”2
“Колядовать” у нас называется петь под окнами накануне Рождества песни, которые называются колядками. Тому, кто колядует, всегда кинет в мешок хозяйка, или хозяин, или кто остается дома, колбасу, или хлеб, или медный грош, чем кто богат. Говорят, что был когда-то болван Коляда, которого принимали за бога, и что будто оттого пошли и колядки. Кто его знает? Не нам, простым людям, об этом толковать. Прошлый год отец Осип запретил было колядовать по хуторам, говоря, что будто сим народ угождает сатане. Однако ж, если сказать правду, то в колядках и слова нет про Коляду. Поют часто про рождество Христа; а при конце желают здоровья хозяину, хозяйке, детям и всему дому.

Все славянские племена праздновали с незапамятных времен Новый год. У чехов, сербов и болгар “ходите по коляде” означало поздравлять с Новым годом; у словаков “колядовать” значило благословлять в Новый год; у задунайских славян “колядою” именовался подарок в Новый год. У поляков все сословия принимали участие во взаимном поздравлении и одаривании, это называлось “коленда”.

“С Мореною-смертью, с Мореною-мороком (ночью) связаны и светлые солнечные праздники встречи Весны. Здесь ненавистнице жизни также уготавливается сжигание. В весенних календарных обрядах Морена выступает еще в одном своем смертоносном обличии — в виде зимы, мороза.
Древнерусская форма слова “мороз” — “мразъ”, от него более широкое понятие
— “мразь” — не только в смысле “мерзости” — слово того же корня — но и в смысле природно-погодной характеристики (ср. “изморозь”, “моросить”).

Сжигание Морены в виде соломенного чучела происходило и на масленицу.
Древние языческие корни этого буйного и веселого праздника не только в огненном действе, но и в массовом поедании блинов, символизировавших
Солнце: тем самым каждый человек как бы приобщает себя к солярной природе, часть которой он просто-таки физическим образом растворял в себе. Во время огненных действ существовал также обычай (неповсеместный) катать зажженные колеса, которые также символизировали горящее Солнце”1. Масленица персонаж, воплощающий плодородие и вместе с тем зиму и смерть. Название русского календарного праздника проводов зимы и встречи весны было перенесено на антропоморфный персонаж, который встречали с величайными песнями в начале праздника на горках. Масленицей назвали также чучело из соломы, обряженное а женское тряпье, иногда с блином( от масляного блина – само название
“Масленица”), олицетворявшим Солнце, или сковородой в руках; с ним вместе веселились, катались на тройках в течении масленичной недели, а затем хоронили или провожали зиму в конце праздника, разрывая чучело на околице селения или , что делалось чаще) сжигая на костре, разводившимся на возвышенности.

Соломенные и деревянные чучела, олицетворяющие древних славяно-русских
Богов, сжигались и в процессе других народных праздников. К наиболее известным относятся праздники Костромы (женское воплощение плодородия) и
Ярилы (мужское воплощение плодородия). Оба праздника связаны с весенним пробуждением, летней победой Солнца и света над зимним холодом и мраком, с животворящими процессами в природе. Как и в купальских празднествах, огонь играет здесь центральную роль. Имя Кострома вроде бы само указывает на свое происхождение — Костровая (мать?), хотя в самом обряде чучело Костромы чаще всего топится в реке или разрывается на части.

Итак, космическая сущность огня в представлении народа была связана с его неотделимостью от света и Солнца, молнии и звезд. Огонь — источник тепла, которое помогает победить зиму и знаменует приход весны и лета.

В пору пахоты, сева яровых и “прозябании зерна в земле” мысль древнего славянина обращалась к предкам-дедам, тоже лежащим в земле. В эти дни ходили на кладбища и приносили “дедам” пшеничную кутью, яйца, мед, считая, считая, что предки помогут всходам пшеницы. Кладбища представляли собой
“поселки мертвых”. Над сожженным прахом строилась деревянная
“домовина”(“столпы”) в эти миниатюрные дома и приносили угощение.

На протяжении весны и лета беспокойство земледельцев об урожае возрастало. Первый весенний праздник приходился на 1-2 мая, когда появлялись первые всходы яровых. Второй праздник был день бога Ярилы, бога животворящих сил природы. В этот день 4 июня убирали лентами молодую березку и украшали ветками дома. Третий праздник – летний солнцеворот 24 июня – день Купалы.

