«ВО ВТОРОМ ДВОРЕ ПОДВАЛ…» Литературно-артистическое кабаре «Бродячая собака» КРАТКАЯ ПРЕДЫСТОРИЯ ПОЯВЛЕНИЯ «АРТ-КАБАРЕ» История существования литературно-артистического кабаре «Бродячая собака» насчитывает три года. Однако, еще задолго до открытия «подвала» в Петербурге, в Европе уже в 80-е года XIX века «многие молодые поэты и писатели мечтали о своем клубе, где можно было бы чувствовать себя свободно и совершенно нестесненно».1 Век модерна рождал все новые течения, новые идеи в искусстве, а значит, светские салоны предыдущих эпох были уже неприемлемы. В ряду попыток создания заведения нового типа первым был клуб Эмиля Гудо в Париже. «Сначала он выбрал для этой цели кабачок «La Rive Gauche» («Левый берег») <…> 11 октября 1878 года и состоялось первое заседание клуба поэтов, писателей, художников. <…> Успех был налицо».2 Через 3 года кабачок был переименован в «Les Hirsutes» («Лохмотья»), количество же членов клуба ровнялось уже 1500 человек. Раскол клуба осенью того же года ознаменовал прекращение функционирования клуба. В том же году, 18 ноября, было открыто кабаре «Chat Noir», во многом ставшее образцом для подобного типа заведений. Сюда, в основном, и перебрались посетители «Левого берега», а кабаре «стало самым знаменитым ночным заведением Парижа. <…> Вскоре ночные артистические кабаре появились и в других городах Европы <…> — в Мюнхене, Берлине».3 В то же время в России была установлена «русская традиционная жизнь» стараниям «любящего, но строгого отца» российского государства Александра III. Несмотря на это, по словам С. Маковского, «случилось неизбежное: Европа конца века, о художестве которой, литературе, поэзии, музыке мы знали до тех пор совсем мало, Европа, предававшаяся всем изысканностям и излишествам воображения и мысли, захватила наших культуртрегеров умственным богатством, дерзновением, всеискушенностью. <…> В особенности обольщал французский (вернее, парижский) «конец века». Все в нем самое совершенное, самое необычное, самое «для немногих», а то и болезненно упадочное завораживало и заражало».4 А после «безвременья» Александра III и в русской культуре предреволюционного времени, а затем и межреволюционного десятилетия, возникла особая необходимость в собраниях, во встречах, где обсуждались бы наиболее важные и волнующие мыслящих людей темы. «Пришло время, когда перестали удовлетворять собеседования и споры в обстановке тесного кружка».5 До Первой русской революции на первом плане стояли собрания, объединенные узкими интересами того или иного аспекта жизни, как то «Мир искусства» или Религиозно-философские собрания (в них и вылились религиозные искания русской интеллигенции), проводившиеся с разрешения самого Победоносцева. «С осени 1905 года большую роль в жизни столичной интеллигенции стали играть «среды» Вячеслава Ивановича Иванова».6 Но эти собрания являлись местом встреч лишь литературной и философской интеллектуальной элиты Петербурга, в то время как молодые поэты, артисты, и другие начинающие деятели искусства доступа туда не имели. Правда, следует оговорится, что именно на «средах» В. Иванова прошло становление как поэтов таких завсегдатаев будущего кабаре «Бродячая собака», как Н. Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам. Тем не менее, потребности в более демократичных собраниях чувствовалось довольно остро. В письме В.П. Веригиной В.Э. Мейерхольд (еще нешироко известный) в 1906 г. пишет: «Одна из лучших грез та, которая промелькнула на рассвете у нас с Прониным в Херсоне (ездили туда за рублем). Надо создать Общину Безумцев. Только эта Община создает то, о чем мы грезим».7 Но для Мейерхольда создание такой Общины растянулось на 4 года. Хотя сама идея, доказывая свою актуальность, приходила не только ему. В 1908 году в Москве в доме Перцова, при МХТ, было открыто первое русское кабаре «Летучая мышь», «изгнавшее» из этого здания Интимный театр (в нем участвовал и Б. Пронин, будущий директор «Бродячей собаки»). «Это будет <…> своего рода клуб Художественного театра, недоступного для других. Попасть в члены кружка безумно трудно». Члены-учредители «Летучей мыши» — все главные актеры Художественного театра: О.А. Книппер, В.И. Качалов, И.М. Москвин, В.В. Лужский, Т.С. Бурджалов, Н.Ф. Грибунин, Н.Г. Александров <…> Тесный круг «художественников» расширяли лишь музыканты, художники, литераторы, люди близкие к театру. <…> Таинственность происходящего в закрытом клубе Художественного театра накаляла любопытство околотеатральной публики. <…> Рассказывали, что сам Станиславский там пляшет с Москвиным канкан; говорили, что величественная Книппер там напевает легкомысленную шансонетку, а Немирович-Данченко, никогда не державший дирижерской палочки, управляет маленьким оркестром, под который танцуют польку, либо бурно-пламенную мазурку Алиса Коонен с Качаловым».8 К сожалению, подробно останавливаться на данном явлении культурной жизни у нас нет возможности, поэтому мы рассмотрим лишь наиболее характерные особенности кабаре, которые через 4 года вновь возродятся, но уже в «Бродячей собаке». Итак, вход в кабаре был с переулка, а не с парадной двери дома; вниз вели 10 ступеней. Стены подвала были расписаны художниками К. Сапуновым (его брат, знаменитый художник, будет стоять у истоков «Бродячей собаки») и А. Клодтом. Буфет был без официантов. А каждый приглашенный одевался в шутовской колпак. Программы вечеров не существовало: импровизация являлась здесь конферансье. Все это мы еще увидим в кабаре «Бродячая собака», но в несколько усложненном, развитом виде.
Закат кабаре «Летучая мышь» начался уже в 1910 году, когда оно «Стало выпускать билеты, их называли купеческими — стоили они от 10 до 25 рублей и пока что стыдливо именовались контрамарками».9 Вскоре кабаре заполнилось московской элитой, а деятели театральные все реже появлялись там. «Весной 1912 года газеты впервые сообщают, что с будущего сезона Балиев (создатель и директор «Летучей мыши» — В. Р.) покидает труппу МХТ и устраивает большое кабаре с правом широкого доступа дл публики. <…> Из прибежища артистов «Летучая мышь» превратилась в коммерческое предприятие. <…> История артистического кабаре Художественного театра завершилась».10 Наверное, одним из законов мироздания является такое явление, как параллельное развитие схожих заведений, при котором одно клонится к упадку, а другое развивается, первое гибнет, а второе расцветает. Так и в случае с кабаре: с упадком «Летучей мыши» в 1910 г. зародился «Дом интермедий» Вс. Мейерхольда. Но открылся он «как коммерческое кабаре — со штатом актеров, музыкантов, бутафоров, осветителей, рабочих сцены, рестораном и вешалкой; с системой сеансов (один вел с девяти до полдвенадцатого, другой с полуночи до трех): нечто совсем иное, чем виделось Мейерхольду вначале.<…> «Дом интермедий» ему действительно представлялся художественным клубом, содружеством самых разных людей искусства».11 Таким образом, именно эта неудавшаяся идея и будет воплощена в «Бродячей собаке», что и неудивительно, поскольку туда же перейдут многие участники «Дома интермедий» (правда, без Мейерхольда): М. Кузмин, И. Сац, Н. Сапунов, С. Судейкин. Наиболее известной постановкой в этом кабаре стал «Шарф Коломбины» А. Шницлера12 — так ворвалась в культуру серебряного века итальянская комедия дель арте. ИДЕЯ ОТКРЫТИЯ КАБАРЕ В ПЕТЕРБУРГЕ. ЕГО ОСНОВАНИЕ С закрытием «Дома интермедий» идея создания Общины Безумцев не только не угасла, но и набирала силу, о чем свидетельствует знаменитый режиссер А. Мгебров, также стоявший у истоков нового кабаре: «Бродячая собака» жила еще в мечтах Бориса (Пронина, создателя и директора кабаре — В. Р.) и в немногих действительных энтузиастах, окружавших его».13 Это место должно было стать принципиально новым заведением, хотя и продолжающим идею своеобразного клуба, «где могли бы творчески сблизиться деятели литературы и искусства».14 Первым в процессе организации нового кабаре встал совершенно логичный и, одновременно, сложный вопрос о помещении для будущего клуба «Общества интимного театра». О решении устроить будущее место встреч богемы в подвале, участники тех событий вспоминают по-разному. Режиссер Н.В. Петров так описал этот этап создания кабаре: «Мы были уверены, что помещаться наш клуб должен обязательно в подвале. И только Борис Пронин был против подвала, утверждая, что не в землю должны мы зарываться, а стремиться ввысь, и поэтому искать нужно мансарду или чердак».15 С.С. Шульц указывает на то, что, помещение для задуманного клуба Пронин искал долго и, наконец, подходящим он определил подвал в доме Дашкова (№ 5 по площади Искусств), где когда-то хранились вина бывшего владельца, и где в настоящее время проживал сам Пронин.16 Не менее важным был вопрос и о названии для будущего клуба «Общества интимного театра». С. Судейкин, один из основателей и художников, расписавших стены кабаре, в своих воспоминаниях особо заострил внимание на появлении названия и первом знакомстве с помещением: «Пронин встретил меня и сейчас же повел в подвал, на Михайловскую, № 5. Чудный, сухой подвал настоящей архитектуры старых городов. Подвал был сводчатый, делился на четыре комнаты и выкрашен был в белый цвет. Он был невелик и мог вместить около двухсот человек. «Здесь будет наш театр, — сказал Борис. — Тут ты напишешь венок Сапунову, здесь он сидел бы, а тут — Сацу.»17 <…> Стало тяжело на душе, и мы молча вышли на Невский, направляясь к Гостиному двору. По дороге попался бродяга, продававший лохматого, бесцветного щенка. «Какая прелесть, — сказал Пронин. — Бродячий щенок, нет, будущая «бродячая собака». Купи его, это название для нашего подвала». За два серебряных рубля я купил «бродячую собаку». Название было найдено и даже юридически закреплено за нами».18 Несмотря на такую обстоятельность рассказа С. Судейкина, Н. Петров немного иначе вспоминал о появлении такого оригинального названия: «В один из дней, когда мы в поисках свободного подвала из одной подворотни заглядывали в другую, А.Н. Толстой неожиданно сказал: — А не напоминаем ли мы сейчас бродячих собак, которые ищут приюта?.. — Вы нашли название нашей затее, — воскликнул Н.Н. Евреинов. — Пусть этот подвал называется «Бродячая собака»! Название всем очень понравилось, и все поздравляли Толстого».19 Кто более прав из этих двух участников основания кабаре, неизвестно, но объединяет их нечто общее, то, что характеризует название клуба, и то, что выразил своим словами А. Мгебров: «Таким образом, легко и свободно попадали самые разнообразные люди в его (Пронина — В. Р.) мансарду, откуда неизменно был путь вниз, в подвал, потому и называвшийся «Бродячая собака», что он объединял благородных бродяг и бездомников на разнообразных путях творческих исканий».20 Кроме того, нельзя не замечать и того факта, что «образ «бродячей собаки» <…> в те годы был необычайно распространенным».21 Следовательно, каждый из основателей кабаре был прав в главном — в идее, в мировоззрении, которое господствовало в то время. Впервые подвал на Михайловской площади был осмотрен 13 ноября 1911 года, и выбор был одобрен всеми членами «Общества интимного театра». Сразу же начались работы по ремонту и благоустройству подвала. Архитектор Фомин, согласно С. Судейкину, соорудил камин, который, по словам все того же Мгеброва, был словно перенесен из фаустовских кабачков.22 Но главной особенностью в оформлении кабаре все же было не это. Знаменитой «фресковой» живописью С. Судейкина, Н. Сапунова, и Н. Кульбина были покрыты все стены подвала. Описаний этого произведения искусства сохранилось не много, но достаточно для понимания всей грандиозности работы. Так, уже упоминавшийся режиссер Н.