Предметная область исследований культурной антропологии

• Вид работы: Реферат
• Предмет: Культурология
• Язык: Русский , Формат файла: MS Word 146,91 Кб

Предметная область исследований культурной антропологии

Реферат

Предметная область исследований культурной антропологии

Небесная сеть неощутимо редка, но ничто из нее не ускользает.

Дао Дэ Шин

В мире существует, наверное, не так много наук, которые имели бы такое большое количество обозначений: этнография, этнология, антропология (социальная, культурная). В тех языках, где научная терминология складывалась не на греко-латинской, а на национальной лексике, термин «этнография» обычно передается калькирующими словами. Кстати, любопытно, что в силу полисемии корня «этнос» в собственно новогреческом языке вместо термина «этнография» чаще употребляется «лаография» (от греч. лаос – «простой народ», «миряне»). Так, по-немецки фолъкскунде – «наука о народе», народоведение, фелькеркунде – «наука

о       народах», по-армянски это азгагрутюн (от армян, азг – «род, народ», и грел – «писать»). Китайское минь-цзу-сюэ («народ-племя-наука») – т. е. «наука о видах народов», и японское мин-дзоку-гаку («народ-обычаи-наука») – «наука об обычаях народов», что по содержанию во многом соответствует немецкому фолъкскунде. Каждая из этих дисциплин представляет особую исследовательскую модель, имеет свои ориентиры и акценты.

Однако все они, по сути дела, имеют единое исследовательское поле. Реальность, которую они описывают, объекты, а часто и предметы исследования едины: прежде всего, это человек и его повседневная жизнь в созданной им же среде. Но почему в столь единой в принципе науке возникло такое множество обозначений?

Названия большинства наук в значительной степени условны и не отражают непосредственно реального разграничения объектов их исследования. Нельзя логически вывести из названий сущность различий между астрологией и астрономией, биологией и зоологией, геологией и географией.

Антропология – наука об изменчивости человека во времени и пространстве. Если физическая антропология занимается вопросами изменчивости человеческого организма, то культурная антропология сосредоточивает внимание на вариативности культур.

В определенной мере можно считать, что термины «этнография», «этнология», «культурная/социальная антропология» синонимичны. Институт этнографии Академии Наук СССР с 1992 г. именуется Институтом этнологии и антропологии РАН. Вузовский учебник «Этнография» (1982) без принципиальных изменений был положен в основу учебника «Этнология» (1994), написанного практически тем же коллективом авторов.

Принято считать, что в западноевропейских языках за термином «этнография» закреплен смысл преимущественно описательных полевых фактологических исследований, фиксации повседневного поведения представителей разных народов. Этнология же – наука аналитическая, изучающая на основе этнографических, исторических и прочих данных поведение этносов как целостных групп и их взаимоотношения.

Это несколько искусственное разделение не отражает реальной картины исследований и ведется этнографами-практиками во всех частях света. Почти всегда конкретные исследования сочетают накопление новых фактических данных с попытками их обобщения, интерпретации, теоретического осмысления. Во всяком случае, в традициях российской (как и советской) этнографической школы подобное противопоставление не было существенным.

Работа этнографа, этнолога, антрополога может быть полевой и кабинетной. Практически не бывает «чистых полевиков»: обработка полевых дневников всегда так или иначе должна вестись в рабочем кабинете и без сопоставления вновь полученных данных интервью и наблюдений с более ранними записями и публикациями других ученых обычно не обойтись. Но также относительно редко можно встретить и исключительно кабинетного этнолога, который никогда не вел полевой работы и базируется исключительно на данных других исследователей. Хотя, конечно, эти данные – все, что доступно ученому, если он снят описанием, анализом, интерпретацией и реконструкцией ситуации семидесятилетней давности.

С другой стороны, любой этнограф-полевик, составляя этнографическое описание, допустим, якутского села, не только переводит записанные тексты с якутского на русский или на английский, но в известной мере «переводит» и культурные феномены якутского села на «язык» категорий современной западной городской культуры. Это необходимо сделать, чтобы они стали понятными международной читательской аудитории. И даже в том случае, когда этнограф – сам якут и пишет по-якутски для, скажем, якутского студенчества, все сказанное остается в силе, ибо и эта аудитория в основном мыслит в категориях современной городской культуры.