“Иванов день — праздник огня и Солнца. Июль – макушка лета — в старину именовался кресник (по имени огня — Крес). Сам же праздник Ивана
Купалы посвящен летнему солнцевороту, когда Солнечное Колесо-Коло, достигнув высшей точки на небе, начинает “обратный путь”. По сути своей это
– праздник космический, ибо связан с астрологическими закономерностями — движением Земли и Солнца, обуславливающих в конечном счете смену времен года. Астрально-космическое содержание купальских обрядов обусловлено также и тем, что огонь священных костров необходимо было получить животворящим способом, то есть путем магического приобщения к солнечно-космической энергии, а сами костры предпочтительно было разжигать на возвышенностях, горах или курганах, то есть как можно более приближенно к миру небесному.
По свидетельству очевидцев, купальские огни, зажигаемые в Иванову ночь на
Карпатах и Судетах в Польше и Чехии, представляют великолепное и торжественное зрелище на пространстве в несколько сот верст”1

Во всех этих праздниках ощущаются настойчивые моления о дожде.
Хороводы девушек, обрядовые песни и пляски в священных рощах, жертвоприношение рекам и родникам – все было направлено на получения дара неба – дождя. Дню купалы предшествовала “русальная неделя”.

В славянской этнографии хорошо известно, что в дни таких русальных празднеств в деревне выбирали самых красивых девушек, обвивали их зелеными ветками и с магическими целями обливали водой.2

Представления о смерти.

Похоронные причитания фиксируют постоянные формулы посмертной персонификации умершего как показатель его “перехода” в иную форму бытия. В причитаниях смерть, персонифицируясь, не получает, как правило, ясного антропоморфного облика (калика перехожая, в которую иногда превращается смерть, представляет собой пока еще не выясненное исключение), что позволяет воспринимать ее как высшую, неведомую, таинственную силу. Это, безусловно, поздняя перекодировка образа. О более ранней образной природе смерти в русских похоронных причитаниях свидетельствует целая цепь определений – “голодная”, “неуемная”, “недосужная”, “смерть-злодей”, “змея лютая”, постоянный антропоморфизм ее действий: она приходит не спросясь, украдкой, никогда не стучится в ворота и пр. Не нарушает общую систему рассуждений и способ ее перевоплощений – когда неопределенность облика смерти, ее нечеткость сменяется видимым конкретным превращением в ворона.
Подобный путь “прояснения”образа мысленно ставит параллель с мифами, космогоническими в частности, где непредставимое только путем превращения получало вполне конкретный осязаемый облик.

Смерть, так же как и мифах, где зооантропоморфным тотемным существами приписывалась способность с легкостью менять свой внешний облик, предстает то в образе “калики перехожей”, о неожиданно теряет видимые очертания, то вдруг многократно и последовательно перевоплощается. Смерть (как болезнь и горе) тоже имела, по всей видимости, на какой-то определенной стадии развития и постоянный антропоморфный облик.

Смерть, как и все живое, была смертна, а поэтому ее должно похоронить так же, как мертвого. В обрядах Смерть хоронят, чтобы ее не было. Момент возможного “вторичного” возрождения, столь важный в земледельческих обрядах, здесь отсутствует.

Похоронные причитания дают разную интерпретацию посмертного существования. На “житье вековечное” покойного собирают, “снаряжают” по всем правилам земного этикета – дают ему еду, домашнюю утварь, в степных районах – коня и пр. Все это подтверждается этнографическими и археологическими данными. “Перед уходом похоронной процессии с кладбища под гроб…” (в том случае, если умершего предавали земле) “…кладут дары. Чаще всего они состоят из еды, трубки умершего и табака. В своей новой жизни в царстве мертвых у покойника должно быть все необходимое. Рядом с гробом вешают большую плетеную сумку, чтобы дух покойного мог собирать ягоды по пути и питаться ими.”1

Представления о реинкарнации в тотемных животных или сакральные предметы характерно для архаических культур вообще. Старшие говорили молодым, показывая на чуринги: “Это твой предок, то чем ты был когда странствовал по этой земле во время своего предыдущего существования.”1
Реликтовые формы этих представлений сохраняются в похоронных обрядах, где умершего заворачивают в шкуру животного, а живые надевали маски тотемного животного или устраивали погребальные пляски, имитирующие движения тотема.