Н. Евреинов так вспоминал об этой детали кабаре: «Вся роспись стен, задорная, таинственно-шуточная, если можно так выразиться, являла, разумеется, не «декорации» в узком смысле этого слова, но как бы декорации, переносящие посетителей подвала далеко за пределы их подлинных места и времени. Здесь сказывались полностью те чары «театрализации данного мира», какими Судейкин владел как настоящий гипнотизер. И под влиянием этих чар, путавших жизнь с театром, правду с вымыслом, «прозу» с «поэзией», посетители «Бродячей собаки» как бы преображались в какие-то иные существа, в каких-то в самом деле фантастичных и сугубо вольных, «бродячих», «бездомных» собак из «царства богемы».23 Что же касается росписей стен непосредственно, то следующая реконструкция, выполненная на основе сохранившихся свидетельств, вполне позволяет представить их: «…И стены, и камин были расписаны именно что «зверски». Поверхность стен в одной из комнат — а их было две — ломала кубическая живопись Н. Кульбина, дробившие ее плоскость разноцветные геометрические формы хаотически налезали друг на друга. Другую комнату от пола до замыкающих сводов расписал Судейкин фигурами женщин, детей, арапчат, изогнувшимися в странном изгибе, невиданными птицами, прихотливо переплетенными с фантастическими цветами. Их болезненно-избыточная роскошь, сталкивающая лихорадочно-красное с ядовито-зеленым, вызывала в памяти образы «Цветов зла» Бодлера».24 Поскольку кабаре основывалось как общественное заведение, а тем более, в Петербурге, то, само собой разумеется, ему требовалась официальная регистрация, включавшая и имена администрации клуба «Общества интимного театра». Об этом же свидетельствуют воспоминания С. Судейкина: «Административно «Бродячая собака» была устроена по следующей схеме. Председателем бал князь Эристов. Казначеем — Бернардацци. Секретарем Евреинов. Ревизионная комиссия — те же. Книги велись якобы Луцевичем — отставным солдатом. Борис Пронин был «собачьим» директором. Я же был метром. Буфетом занимался Сазонов. С точки зрения финансов, все было очень просто. Когда Бернардацци или Эристов по какой либо причине не давали денег, Пронин ездил по богачам (знал он всех, и все его знали) и доставал деньги легко на самые причудливые постановки».25 Открытие «Подвала Общества интимного театра» состоялось в ночь на 1 января 1912 года. Всем гостям были разосланы специальные приглашения, одно из которых сохранилось у Вс. Мейерхольда: «Глубокоуважаемый Всеволод Эмильевич! В ночь на 1-ое января 1912 г. откроется «подвал» Общества интимного театра. Милости просим на наш праздник. Приезд в любое время с 11 ч. вечера. Вход — 3 рубля. Запись на прием денег только 28, 29, 30 декабря в помещении О-ва с 12 ч. дня до 8 ч. вечера. Число мест крайне ограничено. Правление».26 Первые посетители кабаре помимо новых идей о размещении его, смогли оценить и внутреннее устройство подвала. Г. Иванов, частый посетитель «Бродячей собаки», довольно красочно описывал все злоключения, связанные с этими оригинальными деталями: «Чтобы попасть в «Собаку», надо было разбудить сонного дворника, пройти два засыпанных снегом двора, в третьем завернуть налево, спуститься вниз ступеней десять и толкнуть обитую клеенкой дверь. Тотчас же вас ошеломляли музыка, духота, пестрота стен, шум электрического вентилятора, гудевшего, как аэроплан. Вешальщик, заваленный шубами, отказывается их больше брать: «Нету местов». Перед маленьким зеркалом толкутся прихорашивающиеся дамы и загораживают проход».27 Внутренняя обстановка кабаре также отличалась оригинальным оформлением: посередине главного зала стоял стол и 13 табуреток вокруг (по числу учредителей кабаре). Над столом весела люстра, представлявшая собой деревянный обод, подвешенный на четырех цепях и декорированный виноградной лозой, с 13 электрическими лампочками, походившими на огарки свеч. «Ольга Высоцкая, актриса «Дома интермедий», придя одной из первых, сняла с руки длинную белую перчатку и набросила ее на деревянный круг. Подошедший Евреинов повесил на одну из свечей черную бархатную полумаску. Так эти реликвии, с санкции Сапунова, и висели на люстре все время, пока существовала «Собака».28 Существует и другое достаточно подробное описание кабаре в первые недели его существования: «…Обстановка проще простой. Деревянные некрашеные столики с дешевыми скатертями и соломенные табуретки. Зато свету масса, и тепла много дает простой кирпичный камин».29 В жизни кабаре важную роль играли еще два элемента внутренней обстановки: «Свиная книга» и герб «подвала». О первом из них речь пойдет чуть ниже. Что же касается герба, то его автор, художник-«мирискусник» М.В. Добужинский, на фоне рыцарского щита изобразил сидящего бродячего пса, положившего лапу на античную маску. Герб все время существования кабаре висел над входом в него. ПРОГРАММЫ, ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ИМПРОВИЗАЦИИ В многочисленных воспоминаниях посетителей и организаторов «подвала» более всего места отводится рассказам о тех событиях, которые происходили непосредственно в кабаре, то есть описаниям вечеров «Бродячей собаки», программ, представлений, импровизаций и «выходок» завсегдатаев клуба «Общества интимного театра». Надо полагать, что общий тон всем последующим вечерам, а вернее, ночам, кабаре задала первая, новогодняя ночь с 31 декабря 1911 на 1 января 1912 года, когда и был официально открыт «подвал». Режиссер Н. Петров, к свидетельствам которого мы уже не раз прибегали, подробно вспоминает о той ночи (к сожалению, это пока единственное известное повествование об открытии «Собаки»): «Концертная программа была приготовлена заранее, но осуществить ее полностью не удалось: посетители «Собаки» в этот вечер представляли собой квинтэссенцию артистического Петербурга, и появление некоторых из них на нашей меленькой эстраде было глубоко радостным для всех событием. Т.П. Карсавина, М.М. Фокин, Е.В. Лопухова, А.А. Орлов и Бобиш Романов представляли собой искусство балета; П.М. Журавленко, Е.И. Попова, М.Н. Каракаш, и Н.С. Ермоленко-Южина представительствовали от оперы; В.П. Далматов, Ю.М. Юрьев, Е.П. Студенцов, Е.Н. Тиме, Н.Г. Ковалевская, Настя Суворина, В.А. Миронова и В.Н. Курихин выступали от драматических театров; Анна Ахматова, Н.С. Гумилев, К.Д. Бальмонт30, Игорь Северянин, М.А. Кузмин, П.П. Потемкин, Саша Черный, О.Э. Мандельштам, и Георгий Иванов представляли цех поэтов; Илья Сац, Вячеслав Каратыгин, Альфред Нурок, М.Ф. Гнесин и Анатолий Дроздов от композиторского крыла; редакция журнала «Аполлон» была представлена Сергеем Маковским, и С. Ауслендером31, а театроведение князем В.П. Зубовым».32 Вот далеко не весь перечень гостей той ночи. Что же до непосредственно программы первого вечера, то Н. Петров так излагает ее содержание: «Заранее подготовленная программа не была здесь обязательна. Даже одноактную пьесу Алексея Толстого, где на сцене по ходу действия аббат должен был рожать ежа, нам не удалось сыграть. Когда уже был поднят не один тост и температура в зале в связи с этим также поднялась, неожиданно возле аналоя появилась фигура Толстого. В шубе нараспашку, в цилиндре, с трубкой во рту он весело оглядывал зрителей, оживленно его приветствовавших. — Не надо, Коля, эту ерунду показывать столь блестящему обществу, — объявил в последнюю минуту Толстой, и летучее собрание девятки удовлетворило просьбу Алексея Николаевича».33 Так был открыт первый сезон кабаре «Бродячая собака». Однако, в исследовании других вечеров «подвала» мы неизбежно столкнемся с тем, что каждый из посетителей кабаре пишет в воспоминаниях обо всех наиболее важных для него программах в комплексе, ставя в один ряд вечера разных сезонов, разного характера, с разными участниками, что затрудняет систематическое исследование вечеров. Тем не менее, и у такого оригинального заведения, как кабаре «Бродячая собака», была своя логика. Итак, получив приглашение, или узнав другим путем о вечере в кабаре, гости направлялись в кабаре. «Собирались обычно часов в 11 вечера и расходились в 4-6 утра».34 Преодолев все преграды на пути, гость попадал непосредственно в «подвал»; «дежурный член правления «Общества интимного театра» <…> хватает вас за рукав: три рубля и две письменные рекомендации, если вы «фармацевт», полтинник — со своих».35 Что касается самой программы, то, по словам С. Судейкина, «вечера были объявленные и необъявленные. На необъявленные вечера входная плата была от одного рубля до трех. На этих вечерах бывали экспромтные выступления поэтов, музыкантов и артистов».36 Материалов от таких вечеров почти не сохранилось, да и как можно было сохранить сиюминутную реплику, жест, шутку, одним словом, импровизацию, которая «здесь по существу становилась самой жизнью».37 Другой вид программ «вечер объявленный, то есть подготовленный (а готовились часто месяц к одному вечеру), входная плата была от пяти рублей и выше».38 Многим участникам вечеров в «Собаке» особенно запомнились «Вертеп кукольный» М. Кузмина (6 января 1913 г.) и вечер танца Т.П. Карсавиной (28 марта 1914 г.). Согласно Б. Лившицу, в особые, или «необыкновенные», субботы или среды гостям предлагалось надевать на головы бумажные колпаки, которые им вручали на пороге подвала, и прославленные адвокаты или известные всей России члены Государственной Думы, застигнутые врасплох, безропотно подчинялись этому требованию.39 «…на эстраде то тот, то другой из артистов споет, спляшет, продекламирует. Публика не стесняется вслух острить над исполнителями, последние, прерывая себя, острят над публикой».40 Помимо запланированных программ и импровизаций в «Бродячей собаке» постоянно проходили различные литературные игры, являвшиеся лучшим доказательством истинного таланта поэта и требовавшие, даже от избранных, полного внимания и собранности. Множество экспромтов Мандельштама, Гумилева, М. Лозинского родилось в таких состязаниях, а по некоторым сведениям, в один из вечеров к игре не был допущен Г. Иванов, так как не смог предоставить разрешение от родителей (тем более что отец его давно умер).41 Теперь рассмотрим наиболее важные «объявленные» вечера, проходившие за весь период существования кабаре. Уже неоднократно говорилось, что на такие вечера, как правило, рассылались именные приглашения; существовала и афиша Общества интимного театра. О первом вечере речь уже шла, поэтому обзор начнем с вечера «Conference по поводу 25-летия поэтической деятельности К.Д. Бальмонта» 13 января 1912 г.42 Этой программой была заложена традиция поэтических вечеров, и хотя сам герой вечера был в изгнании, творчеству его был посвящен лишь вступительный доклад. Любопытен и вечер «Радуясь Юрию Юрьеву. «Бродячая собака лает» 16 января 1913 г. Ю.М. Юрьев — был известным актером Александринского театра, и в кабаре отмечалось 20 лет его творческой деятельности. Н. Петров «зачитал шуточную биографию юбиляра и каламбурно-фантастические поздравления».43 Так была заложена основа вечеров актеров и их творчества. Но были в «Собаке» и музыкальные вечера, например, 2 февраля 1912 г.: вечер состоял из произведений Э. Грига, Аренского, Саца и других. Музыкальные вечера, где исполнялись как классические, так и новые произведения, существовали в «подвале» почти не всем протяжении его работы. Но были и совершенно удивительные программы под названием: «Собрание исключительно интеллигентных людей», проходившие хоть и регулярно, но только в начале существования кабаре. Первый сезон «Бродячей собаки» был завершен особым заседанием 30 апреля 1912 г. Н. Петров прочитал отчет о проделанной «Собакой» работе за 4 месяца: «За время существования «Бродячей собаки» общество устроило 13 сред и 13 суббот и еще 13 заседаний, в число которых вошли 4 среды, 4 субботы и 5 экстренных заседаний».44 Новый сезон 1912-1913 г.