- Вид работы: Курсовая работа (т)
- Предмет: Культурология
- Язык: Русский , Формат файла: MS Word 30,23 Кб
Смеховая культура Древней Руси
МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРОЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВ
ТЕАТРАЛЬНО РЕЖИССЁРСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ
Режиссура театрализованных представлений и праздников
Курсовая работа на тему: «Смеховая культура Древней Руси»
Автор: Гусева Яна
Студент группы 10206 о
Руководитель: Махарадзе М.Ш.
Москва 2013
Содержание
Введение
. Смех в Древней Руси как отражение мировоззрения
.1 Характеристика и функции смеха в Древней Руси
.2 Смех как зрелище: святочный и масленичный смех, юродство
. Русские скоморохи
.1 Происхождение скоморохов, их роль в русском обществе
.2 Искусство скоморохов
Заключение
Список использованных источников и литературы
Введение
Тема данной работы «Смеховая культура Древней Руси». Соответственно, хронологические рамки должны ограничивать привлекаемую источниковую базу периодом древнерусского государства, но задачи проводимого исследования требуют более расширенной хронологии. Она позволит лучше понять проникновение смеховой культуры в различные стороны духовной сферы общества. Это вполне допустимо в свете особенностей древней и средневековой русской праздничной традиции, даже после принятия христианства сохранившей в почти неизменном виде свои древнейшие напластования. Поэтому здесь будут использованы материалы, относящиеся к 15-19 вв. Целью данной работы является рассмотрение смеховой культуры Древней Руси в различных её проявлениях. Для выполнения данной работы ставятся следующие задачи:
) дать характеристику «смеховой культуры»: определить основные черты и функции смеха в Древней Руси;
) определить основные формы, в которых проявляется смеховая культура;
) рассмотреть скоморошество как одну из основных форм проявления смеховой культуры;
Актуальность выбранной темы объясняется тем, что смеховая культура – это особый род культуры, который редко затрагивают исследователи. Она играет большую роль в обществе, независимо от того, о каком периоде истории мы говорим. Если сесть вечером перед телевизором и начать переключать каналы, то мы непременно наткнёмся на какую-либо развлекательно-смеховую передачу. Только в нынешний двадцать первый век смех претерпел сильные изменения. Люди стали смеяться над серьёзными вещами, вынося под всеобщее «хи-хи, ха-ха» проблемы личного характера, недостаточного полового воспитания в нашей стране, проблему безграмотности, бездарности. По моему мнению, русский человек никогда так себя не унижал смехом, т.к. раньше смех имел сокровенное значение, исцеляя общество от загноения. Теперь же смех поддерживает глупость, бездарность и пошлость.
Исследователем, который одним из первых в России затронул проблему проявления смеховой культуры, является Бахтин М.М. В своей работе «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» он исследует «смеховой мир» Западной Европы, отмечая его общие и частные признаки. Ученый раскрывает глубокое своеобразие народной смеховой культуры. На материале стран Западной Европы М.М. Бахтин различает три основных вида форм смеховой культуры. И их аналоги мы находим на Руси.
Стоит также отметить работу «Смеховая культура Древней Руси», авторами которой являются Лихачёв Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В.. Данная работа рассматривает непосредственно смеховую культуру древнерусского государства, её основные черты и особенности. Авторы обозначают основные формы выражения смеха в традиционной культуре, раскрывают разные аспекты этого сложного культурного явления. Книга также интересна впечатляющей коллекцией смеховых текстов.
Исследование скоморошества выполнил А.А. Белкин. В своем труде «Русские скоморохи» он прослеживает это явление от его истоков, вполне резонно отмечая, что «войны, и особенно татарское иго, нанесли огромный урон материальной культуре. Уничтожались памятники архитектуры, живописи, прикладного искусства, сотнями и тысячами сгорали уникальные рукописные книги… Но не уничтожена была деятельность скоморохов, хранивших образцы и дух устного народного творчества всех жанров».
1. Смех в Древней Руси как отражение мировоззрения
.1 Характеристика и функции смеха в Древней Руси
Что заключает в себе смех?
Смех – это разрушительное и созидательное начало одновременно. Разрушительным он является потому, что показывает бессмысленность и нелепость существующих порядков, вскрывает, разоблачает мир, возвращая ему хаотичность. Созидательное же начало смеха состоит в том, что он строит свой мир, даже если он логически не оправдан и полон нелепостей. Этот мир по-своему желанный и беспечный. Смех лечит человека от душевных переживаний, успокаивает его. Семиотики сказали бы, что смех создаёт мир, противоположный культуре. Но данный мир будет противостоять только данной культуре. Таким образом, смех готовит «фундамент» для новой культуры – более справедливой. В этом великое созидательное начало смехового мира.
Все многообразные проявления смеховой народной культуры можно разделить на три вида:
) Обрядово-зрелищные формы. Это празднества карнавального типа, различные площадные смеховые действа и т.д. Сюда так же можно отнести особые «праздники дураков», церковные праздники, которые имели народно-площадную смеховую сторону.