Во всех сказочных вариантах птица уносит на тот свет с последующим возвращением не настоящего, а лишь “мнимого покойника”. Готовность же к подобному переходу символизирует всегда однозначно – заворачивание в шкуру животного. Это сказочная интерпретация о душе-птице, покидающей пределы этого мира, соединенных реликтовыми формами тотемных представлений о приобретении покойным облика своего тотема.

Итак, смерть, по древним представлениям, – это всегда метаморфоза.
Славяне уподобляли смерть жизни, она была для него лишь границей. После которой начиналась “новая жизнь” в “новом мире”. Раз после смерти жизнь будет продолжена в другом месте, то для человека “пал ужас смерти” существование человека на земле оказалось только одним из звеньев в цепи всех отошедших поколений. “Переходный” период умершего заканчивался на земле его уходом в иной мир, но он мог вернуться на землю вновь в любом другом облике, в том числе и в лице своего потомка. Поэтому могилы и курганы предков располагались бок о бок с усадьбами живых: то были даже не два разных мира, а единый мир, в котором прошедшее, настоящее и будущее оказывались расположенными и тесно сосуществующими.

Предки и потомки составляли единую сакральную общину. Мир по ту и по эту сторону мало чем отличался один от другого. Он мог совпадать полностью, быть тождественным земному. Тогда покойный, покинув этот мир находит своих ранее умерших сородичей и начинают жить вместе с ними. Поскольку загробный мир подобен земному, то и там возможно умирание с последующим возрождением на земле.

Тайна смерти и посмертного существования была одной из определяющих идей языческого мировоззрения. Не случайно “со времени появления человека и до настоящего времени ни одно явление не вызывало в нем столько сильных эмоций и такого напряженного процесса мысли, как смерть, это странное, непонятное явление.

Похоронный обряд.

Похоронный обряд оказался одним из наиболее консервативных элементов культуры благодаря устойчивости определяющих представлений, на базе которых он сформировался. Не случайно христианизация именно в этой области не принесла сколько-нибудь существенных результатов. В центре погребального ритуала оказался страх, причем не страх перед смертью, а страх пред мертвым, он-то и поддерживал строгость соблюдения и поразительную устойчивость данного ритуала в течение многих веков. Чувство страха привело к рождению целой сети взаимосвязанных ритуалов. Эти обряду имели предохранительную цель, они должны были способствовать тому, чтобы оградить живых от злого, подчас губительного влияния мертвых.1

Особое место среди языческих обрядов занимал обряд погребения. На протяжении длительного периода сильно колебалось соотношение двух основных видов погребального обряда – сожжения (особенно у восточных и частью у западных славян) и трупоположения ( с 10-12 вв. повсеместно), часто хоронили или сжигали в лодке (пережиток водяного погребения). Первобытное погребение скорченных трупов, которым искусственно придавалось положение эмбриона в чреве, было связано с верой во второе рождение после смерти.
Поэтому умершего и хоронили подготовленным к этому второму рождению.
Праславяне еще в бронзовом веке поднялись на новую ступень и отказались от скорченности Вскоре появился совершенно новый обряд погребения, порожденный новыми воззрениями о душе человека, которая не воплощается вновь в каком- либо другом существе (звере, человеке, птице…), а перемещается в воздушное пространство неба. Культ предков раздвоился: с одной стороны, невесомая, незримая душа приобщалась к небесным силам, столь важным для тех земледельцев, у которых не было искусственного орошения, а все зависело от небесной воды. С другой стороны, благожелательных предков, “дедов”, необходимо было связать с землей, рождающей урожай. Это достигалось посредством закапывания сожженного праха в землю и постройки над погребением модели дома, “домовины”.

Умершие делились на две категории. Это “чистые” покойники, умершие естественной смертью: от болезни, старости, – их называли обычно, безотносительно к возрасту и полу, родителями; другая – “нечистые” умершие
( мертвяки, заложные), те, кто погиб неестественной, насильственной или преждевременной смертью: убитые, самоубийцы, утопленники, опойцы (те, кто умер от пьянства), колдуны. Отношение к этим двум категориям умерших было также различно: “родителей” почитали, смотрели на них как на покровителей семьи, а “мертвяков” боялись и старались обезвредить.