Таким образом, описание и интерпретация (в том числе – реконструкция) как две исследовательские модели и как два полюса суть два аспекта всякой работы антрополога, в том числе и тогда, когда основной задачей является описание. Перевод слов и смыслов исследуемой культуры – важный механизм работы антрополога.

Семантическому полю слова «этнография», бытующему в русском языке, наиболее полно в западной языковой традиции соответствует термин «антропология», в особенности с определениями «культурная» или «социальная». «Физическая», «биологическая» антропология изучает вариации физического типа человека, начиная с пропорций тела, лица, головы, и кончая факторами крови и другими биохимическими характеристиками. В русском словоупотреблении до недавнего времени термин «антропология», вслед немецкой традиции XIX в., употреблялся почти исключительно в этом последнем значении. Лишь недавно под влиянием англо-американской научной лексики термин «антропология» стал употребляться расширительно, вплоть до обозначения всего круга наук о человеке.

Хотя не следует искать прямой и однозначной связи между названием науки и ее реальным содержанием, предпочтение названий «культурная антропология» в США, «социальная антропология» в Великобритании, «этнография» в России неслучайны.

В поле зрения американского антрополога находятся люди, иногда даже один человек, обладающие своей специфической культурой в конкретном, локальном и временном варианте.

Очень часто объектом исследования служит субкультура, далеко не всегда этническая. Это могут быть субкультуры рыбаков, лесорубов, поселенцев-сектантов, хиппи, обитателей тюрьмы, жителей изолированной горной долины, которые имеют определенную специфику в организации жизни, общения, праздников, религиозной культуры, семейных и соседских взаимоотношений, в питании, передвижении, одежде, типе поселения и т. д.

Социальные антропологи тоже исследуют человека в созданной им культурной среде. Но они в основном сосредоточиваются на изучении общественной жизни коллектива: как организуются семья, клан, соседская община, как сохраняется историческая память, как она передается среди современников, как транслируется между разными поколениями. Поэтому важным звеном социальной антропологии являются бытующие в исследуемом сообществе системы родства и свойства.

В традициях российской этнографической школы в центре внимания всегда находился народ, этнос. Термин «этнос» был введен в широкий научный оборот именно русскими учеными. Одним из первых был Сергей Широкогоров, этнолог первой половины XX в. Этнография понимается, прежде всего, как наука о народах. Изучение малых социальных или религиозных групп находилось в российской этнографии на периферии исследования. Мелкие субэтнические и этно-конфессиональные группы становились предметом изучения, хоть и главным образом в целях получения более детальной и полной картины о народе, частью которого они являются.

Два направления – история первобытного общества и проблемы этногенеза – стали ключевыми в российской отечественной науке, но они сравнительно слабо выражены в западных научных школах, хотя существенны также для японской или китайской антропологической науки.

Итак, исходной позицией культурной антропологии является изучение культурных черт, социальной антропологии – социума, этнологии – этноса и/или этничности.

На Западе термин «этнос» не имеет широкого хождения. Там предпочитают говорить об «этничности», «этнических группах», «этнических единицах» и т. д. Но часто сюда входят религиозные общности (например, мормоны), этнорасовые (афроамериканцы) – то, что мы бы не выделили как «этносы». Чрезвычайно важно понятие identity, идентичность – способ, с помощью которого человек сам определяет свою принадлежность к некой общности. Чаще всего культур-антропологи предпочитают говорить о «культурных чертах», присущих этим общностям, выразителями которых могут быть конкретные люди. Исследуются также отдельные компоненты культуры – пища, одежда, жилище, священные культы, верования, обычаи, обряды, системы родства, оружие и т. д.