) Словесно- смеховые формы. Сюда относят произведения различного рода: пародии устные и письменные, на народном языке. Эта форма проникнута карнавальным мироощущением, была связана с празднествами карнавального типа.
) Различные формы и жанры фамильярно площадной речи. Это ругательства, божба, клятвы и т.д. Данную форму мы можем наблюдать на примере Ивана Грозного. Все эти формы составляют единый смеховой аспект мира, тесно связаны между собой. Поэтому, рассматривая любую смеховую культуру, мы не отделяем эти формы друг от друга.
Кратко рассмотрев схему смеховой культуры, мы можем перейти непосредственно к смеховой культуре Древней Руси.
Следует учитывать, что «смеховой мир» различен у народов, различен в отдельные эпохи и поэтому обладает рядом специфических черт. Древнерусский смех относится к типу средневекового смеха. Его характерной чертой является направленность на самого смеющегося. Тот, кто смеётся, изображает себя дураком: играет, паясничает, переодевается, «вывёртывается». В этих действиях присутствует определённая критика существующего порядка.
Но непонятна одна особенность древнерусского смеха: как в Древней Руси могли терпеть пародии на молитвы, псалмы, монастырские порядки?
Не стоит забывать, что древнерусские пародии не являлись пародиями в современном смысле слова. Эти пародии – средневековые. Чтобы дать им характеристику, надо сначала определить значение слова «пародия». В литературных справочниках пародия определяется как «жанр литературно-художественной имитации, подражание стилю отдельного произведения автора, литературного направления, жанра с целью его осмеяния. Литературная пародия «передразнивает» не саму действительность, а её изображение в литературных произведениях». Но для древнерусской пародии не характерно такого рода пародирование. В древнерусских сатирических произведениях создаётся смеховая ситуация внутри самого произведения. смех направлен, прежде всего, на себя и на ситуацию. Пародии подвергаются жанры деловой, церковной, литературной письменности: челобитные, послания, росписи и приданном, молитвы и т.д. Пародируется уже сложившаяся форма, обладающая индивидуальными признаками – знаковой системой. Под этими знаками следует понимать формуляры документов и порядок следования материала. они были нужны не для узнавания жанра, а для придания произведению смехового значения, которое отсутствует в объекте пародии. Поэтому этих знаков было огромное количество. Чем их больше, тем смешнее, тем плотнее текст насыщен смехом.
Древнерусские пародии можно отнести к тому времени, когда не осознавался индивидуальный стиль. Стиль определялся в его связи с определённым жанром литературы: стиль агиографический, летописный, хронографический и т.д. Автор, приступая к написанию произведения, приспосабливался к стилю того жанра, которым он хотел воспользоваться. Таким образом, в древнерусской литературе стиль был признаком жанра, а не автора.
Текст, который пародируется, искажается. Это воспроизведение с ошибками, подобное фальшивому пению. Например, в «Азбуке о голом и небогатом человеке» пародируемый персонаж как бы не понимает настоящего текста и, искажая его, проговаривается и своих проблемах и бедах:
«Аз есми наг и бос, голоден и холоден, съести нечаво.
Богъ душю мою ведаетъ, что нету у меня ни полушки за душею.
Ведаитъ весь мир, что взять мне негде и купить не на что»
Персонажи текста являются субъектами пародии. Они сами не понимают текст, сами строят из себя дураков, которые думают только о своей нужде.
При пародировании какой-либо ситуации все признаки организованности становятся ненужными. Возникает своего рода бессистемность, неупорядоченность, ломается привычный мир восприятия и создаётся новая модель мира: мира нелепого, дурацкого, бессистемного, мира антикультуры. Создание подобного мира и есть цель пародии.
Что же это за мир?
Для древнерусских пародий вселенная делится на мир настоящий, организованный и мир не настоящий, отрицательный. В первом мире мы наблюдаем господство благополучия и упорядоченности системы, во втором мире – нищета, пьянство, запутанность всех значений. В нём люди плохо одеты, не имеют какой-либо устойчивости. Кабак для них – церковь, тюрьма – монастырь и т.д. Всё противоположно «нормальному миру».
Антимир выдуманный, недействительный. Именно поэтому в начале и конце произведения даются нелепые данные. Например, автор шутовской челобитной говорит о себе: «Ис поля вышел, из лесу выполз, из болота выбрел, а неведомо кто». Образ лица, к которому обращается автор, тоже нереален: «Жалоба нам, господам, на такова же человека, каков ты сам, ни ниже. ни выше, в той же образ нос, на рожу сполс. Глаза нависли, во лбу звезда. Борода у нево в три волоса широка и окъладиста, кавтан …ной, пуговицы тверския, в три молота збиты». Время также нереально: «Дело у нас в месице саврасе, в серую субботу, в соловой четверг, в желтой пяток…»
В этом антимире специально подчёркивается его нереальность, нелогичность. Иногда этот мир «вывёртывает» сами произведения. Например, в произведении «Лечебник, как лечить иноземцев» вместо врачебных советов даются антисоветы, в качестве лекарств – чепуха: филинов смех, сухой крещенский мороз, сладкослышные песни и др.