Если покойник, по народным верованиям, был чем-то обделен во время похорон (например, не был соблюден обычай обязательной жертвы ему), то он
“не простит, а свое возьмет”. “В быличке рассказывается, что когда умер отец, бычка по традиции не закололи – тощий он был после зимы ошло:то подавится скотина, то сдохнет”1

В. Я. Пропп, рассматривая происхождение сказочного дерева, отметил, что в любом случае – посажено ли дерево на могилу ил же оно вырастает из нее – могила всегда поливается.

Поминальный пир, в котором возлиянию (поливанию) отводилась одна из основных ролей, был известен почти всем народам мира. Для славянских язычников, если следовать рассказам “Повести временных лет”, было характерно его совершение как до, так и после погребения (тризна).

Возлияние до погребения служило, по-видимому, символом скорого неизбежного перехода в мир иной. У угорских словенцев, когда человек умирал ему лили на лицо воду. 2Во многих местах Старой Руси умирающего омывали заживо, что должно было способствовать легкому и безболезненному переходу в из жизни в смерть.

Если сведения о допогребальном языческом возлиянии отрывочны и не до конца прояснены, то представления о посмертной жертве мертвому в форме погребального пира сохранились значительно полнее. Поминальный пир, который совершался после погребения был многоплановым по своей сути. Цель языческой тризны состояла в необходимости отогнать злые силы от живущих.

Благодаря сохранившемуся описанию погребальных обрядов, радимичей, вятичей, северян, кривичей, сделанному в свое время Нестором, мы располагаем достаточными сведениями. “Б. А. Рыбаков в статье “Нестор о славянских обычаях” воспроизводит и комментирует текст Нестора. Понятие
“тризна” сводилось к представлениям о боевых играх, ристаниях, т. е. Особых обрядах, призванных отогнать смерть от оставшихся в живых, демонстрировавших их жизнеспособность”3.

Таким образом, языческую тризну нужно рассматривать прежде всего как оберег. Если допогребальные возлияния должны были облегчить переход в
“новую” жизнь (и служили символом этого перехода), то послепогребальная тризна способствовала тому, чтобы уберечь живущих от злого влияния мертвых.
Со временем обе формы объединились в послепогребальный поминальный пир.

Земля, что рожает, была для древнерусского народно-языческого сознания,
“доподлинной матерью” ей и мертвым (тем для кого земля стала новым домом) приносились жертвы. Обрядовая устойчивость “кормления” мертвого и творимых в его честь возлияний, сохранение цели ритуала (дух мертвого нужно задобрить, чтобы получить от него желаемое) характерна для славян. “В
“Повести временных лет” под 983 г. рассказывается о жертвоприношениях в
Киеве: “И сказали старейшины и бояре: “Бросим жребий на отроков и девиц, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам”.1

Священный характер имела пляска смерти и ритуальные танцы вокруг нее.
Танцуя у колыбели умирающего ребенка, мать вступает в контакт со смертью, отгоняет и убивает ее. У белорусов в момент приступа родимца “мать покрывает дитя белым покровом и, держа над ним зажженную свечу, курит ладаном. Устраивается обстановка, при которой кажется, что кто-то скончался.

Свадебный обряд и его связь с поминальным обрядом.