При этом на Западе, в особенности в американской антропологии и языковой практике англоязычных стран, «этническое» (например, этнические танцы, кухня) относится, как правило, не к основному населению страны, а к национальным меньшинствам, к экзотическим группам.- Индейское, негритянское, акадийское, меннонитское культурное достояние могут рассматриваться как этнические. Однако к общенациональной, американской, или даже к местной техасской кухне термин «этническая» не прилагается. Возможно, так сложилось в связи с недавним формированием понятий «американской» и «техасской» идентичности, тогда как в Европе и крупные народы, и даже малые этнические группы имеют долгую историю существования. В российской традиции все народы мира, как малые, ведущие архаический образ жизни, так и крупнейшие, имеющие индустриальное хозяйство, экономически развитые, почти всегда рассматривались как этносы, имеющие свои особые этнические черты.

Слово «этнос» в греческом языке полисемантично. Оно означает всякую множественность – вид животных, рой пчел, род, народ, сообщество. Аристотель «этносами» обозначал негреческие народы, т. е. «чужих», тех, кто противостоял «нам», т. е. эллинам – культурному народу полисов.

Этнос как термин означает групповое языково-культурное сообщество людей. Для групп родственных этносов допускается обозначение «суперэтнос», для одного – «субэтнос». Конечно, возможны и переходные, спорные случаи. Например, некоторые исследователи считают сванов и лазов особыми народами (этносами), другие (причем большинство) – субэтносами грузин. Идут споры о том, можно ли считать евреев единым этносом или это суперэтническое образование.

Зачастую в решении подобных вопросов кардинальное значение имеют политические и экономические обстоятельства, и степень выгоды для данной группы «быть» тем или другим, что мы часто наблюдаем на постсоветском пространстве.

Так, например, кряшены и нагайбаки, компактные группы населения, говорящие на диалектах татарского языка, но в массе своей исповедующие православие, настойчиво требуют признать их особыми малыми этносами. В основании этих требований лежит надежда на некоторые льготы, вытекающие из Закона о малочисленных народах России. Напротив, политики, публицисты и даже ученые татарского «мейнстрима» категорически возражают против подобного решения, так как опасаются уменьшения переписной численности татар и соответственно ослабления внимания к общетатарским национальным проблемам. Для них кряшены и нагайбаки суть субэтнические подгруппы единого татарского народа.

Как мы уже отмечали, в немецкой, а отчасти и дальневосточной практике различаются изучение одного, своего, народа и изучение различных «иных» народов. Наличие двух дисциплин связано с тем, что ученому необходимо применять несколько различных методов и подходов при обращении к «своему» и «чужому» культурному наследию. Похожее разделение имеется в дальневосточной (китайской и японской) антропологической науке. В других национальных школах оно не встречается. Возможно, это связано с тем, что исторически немцам присущи большая этническая дробность и существенные различия между разными диалектами немецкого языка и культурно-этнографическими локальными группами немецкого народа. У других крупных наций Европы (англичан, французов) уровень этой дробности значительно ниже. В Китае и Японии он еще выше, чем в Германии, а во Вьетнаме и Корее, напротив, невысок.

Основным предметом изучения культурной антропологии является культура, воплощенная в предметах, словах и действиях. Этнографы исследуют преимущественно ту ее часть, которая составляет специфику бытия того или иного народа. Для антрополога «центр притяжения» может быть и иной: идентичность, сходная с этнической, формируется на самых различных основаниях. Так, вполне можно предположить культур-антропологическое исследование сообщества мотоциклистов, если они обладают особыми чертами и самосознанием, отличающими их от прочих людей.

В 2001 г. вышла книга молодого петербургского антрополога И.В. Утехина «Очерки коммунального быта», в которой анализируются быт, поведение, психология обитателей коммунальных квартир бывшего Ленинграда. Какой-либо привязки к русской этнической специфике это исследование не содержит, но его нельзя назвать и чисто социологическим, так как его герои не образуют социальную группу, противопоставленную обитателям иного жилья, и сами на социальные группы не распадаются. .

Важный объект исследования и этнографа, и антрополога – человеческие сообщества в так называемых традиционных культурах. Зачастую это культуры бесписьменные, безавторские (в нашем понимании л ого слова, т. е. как бы анонимные), в той или иной мере практикуемые, создаваемые и воспроизводимые всеми представителями этноса.