г. был открыт 1 сентября 1912 г., о чем сообщили многие газеты. Примечательно и то, что летом из жизни трагическим образом ушли Н.Н. Сапунов, и И.А. Сац, вечер памяти которого был устроен 14 октября. Своеобразием программ «Бродячей собаки» являлось обилие лекций и докладов на различные темы, начиная от литературы и заканчивая пятнами на солнце. Так 19 декабря 1912 г. состоялась знаменитая лекция С. Городецкого «Символизм и акмеизм», в которой впервые были отражены теоретические основы нового литературного течения — акмеизма, сменившего символизм. Согласно программе, «после лекции состоятся прения при участии А. Ахматовой, Н. Кульбина, Н. Гумилева».45 Этот вечер во многом можно назвать эпохальным в истории русской литературы вообще и в истории культуры серебряного века, в частности. 1 января 1913 г. «Бродячей собаке» исполнился 1 год. М. Кузминым был написан специальный гимн, посвященный годовщине кабаре, слова которого приводит в своих воспоминаниях Б. Лившиц, чтобы «спасти их от забвения».46 Кроме этого проводились и другие праздничные мероприятия. Согласно афише, «Бродячая собака» будет праздновать первую свою годовщину и желала бы видеть у себя ближайших друзей своих. <…> Кавалерам ордена «Собаки» и имеющим знаки отличия — быть при таковых».47 Мы имеем и достаточно полную программу вечера. «На вечере предполагалась программа «Кинематограф». Обзор художественных выступлений и активной деятельности «Собаки»: 1) Члены правления — Подгорный, Пронин, Петров, Уварова, Зонов, Богословский, Крушинский (вальс). <…> 4) Гимн Городецкого (Цыбульский), 5) Как живет и работает гр. Ал. Н. Толстой (полька), 6) Попытка кн. Волконского впервые проникнуть в «Собаку» (гамма) <…> 11) Экстренное совещание правления Электрического О-ва по вопросу о лишении «Бродячей собаки» освещения за невзнос платы (похоронный марш), 12) Объяснение члена Правления Пронина со старшим дворником по поводу квартирной платы («Ты не шей мне, матушка…») <…> Хованская на эстраде (Испания) <…> 16) Вл. Рыжков пишет письмо о выходе из состава членов Об-ва <…> 17) Евреинов встречает Новый год в Финляндии («Куда, куда вы удалились»), 18) Пресняков в семейном кругу («Чижик, чижик…»), 19) «Скала смерти или голос жизни», оперетта Цыбульского и Гибшмана <…> 24) Выставка Кульбина, 25) Дейкарханова исполняет английскую шансонетку <…> 27) Маска Юрия Михайловича Юрьева, Первого кавалера Ордена Собаки (туш 3 раза), 28) Гибшман в «Черепослове» <…> 29) Додина и Радина, Дези и Джон или Потемкин и Романов <…> 32) Подвал в настоящую минуту и «Les artistes chez sois»48, 33) Гимн.»49 От членов правления Общества интимного театра требовалась и особая «форма»: они «должны были появиться в орденских лентах и с атрибутами своих профессий: Коля Петер — маска, погремушка арлекина; Пронин — бокал-кубок, цветочный венок на голове; Крушинский — большой кошелек, ключи; Богословский — счеты, очки, чернильница, гусиное перо; Зонов — шапка звездочета, треугольник; Уварова — чайник, веер и большая бутылка шампанского; Пресняков — кусок промокашки, пара разных туфель; Ротгольц — циркуль, молоток, сажень; Миклашевский — свисток, толстые книги, песочные часы, гусиное перо; Судейкин — палитра, кисть, берет; Кузмин — миртовый венок, лира; Сазонов — колпак, вилка, ложка, штопор; Шпис-Эшенбурх и Цыбульский — камертон, тарелки, треугольник».50 Именно этой ночью Ахматова написала свое знаменитое стихотворение «Все мы бражники здесь, блудницы…», где со всей трагичность и живостью отразилось настроение, царившее в душах людей искусства. В этом стихотворении прозвучал и страшный приговор: «А та, что сейчас танцует, / непременно будет в аду»51, — скорее всего, все той же Ольге Глебовой-Судейкиной (она в тот момент и была на сцене). Не менее грандиозным событием стал сочельник 1913 г., когда в «Бродячей собаке» был представлен «Вертеп кукольный. Рождественская мистерия». Слова и музыка Кузмина, постановка Евреинова52» (Ошибка С. Судейкина — постановка К.М. Миклашевского) Традиционная народная забава в канун Рождества в «Бродячей собаке» была воспроизведена в полном соответствии с атмосферой «подвала»: «На маленькой сцене декорация: на фоне синего коленкора написана битва между ангелами и черно-красными демонами. Перед синим доминирующем пятном стояло ложе, обтянутое красным кумачом. Красным кумачом затянуты все подмостки. На красном ложе золотой Ирод в черном шерстяном парике с золотом. В углу коричневый грот, освещенный внутри свечами и выстланный сусальным золотом. Весь зал переделан, чувствуется как бы «тайная вечеря». Длинные узкие столы, за ними сидит публика, всюду свет… Двадцать детей из сиротского дома, одетые в белое, с золотыми париками и серебряными крыльями ходили между стола с зажженными свечами и пели. А на сцене черт соблазнял Ирода, рождался Христос, происходило избиение младенцев, и солдаты закалывали Ирода».53 Стоит также отметить, что Богородицу играла О. Глебова-Судейкина (героиня другой, уже жизненной драмы, разыгравшейся некоторое время спустя после мистерии54), а декорации создал сам С.Ю. Судейкин, муж и, одновременно не муж, исполнительницы главной роли. Но об этом речь пойдет далее. Что же касается Мистерии, то, по мнению Л. Тихвинской, «представление, которое К. Миклашевский задумал стилизовать под храмовое действо, больше походило, однако, на домашний спектакль или, что скорее, на рождественский детский праздник».55 «Вертеп кукольный» явился, наверное, самым ярким событием в сезон 1912-1913 г.г. и остался в памяти многих участников и зрителей этого мистического действа. 13 января состоялся «Вечер, посвященный памяти Козьмы Пруткова», где согласно воспоминаниям очевидцев, особенно удивила всех некая Поликсена Сергеевна. Она, одетая в «генеральский мундир, стриженная, держала в руке большой корень хрена и по завету Пруткова «Смотри в корень», внимательно весь вечер на него смотрела, не говоря ни слова».56 Осень 1913 г. в кабаре ознаменовалась появлением футуристов, а уже 23 декабря 1913 г. В. Шкловский сделал доклад на тему: «Место футуризма в истории языка», явившийся началом нового периода в жизни кабаре. Этот сезон был ознаменован еще одним ярким вечером, который не смогли забыть посетители кабаре. 28 марта 1914 г. в «Собаке» танцевала Т.П. Карсавина. Это событие С. Судейкин описывал в воспоминаниях не менее красочно: «А вечер Карсавиной, этой богини воздуха. Восемнадцатый век — музыка Куперена. «Элементы природы» в постановке Бориса Романова, наше трио на старинных инструментах. Сцена среди зала с настоящими деревянными амурами 18-го столетия, стоявшими на дивном голубом ковре той же эпохи при канделябрах. Невиданная интимная прелесть. 50 балетоманов (по 50 рублей место) смотрели затаив дыхание, как Карсавина выпускала живого ребенка — амура из клетки, сделанной из настоящих роз».57 Об этом вечере вспоминала и сама Карсавина в «Театральной улице»: «Я танцевала <…> прямо среди публики на меленьком пространстве, окруженном гирляндами живых цветов».58 Пусть не столь изящным и дорогостоящим, но не менее интересным явился вечер, вернее неделя, кавказской культуры (в апреле 1914 г.). Открыл «Неделю» Н. Кульбин лекцией о кавказском искусстве. После путешествия по югу России и Кавказу «…в Петербург он возвратился сверх обычного возбужденный, переполненный впечатлениями от восточной экзотики, людей и, прежде всего, прикладного искусства, множество предметов которого он с собой привез. Ворох разноцветных тканей, платков, груду майолики, домашней утвари, персидских миниатюр он прямиком везет в «Собаку», где организует их выставку».59 27 апреля 1914 г. «Неделю» завершает доклад художника В.В. Энне «О трех путешествиях по Фергане и Заравшанскому хребту». Но лето 1914 г. явилось роковым не только для страны, но и для «подвала». В отсутствие некоторых «мэтров», в состоянии стремительного падения общественного духа и морали, с увеличением притока «фармацевтов» в кабаре «власть захватывают» футуристы. 11 февраля 1915 г. состоялось легендарное выступление Маяковского, закончившееся грандиозным скандалом. Об этом в подробностях вспоминал Б. Пронин: «Я сидел с Верой Александровной — моей женой, которая очень признавала Маяковского. <…> Вдруг Маяковский обращается ко мне: «Боричка, разреши мне!» А он чувствовал, что его не любят, и на эстраду не пускают, что я и Кульбин — это единственные, кто за него, и это была его трагедия. «Разреши мне выйти на эстраду, и я сделаю «эпатэ», немножко буржуев расшевелю». Тогда я, озлобленный тем, что вечер получился кислый, говорю Вере Александровне: «Это будет замечательно», и она говорит: «Шпарьте!» Маяковский вышел и прочитал «Вам».60 Далее речь идет о том эффекте, который произвело стихотворение: «Все наши остервенели»,61 и лишь М.Н. Волконский, а затем К.И. Чуковский, одобрительно высказались по поводу прочитанного и смогли успокоить ситуацию. Последней подготовленной программой стал вечер, посвященный литературно-художественному сборнику «Стрелец» 25 февраля 1915 г. Через неделю кабаре «Бродячая собака» было закрыто. «ХУНД-ДИРЕКТОР», УЧРЕДИТЕЛИ И ГОСТИ Литературно-артистическое кабаре «Бродячая собака» собрало в себе общество людей, совершенно различных как по занятиям, так и по социальному положению. Но, по словам Н. Петрова «Собака не выработала своей платформы, объединяя самых различных художников, каждый из которых приносил свое, личное».62 И первым среди этих «различных художников» следует назвать директора-распорядителя «Бродячей собаки» Б. Пронина. «Борис Константинович Пронин (7.12.1875-29.10.1946) родился в Чернигове в разночинной семье. Образование получил в киевской коллегии П. Галагана, которую окончил в 1897 году».63 Далее, желая найти свою дорогу в жизни, он поступает на историко-филологический факультет Петербургского Университета, переходит на физико-математический, а затем — на юридический факультет. Бросив учёбу, Пронин затем снова поступает, но уже в Московский Университет, откуда он исключён, по-видимому, за участие в студенческих волнениях. Побывав за границей, в 1901 г. Пронин поступает в школу МХТ, по окончании которой в 1905 г. он был рекомендован в помощники к В.