С этой точки зрения характерны следующие названия древнерусских пародийных произведений: песни «поносные», песни «нелепые», кафизмы «пустошные» и т. д. Здесь смех направлен не на другое произведение, а именно на то, которое читает человек. Автор «валяет дурака», смеётся сам над собой. Перед нами предстаёт изнанка мира. В этом перевёрнутом мире человек изымается из системы, переносится в нереальную среду.
Что представлял из себя древнерусский дурак? Часто это был человек умный. Но он делал вид, что он глупый: нарушает обычай, приличие, принятое поведение. Он показывает свою наготу и наготу мира. Поэтому в древнерусском смехе большую роль играют нагота и обнажение. Данный факт будет рассмотрен в следующем параграфе на примере юродства.
Здесь мы видим основную функцию древнерусского смеха – обнажать правду, «раздевать» весь мир от установленных порядков и обычаев. При этом обнажение уравнивает всех людей. А дурость является своеобразным обнажением ума от всех форм, приличий, привычек. Дурак – это человек, видящий и говорящий «голую правду».
Большую роль в древнерусском смехе играло выворачивание одежды наизнанку, одевание задом наперёд шапки и т.д. Так же особую роль в переодеваниях имели рогожа, мочала, солома, лыко, т.к. данные материалы являлись «ложными», антиматериалами, и знаменовали собой изнаночный мир, мир, которым жил древнерусский смех.
Данный материал следует проиллюстрировать некоторыми событиями 15-16 веков. Доподлинно известно, что в 1490 году при публичной «расправе» над еретиками, новгородский архиепископ Геннадий приказал посадить их на лошадей лицом к хвосту в вывороченном платье, в берестяных шлемах с мочальными хвостами, в венцах из сена и соломы, с надписями «Се есть сатанино воинство». Данный «ритуал» ставил своей целью продемонстрировать, что еретики принадлежат к антимиру.
На смеховую традицию указывает так же событие 1571 года. Крымские гонцы, прибывшие к Ивану Грозному после победы войск под Москвой, потребовали дань. Иван Грозный «нарядился в сермягу, бусырь да в шубу боранью, и бояра. И послам отказал: «видишь же меня, в чём я!? Всё-де моё царство выпленил и казну пожёг, дати мне нечево царю!».
Следует также отметить ещё одну важную черту антимира Древней Руси: он противостоит не обычной реальности, а некой идеальной реальности, её лучшим проявлениям. Он противопоставляется святости, потому и богохулен, противопоставляется этикету, церемониям, поэтому бесстыден и т.д. Изнаночный мир негативен, он показывает своего рода пропасть между двумя противоположными явлениями, понятиями (бедность – богатство и т.д.).
Стоит отметить, что древнерусский смех пережил период Древней Руси и в дальнейшем проявлялся с типичными для него чертами. Например, коллегии пьянства Петра Великого, которые действовали под председательством князя-папы, или всешутейшего патриарха московского, кокуйского и всея Яузы. Характерно,что здесь церковная и государственная организация повторяются с точностью наоборот. Сам Пётр сочинил для него регламент, по которому предписывалось поступать обратно принятым приличиям. Отражением смеховой культуры этого времени являются также свадьбы шутов: свадьба шута Тургенева в 1695 году и свадьба шута Зотова в 1715. В этих празднествах были шествия в вывороченной одежде с участием ряженых. В 19 веке примером смехового мира служили балагуры. Здесь заметную роль играет мелкое воровство и жульничество. Полицейский участок изображается как бесплатная баня, полицейские как банщики.
Но «остаточный» древнерусский смех уже не обладал той характеристикой в социальном плане, он уже был лишён сатирического шутовства.
.2 Смех как зрелище: святочный и масленичный смех, юродство
Средневековые праздники дураков проходили в определённый период: в день святого Стефана (27 декабря), в день «невинных младенцев» (29 декабря), на новый год (1 января), в день богоявления (6 января), в Иванов день (24 июня). Все эти дни, кроме последнего, приходятся на двенадцатидневные между Рождеством и Богоявлением (25 декабря – 6 января).
Закрепление смеха за праздником имеет важное значение. Вольные шутки и весёлые рассказы разрешались даже в церкви, чтобы вызвать у прихожан радость. Например, так называемый «пасхальный смех» был призван после долгого поста вызывать смех у верующих как радостное возрождение.
Праздник Рождества также представлял собой идею двумирности. Весь пафос празднования заключался в том, что соединилось божеское и человеческое. Став человеком, Иисус Христос, таким образом, низвёл Бога до человека, тем самым поднял человека до Бога. В богослужении пелось: «Христос рождается, «да нижняя с высшим совокупить».