Письменная, авторская, отчетливо профессиональная часть культуры – так называемая «высокая» традиция, попадает под ведомство изучения специальных дисциплин: искусствоведения, литературоведения, архитектуры, медицины, кулинарии, агрономии, юриспруденции. вспомогательных отраслей знания (геральдики, нумизматики, сфрагистики и т. д.). Однако «корни» всех этих дисциплин находятся в народной культуре, и «низкая» традиция – народное жилище, народная кухня, устное творчество, народная медицина, обычное право, народное искусство и знаковые системы (тамги, метки, татуировка и прочее), как и многое, многое подобное, изучается этнографией.

Неудивительно, что в этнографических исследованиях очень большое внимание уделяется племенным, доклассовым обществам коренных народов Америки, Африки, Австралии, Океании. В странах Азии изучаются обитающие в горах и лесах тропические племена, в России – малые горские народы Кавказа и малые народы Севера и Сибири, в Европе также маргинальные, дисперсные, экзотические и реликтовые группы населения (цыгане, саамы, баски, ливы и т. д.).

У большинства этих этнических групп и образуемых ими обществ (не считая последних европейских групп) нет «высокой» традиции, вся их культу ра сводится к безавторской, общеэтнической, коллективно творимой «низкой» культуре. Выражения «традиционная культура», «традиционное общество» обычно обозначают именно доминирование «низкой» традиции. Цивилизованные, социально стратифинированные общества, обладающие собственной, этнически самоориентированной письменностью, государственностью, тоже могут быть вполне традиционными (например, японское общество Позднего Средневековья, XVI- XVIII вв.), но их традиции могут меняться под воздействием известных личностей – философов, поэтов, государственных и религиозных деятелей.

В классовых обществах основным объектом этнографического исследования является крестьянство. Так называемое «социалистическое колхозное крестьянство» и его современные реликты имеют много черт, роднящих их с позднекрепостным и раннекапиталистическим общинно-крепостным или фактически полузакрепощенным крестьянством. Эти формы сохраняют некоторые архаические особенности низовой культуры, и под определенным углом зрения они интересны для этнографа. Развитое капиталистическое фермерство нивелировано по основным культурным параметрам с городским самодеятельным населением. Его, как и последнее, исследуют главным образом по этносоциологическим параметрам, т. е. с точки зрения влияния его этнического самосознания на взаимоотношения с другими этническими и социальными группами соседнего народа.

Антропология и этнография города – еще мало разработанные области исследования. В индустриальном городском обществе человек перестает созидать свою культуру жизнеобеспечения, крайне снижаются его возможности активного формирования культурного пространства. Происходит изменение жизненных ценностей и культурных ориентиров человека, и на первый план выходит не проблема творения, создания, но проблема выбора. Выбирая пищу, жилье, одежду, транспорт, профессию, способ добычи и расхода денег, человек может проявить свою этническую, а также религиозную или другого рода культурную идентичность.

Среди городского населения интересными объектами этнографических исследований являются те слои, которые в той или иной мере еще сохраняют традиционную культуру, не сменили ее полностью на индустриально нивелированные безэтпические формы общемировой вестернизированной урбанистической культуры. Это хорошо отражают трудовые слои городского населения стран Азии и Африки, отчасти Латинской Америки. Задачей этнографии является также отслеживание процессов вытеснения традиционных компонентов низовой бытовой культуры общемировыми чертами, синтеза этих компонентов и приобретения урбанистическими элементами некоторых локальных, этнически обусловленных черт.

Антропологи исследуют различные специфические формы городской жизни. Предметом антропологии повседневности является семиотика пространства жилища, распределение социальных ролей, обязанностей и благ, гендерные аспекты общественной культуры.

Новшества (инновации) входят в культуру этноса разными путями. Часть их возникает внутри общества, путем самостоятельного изобретения.