Э. Мейерхольду, с которым Пронин сохранял дружеские отношения много лет. Он принимал участие в создании «Летучей мыши» и «Дома интермедий». «Беспутный он был человек. Работу по театру он начал в студии у Станиславского. Одно время казалось: вот-вот в люди выйдет — приняли помощником режиссера в Александринский театр в Петербурге. Увы! Недолго продолжалось режиссёрство Бориса на казённой сцене — удалили за политическую неблагонадёжность!»64 По другой версии из театра его выгнали за опоздание на весь спектакль. Тем не менее, именно он стал той фигурой на историческом поле, которая и совершила качественно новый прорыв в создание «приюта» для богемы. «И вот затеял наш Борис «Бродячую собаку», — вспоминал потом Н. Могилянский.65 Именно с Прониным связывали само существование «подвала» многие участники тех событий. Однако по-разному оценивали они саму его натуру. Идею «беспутности Пронина» впервые подал его ближайший друг — В. Э. Мейерхольд, в одном из своих писем создавший неблаговидный портрет «хунд-директора» «Собаки»: «Я его знаю очень хорошо и очень не рекомендую. Человек совершенно неработоспособный. Типичный продукт актёрско-студенческой богемы. <…> В делах, серьёзных делах, не выносим <…> Пока говорит — всё идёт как по маслу, как наступает момент реализации слов и проектов — Пронина нет. И потом какая-то мания создавать проекты. Это болезнь».66 Многие исследователи признают такую оценку несправедливой, так как письмо это написано под влиянием эмоций, вызванных уходом Пронина к режиссеру Евреинову, что крайне не одобрял Мейерхольд. Не очень позитивным является описание Пронина, представленного А. Толстым в образе Иванушко в незаконченном автобиографическом романе «Егор Абозов»: «…Бритый, возбужденный, растрепанный человек, в помятой одежде табачного цвета, с большим бантом галстука под острым подбородком. <…> Со всеми женщинами он был на «ты», называл их коломбинами и фантастическими существами, за что и пользовался большой благосклонностью с их стороны. Его голова была набита планами необыкновенных вечеров, немыслимых спектаклей, безумных кабаре. Обыкновенную жизнь друзей и знакомых считал недосмотром, недоразумением от недостатка воображения и горячности. Если бы хватило силы, он бы весь свет превратил в бродячие театры, сумасшедшие праздники, всех женщин в коломбин, а мужчин в персонажей из комедии дель арте».67 Не оставил без внимания директора «Бродячей собаки» и Г. Иванов, посвятивший ему не одну страницу в своих воспоминаниях: «На визитных карточках стояло: Борис Константинович Пронин — доктор эстетики, honoris causa. <…> Явившись с проектом, Пронин засыпал собеседника словами. Попытка возразить ему, перебить, задать вопрос, — была безнадежна. <…> Машина, впрочем работала не совсем впустую. <…> «Что-то» в конце концов, получалось или «наворачивалось», как Пронин выражался».68 Мы видим, что личность Б.К. Пронина в воспоминаниях разных людей изображена довольно похожей: неуемная творческая энергия, создание и невоплощение проектов, суетливость вследствие огромного творческого запала. Но именно такой человек, наверное, и был необходим, чтобы родилась «Бродячая собака» — богемное кабаре, сумевшее реализовать стремление большинства художников, литераторов, артистов к уходу от страшной действительности в свой богемный мир комедии дель арте. Безумная натура директора кабаре проявлялась во всем, даже в приветствии гостей: «Пронин всем говорил «ты». — Здравствуй, — обнимал он кого-нибудь попавшегося ему у входа в «Бродячую собаку». — Что тебя не видно? Как живешь? Иди скорей, наши (широкий жест в пространство) все там… <…> Спросите его: — С кем это ты сейчас здоровался? — С кем? — широкая улыбка. — Черт его знает. Какой-то хам!»69 Во время вечера непосредственно, Пронин также продолжал здороваться, но уже со знакомыми: «А, и ты тут, — появлялся он у чьего-нибудь столика и, расцеловавшись, усаживался у собравшейся компании. Пили за столиком шампанское, он выпивал бокал, и вдруг замечая за столиком рядом еще не приветствованных друзей. Бросался к ним, <…> потом переходил дальше».70 Случались и вообще невообразимые вещи. Так, по воспоминаниям Г. Иванова, один раз, перебрав, Пронин поскандалил с одним адвокатом, и дело чуть не дошло до дуэли, но наутро хороший коньяк сумел примерить обиженного адвоката и секунданта Пронина. Его непосредственную деятельность в кабаре также изображает А. Толстой.71 Разумеется, «Бродячая собака» всегда была полна гостей. Одни посещали кабаре весь период его существования, другие ушли сразу, третьи пришли некоторое время спустя после открытия. Понятно, что вести речь о каждом почти невозможно, вследствие чего мы рассмотрим лишь наиболее яркие личности, оставившие след в истории кабаре и в истории культуры. А. Толстой — один из организаторов кабаре, являлся членом-распорядителем клуба «Общества интимного театра». Именно ему принадлежит устав «Общества», первый пункт которого, согласно Н. Петрову, гласил: «Все члены общества работают бесплатно на благо общества. Ни один член общества не имеет права получать ни одной копейки за свою работу из средств общества».72 Вскоре после открытия «подвала», Толстой покинул общество, и, бывая потом в Петербурге, уже очень редко посещал «Собаку». По некоторым свидетельствам, так он протестовал против разрешения посещать кабаре «фармацевтам». Со временем от дел в «подвале» отошел и М. Кузмин, композитор, автор ряда постановок в кабаре и музыки к ним. Современник так описывает Кузмина того времени в «Бродячей собаке»: «На эстраду маленькими, быстрыми шажками взбирается удивительное ирреальное, словно капризным карандашом художника-визионера зарисованное существо. Это мужчина небольшого роста, тоненький, хрупкий, в современном пиджаке, но с лицом не то фавна, не то молодого сатира, какими их изображают античные фрески. Черные, словно лаком покрытые, жидкие волосы зачесаны на боках вперед, к вискам, и узкая, будто тушью нарисованная, бородка вызывающе подчеркивает неестественно румяные щеки. Крупные, выпуклые, желающие быть наивными, но многое, многое перевидавшие глаза осияны длинными, пушистыми, словно женскими ресницами».73 Б. Лившиц, пришедший в «подвал» уже на втором году его существования, очень красочно описывал приход А. Ахматовой и Н. Гумилева: «Затянутая в черный шелк, с крупным овалом камеи у пояса, вплывала Ахматова, задерживаясь у входа, чтобы по настоянию кидавшегося к ней навстречу Пронина вписать в «свиную» книгу свои последние стихи. <…> В длинном сюртуке и черном регате, не оставлявший без внимания ни одной красивой женщины, отступал, пятясь между столиков, Гумилев, не то соблюдая таким образом придворный этикет, не то опасаясь «кинжального» взора в спину».74 Об Ахматовой в «Бродячей собаке» писал и Г. Иванов: «Ахматова сидит у камина. Она прихлебывает черный кофе, курит тонкую папироску. Как она бледна! <…> Ахматова никогда не сидит одна. Друзья, поклонники, влюбленные, какие-то дамы в больших шляпах и с подведенными глазами».75 О том, что Ахматова всегда была окружена в «Собаке», вспоминает и Г. Адамович76, участник «Цеха поэтов» и частый гость кабаре. Здесь же состоялось знакомство Ахматовой с художником Ю. Анненковым, автором портретов многих деятелей серебряного века. О. Мандельштам постоянно посещал «Собаку», о чем красноречиво свидетельствует все тот же Б. Лившиц: «Давно уже исчерпав кредит, горячился перед стойкой буфетчика виллонствующий Мандельштам, требуя невозможного: разменять ему золотой, истраченный в другом подвале».77 Нельзя не упомянуть близкую подругу А. Ахматовой, Ольгу Глебову-Судейкину. В 1907 г. она вышла замуж за художника С. Судейкина, но вскоре они расстались. В «Бродячей собаке» она неоднократно принимала участие в различных постановках («Вертеп кукольный», «Пляс козлоногих» и др.). Но не только этим известно ее имя. Молодой поэт Всеволод Князев, еще один гость «Собаки», безумно влюбился в Глебову-Судейкину, а когда она не ответила ему взаимностью, он застрелился (весна 1913 г.). «Смерть молодого гусара произвела в «подвале» глубокое и тягостное впечатление».78 С этим трагическим событием и связано предсказание Ахматовой в том самом стихотворении, написанном 1 января 1913 г. (поэтесса всегда предчувствовала беду). По словам Н. Петрова, «С первого же дня постоянными и активными «друзьями» «Собаки» были певица Зоя Лодий, профессор Андрианов, Е.П. Аничков, архитектор Бернардацци, художник и доктор Н.А. Кульбин и общий любимец Петербурга клоун Жакомино. Среди молодежи помню двух студентов консерватории Сережу Прокофьева и Юру Шапорина».79 С. Судейкин рассказывал, что в кабаре приезжал и сам Дягилев, один из виднейших деятелей культуры начала века. Это событие произошло как раз на «Вертепе кукольном» 6 января 1913 г: «На этот вечер в первый раз к нам приехал великолепный Дягилев. Его провели через главную дверь и посадили за стол. После мистерии он сказал: «Это не Амергау, это настоящее, подлинное!»80 Мы уже упоминали, что в «Бродячей собаке» неоднократно появлялся и В. Маяковский, хотя его выступления редко обходились без скандалов. Да и он всеми силами эпатировал публику: «В позе раненого гладиатора возлежал на турецком барабане Маяковский, ударяя в него всякий раз, когда в дверях возникала фигура забредшего на огонек будетлянина».81 А о выступлении 11 февраля 1915 г., когда вечер закончился скандалом после стихотворения «Вам» мы уже говорили. Добавим лишь то, что именно это многие считали «началом конца» «Собаки», основной причиной ее закрытия. Список гостей только известных фамилий можно продолжать очень долго: это и будущая «красная комиссарша» Лариса Рейснер и В. Пяст — друг А. Блока; эсер Каннегиссер — будущий убийца Урицкого; и артист балета Б. Романов, композиторы И. Сац и Н. Цыбульский и др. Тема, связанная с гостями и друзьями «Бродячей собаки» заслуживает отдельного исследования и, естественно, выходит за рамки данной работы. Хотя нельзя оставить без внимания визиты в Россию таких великих деятелей европейского искусства, как Маринетти, короля итальянских футуристов; Поль Фор — короля французских поэтов, и Эмиль Верхарн, посещавших «Бродячую собаку» во время пребывания в России. В феврале 1914 г. в Петербург прибыл Ф.Т. Маринетти — глава итальянских футуристов. Известно, что «в «Собаке» его приняли с большой торжественностью: его привезли в подвал после лекций, которые он читал в зале Калашниковой биржи, и он провел там не одну, а целых пять ночей, читал по-французски отрывки из своей поэмы «Цанг тумб туум» и прочел доклад об основах футуризма».82 Эмиль Верхарн приехал в Петербург вслед за Маринетти, и поэту также было устроено чествование в «подвале». В марте 1914 г. 4 вечера в «Собаке» провел и избранный «королем французских поэтов» Поль Фор. Вл. Пяст так описывал это событие: «Еще больше пришлась «Собака» по душе (пожалуй, не наоборот) парижскому поэту, <…> венчанному «королем поэтов», издателю модернистического журнала с крайне ограниченным кругом подписчиков <…> «Vers et Prose», — я говорю о Поле Форе. Еще бы! Он был последний представитель уходящей в глубину веков традиции парижской богемы. <…> Он читал бесконечное количество, по-видимому, водянистых, и во всяком случае совсем непонятных — не то, что у Маринетти — своих «poemes».83 Подводя итог всему вышесказанному, можно согласиться с Н. Петровым, который в легендарном докладе о деятельности «Бродячей собаки» за первый ее сезон, так обозначил круг лиц, посещавших и непосещавших кабаре: «Кроме представителей искусств, среди которых необходимо упомянуть зодчих, из которых один Фомин, построил камин, а другой Бернардацци, проломил стену эту, скажу (в рифму?) и автор сегодняшних декораций, здесь находят приют люди науки, политической жизни, промышленности и торговли и нет только представителей духовенства и полиции и акцизного ведомства».84 Однако, довольно интересно и то, что ряд ярчайших представителей серебряного века не посещал «Собаку». Так, например, соратник многих идей Пронина, его «патрон» Вс. Мейерхольд не бывал в подвале, и по воспоминаниям одного из современников, «топорщился, потому что к тому, что не он придумывал, он очень ревниво относился».85 В отличие от своей жены, Любови Дмитриевны, А. Блок не бывал в «Собаке», и которого «никак, никогда, и ни за что хунд-директор залучить в «Собаку» не мог! И