“М. Фасмер возводит слово “невеста” к единственному значению –
“неизвестная” от не-вед (ведать), видя в данном слове только табуистическое название, которое должно было защитить женщину, вступающую в брак, от злых сил.”1
С момента просватывания невеста оказывается на особом положении: она становится в своем доме гостьей, ничего не делающей и обязанной казаться грустной.
Существует достаточное число внешних и даже весьма показательных данных, которые, если не прямо, то во всяком случае косвенно свидетельствуют в пользу предположения об общих представлениях, лежащих в основе свадебного и похоронного ритуалов. К ним относится, например, хорошо известный факт, что в досвадебный период невеста ходит в темной, “печальной” одежде, т.е.совершенно так, как того требуют траурные обычаи. Невеста венчалась иногда в девичьем сарафане и в легком шерстяном кафтане черного цвета с белым платком на голове, которые обычно надевали при трауре.
Невесту обычно “закрывали” черной фатой, всю неделю до свадьбы невеста сидит с подругами “завешанная”. Обычай “закрывания” невесты считался не только семейным, но и родовым. Суть его, безусловно, охранительная, но этот оберег имел двойственную природу. С одной стороны голова невесты покрывалась, и это было необходимым средством от вредоносной силы, исходящей от лиминального существа, с другой – это был оберег самой невесты от внешних враждебных сил. Женщина, если она нарушает этот обычай навлекает на себя “укоры” вплоть до изгнания из рода.
Часто перед женихом выводили несколько девушек, одинаково одетых, а жених должен был угадать невесту. При сохранении исконного смысла данного обычая особая форма скрывания невест среди одинаково одетых, безликих (лица закрыты) девушек получала дополнительную и очень существенную нагрузку.
Обезличивание, одинаковость связывались с представлением о “нездешнем”, потустороннем временном их пребывании.
Во время свадебной церемонии у славян были отмечены случаи ритуального обмывания (кропления) не только молодых, но и всех, кто присутствовал на свадьбе. Здесь прямая аналогия с “очищением” всех участников похорон.
Смерть, роды и вступление в брак сопровождались особым ритуалом “прощания”.
Обряды “прощания с умирающим” и “прощание невесты перед вступлением в брак” были опоэтизированы и доведены до высокой степени художественного совершенствования свадебными и похоронными причитаниями.
Всевозможные одноплановые запреты, налагаемые на невесту, – табу видеть, говорить, есть, физическое удаление невесты от сторонних глаз, саван в качестве свадебного подарка –все это вместе взятое говорит о том, что истоки этих запретов ведут к определенному моменту системы инициации ( в данном случае женской), связанной с обязательным временным укрыванием посвящаемого, с одеванием “смертной одежды”.
Девушка, достигшая половой зрелости, впоследствии в свадебном обряде – невеста, переходила в новую социальную категорию. По древним представлениям, такой переход был возможен только через прекращение добрачного существования, то есть через “умирание”. Таким образом, совершенно очевидна функциональная близость положений невесты в свадебном обряде и посвящаемого в обряде инициации. Несмотря на то, что древние славяне, по-видимому, не знали инициации как ритуального действа в целом, основные представления этого комплекса тем не менее получили у них отражение в различных обрядах и фольклоре.
“Уходом” невесты в “иной” мир заканчивается первый период свадебного обряда. За “временной смертью” следует ее воскрешение в новом качестве.
Траурные одежды предсвадебного периода меняются на праздничные, светлые.
“Горемычную” поневу замужняя женщина меняет на праздничную. “Срезана” девичья коса, волосы убраны под повойник, у многих народов женщина меняет и свое имя, которое как бы воплощала в себе рождение новой души.
Рождение нового человека ( замужней женщины) получило и специфическое обрядовое оформление – “поиски молодой”, которую разыскивают на другой день после свадьбы.
Послебрачный ритуал поисков молодой сопоставим с другим обрядом, который носит название “поиски покойника” и представляет собой ритуальный обход жилых и хозяйственных помещений, предшествующий поминальному пиру “в современной записи этот обряд зафиксирован уже в упрощенном виде: “умрет кто – в доме все переворачивают. Ходят везде, и говорят: “Был и нету, был и нету”.1

Обряд соумирания.