Так, в первой половине XIX в. русские крестьяне изобрели метод получения подсолнечного масла (подсолнечник стал возделываться и России только в 1830-х годах, и до того во всем мире ели только его семечки). Сейчас это – основное пищевое растительное масло в России, а более старые льняное и конопляное масла почти совсем вышли из употребления. Однако сегодня подсолнечное масло получают и употребляют и во многих других странах мира. Там его не изобретали: этот компонент культуры питания другие страны получили путем заимствования из России.

Заимствование – один из важнейших путей обогащения любой культуры. Заимствование может происходить горизонтально, из одной страны или области в другую, но на том же социальном уровне, скажем, на уровне крестьянства. Часто одни социальные слои заимствуют культурные черты других, обычно нижестоящие у вышестоящих.

Немецкий этнограф Г. Науманн в начале XX в. показал, что многие культурные черты европейского крестьянства (одежда, утварь, даже песенная поэзия) представляют собой упрошенные формы культуры, первоначально присущей аристократии и городской элите. Впрочем, с другой стороны, творившие для этой элиты профессионалы (дизайнеры. мастера, поэты), очень часто вдохновлялись образцами и мотивами, корни которых лежат в народной культуре. Сам Науманн признавал, что, перенимая элитарную культуру, «народ, собственно говоря, берет назад то, что ему принадлежало».

Заимствования одного народа у другого чаще происходят в элитарной среде, но затем распространяются и в массы. Около тысячи лет назад японская аристократия переняла несколько видов новых блюд из китайской «высокой кухни», в частности соевых – соевые соусы* пасты, творог. Попутно заметим, что китайской «высокой кухней» эти кулинарные рецепты были взяты из народной культуры и затем усовершенствованы, облагорожены. В Японии новую кулинарную моду знати стали копировать все более широкие и низовые слои населения, и через два-три столетия эти блюда стали неотъемлемой частью общенародного питания. В наши дни японские кулинары создают на их основе новые блюда элитарной кухни.

Важным элементом домашнего быта литовского крестьянства XVIII – начала XX вв. являются расписные сундуки. Исследовательница Эльвира Усачевайте в книге «Литовский народный орнамент. Характерные черты декора и символика крестьянской мебели» показала, как искусство барокко, трансформируясь, частично соединяясь с древним балтийским наследием, создавало традиции украшения народной мебели в Литве.

В наше время путем заимствования, причем первоначально в основном на элитарном уровне, происходит глобальное распространение так называемой «западной», обезличенной, общемировой культуры. Она имеет тенденцию постепенно распространяться по социальной шкале «сверху вниз», становясь общенародной, и вытесняет этнически специфичные черты.

Однако став таковой, культура теряет свою первоначальную престижность, и происходит инверсия ценностей: модными и значимыми становятся вещи и действия, ранее презиравшиеся как «вульгарные», такие, как расписные деревянные ложки и плошки, старинные настенные блюда, вязаные накидки, лоскутные одеяла. И только специалист, знаток материальной культуры вспомнит, что расписная «хохломская» посуда в свое время появилась как дешевая народная имитация роскошной придворной серебряной и золоченой посуды, украшенной богатым чеканным и черненым растительным орнаментом. Так, в постоянном круговороте обмена культурным достоянием между различными сословиями общества, соседними народами и субкультурами, происходит развитие культуры этноса и социума.

Рис. Роспись литовских народных сундуков (XIX в).

Вряд ли можно сомневаться, что в третьем тысячелетии н.э., в которое мы уже вступили, урбанизация и индустриальная нивелировка традиционного образа жизни будет продолжаться и усиливаться. Сохраняющиеся же еще во многих странах мира архаические, «первобытные», бесклассовые и крестьянские общества и культуры в конце концов перестанут существовать в настоящем виде. Они будут модернизированы, ассимилированы и поглотятся индустриальным миром.

Однако этнокультурные различия между индустриальными обществами отнюдь не проявляют тенденции к стиранию или их исчезновению. Классическая этнография в будущем может потерять свой привычный предмет исследования, но пограничные направления – этносоциология, этнопсихология, этнополитология, как и, разумеется, культурная антропология в целом – будут развиваться.