Народная обрядность святок во многом была продолжением церковной обрядности и её травестий. На святках подражали церковным похоронам. Эта игра в похороны когда-то входила в число святочных игрищ и называлась игрою в «покойника», «мертвеца», «смерть». Её суть состоит в следующем: в дом вносили человека, одетого покойником и под общий громкий смех оплакивали и отпевали его, пародируя церковный обряд. Подобные игры отражают ироническое отношение к церковной обрядности.
Один из любимейших народных праздников – Масленица – так же носил антицерковный характер. В последний день Масленицы собирались девушки, женщины, делали из соломы куклу с руками, надевали на неё бабью рубашку и сарафан, а на голову навязывали платок. Эта кукла изображала Масленицу. Затем одну бабу наряжали попом, вместо ризы надевали на неё рогожу (антиматериал) и вместо кадила давали навязанный на верёвке осметок. Масленицу брали под руки и водили по всей деревне. Дойдя до конца, Масленицу разрывали на части – хоронили. При этом толпа могла плакать, выть, смеяться. Как видно из данного примера, Масленицу не хоронили по-христиански (т.е. не предавали земле), из чего и следует вывод об её антицерковном характере.
Теперь перейдём непосредственно к деталям святочного и масленичного смеха.
Стоит отметить, что святочный смех был непосредственно связан с карнавальной основой. Здесь наблюдаются и буйные игры, и маскирование, и смех. Как свидетельствует Стоглав «и в праздник весь день мужи и жёны и дети в домех, по улицам отходя, и по водам глумы творят всякими и песньми сотанинскими и многими виды скаредными».
Как видно из данного документа, подобные игры не одобрялись церковью. Но в некоторых случаях мы находим исключения из правил. Например, в житие Иоанна Неронова описывается случай избиения Неронова ряжеными. Это произошло на святках, и этих ряженных Иоанн Неронов видел выходящими из архиерейского дома. Из этого следует, что помимо неприятия «бесовских игр», они в тоже самое время принимались и были неотъемлемой частью церковных празднеств.
Данное действо являлось предпразднеством рождества и открывало рождественский цикл. Оно было намного больше, чем только память о трёх отроках. Об этом говорит его совершение не в день трёх отроков (17 декабря), а отдельно, в неделю святых отцов. Тема трёх отроков в пещи проходила через все рождественское богослужение, постепенно нарастая от 17 к 25 декабря и стихая к 6 января. И что самое для нас важное, это было зрелище, связанное с уличным празднеством. Данная связь осуществилась благодаря халдеям.
На протяжении всего святочного периода халдеи принадлежали одновременно и к храму и к улице. Наряду с этим они бегали по улицам в шутовском наряде, с потешным огнём в руках, поджигая встреченные возы сена или бороды прохожих. Их атрибуты в тоже время являлись атрибутами церкви.
Святочные забавы халдеев можно поставить в один ряд с карнавальными явлениями западного средневековья, потому что в странах Западной Европы было принято разрешать участникам церковных мистерий бегать по улицам города в костюмах. Например, в 1500 году в Амьене несколько клириков и мирян подали прошение разрешить шомонские дьяблерии (названа так по имени города Шомон, одна из самых популярных дьяблерий). Особо указывалось, что чертям и чертовкам, участвующим в шомонских мистериях разрешено несколько дней до начала мистерии свободно бегать по городу и деревням. Люди, исполнявшие вышеуказанные роли, чувствовали себя свободными от всяких запретов, вокруг них создавалась «атмосфера необузданной театральной свободы».
Ещё одним символом смеховой культуры Древней Руси является юродство. Это достаточно сложный феномен древнерусской культуры, который имеет несколько подходов для изучения. Мы будем рассматривать юродство непосредственно в его связи со смеховой культурой.
Юродство стало своего рода национальным явлением на Руси. В житейском представлении оно непременно связано с душевной или телесной искалеченностью. Но это глубокое заблуждение. Следует различать юродство природное и юродство добровольное. Имеется достаточное количество фактов, свидетельствующих, что среди юродивых было немало разумных людей. Приведём примеры, один из которых касается грекоязычного мира, другой – Руси.
Константинопольский патриарх Филофей Коккин был учеником Саввы Нового. На склоне лет Савва собрал вокруг себя кружок образованных исихастов и объявил им, что хотел бы пройти через все виды жизни и решил посвятить себя юродству. Он считал юродство «сокровенной мудростью», но впоследствии отказался от него и вернулся к иноческой жизни.
Инок Авраамий, деятель раннего старообрядчества, в миру являлся юродивым Афанасием. Любопытно, что он писал прозу и стихи. Хотя его литературное наследие в поэзии ограничивается только двумя предисловиями к «Христианоопасному щиту вере», он замечателен в истории как первый поэт-старообрядец и, насколько известно, как единственный бывший юродивый, писавший прозу и стихи.
Вышеприведённые примеры доказывают, что духовное убожество юродивых не общее правило.