это несмотря на то, что лично к нему Блок относился очень дружелюбно, <…> и решительно заявлял про хунд-директора, что он — «не неприличный человек».86 Но сама «Бродячая собака» для него была символом «литературного большинства», тех, которые «заводятся около искусства», тех, кто «похваливают и поругивают» художников и тем «пьют» <…> художническую кровь».87 Но, безусловно, большинство ярких деятелей искусства все же не соглашалось в этом отношении с Блоком и регулярно посещало «Бродячую собаку». Тем не менее, следует еще раз оговориться, что все эти люди, имевшие отношение к «подвалу», — это лишь малая часть действовавших в «Собаке» лиц, это даже не «сливки» того общества, а лишь выборочные фрагменты из огромной мозаики «друзей» «Собаки». Но и по такому небольшому списку можно сделать вывод о том, какую огромную роль играла «Бродячая собака» в культурной жизни не только Петербурга, но и всей России, и даже Европы, и какое важное значение для каждого из гостей и членов-распорядителей клуба Общества интимного театра имело кабаре. «НРАВЫ» КАБАРЕ Мы уже упоминали о том, что за сравнительно короткий период своего существования в кабаре «Бродячая собака» возникло большое число традиций, касавшихся всего — от входа в подвал до чествования отдельных представителей искусства. Существовала и особая «идеология», «теоретическая установка» подвала. «Основной предпосылкой «собачьего» бытия было деление человечества на две неравные категории: на представителей искусства и на «фармацевтов», под которыми разумелись все остальные люди, чем бы они не занимались и к какой профессии они не принадлежали».88 Именно тогда и родился термин «фармацевты», со временем ставший почти обвинением в противостоянии искусству. Однако, Б. Пронин через много лет вспоминал «историческую фразу Сапунова на первом собрании, с которой и связано такое неравнозначное деление всех людей — «Наглухо не пускать фармацевтов и дрогистов!» (В сущности, это одно и тоже, но Сапунов обозначал этим словом зубных врачей, присяжных поверенных — они были личные враги Сапунова). И персонально было решено не пускать Брешко-Брешковского, Митьку Цензора и еще кого-то (сейчас забыл). Дмитрий Цензор тогда издавал «Синий журнал» — квинтэссенцию пошлости».89 «Теоретическая установка» подвала нашла выражение в девизе общества: «Первое — наглухо не пускать фармацевтов, дрогистов, Цензора, Регинина и Брешко-Брешковского, а также второй сорт поэтов и художников. Второе — у «Собаки» есть своя точка зрения на жизнь, на мир, на искусство».90 К сожалению, Б. Пронин не соблюдал девиза Общества, о чем свидетельствовали многие участники жизни подвала. Пропуском «фармацевтов», по словам Н.В. Петрова, директор «Собаки» инициировал отставку всей девятки правления через полтора года после открытия.91 Именно это событие, главным образом, и вызвало «смену династий». «Потом в подвал «Собаки» ворвалась улица, — вспоминал Н. Могилянский. — Уже об «интимности» не могло быть и речи, и многие из первых посетителей подвала стали реже заглядывать в его стены».92 Те же, кто к разряду «фармацевтов» не относился, бал желанным гостем «Собаки», каждый из которых непременно должен был сделать запись в «Свиной книге», — наверное, наиболее известной традиции кабаре, о которой в своих воспоминаниях писали почти все посетители. В памяти Вл. Пяста также сохранилась эта деталь жизни «подвала»: «В «Свиной Собачьей Книге», — называвшейся так странно <…> оттого, что эта толстая книга нелинованной бумаги была заключена в переплет из свиной кожи, — в «Свиной» книге много было записано отличнейших экспромтов, не только присяжных поэтов легкого жанра, <…> но и более серьезных, в том числе интереснейшие стихи Мандельштама, Маяковского и скольких еще!»93 А. Толстой принес эту книгу и начал ее своим четверостишием. Всего же за годы существования «Собаки» было две таких книги. Располагались они, разумеется, последовательно, при входе в зал (главную комнату со сценой) на конторке или аналое.94 К наиболее именитым гостям Пронин «кидался» сам и непременно настаивал на том, чтобы в книгу была сделана запись. Значение «Свиной книги» трудно преувеличить. «Я не собираюсь писать историю «Бродячей собаки», — писал Б. Лившиц В «Полутороглазом стрельце», — тем более, что она имеет свою летопись в виде огромного, переплетенного в свиную кожу фолианта, лежавшего при входе, и в который посетители были обязаны по меньшей мере вносить свои имена. Эта книга, хранящаяся у кого-то из друзей Пронина, не только представляет собою собрание ценнейших автографов, но могла бы в любой момент разрешить немало спорных вопросов тогдашнего литературного быта».95 Но автор этих строк был оптимистически настроен по поводу существования «Свиных книг» после закрытия «Собаки». До сих пор мы не знаем, где они, и существует ли вообще. Исследователь «Бродячей собаки» С.С. Шульц мл. полагает, что они погибли в годы революции и приводит рассказ Н.В. Петрова о том, что его знакомому завернули селедку в два листа с автографом Е.Б. Вахтангова, по происхождению явно похожие на листы из «Свиной книги».96 Однако тот же автор приводит цитату О. Высотской, что Пронин «напал на след» в конце 30-х годов. По другим данным, розыском занимался В. Шкловский, также достигший определенных результатов. Но как бы то ни было, уже почти 90 лет судьба бесценного «архива» кабаре остается неизвестной. А ведь Петроград-Ленинград пережил за это время не один топливный кризис! Но надежда все равно есть. Найдись она сегодня, «многое из того, что кажется необъяснимым сегодня в русской художественной жизни начала нашего века получило бы ясность и правильное истолкование».97 Если с одной стороны стояли люди искусства, оставлявшие записи в «Собачьей книге», то с другой — простодушные «фармацевты», которые по словам Г. Иванова, «заплатили по три рубля за вход и во все глаза смотрят на «богему».98 Согласно многим очевидцам жизни в «Собаке», «фармацевты» не были в кабаре с самого начала (выше мы уже говорили об этом), а появились лишь через полтора года после открытия, судя по всему, как мера вынужденная, цель которой — сохранение кабаре. Однако, Л. Тихвинская видит в этом закономерное развитие такого заведения, как арт-кабаре, поскольку большинство предыдущих опытов такого рода не только в России, но и в Европе в своем развитии проходило стадии, похожие на «Собачьи»: открытие и существование в первое время только для «своих», затем пропуск посетителей со стороны, как бы они не именовались, увеличение числа посторонних и уход организаторов и прежних постоянных посетителей из «богемной» среды и, наконец, закрытие. Хотя по нашему мнению, если и верна подобная теория эволюции кабаре, тем не мене в каждом конкретном случае есть свои особые обстоятельства, в том числе и закрытия. Но присутствие в «Бродячей собаке» «фармацевтов» некоторых завсегдатаев кабаре не только не смутило, но и подтолкнуло к новому изобретению — «издевательств» над посторонними. Таким был поэт Тиняков, отличавшийся постоянным состоянием нетрезвости и буйным нравом. "Мимо них (господина и дамы — «фармацевтов» — В. Р.) неверной походкой проходил Тиняков. Останавливается. Уставляется мутным взглядом. Садится за их стол, не спрашивая. Берет стакан дамы, наливает вина, пьет. «Фармацевты» удивлены, но не протестуют. «Богемные нравы… Даже интересно…» Тиняков наливает еще вина. «Стихи прочту, хотите?» «…Богемные нравы… Поэт… Как интересно… Да, пожалуйста, прочтите, мы так рады…» Икая, Тиняков читает: «Любо мне, плевку-плевочку <…>». — Ну что… Нравится? — Как же, очень! — А вы поняли? Что же вы поняли? Ну, своими словами расскажите… Господин мнется. — Ну… Эти стихи… Вы говорите… Что вы плевок и… Страшный удар кулаком по столу. Бутылка летит на пол. Дама вскакивает, перепуганная насмерть. Тиняков диким голосом кричит: — А!.. Я плевок!.. Я плевок!… А ты…»99 Следует, правда, оговорится, что это единственной случай такого рода, сохранившийся в памяти посетителей «Собаки». Но над посторонними «издевались» и иными способами: это и выступления Маяковского, заканчивавшиеся, как правило, скандалом; и одевание гостей в колпаки, и даже, по некоторым сведениям, включение в их счет в буфете и расходов богемы.100 Нельзя забывать и того, что для многих «Бродячая собака» без «фармацевтов» не представлялась вообще, поскольку посторонние выступали некоторым противовесом артистической среде, стимулировавшим ее к еще большей творческой активности в подвале. Период существования «Собаки» пришелся на переломное время в Российской истории. Новый революционный подъем в это время сменился шовинистическими настроениями в начале Первой мировой войны и подавленным настроением, безысходностью в 1915 г. И политика также, несмотря на закрытость «подвала» от внешней жизни, иногда проникала в кабаре, хотя и не становилась обыденным явлением: «Узнав от приехавшего прямо из Государственной думы депутата о смене министерства, молодые танцоры императорского балета, Федя Шерер и Бобиш Романов, втащив на подмостки бревно, уносили его прочь, изображая отставку Коковцева, и снова водружали тот же чурбан, инсценирую по требованию присутствующих назначение премьером Горемыкина: клубами морозного воздуха врывалась политика в пьяный туман подвала».101 С последней фразой Б. Лившица врывается и еще одна тема, наверное, самая спорная в истории «Собаки». «Пьяный туман подвала»… был ли он вообще? А может быть, лишь он и был, а никакого творчества, игры живого воображения не было? Споры по этому поводу начались еще со времен существования «Собаки». Известно, что газеты не скупились на обвинения в «развратной обстановке» кабаре, особенно после скандалов Маяковского. Но журналисты многого не знали, в то время как посетители «Собаки» видели всю подоплеку богемной жизни, и описали ее в своих воспоминаниях, правда, с искажениями, и иногда серьезными. Между посетителями кабаре уже через много лет после закрытия «подвала» разгорелся заочный спор. Одним из первых в защиту «Бродячей собаки» выступил В. Маяковский, стремившийся восстановить доброе имя «подвала»: «Богема — это было общество изысканно-остроумных людей, и ходили туда отнюдь не пьянствовать».102 Пожалуй, самые отрицательные в отношении «нравов» кабаре воспоминания оставил Г. Иванов. В них «Бродячую собаку» иначе как сборищем поэтов-пьяниц не назвать, а картины поздней ночи или, вернее, раннего утра, в «Собаке» автор рисует соответствующие: «Четыре-пять часов утра. Табачный дым, пустые бутылки. <…> Мало кто сидит за столиками посредине зала. Больше по углам…»103 Отзыв А. Ахматовой на эти воспоминания мы уже приводили. Для нее «Бродячая собака» запомнилась другим — той атмосферой «литературной шутки» и одновременно ощущения своего «бражничества», но не в смысле пьянства и разгула, для Ахматовой это образ людей искусства, не подчиняющихся «общепринятым» нормам, а живущих своей жизнью в своем мире. Б. Пронин также отстаивал честь своего детища, уже спустя годы после закрытия кабаре: «В «Собаке» нравы были застенчивые, оргий и связанных с ними гадостей не было. <…> Сюда привлекали разговоры, споры…»104 Теперь сложно судить, кто из них был прав. Возможно имели место и разговоры, споры, и пьянство, но только в разное время и среди разных людей. И, если в кругу акмеистов до войны ничего подобного и быть не могло, то с началом войны, в силу описанных в главе 1 причин, и пьянство, и разгул появились сами собой, да и, наверное, не только в кабаре, но и по всей стране