Основными методами культур-антропологического исследования всегда были и остаются наблюдение (как «отстраненное», так и «включенное», оба термина довольно условны) и интервью (опросы и беседы с информаторами). Центральное место в этносоциологических и сходных с ними исследованиях занимает массовое анкетирование с последующей статистической обработкой.

Фиксировать наблюдение можно на разных материальных носителях: дневниковых записях (здесь вся наблюдаемая и воспринимаемая информация «переводится» на естественный язык, описывается), фотосъемке, аудио- и видеозаписи (что позволяет повторить звуковую и визуальную картину наблюдаемого, но пока не дает возможности воспроизвести тактильные, температурные, влажностные ощущения и запахи, и поэтому тоже неполно).

Однако для хорошего культур-антропологического анализа необходимо не только правильно очертить круг исследовательских вопросов и выбрать источники: особенно ценен взгляд исследователя. Поток культуры един, и в нем много противоречий. Культура безбрежна, и по выражению этнолога Андрея Головнева, «если просто покачиваться на ее волнах – можно основательно изучить только собственную лодку». Поэтому нужно приобрести некоторое направление движения, курс, или, пользуясь другой метафорой, фокус взгляда.

Индийский антрополог М.Н. Шринивас называл своих коллег, исследующих в основном иные культуры, – по аналогии с «дважды рожденными», т. е. рожденными от родителей и от учителя индийскими брахманами, – «триждырожденными»1 *.

Рождаясь и социализируясь в собственной культуре, ученый обретает свое «второе рождение» в исследуемой культуре. «Третье» же рождение происходит по «возвращении», когда антрополог делает пере- 1юд изученных текстов на язык своей культуры, которая в этот период Подвергается переосмыслению.

Антропологическое исследование – это не только наблюдение и фиксация. Это также постоянный диалог между представителями разных народов, социумов и культур, пользующихся различными языками, способами хозяйствованиям и устройства общества. Наконец, это еще форма самопознания, обретение собственной формы и границы, установление способов и видов контактов с внешним миром, с чем-то «иным».

В некотором смысле определенную культуру можно сопоставить с индивидом. Внутри культуры, подобно душе и разуму человека, нет границ; извне, как и у всякого тела, организма граница есть. Граница культуры – это словно бы ее рельеф, форма, внешний вид, целостность. Ощущение целостности культуры, равно как и путей «вхождения» в нее, чрезвычайно важно в искусстве антропологического исследования, и именно этим определяется ритм шагов ученого в пространстве культуры.

Антропология – это наука о мелочах, о подробностях. Но предельно частное наблюдение над культурой должно соседствовать в антропологии с предельно общим. Если технику антропологического исследования можно назвать микросоциологической, то теории – макросоциологическими. В антропологии используется частное наблюдение, чтобы осветить общее, микрокосм, чтобы выявить макрокосм.

Кроме того, определенная субъективность, хотя и различной степени, имеется в любом антропологическом (или этнографическом) описании или интерпретации. Относительно недавно, в основном, в конце XX в. лингвисты начали выявлять и учитывать такое явление, как свободная непрямая речь. В антропологических работах она часто применяется, охватывая более широкий класс явлений, чем конкретно наблюдаемые, и вводится такими оборотами как «она полагает, что…», «я понял, что…», «им кажется, что…», «он сказал, что…», «это значит, что…» и т. п.

Свободная непрямая речь вводит концептуальные представления: идеи, представления (личные и связанные с сознанием) и послания, сообщения (публичные и связанные с поведением).

Использование подобных оборотов, само по себе явление не новое, в наши дни отражает тенденцию отхода антропологов и этнологов от претензий на объективное знание, перехода от декларирования реальных явлений к констатации их существования прежде всего в сознании носителей, когда явления могут быть не столько реальными, сколько мнимыми, «воображаемыми». Однако, когда явления, пусть и воображаемые (например, миф о происхождении народа из «лежащей по ту сторону гор» территории) реализуются в конкретных политических и военных претензиях на эту территорию, то оказывается уже неважно, действительно ли данный народ пришел некогда с этой территории, или же это необоснованная уверенность.