Обрядовое соумирание жены с мужем понималось языческими народами как вторичное вступление в брак через смерть. По данным советских археологов, у восточных славян обычай сжигать вдов на погребальном костре существовал начиная со II – III в. н.э. Ряд арабских и византийских источников свидетельствуют об устойчивости этой брачной нормы в мире славянства: в 6-
10 вв. вступление девушки в брак означало для нее и обязанность умереть вместе с мужем даже в случае его ранней смерти.
“По обычаям многих народов, славян в том числе, покойника хоронили в венчальном платье. Этот факт в современном историко-этнографическом Атласе канонизирован четким указанием – “в чем венчали – в том и хоронят”.1 Вдова в подвенечном платье сопровождала умершего до могилы, где и исполняла
“танец смерти”, или “танец невесты”. Для языческой погребальной обрядности похоронный танец вдовы представляет собой явление типологическое.
Венгерский ученый Ласло Фелфёлди, специально изучавший похоронные танцы, пришел к выводу, что “танец” вместе с пищей, напитками, музыкой является символом свободы покойного или покойной.
Веселье на похоронах (танец одна из его форм) так же, как и инсценированный разгул, играет особую роль. Смеху приписывалась особая магическая сила, которая должна была способствовать поднятию и усилению производительных сил природы и обеспечению уходящему новое возрождение, новое возвращение к жизни, воплощенное в любой новой форме.
Обряд обручения умершей подвергался как упрощению, так и одновременному переосмыслению, поскольку пришел в конце концов в соприкосновение с верой
“в заложных покойников”, то есть умершие до брака начинают преследовать живых, во избежании чего последние и прибегают к символическому венчанию покойников. Этот охранительный смысл становится весьма актуальным именно тогда, когда акт сопогребания уже ушел в прошлое.
Завершающим этапом в этом трансформационном процессе оказался особо выделившийся обряд похорон молодых. Показательно, что именно этот обряд лучше всего и сохранился. Ограничение похорон как свадьбы только для незамужних было связано и с последующим изменением окружающих его представлений. Если раньше речь шла об удовлетворении инстинкта продолжения жизни в ином мире и потому покойному предоставлялось все, что он имел при жизни в том числе и жена, то теперь он должен был получить от жизни последние блага, взять с собой то, чем не сумел воспользоваться на этом свете. Смысловое ограничение похорон как свадьбы только для молодых вызывало еще большее, чем раньше, расширение свадебных атрибутов-символов и привело в конечном итоге к созданию полной инсценировки свадьбы на похоронах. Таким образом наиболее полный и красочный, основанный на достижении эффекта правдоподобия вариант похорон как свадьбы есть вместе с тем и один из наиболее поздних моментов в развитии начального ритуала соумирания.

Влияние язычества на культуру и быт Восточных Славян.

Культура Руси складывалась с самого начала как синтетическая, находящаяся под влиянием различных культурных направлений, стилей, традиций.
Одновременно Русь не просто слепо копировала чужие влияния и безоглядно заимствовала их, но применяла к своим культурным традициям, к своему дошедшему из глубины веков народному опыту, пониманию окружающего мира, своему представлению о прекрасном. Язычникам были известны многие виды искусств. Они занимались живописью, скульптурой, музыкой, развивали ремёсла. Здесь важную роль в изучении культуры и быта играют археологические исследования.
Раскопки на территориях древних городов показывают всё разнообразие быта в городской жизни. Множество найденных кладов и вскрытые могильники донесли до нас предметы домашней утвари и ювелирные украшения. Обилие женских украшений в найденных кладах, сделало доступным изучение ремёсел. На диадемах, колтах, серьгах древние ювелиры отразили свои представления о мире, с помощью витиеватого растительного орнамента они могли рассказать о
“Кащеевой смерти”, о смене времён года, о жизни языческих богов…
Неведомые звери, русалки, грифоны и семарглы занимали воображение тогдашних художников.
Большое значение язычники придавали одежде. Она несла не только функциональную нагрузку, но и некоторую обрядность. Одежда украшалась изображениями берегинь, рожаницами, символами солнца, земли и отражала многояростность мира. Верхний ярус, небо сопоставлялось с головным убором, земле соответствовала обувь и т. д.
К сожалению, почти вся языческая архитектура была деревянной и для нас почти утрачена, но в сохранившихся ранних каменных христианских храмах можно увидеть в отделке и орнаменте языческие мотивы. Это типично для периода двоеверия, когда художник мог изобразить рядом христианского святого и яыческого божества, свести вместе в витиеватом орнаменте крест и древние славянские символы.
Большим разнообразием отличались языческие обряды и празднества. В результате многовековых наблюдений славянами был создан свой календарь, в котором особенно ярко выделялись следующие праздники, связанные с земледельным циклом:
1. Праздник первых ростков – 2 мая.
2. Моления о дожде – с 20 по 30 мая.
3. Ярилин день – 4 июня.
4. Моления о дожде – с 11 по 20 июня.
5. Праздник Купала – 24 июня.
6. Моления о дожде – с 4 по 6 июля.
7. Отбор жертв для праздника Перуна – 12 июля.
8. Моления о дожде – с 15 по 18 июля.
9. Праздник Перуна – 20 июля.
10. Начало жатвы – 24 июля. Моления о прекращении дождей.
11. “Зажинки”, окончание жатвы – 7 августа.
Годичный цикл древнерусских празднеств складывался из разных элементов, восходящих к индоевропейскому единству первых земледельцев. Одним из элементов были солнечные фазы, вторым был цикл молний и дождей, третьим был цикл празднеств урожая, четвёртым элементом были дни поминования предков, пятым могли быть коляды, праздники в первых числах каждого месяца.
Многочисленные праздники, коляды, игрища, святки скрашивали быт древнего славянина. Многие их этих обрядов живы в народе и по сей день, особенно в северных областях России, именно там христианство приживалось дольше и труднее, на севере особенно сильны языческие традиции, что привлекает повышенное внимание со стороны этнографов.
Однако, несмотря на то, что язычество было очень красивой религией, оно, в конце концов, обнаружило свою несостоятельность. Русские князья прекрасно понимали необходимость принятия христианства. Оставаться языческой страной означало изоляцию от всего европейского сообщества стран. Новому государству, с его единым правителем нужна была соответствующая религия.