среди людей, которые не были способны спокойно воспринимать происходившую трагедию. Мы рассмотрели самую важную и наиболее значимую деталь кабаре «Бродячая собака» — ее функционирование, включающее программы, правила поведения и друзей «подвала». Безусловно, это далеко не все, что можно было бы сказать, и, конечно, это лишь малая часть из описания того, что было на самом деле, но еще не изучено. Исследовать жизнь «Собаки» — это не самая трудная задача, ведь в многочисленных воспоминаниях ее современников, опубликованных и не опубликованных, речь чаще всего идет именно о программах, гостях, событиях. И хотя сегодня существует еще очень много вопросов в этой теме, все более проясняется, всплывает из глубины времен, демонстрируя жизнь, настоящую жизнь того круга людей, который именуют богемой. ЗАКРЫТИЕ КАБАРЕ. ПРИЧИНЫ ЗАКРЫТИЯ «Подвал общества интимного театра» был закрыт 3 марта 1915 г. С. Судейкин с горечью вспоминал об этом эпизоде: «…Только не осенью нас зарезали, а ранней холодной весной. С утра шатаясь по городу, мы пришли в «Бродячую собаку» — Маяковский, Радаков, Гумилев, Толстой и я.105 Была война… Карманы пучило от наменянного серебра. Мы сели в шляпах и пальто за круглый стол играть в карты. Четыре медведеподобных, валенковых, обашлыченных городовых с селедками под левой рукой, сопровождаемые тулупным дворником с бляхой, вошли в незапертые двери и заявили, что Общество интимного театра закрывается за недозволенную карточную игру. Так «Бродячая собака» скончалась».106 Это же событие подробно рассматривается в статье «Программы «Бродячей собаки»: «Закрытие «Бродячей собаки» по распоряжению градоначальника было мотивировано обнаружением незаконной продажи вина. <…> В печати закрытие ставили в связь с инцидентами во время футуристических вечеров. Пронин вспоминал о том, что последовало за распоряжением градоначальника: «Потом нас одолели долги и нас позорно описали, надо было внести какую-то микроскопическую сумму, но мы были настолько растеряны, что нас продали с молотка, совсем как в оперетке. Был вынесен стол, стучали молотком, и то, что теперь называется «барахло», было продано за 37 тысяч рублей. <…> Мой приятель Виктор Крушинский (он был директором большого завода) заплатил 37000 и спас доброе имя «Собаки» и мое».107 Такова официальная причина закрытия: нарушение «сухого закона» во время военных действий. Это причина внешняя. Но анализируя многочисленные воспоминания посетителей и руководителей кабаре, легко понять, что существовали и внутренние причины, которые и побудили Б. Пронина покинуть подвал на углу Итальянской и Михайловской и перебраться на Марсово поле, где в доме Адамини разместился «Привал комедиантов» — своеобразное продолжение «Бродячей собаки», хотя и не ставящееся с ней в один ряд как современниками, так и исследователями. Внутренние причины также имеют различные аспекты. С одной стороны, «благодаря притоку «фармацевтов» выручка была довольно значительной, и Пронин стал подумывать о расширении площади. <…> Пронин мечтал о том, чтобы, сохранив «Бродячую собаку» для встреч самого узкого круга друзей и единомышленников, открыть второй, больший по размерам, подвал, который будет уже не кабачком, а скорее подземным театром с разнообразным и нетрадиционным репертуаром».108 Таким образом, уже потребность финансового развития вынудила покинуть подвал на Михайловской площади, если не на совсем, то вывести оттуда постороннюю публику (это уже нравственная потребность перед единомышленниками). Но Г. Иванов считает, что в переезде кабаре есть и субъективная, «неделовая» причина. «Нет, — заявляет он, — сам Пронин вряд ли бы по своему почину расстался с Михайловской площадью. Идею переменить скромные комнаты «Собаки», с соломенными табуретками и люстрой из обруча, на венецианские залы и средневековые часовни «Привала» внушила ему Вера Александровна».109 Вера Александровна — жена Б. Пронина — у Г. Иванова в его воспоминаниях представлена в очень несимпатичном свете. Очевидно, в ней он и увидел виновницу закрытия «Бродячей собаки», о чем он и пишет далее: «Вера Александровна сразу начала все переделывать, изменять и расширять в «Бродячей собаке». И, конечно, на третий день заскучала. <…> «Собака» — был маленький подвал, устроенный на медные гроши — двадцатипятирублевки, собранные по знакомым. <…> Программы не было — Пронин устраивал все на авось. <…> Посетители <…> были, по большей части, «свои люди», … которым этот распорядок был по душе, и менять они его не хотели. Словом, в «Собаке» Вере Александровне делать было нечего. <…> Она, по выражению Пронина, решила «скрутить шею собачке». <…> На Марсовом поле был снят огромный подвал — не для того, чтобы возродить «Собаку», — чтобы создать что-то грандиозное, небывалое, удивительное».110 Мнение о результатах переезда у Г. Иванова так же было однозначным: «…Получился какой-то эстетический, очень эстетический, но все же ресторан».111 В итоге, если бы мы стали искать виновного в закрытии «подвала», то Г. Иванов помог бы в решении данной проблемы: для него виноват лишь один человек — Вера Александровна, а вовсе не петроградский градоначальник. Но понятно, что вопрос этот куда более сложный. «Бродячая собака» была уникальным явлением общественной жизни того периода, потому и прекращение ее существования это не одномоментное и волевое решение, а результат эволюции, причем двоякой: самого кабаре и всей жизни общества. Первая составляющая будет рассмотрена в следующих главах. Что касается второй стороны этого процесса, то мы с уверенностью можем сказать, что российское общество уже неслось в бездну. Ощущение такой неизбежности, а также атмосфера войны и общей напряженности заставляли людей скрываться от реальности. Причем если атмосферу «тоски самоубийства» в 1912 г. остро чувствовали лишь люди, связанные с искусством, то теперь в «убежище» нуждались многие. Да и многие представители богемы стремились, наверное, как можно лучше провести последние мгновения перед катастрофой. Нельзя исключать и того обстоятельства, что, кабаре не обладало определенной «идеологией» в своей художественной жизни, то есть включало в себя представителей многих творческих направлений, и лишь ограждало свой мир от лжеискусства. Не исключено, что именно такое совмещение зачастую несовместимых явлений сыграло далеко не последнюю роль в постепенной эволюции «подвала» вплоть до его закрытия. ВКЛАД В ПОЭЗИЮ, ЖИВОПИСЬ, ТЕАТР Литературно-артистическое кабаре «Бродячая собака» являлось одним из центров жизни искусства в Петербурге-Петрограде, следовательно, и значение его в контексте всего серебряного века, а особенно в последние предреволюционные годы, очень велико. Правда, Б. Лившиц в этом отношении не согласился бы с такой гипотезой: «Утверждать, что «Бродячая собака» была фоном, на котором протекала литературно-художественная жизнь трех последних лет перед войной, значило бы несомненно впасть в преувеличение».112 Но у нас есть одно преимущество перед ним — мы смотрим на происходившие события не только сквозь призму времени, но и науки, что позволяет более детально разглядеть картину литературной, художественной, и артистической жизни того периода. На основании всего этого мы и видим, что почти все крупнейшие события 1912-1915 г.г. так или иначе имеют отношение к «Подвалу бродячей собаки». Огромное значение для литературы серебряного века оказали объединения и деятели, обосновавшиеся в «Бродячей собаке». И первыми в этом ряду стоят акмеисты и их «Цех поэтов». Сама программа акмеизма была провозглашена именно здесь 19 декабря 1912 г. «Тезы» доклада С.Н. Городецкого «Символизм и акмеизм» были опубликованы в пригласительной программе вечера и выглядели следующим образом: «1. Последний этап символизма в России: апофеоз или катастрофа? Опыты «великого искусства» на почве символизма и неудача их. Причины катастрофы символизма: его пороки. Что такое символ, и к чему приводит последовательное ему служение. Развращение слов и словосоединений. Охотники за «соответствиями». Мир в паутине. Перекрестный сквозняк в мире. 2. Новый век и новый человек. Работа Цеха поэтов. Рождение Адама. Акмеизм и адамизм. Отношение акмеистов к миру. Освобождение мира из паутины «соответствий». Самоценность мира и творчества в нем. Слово как алмаз целомудрия, как твердыня драгоценная. Защитники этой твердыни. Рай, творимый поэзией Н. Гумилева, Владимира Нарбута, М. Зенкевича, А. Ахматовой и О. Мандельштама. Отношение акмеизма к Парнасу, импрессионизму и символизму. Открытый путь к великому искусству».113 «Цех поэтов» вообще предпочитал собираться исключительно в «подвале», ощущая благоприятную для себя обстановку, чем вызывали недовольство представителей других, «ущемленных» течений: «…Атмосфера наибольшего благоприятствования, определявших его (акмеизм — В. Р.) в подвале на Михайловской площади, была создана не кем иным, как <…> хлещеватой молодежью».114 Так считал кубофутурист, или же будетлянин, Б. Лившиц, вообще полагавший, что «футуристы были падшими от рождения», а их произведения «ни одной пьяной слезы не вышибали из глаз, никакой «достоевщинкой» не щекотали расхлебанной интеллигентской чувствительности».115 Но в его субъективной оценке нет того, что заметил в литературной жизни «Собаки» Вл. Пяст: «Наибольшие в историческом плане заслуги ее («Бродячей собаки» — В.Р.) перед футуризмом».116 И в этом он, безусловно, прав, стоит лишь вспомнить доклад В. Шкловского (фактически одно из первых теоретических обоснований футуризма, не менее важное для литературного течения, чем доклад С. Городецкого годом раньше), «Вечер Пяти», «Вечер Маяковского» и вечер, посвященный литературно-художественному сборнику «Стрелец», являвшиеся полностью футуристическими. Здесь читали свои произведения В. Хлебников, А. Крученых, Н. и Д. Бурлюки, В. Каменский, В. Маяковский и многие другие. Знаменитый «Вечер Пяти», главным образом, запомнился скандалом после стихотворения «Вам» Маяковского, однако еще в начале вечера автор этого стихотворения устроил небольшой переполох: «Когда собралась публика, на эстраду с лорнетом в руке выступил Д. Бурлюк и объявил собравшимся, что на вечере выступят львы различных пустынь, каждый хвастаясь своим собственным рыком. В публике быстро появился <…> поэт Маяковский. «Здесь падалью не питаются», — заявил он».117 Но несмотря на такие внутренние размолвки, футуристы в целом сформировались в стенах «Собаки». Что же касается символизма, то роль кабаре в его развитии была минимальной. Это объясняется и тем, что виднейшие представители этого течения не посещали кабаре (например, А. Блок), и тем, что к 1912 г. В данном течении наметился серьезный кризис. Но наличие трех основных литературных течений не воспринималось ни тогда, ни позже, как основная идея существования кабаре. «Было бы однако ошибкой представлять себе символистов, акмеистов и будетлян в виде трех враждующих станов, окопавшихся друг от друга непроходимыми рвами и раз и на всегда исключивших для себя возможность взаимного общения», — полагает Б. Лившиц, далее подробно повествуя о «межнаправленческих» контактах литераторов.118 Ввиду этого можно сделать предположение, что именно такое разнообразие течений, главным образом, двух — акмеистов и футуристов — «уравновешивавших» друг друга, позволило каждому из них не «загнить», не остановиться на достигнутом уровне каждому поэту, а идти дальше, к вершинам своего творчества. Нельзя забывать и того, что образ кабаре «Бродячая собака» сам