Культурная антропология изучает, прежде всего, ныне живущее, современное исследователю общество. Но и это общество может рассматриваться как в синхронном аспекте (как условно неизменяющаяся, взаимосвязано функционирующая система факторов и компонентов), так и в диахронном аспекте (как исторически развивающаяся, изменяющаяся система).

В пределах пяти-шести десятилетий основные события и перемены обычно еще можно установить по живой памяти старейших информаторов. Но чтобы погрузиться глубже, нам необходимы и другие источники. Их предоставляет отчасти археология, которую мы вполне можем считать палеоэтнографией, ведь по большому счету’ предмет исследования археологии и этнографии един: это специфика человеческой культуры, в частности культуры жизнеобеспечения. То, что этнограф наблюдает «живьем», археолог реконструирует по мертвым добытым из-под земли останкам – погребениям, развалинам жилищ, мусорным кучам. Историческая этнография привлекает письменные источники – свидетельства путешественников, летописцев, религиозных миссионерок, колониальных администраторов, случайных наблюдателей, и их записи можно рассматривать как непрофессиональные, это не менее ценные формы фиксации этнографических наблюдений. С середины XIX в. появляются работы профессиональных этнографов.

Зачем нужна культурная антропология в современном обществе? Антропологические и этнологические исследования имеют немалое Прикладное, практическое значение. Это и национально-культурное строительство, и выработка концепций национальной политики, и повышение уровня народного образования, и внешняя политика, И стратегия в международном сотрудничестве, и развитие дипломатии, и многое другое.

Знание культуры, устройства быта и общества разных народов для успешного манипулирования, управления (в общем-то, компонент оси кой коммуникации) – всегда было одной из существенных задач антропологического исследования.

Однако в XX в. начала вырисовываться и другая исследовательская модель: антропология как умение «видеть глазами другого». Фрагментарно она встречалась в истории человечества и раньше, но только теперь и в рамках именно этой науки такой подход начинает обретать отчетливые очертания, становится исследовательским принципом.

Особенно ярко это выразилось в работе знаменитого британского антрополога, поляка по происхождению, Бронислава Малиновского. Во время первой мировой войны он оказался в Австралии, и, как австрийский подданный, не имел возможности вернуться в Европу. Он начал самостоятельное исследование жизни и культуры обитателей Гробрианских островов: в течение двух лет он жил среди них, изучал язык, участвовал в повседневной жизни и вел полевой дневник, ставя перед собой единственную задачу – понять культуру этих людей, научиться видеть «их мир их глазами». В 1922 г. он опубликовал труд «Аргонавты Тихого океана», который стал образцом для его коллег-современников, равно как и следующих поколений антропологов.

Рис. Варанаси – священный город индусов

Заслуга Б. Малиновского состоит не только в том, что он собрал и представил общественности уникальный материал. Это делали и до него, в XIX – начале XX вв. Л. Морган, Ф. Боас, У. Риверс, а еще ранее – христианские миссионеры и путешественники из различных стран. Примечателен его исследовательский подход: он поехал один и жил среди местных жителей. Этот метод оказался идеальным для исследования небольшой и в значительной мере изолированной этнической или культурной группы.

Наиболее принципиальное, философское осмысление результатов антропологических исследований состоит в том, что они позволяют осознать масштаб диапазона адаптивной вариабельности форм человеческого поведения, его культурных норм, пока они не охвачены условностями стратифицированного и ранжированного общества, мировыми религиями и нивелирующим прессом урбанизации.

этнография антропология культура исследование

Литература

1.Гуревич П.С. Культурология. – М., 2009.

.Кармин А.С. Культурология. – СПб., 2007.

.Кармин А.С., Новикова Е.С. Культурология. – СПб., 2006.

.Культурология. Под ред. Солонина Ю.Н., Кагана М.С. – М., 2008.

.Учебный курс по культурологии. Под ред. Драча Г.В. – Ростов-на-Дону, 2006.