Любопытен факт фиксирования только одного автора-юродивого – это Парфений Уродивый. Установлено, что это псевдоним Ивана Грозного. Здесь мы в очередной раз сталкиваемся с антимиром, с нарушением норм, т.к. юродство – это уход из культуры, из любых её проявлений, и в данном случае Иван Грозный, пародируя юродивого, кощунствует. Сам царь как бы живёт в вывороченном мире.
В чём же заключается сущность юродства? Его пассивная сторона – это аскетическое самоуничижение, мнимое безумие, оскорбление и умерщвление плоти. Юродство – это добровольно принимаемый христианский подвиг, который не предусмотрен иноческими уставами.
Активная сторона юродства заключается в том, что юродивый обязан жить среди людей, обличая пороки, грехи, не обращая внимания на общественные установки. Это презрение к общественным приличиям стало что-то вроде привилегии и непременного условия юродивых. Эти две стороны уравновешивают друг друга.
Жизнь юродивого – это сознательное отрицание прекрасного, отрицание идеала, а точнее, перестановка с ног на голову, задом наперёд. Тяготы юродства – своеобразная плата за дозволение обличать пороки. Юродивый обладает двумя чертами, которые сближают его с европейскими шутами: дар предвидения и неприкосновенность. Но между ними существуем принципиальная разница: шут лечит смехом, а юродивый провоцирует зрителей на смех. Смеяться над ним могут только грешники, т.к. они не видят сокровенного смысла юродства. Благой эффект, к которому стремится юродивый – рыдать над смешным.
Есть основание считать юродство своеобразным зрелищем. Ночью юродивый – одиночка. Когда он находится наедине с собой, он не безумен. Днём же, в городе, на площади, юродивый надевает «маску безумия», ведёт себя как скоморох. Нет разницы, где он находится: в кабаке ли или в монастыре. Юродивый становится лицедеем.
Юродство состоит из устойчивых зрелищных ситуаций, оно этикетно. Но эта этикетность особого рода: её можно назвать обращённой этикетностью, т.к. никто не знает, в каких конкретных формах, когда разыграется юродственное действо.
Юродство демонстративно себя противопоставляет упорядоченности, торжественности, благочестивости. В церкви слишком много внешней красоты: храмы, их внутреннее убранство и т.д. В юродстве, напротив, царит безобразие. Даже смерть церковь постаралась сделать более красивой, назвав её успением. Юродивый либо замерзает в стужу, либо скрывается с людских глаз. Потом случайно находят его тело, и агиографы часто придумывают им кончины.
Зрелище юродства обновляет «вечные истины», противостоит рутине. Юродивый стремится вызвать эмоции в душах равнодушных. Внешне это больше похоже на скоморошество, но в отличие от скоморошества юродство учит. Юродивый объединяет мир смеха и мир благочестивой серьёзности, стоит на рубеже комического и трагического. В тоже время юродивый связан с толпой, он обретает смысл, если становится общедоступным зрителям.
Живая реакция зрителей является непременным элементом любого смехового действия. Как отмечает Богатырёв П.Г. «в средневековом театре взаимоотношения между сценой и публикой меняются в зависимости от содержания представления. Эта смена взаимоотношений между сценой и публикой находится в зависимости также и от отдельных персонажей в спектакле. Серьёзные персонажи в спектакле не связаны или мало связаны с публикой непосредственно во время представления. Публика во время их игры только молча наблюдает, скупо выражая свою похвалу или недовольство. Но как только на сцене появляется комический персонаж или когда начнёт разыгрываться комическая интермедия, сразу возникает непосредственная связь между подмостками и зрительным залом: актёры обращаются к публике, заговаривая с ней, публика отвечает и спектакль из игры с публикой переходит в чистую игру, в которой принимают участие и актёры и публика».
Одежда юродивого – нагота. Первый шаг в этом направлении сделал Андрей Цареградский. Став юродивым, он изрезал свою одежду ножом. Также любопытен тот факт, что многих юродивых синонимично можно назвать «нагими». Но нагота здесь двусмысленна, потому что голое тело – это соблазн, безнравственность. Нагота это одновременно и символ души и бесовство, грех. В средневековых гротескных представлениях сатана всегда является нагим. Следовательно, для одних нагота была соблазном, для других спасением.
Юродивый не появлялся полностью обнажённым. Он мог носить набедренную повязку, шутовской колпак. Так же очень часто мелькает особая «рубаха юродивого». О том, как она выглядела, мы можем судить по житию новгородского юродивого Арсения: «Ризы же сего блаженнаго, еже ношаше выну, толико видением непотребни бяху и многошвени и сиротны, яко бы на многи дни и посреде града или на торжищи повержены бы были, и никому же им коснуться худости их ради. Понеже бо беша не от единого чесого, аще и неисщетнаго рубствования составлены, но всяко от всякого составного, пометнутаго в персть от человек, худоризного лускотования, пришиваемаго им к ветсей единой ризе…». Лоскутность рубахи указывает на то, что костюм юродивого является не только свидетельством добровольной нищеты, но и своего рода опознавательный, «маскарадный» костюм.