Библиография.

1. С. А. Токарев Религия в истории народов мира М.,1976

2. Б. А. Рыбаков Язычество Древних славян М., 1994

3. В. А. Еремина Ритуал и фольклор М.,1994

4. В. Демин. Гиперборея – праматерь мировой культуры М.,1995

5. М. С. Бутинова Как возникла религия М., 1977

6. А. Кузьмин Падение Перуна. Становление христианства на Руси М., 1988

7. Народный месяцеслов М., Современник 1991

8. Доватур А.И., Каллистратов Д.П., Шишова Н.А. Народы нашей страны в

“Истории” Геродота. М., 1982.

9. Христианство и Русь М.,1988
10. Введение христианства на Руси М., 1987
11. Календарные обычаи и обряды //атеистические чтения 1988 №17
12. Церковь и языческие игрища //Атеистические чтения 1989 №18
13. Дерево жизни // Атеистические чтения 1990 №20
14. Мифы народов мира. Энциклопедия т.2 М., 1994
15. Языческая община “Триглав” (Internet)
16. В. В. Седов Восточные славяне в 6-12 вв. М. Наука 1982
17. . И. С. Свенцицкая. Раннее христианство: страницы истории.
18. “Энциклопедия славянской мифологии”, изд. “Астрель”, 1996.
19. М.Семёнова “Мы – Славяне!”, Cанкт-Петербург, 1997.
20. В.Н.Сидельченко “В мире легенд и мифов”, Санкт-Петербург, 1998.

1 Б. А. Рыбаков язычество древних славян М., “Наука”1994 с. 10
2 Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1994 с.451
1 языческая община “Триглав” (Internet)
1 Дерево жизни // Атеистические чтения 1990 №20
1 В. Демин. Гиперборея – праматерь мировой культуры М.,1995 с 40-43
1 там же с.47
1 Христианство и Русь М., 1988 с.43
2 Б. А. Рыбаков язычество древних славян М., “Наука”1994 с.20, 23.
1 С. А. Токарев. Религия в истории народов мира. М., 1976 с.214
1 С. А. Токарев. Религия в истории народов мира. М., 1976 с.214
2 там же с.216
3 там же с.216
1 Доватур А.И., Каллистратов Д.П., Шишова Н.А. Народы нашей страны в
“Истории” Геродота. М., 1982. с 175

1 Христианство и Русь М., 1988 с.24
2 Календарные обычаи и обряды // Атеистические чтения №17, 1988 с. 40
1 В. Демин. Гиперборея – праматерь мировой культуры М.,1995 с.30
1 В. Демин. Гиперборея – праматерь мировой культуры М.,1995 с. 26
2 Христианство и Русь М., 1988 с. 26
1 В. А. Еремина Ритуал и фольклор М., 1994 с29
1 В. А. Еремина Ритуал и фольклор М., 1994 с30
1 В. А. Еремина Ритуал и фольклор М., 1994 с 40 (Рыбаков же считает, что мертвые предки наооборот помогали живым в сельскохозяйственной деятельности.)
1 В. А. Еремина Ритуал и фольклор М., 1994 с. 40
2 там же с. 51
3 там же с.54
1 там же с.59
1 В. А. Еремина Ритуал и фольклор М., 1994 с. 84
1 там же с.94
1 там же с.168