вошел в литературные произведения посетителей кабаре. Немалым был вклад «Собаки» и в изобразительное искусство той эпохи. Кабаре явилось своеобразным клубом «левого» искусства, русского авангарда. Художники С. Судейкин и Н. Сапунов, принимавшие участие в создании фантастической росписи стен подвала, к 1912 г. были уже знамениты. Они входили в общество «Голубая роза», их работы выставлялись на знаменитой выставке «Салон», организованной в 1909 г. в Москве С. Маковским. Наконец, несомненным их достижением стала роспись стен кабаре. Увы, это произведение оказалось недолговечным: в покинутом подвале вновь воцарилась сырость, и штукатурка полностью осыпалась уже через несколько лет. К сожалению, даже на фотографиях «Бродячей собаки» если и видны некоторые участки росписи, то целостного впечатления они не создают. А тогда, в период существования кабаре никому и в голову не пришло запечатлеть этот шедевр «фресковой» живописи, как, собственно, и большую часть произведений искусства, созданных в «Бродячей собаке». Этой работой завершился и творческий путь Н. Сапунова, трагически погибшего летом 1912 г. Он утонул в Финском заливе. Третий участник росписи, Н. Кульбин, помимо таланта художника обладал и прекрасными организаторскими способностями. Пронин вспоминал потом, что «Кульбин сам делал постановки, тратя на это массу сил. На выставке он был с крайне левыми и даже выставлял с ними свои вещи».120 Именно он привел в «Собаку» футуристов и, можно сказать, организовал само течение будетлян в кабаре. Одним словом, его вклад в изобразительное искусство, и искусство вообще, как художника и организатора неоценим. К сожалению, «умер он в первых числах марта 1917 года, пав жертвою своего «динамизма», обуревавшей его жажды деятельности».121 Еще один представитель «касты» художников — Илья Зданевич (Ильязд) «страстный» пропагандист поэтов и художников-авангардистов, в двух докладах: «Раскраска лица» и «Поклонение башмаку» <…> 9 и 17 апреля 1914 года, популяризировал творчество художников-лучистов. <…> Тогда же Зданевич рассказывал о прошедших в Москве художественных выставках авангардистов «Ослиный хвост» и «Мишень».122 Таким образом, в изобразительном искусстве «Бродячая собака» стала оплотом в «болоте» Петербурга-Петрограда, где могли спокойно чувствовать себя представители «левого» искусства. В музыкальную сферу жизни кабаре также привнесло определенные новшества. М. Кузмин, о котором мы упоминали уже не раз, являлся автором многочисленных песен, которые были довольно популярны в среде столичной богемы. Другим представителем музыки был Н.К. Цыбульский — фигура крайне противоречивая. Вл. Пяст так вспоминал о нем: «…Великолепный оратор, недюжий шахматист, — но топивший все свои таланты (в музыкальной композиции очень значительные) в беспробудном пьянстве».123 Цыбульский играл, почти всегда импровизируя, а сочиненное никогда не записывал, потому ничего и не оставил потомкам, кроме его слушателей. «И вдруг — оглушительная, шалая музыка. Дремавшие вздрагивают. Рюмки подпрыгивают на столах. Пьяный музыкант ударил изо всех сил по клавишам. Ударил, оборвал, играет что-то другое, тихое и грустное. Лицо играющего красно и потно. Слезы падают из его блаженно-бессмысленных глаз на клавиши, залитые ликером».124 И. Сац — еще один организатор кабаре, являлся музыкантом «Собаки», исполнявшим свои произведения. «Замечательным композитором и пианистом» назвал И. Саца С.С. Шульц.125 Но по трагической ошибке врачей еще один талант умер в сентябре 1912 г. Стоит добавить, что со временем, две трагические гибели Сапунова и Саца переместились в памяти С. Судейкина несколько раньше открытия кабаре «Бродячая собака»: в своих воспоминаниях он приводит фразу Б. Пронина, явно относившуюся ко времени уже после открытия кабаре: «Тут ты напишешь венок Сапунову, здесь он сидел бы, а тут — Сацу».126 К искусству танца в «подвале» мы уже обращались. Здесь танцевала Т. Карсавина — выдающаяся балерина императорского театра; О. Глебова-Судейкина, никогда не учившаяся танцевать профессионально; Е.В. Лопухова и А.А. Орлов — также блестящие исполнители профессионального балета и Б. Романов — танцор Мариинского театра и постановщик танцев в «Бродячей собаке». И, наконец, одно из главных достижений «Собаки» — театр, явился целой эпохой в жизни режиссеров кабаре Н.Н. Евреинова и Н.В. Петрова. Первый к этому времени уже организовал театральную студию, а второй был еще только помощником режиссера Александринского театра. Но, во многом, именно творчество в «Бродячей собаке» позволило в будущем стать им блестящими режиссерами. Список людей искусства, которые, начав творческий путь в «Собаке» или незадолго до нее, можно продолжать бесконечно. Также долго можно говорить и об их достижениях. Но назвав лишь основные имена, мы уже имеем право заявить о той важной роли, которую сыграло кабаре, в культуре Серебряного века. ЗНАЧЕНИЕ КАБАРЕ В ДАЛЬНЕЙШЕЙ ЖИЗНИ ЕГО ПОСЕТИТЕЛЕЙ 3 марта 1915 г. кабаре «Бродячая собака» было закрыто, как оказалось, навсегда. Но память о нем еще долгие годы жила в умах и сердцах основателей и посетителей подвала. Многие из гостей «Собаки» оставили бесценные для современного исследователя воспоминания. Некоторые участники жизни кабаре сделали «Собаку» одним из образов в своих произведениях. Но ни первых, ни вторых «Бродячая собака» не оставила равнодушными и заставляла вновь и вновь обращаться к теме «подвала». Уже в 1925 г. в Париже, согласно Н. Могилянскому, «П.П. Потемкину принадлежит счастливая мысль собрать за товарищеским обедом членов и посетителей «Бродячей собаки».127 Без лишних слов становится ясно, какую роль играло кабаре в жизни богемы 1912-1925 г.г., если в отрыве от России все еще ощущалась тяга к ночной жизни «подвала», к тем собраниям и диспутам, которые происходили там. Именно такой тягой, желанием вернуться в «Собаку» пропитано большинство воспоминаний о кабаре, что и свидетельствует о его значении. До сих пор неопубликованными полностью остаются воспоминания Б. Пронина — главного свидетеля жизни «Собаки». Именно этот «подвал» хунд-директор считал главным достижением своей жизни. Прожив после закрытия «Собаки» еще более 30 лет, он нисколько не жалел о том, что создал кабаре, но о том, что оно безвозвратно потеряно — сожалел. Насколько можно понять, и воспоминания его пропитаны добротой и нежностью ко всему, что происходило в кабаре и к самому «подвалу». Один из главных организаторов «подвала» А. Толстой сделал «Бродячую собаку» почти героиней своего незавершенного романа «Егор Абозов», где кабаре скрывается под именем «Подземной клюквы». «Это было странное учреждение, где под землей просиживали ночи до утра те, кого не брал уже обычный дурман, кто боялся в конце дня остаться один и затосковать до смерти».128 И хотя «Подземная клюква» и ее директор представлены в несколько ироничном виде, все же автор передает то настроение, ту атмосферу жизни, которые заставляли бежать от них в «подвал», где под личиной веселья гости пытались скрыть внутреннюю тревогу, — чувство, которое как никакое другое, было характерно для того времени. «Бродячая собака» появилась и на страницах романа М. Кузмина «Плавающие-путешествующие». С необычайной трогательностью всю свою жизнь вспоминала «Подвал Бродячей собаки» А. Ахматова. Так случилось, что она не успела написать книгу «Мои полвека», где одна из глав должна была называться: «Бродячая собака» (1912-1914). (Две зимы)».129 Безусловно, эта книга стала бы своеобразной энциклопедией творческой и общественной жизни страны с 1910 по 1960 г. Но Ахматова выразила свое отношение к кабаре в уже написанных произведениях. Достаточно вспомнить такие стихотворения, как «Все мы бражники здесь, блудницы…», собственно написанное под впечатлением Новогодней ночи 1913 г., или «Да, я любила их, те сборища ночные…», созданное гораздо позже. Однако, трогательность и нежность воспоминаний Ахматовой о кабаре не воспринимал, или даже высмеивал Г. Иванов. В конце 20-х годов он пишет свои «Петербургские зимы» и «Воспоминания», где в числе прочего речь идет и о «Бродячей собаке». Мы уже не раз говорили о большой субъективности восприятия происходившего в кабаре и неверного, по мнению многих других участников, воспроизведения обстановки. Для него все происходившее в кабаре явилось неким фарсом с трагическим концом (имея ввиду революцию). Возможно какая-то обида на Россию, за то что она стала другой, обида на Ахматову, за то, что она, по христиански разделив судьбу своего народа, осталась; на свою память о былых временах и на многое другое, эта обида и вылилась в его воспоминаниях и трогательной иронии над Ахматовой, с нежностью вспоминавшей «Собаку». Мы уже говорили и о том, что через много лет после написания тех воспоминаний, и через несколько лет после смерти самого Г. Иванова, Ахматова осудила его, осудила его за то, что он не понял и не принял, а значит и не запомнил всего того, что в действительности имело место в кабаре. Самой же А. Ахматовой судьбой были уготованы еще две встречи с «Собакой» — реальная и творческая. В новогоднюю ночь 1941 г., спустя почти 30 лет после ночи 1913 г., тени близких и таких далеких современников явились к ней накануне пришествия в Россию другой мировой войны и навсегда остались в «Поэме без героя»: «Полночной Гофманианой» пронесся перед ней весь серебряный век: Мейерхольд, Гумилев, Блок, Глебова-Судейкина и Вс. Князев, — пронеслось все, в том числе и «Бродячая собака», вошедшая в поэму такими строками: «На Исакьевской ровно в шесть… / Как-нибудь побредем по мраку / Мы отсюда еще в «Собаку»… / «Вы отсюда куда?» — / «Бог весть!».130 Реальная же встреча с «Собакой» произошла в августе 1941 г., когда уже шла война. Ахматова вместе с Б.В. Томашевским ехали через Михайловскую площадь, где «их застала воздушная тревога, и все из трамвая бросились в подворотню, поглубже, налево, в подвал».131 Этот подвал и оказался помещением «Бродячей собаки». Встреча с тенью прошлого произвела сильное впечатление на Ахматову. Можно сказать, что ей повезло: память пришла к ней в реальном, осязаемом виде в отличие от других посетителей кабаре. Но все равно все они помнили, так или иначе, о «Собачьем» приюте во втором дворе на Михайловской площади, где разыгрывались нешуточные страсти, рождались и умирали произведения искусства и гибли люди, именно тогда, когда: …серебряный месяц ярко Над серебряным веком стыл. Адрес: Искусств пл., 5 Телефон: (812) 315-7764 Часы работы: 12:00-23:00 Станция метро: Невский проспект История арт-подвала "Бродячая собака" началась в 1911 году. Тогда в это богемное заведение на Исаакиевской площади захаживали многие видные деятели "серебряного века". Здесь были поэты А. Ахматова, Н. Гумилев, В. Маяковский, художник К. Петров-Водкин, известный российский актер и режиссер В. Мейерхольд. Практически сразу после своего основания Б. К. Прониным, который стал первым директором "Бродячей собаки", арт-кабаре превратилось в "закрытый" клуб для "избранных". Артистам, художникам, поэтам здесь всегда были рады, другим же входные билеты продавались по непомерным ценам. И это одна из причин, почему это кафе считается легендарным: нигде во всем Петербурге нельзя было встретить так много талантливых людей искусства, как в этом, не отличающимся богатством убранства, месте. К сожалению, арт-кабаре "Бродячая собака" просуществовало недолго: в 1915 году по распоряжению полиции заведение было закрыто. Арт-подвал заново возник в Петербурге только в конце 20 столетия, в 2000 году. Творческая интеллигенция города на Неве вновь обрела приют в уютном четырехкомнатном помещении подвальчика, вмещающего в себя художественную галерею, кабаре, кафе и бар. Художественная галерея "Бродячей собаки" известна на весь Петербург выставками работ современных авторов, в кабаре проводятся концерты молодых талантливых групп и сольных исполнителей, здесь, как и прежде, читают стихи и организовывают праздничные капустники. Арт-подвал "Бродячая собака", безусловно, отличается от других подобных заведений Санкт-Петербурга. В нем не только воссозданы интерьеры арт-кабаре начала века, но и особая артистическая атмосфера, которую здесь стараются поддерживать посредством разнообразных выставок, концертов и других культурных мероприятий. Как добраться Доехать до станции метро "Невский проспект" и по подземному переходу перейти на другую сторону Невского проспекта. Пройти по Михайловской улице, вдоль гостиницы "Гранд Отель Европа", к площади Искусств, на которой располагается арт-подвал. Историческая справка 1911-1915 гг. – существование первого арт-кабаре "Бродячая собака". 