Мы определили идеальный внешний вид юродивого. Но не менее важной чертой является идеальный язык юродивого – молчание. Но здесь мы наблюдаем ещё одно противоречие юродства: безмолвие не позволяет выполнять возложенные на юродивого функции, лишает смысла игровое зрелище. Тогда юродивые говорят короткими фразами, намёками, отвечают эхом, притчей, загадкой, жестом. Например, Василий Блаженный, идя мимо домов, где живут благочестивые люди, бросал в них камни, а идя мимо тех, где разгул и пьянство, целовал углы дома и беседовал с кем-то невидимым. Агиограф объясняет это тем, что в благополучном доме внутри ангелы, а снаружи бесы, которых юродивый видит их. В неблагополучном же доме, где разврат и пьянство, бесы внутри, а ангелы снаружи сидят.
Выставляя на показ телесное безобразие, юродство всё же подчёркивало свою уникальность в системе зрелищ. Были случаи и лжеюродства. Эти люди сделали из юродства промысел, дающий пропитание. Причём сложно отличить юродство от лжеюродства и иногда церковные власти охотно объявляли подделкой истинное юродство, ибо была нужда с кем-либо расправиться. В таких случаях подвижник лишался неприкосновенности и с ним могли делать всё, что угодно: заточать, истязать, казнить.
Безнаказанность истинного юродивого была идеалистической и на практике часто могла не примеряться. Например, если юродивый позволял себе слишком много свободы и поносил царя, власть, то он становился опасным, и его требовалось убрать. В годы раскола церкви власти казнили несколько юродивых, которые защищали старую веру. В этом случае мы видим, что юродство было явлением значительным и вносило весомый вклад во многие сферы жизни русского общества.
Таким образом институт юродства имеет многоликую характеристику и нет сомнений в том, что он был тесно связан со смеховой культурой. Юродство – это одновременно и смех и слёзы, и скоморошичьи кривляния, и церковная культура. Оно играет значительную роль в православии и в народной культуре и является своеобразным посредником между ними.
2. Русские скоморохи
.1 Происхождение скоморохов, их роль в русском обществе
смех древний русь скоморох
Театр как таковой является прямым отражением смеховой культуры. Свои истоки народный театр ведёт от народных гуляний, обрядовых действий, скоморошества. Сейчас мы рассмотрим некоторые обрядовые игры древнерусского человека, чтобы как можно ближе подойти к теме происхождения скоморошества, т.к. данные явления взаимосвязаны. Например, хороводы и ряжения.
Драматизация исполнения присуща многим хороводным песням. Поэтому их ещё называют игровыми. Хороводы всегда занимали важное место в быту. Это были массовые действа, которые собирали со всей округи девушек и парней. Подобные хороводы обычно водили весной на полянах, которые прилегали к деревне. Они могли проходить как в будние дни, так и в дни традиционных весенних праздников: в Семик и Троицын день и т.д.
Идти «в хоровод» полагалось в лучших праздничных и соответственно нарядных одеждах. На хороводах демонстрировался достаток семьи, умения девушек-невест, их способность держаться «на народе». Большие хороводы играли определённую общественную роль: они являлись своеобразными «смотринами». Здесь могли происходить встречи и знакомства девушек и парней, определялись будущие супружеские пары. Этим во многом объясняется та приподнятая и радостная атмосфера, которая царила в хороводе. Этому также способствовали и сами песни, которые имели в основном любовную, брачную, семейно-бытовую тематику.
Помимо брачных песен, исконными для хороводных считаются песни трудового значения: охотничьи, скотоводческие, земледельческие. Они имели помимо игровых действий магическое значение. Участники этих хороводов воспроизводили охоту на животных, обработку злаков, ткачество и т.д. Кроме вышеперечисленных особую группу игровых хороводных составляли песни, высмеивающие монахов, попов. Например, в песне «Что не нов монастырь становился» молодой чернец, увидя «старых баб», надвигает клобук, а увидя «молодух» – приподнимает, а, встречая красивых девушек – сбрасывает клобук со словами:
«Не моё было дело спасаться,
А моё было дело жениться»
Кроме хорового исполнения песни и воспроизведения её действиями всеми участниками хоровода, известны и другие формы музыкально-драматического и хореографического исполнения: два полухора, идя поочерёдно навстречу друг другу, обмениваются репликами; хор и солисты поочерёдно поют. Таким образом существуют различные виды хороводных песен, которые отличаются по построению и типу игрового действия.
Наиболее распространённым видом народного театрализованного игрового действия являлось ряжение. Оставаясь до наших дней живым явлением народного театра, ряжение злободневно и актуально. Самым характерным у русских было святочное ряжение козой, медведем, журавлём, конём.
Кроме животных к древнейшим образам ряжения принадлежат всевозможные страшилища: кикиморы, страшки и т.д. Возможно, что они олицетворяли когда-то силы природы, времена года: зима, стужа и т.д. Эти фигуры кривлялись, дрались, пугали. Их уделом стало озорство. Например, «в избу с криком, кривляньем, с корзинами снегу, перемешанного с сажей, вбежали кикиморы и принялись зазывать, хлестать и парить вениками во все стороны, стараясь получше угостить грязным веником чужих ребят. Эти кикиморы были никто иной, как туземные ребята, одетые по-старушечьи во всевозможные лохмотья и тряпки, с горшком, накрытым тряпицею, заменявшем кокошник, на голове, чтобы как можно более походить на кикимор, то есть ведьм».
Здесь мы снова наблюдаем антимир (антиодежда, соответствующее поведение). Традиция ряжения особенно видна на примере скоморохов.
От скоморохов ведут своё начало цирк, эстрада, кукольный театр. Первые сведения о них датируются 11 веком в «Повести временных лет» в «поучении о казнях божиих», где осуждаются их игры и забавы, участие в языческих обрядах. И в дальнейшем, в особенности на протяжении 16-17 веков, церковь и государство ведут постоянную борьбу со скоморохами, не без основания усматривая в них опасность для себя. Церкви были ненавистны праздничные народные игрища и гуляния, на которых скоморохам принадлежала главная роль, государству – вольнолюбие скоморохов, которое особенно остро ощущались в период подъёма городских восстаний. Откуда же взялись скоморохи?
До принятия христианства существовала неделимость русского быта и обрядности и не возникало необходимости в жрецах и волхвах, которые бы выполняли ритуальные функции. Пляски и хороводы были общим делом всех участников данных обрядовых игр. С принятием христианства народ и жречество отделились. Хотя язычество, как культ, было подорвано, но языческая обрядность продолжала существовать. Боги поверженных культов становились бесами, но языческое жречество никуда не исчезло. Часть из них продолжала поклоняться старым богам, часть превращалась в мелких колдунов, чародеев. Они водились с нечистой силой, знали знахарство. Из этих вырождавшихся волхвов и произошли скоморохи. Они характеризовались как ведуны и знахари, способные навести порчу или ещё какой-либо вред.
Скоморохи, в первую очередь, участвуют там, где присутствует смех: похороны, поминки, обряды. Скоморохи являлись здесь лишь участниками празднеств, но не их создателями. Существует немало свидетельств о наличии скоморохов в разных местностях Руси: в Торопице, Коломне, Можайске, вокруг Твери, в Новгороде, на Двине. В документах также содержаться сведения о скоморохах «осёдлых», занимавшихся земледелием и разными промыслами, например, изготовлением на продажу музыкальных инструментов. Были скоморохи «походные» или странствующие, описные и неописные (т.е. попавшие и непопавшие в перепись). Осёдлые скоморохи были заняты своим искусством лишь в дни праздника, на свадьбах. А странствующие играли постоянно, переходя из одного населённого пункта в другой. Также скоморохов можно разделить на две группы по их аудитории. Одна из них, меньшая, входила в состав придворной челяди царя и бояр. Большая же группа жила и творила в народной среде, не стараясь приспособить своё творчество к интересам господствующего класса.
Недостаточно вести происхождение скоморошества исключительно от обрядов, включающих в себя ритуальный смех. Значительная часть источников говорит о скоморохах, как об участниках праздников, игрищ, гуляний и практически не упоминает об участии скоморохов в обрядах, кроме свадебных. Если же после принятия христианства скоморохи преимущественно участвуют в празднествах, то можно предположить такую же характеристику и в языческий период. Чтобы с этим разобраться, следует установить употребление самого слова «скоморох» на Руси.
Впервые это слово встречается в «Повести временных лет» под 1068 годом. Поэтому часто первое упоминание этого слова относят к 1068 году, что является недоразумением. Первенство употребления слова «скоморох» мы находим в «Поучении о казнях божиих», включённом в летопись под 1068 годом. В этом году русские князья Изяслав, Святослав, Всеволод потерпели поражение на реке Альте от половцев. «Поучение» появляется сразу же после вышеописанного эпизода, чтобы объяснить поражение русских войск: это казнь божья за грехи наши. В число этих грехов включено и увеселение скоморохами, музыкой, гуляньями.
В свою очередь и автора «Поучения» нельзя считать первоупотребителем данного слова, т.к. учёными было доказано, что он имел перед собою образец и источник: «Слово о ведре и казнях божиих» из «Симеонова Златоструя». Таким образом «скоморох» ранее появился в этом источнике.
Ещё более ранний случай фиксирования данного слова мы находим в «Хронике» византийского писателя первой половины 7 века Иоанна Малалы. Данный документ был выполнен в Болгарии в 10 веке во время правления царя Симеона.
Итак, мы выяснили, когда и где упоминается слово «скоморох». Но как же оно прижилось на Руси?