1987-2000 гг. – реставрация арт-подвала "Бродячая собака". 2000 г. – открытие арт-подвала. Арт-подвал "Бродячая собака" Арт-подвал "Бродячая собака", памятник культуры Серебряного века и достопримечательность нашего города, был открыт в канун нового 1912 года. Никогда прежде так тесно не соприкасались литературный, театральный, музыкальный и художественный миры, а также русская и европейская культуры. С "Бродячей собакой" связаны творческие и личные биографии А.Ахматовой, О.Мандельштама, Н.Гумилева, И.Северянина, Н.Тэффи, В.Маяковского, В.Мейерхольда и многих других. Главным вдохновителем и первым директором "Бродячей собаки" был Б.Пронин. Сейчас "Бродячая собака" – необыкновенно петербургский, уютный арт-подвал в самом сердце города, где в четырех залах разместились художественная галерея, кабаре, кафе, бар. В "Бродячей собаке" устраиваются художественные выставки-продажи, "поэтические среды", музыкальные вечера, различные концертные программы. Цель "Бродячей собаки" – "объединить все музы", дать возможность по-новому проявить себя как большим мастерам, так и талантам, только вступающим в мир искусства. «БРОДЯЧАЯ СОБАКА» («Художественное общество Интимного театра») – самое известное литературно-артистическое кабаре Петербурга Серебряного века. «Бродячая собака» открылась 31 декабря 1911 на углу Итальянской улицы и Михайловской площади в подвале старинного дома Дашкова, когда-то принадлежавшего знакомому Пушкина И.А.Яковлеву. Идейным вдохновителем, организатором и «хунд-директором» (от немецкого hund – собака) кабаре был Борис Пронин, театральный деятель, режиссер, актер. Пронин отнюдь не обладал выдающимися организаторскими способностями – в многочисленных воспоминаниях современников отчетливо ощущается несколько пренебрежительное отношение к деловым талантам Пронина; однако сам проект был настолько хорош и настолько необходим в тогдашней атмосфере Петербурга, перенасыщенного творческими флюидами, что он был просто обречен на успех. Более того, «Бродячая собака» фактически преломила судьбу Бориса Пронина: впоследствии, в ностальгии по фантасмагорической атмосфере «Собаки», Пронин снова и снова возвращался к идеям открытия литературно-художественных кафе (1916, Петроград – «Привал комедианта», 1922, Москва – «Странствующий комедиант»). В разных источниках «Бродячую собаку» называют кафе, театром, кабачком, кабаре. Пользуясь современной терминологией, «Собаку» точнее всего можно назвать клубом, местом сбора и общения артистов, поэтов, режиссеров, художников – петербургской богемы, местом для «посвященных», где можно было свободно общаться на профессиональные темы, обсуждать творческие планы, праздновать юбилеи, демонстрировать свое искусство для профессионалов-коллег. С Б.Прониным замысел создания артистического клуба обсуждали писатель А.Толстой, архитектор И.Фомин, драматург Н.Евреинов, режиссеры В.Подгорный, И.Петров, художники С.Судейкин, М.Добужинский и Н.Сапунов. А.Толстому принадлежит и идея названия: в процессе поисков достойного помещения, он сравнил группу своих друзей и коллег с бездомными собаками, ищущими приюта. Найденное помещение было отремонтировано в очень короткие сроки. Ко дню открытия была выстроена крошечная эстрада; посередине стоял круглый некрашеный деревянный стол в окружении стульев с соломенными сиденьями; висела «люстра», с укрепленными на деревянном ободе несколькими свечами; был организован «буфет» – самовар и бутерброды. Вечера в «Бродячей собаке» открывались к 12 часам ночи, когда заканчивались спектакли петербургских театров, ведь поначалу «Собака» была закрыта для посторонней публики, здесь собирались только художники – в самом широком смысле слова. Со своими стихами выступали Ахматова, Гумилев, Мандельштам, Маяковский, Кузмин, Бальмонт, Хлебников; танцевали Т.Карсавина, М.Фокин, Е.Лопухов; пели оперные артисты – Е.Попова, П.Журавленко; играли драматические артисты – Е.Тиме, Ю.Юрьев; музыканты – И.Сац, М.Гнесин. «Собака» славилась и выступлениями популярнейшей в те времена цыганки Б.Казарозы. В подвале часто бывали Мейерхольд, Аверченко, Хлебников, Вахтангов, Прокофьев, Луначарский, Чуковский и многие другие столь же известные люди. Здесь отмечались юбилеи – один из первых был посвящен 20-летию службы Юрия Юрьева на сцене Александринского театра. В его честь в подвале была показана ироничная «Ассирийско-Вавилонская» оперетта; а завершился праздник «открытием» памятника Юрьеву на площади Александринского театра. В «Бродячей собаке» проходили литературные вечера и случались скандалы (драка Мандельштама с Хлебниковым, Бальмонта с Морозовым), чествования и маскарады, театрализованные представления. Здесь блистали знаменитые петербургские красавицы Серебряного века, подруги и музы поэтов и художников, «коломбины десятых годов», как позже писала о них Ахматова: С.Андроникова, П.Богданова-Бельская, А.Зельманова-Чудовская, Е.Баркова-Осмеркина, и блистательная Ольга Судейкина-Глебова, ставшая главным персонажем ахматовской Поэмы без героя. Однако вскоре вход в подвал был открыт и для посторонней публики – «Бродячая собака» стала модной среди самых аристократических слоев общества, слава ее гремела на весь Петербург. Бесплатным вход туда остался только для «действительных членов», остальные («буржуа» и «фармацевты», как их называли) были вынуждены покупать весьма и весьма дорогие билеты – своеобразный выкуп за право приобщиться к знаменитостям, посидеть с ними рядом, послушать и посмотреть их выступления. Вскоре подвал преобразился: стены С.Судейкин расписал фантастическими цветами, птицами, Коломбинами, Арлекинами. У «Бродячей собаки» появились свой герб – эмблема с гравированным худым собачьим силуэтом – портрет пуделя Пронина, Мушки (работа Добужинского), орден – собачья медаль на цепи и «собачий» гимн От рождения подвала… (стихи и музыка Кузмина). У входа лежала огромная книга, переплетенная в кожу синего цвета (т.н. «Свиная книга»), в которой известные посетители оставляли свои имена, автографы и отзывы. Через год после открытия «Бродячей собаки», в ночь под Рождество 1913 здесь прошел легендарный спектакль по пьесе М.Кузмина Рождество Христово, вертеп кукольный, в котором, однако, роли исполнялись «вживую» – актерами (постановка К.М.Милашевского). Представление задумывалось как стилизация под храмовое действо, но, по свидетельству современников, спектакль получился скорее простодушно-наивным, трогательно напоминавшим атмосферу детского рождественского праздника. В нем смешалось святость и богохульство, важное и незначительное, серьезное и легкомысленное: комиковал К.Гибшман, исполнявший роль Соломониды; поэт П.Потемкин в роли Осла, опираясь на два костыля и согнувшись под прямым углом, нес на спине красавицу Судейкину-Глебову – Богородицу, в роскошном золотом платье, взятом напрокат; ангельскими голосами пели в проходах облаченные в белые одежды дети – взятые также «напрокат» из сиротского приюта. «Бродячая собака» была (и, собственно, осталась до сих пор) истинным символом Серебряного века с его пьянящей и завораживающей атмосферой, лихорадочным и немного истерическим весельем. Единственным из поэтов-современников, кто отчетливо недолюбливал знаменитое кабаре, был Блок. Однако для большинства артистов, художников и представителей других творческих профессий «Бродячая собака» была поистине вторым (а то и первым) домом. Ей, «Собаке», посвящено множество стихотворений самых разных авторов. Так, например, мотивы «Бродячей собаки» постоянно возникали в творчестве Ахматовой – от стихотворения Все мы бражники здесь, блудницы…(написанного 1 января 1913, ко второй годовщине кабачка) до первой части Поэмы без героя (Девятьсот тринадцатый год). В 1914 началась Первая мировая война; праздник, длившийся в «Бродячей собаке» все больше противоречил суровым будням. Многие из постоянных посетителей кабачка ушли на фронт. Посетителей с каждым днем становилось все меньше. Весной 1915 кабачок «Бродячая собака» по распоряжению петроградского градоначальника, генерал-майора князя Оболенского, был закрыт по прозаической причине – за незаконную торговлю спиртными напитками во время «сухого закона», введенного с началом войны. В 2001 помещение легендарного артистического кафе было восстановлено; сейчас в Санкт-Петербурге на площади Искусств, 5 находится клуб Подвал «Бродячей собаки». Арт-подвал "Бродячая собака" – памятник культуры Серебряного века и достопримечательность нашего города, был открыт в канун нового 1912 года. История кабаре укладывается в рамки 1912-1915 гг. Эти блистательные незабываемые три года его существования с их творческой атмосферой непринуждённости, открытости, внутренней свободы, импровизации, часто безудержного веселья, оставили множество мемуарных страниц и яркий след в истории ХХ века. Никогда прежде так тесно не соприкасались литературный, театральный, музыкальный и художественные миры, а также российская и европейская культуры. Славу арт-подвала – легендарную и скандальную – формировало удивительное сочетание скромности помещения и высочайшей концентрации блистательных талантов. Здесь устраивались театральные представления, лекции, поэтические и музыкальные вечера. С "Бродячей собакой" связаны творческие и личные биографии А.Ахматовой, О.Мандельштама, Н.Гумилева, И.Северянина, Н.Тэффи, В.Маяковского, В.Хлебникова, В.Мейерхольда, М.Кузмина, А.Лурье, К.Бальмонта, Т.Карсавиной, Н..Петрова, А.Толстого, А.Аверченко, С.Судейкина, Н.Сапунова, Н.Кульбина, Н.Евреинова и других . Главным вдохновителем и первым директором "Бродячей собаки" был Борис Пронин. Ставшая одним из символов культуры Серебряного века, "Собака" не могла исчезнуть навсегда. Бродившая в душах творческой интеллигенции идея возрождения начала реализовываться с конца восьмидесятых. Восстановление подвала долго откладывалось из-за капитального ремонта всего дома. Сейчас "Бродячая собака" – необыкновенно петербургский, уютный арт-подвал в самом сердце города, где в четырех залах разместились художественная галерея, кабаре, кафе, бар. Цель "Бродячей собаки" – объединить все музы, дать возможность по-новому проявить себя как большим мастерам, так и талантам, только вступающим в мир искусства. В "Бродячей собаке" устраиваются художественные выставки-продажи, поэтические среды, различные концертные программы-кабаре, музыкальные вечера. |