До конца 13 века известно мало случаев употребления этого слова в письменных источниках на Руси. В последние десятилетия 13 века слово «скоморох» начинает употребляться не только в переводных, но и в исконно русских текстах («Поучение зарубского черноризца»). Письменные памятники 14015 веков свидетельствуют о многочисленных употреблениях слова «скоморох». Оно получило достаточно прочные корни.
Как мы видим, сведения о скоморохах на протяжении их истории распределены неравномерно и отрывочно. Поэтому сложно чётко проследить положение скоморохов в русском обществе. Для этого следует рассмотреть несколько документов.
Говоря о «Поучении», мы уже отмечали, что о скоморохах там говорилось негативно, и там же подчёркивается их связь с язычеством. Но скоморохи в данном тексте выступают как враги церкви, т.к. из-за них церкви пустуют: «Видим ведь игрища утоптанные, с такими толпами людей на них, что они давят друг друга…а церкви стоят пустые». От количества прихожан зависел в определенной степени доход церкви. Мысль о том, что надо верить в бога и тогда не будет голода, междоусобиц, неурожаев. Так же, по мнению специалистов, в тексте скрыта политическая подоплёка: если люди будут верить в бога, то у них не возникнет желания поднимать восстания, идти против княжеской власти.
Материалы 16 века более богаты упоминаниями о скоморохах. В этот период появляется огромное количество разного рода грамот, в которых речь так или иначе довольно часто идёт о скоморохах. Наиболее часто сведения о скоморохах мы находим в уставных грамотах наместничьего управления.
Что же представляли из себя уставные грамоты? Эти документы выдавались обычно по просьбе населения, которое направляло к царю своих представителей с челобитной, в которой излагались причины, по которым эта грамота была нужна. Достаточно часто подобными причинами служили действия наместников. На местах творился произвол. А грамоты устанавливали порядок организации власти, её права, нормировались размеры поборов с населения и т.д. Всего сохранилось 16 уставных грамот, начиная с Двинской грамоты 1398 года и кончая более поздними грамоты Борисоглебской слободы 1584 года и Устюжно-Железопольской грамоты 1614 года. Из этих грамот семь содержат сведения о скоморохах.
Скоморохам запрещается играть на территории тех населённым пунктов, населению которых выдавались грамоты. Запрет выражен двумя формами: скоморохам запрещено играть без согласия слушателей («А скоморохам у них в волости сильно не играти…»), играть «сильно»; скоморохам «играть не освобождает» («А скоморохом у них ловчей и его тиун по деревням сильно играти не ослобождает»).
В шести грамотах также стоит отметить любопытный факт: в них содержаться сведения о «попрошатаях»: «А попрошатаям у них в волости просити не ездити». В этих грамотах определения попрошатаев и скоморохов часто стоят одни за другим. Возможно, что составители грамот видели в них близкие явления. Но скоморохи отличались от попрошатаев социальным положением. Из уставных грамот следует, что попрошатаи – это не только нищие, но и ещё люди удельного князя или наместника, которые занимали должности конюхов, псарей и т.д. Они ездили просить жита именем этих наместников, т.к. находились под их защитой. Тогда понятен термин «попрошатаи» – те, кто просят.
Вернёмся к скоморохам. Т.к. они сблизились с нищими, то приобрели характеристику бродячих, неосёдлых элементов. Но если рассматривать попрошатая, как человека наместника, то можно и скоморохов отнести к людям наместника. Ряд таких подтверждений содержаться в грамотах. Скоморохи приходили в деревню и играли там, не спрашивая на то согласия зрителей, и требуя за игру вознаграждения. Т.к. они предположительно могли быть людьми наместника, то имели право требовать. Сам характер наместничьего управления говорит в пользу этой версии. Имея при себе скоморохов, наместник получал себе бесплатных увеселителей, не платил им, т.к. они кормились сами в его волости, от их проделок наместник получал большее количество судебных дел. А судебные дела требовали неизбежных судебных издержек, пошлин. Вполне вероятно, что наместник мог требовать часть полученных скоморохами денег. Выгоды от такого предприятия весьма прибыльны.
Ярким показателем заинтересованности наместников в скоморохах даёт грамота «Великого князя Василия Ивановича наместнику города Верхнего Слободского Ивану Семёновичу Караулову» 1528 года. В этой грамоте говорится о заинтересованности наместника в суде. В грамоте также говорится о скоморохах: «Да у тех же деи слоботцких людей Верхнего городка наша великаго князя жалованная грамота, что у них в Слоботском городке в Верхнем скоморохом не играти, а вы-деи скоморохом у них играть ослобождаете; да те же-деи скоморохи тех слоботцких людей клеплют бои и грабежи и поклажием, а вы-деи их с ними в том судите». Мы видим, что несмотря на наличие у населения уставной грамоты о запрещении скоморошичьих игр, наместник её всё равно разрешает.
В Судебнике 1550 года мы не встречаем никаких сведений о скоморохах. А вот в Стоглав 1551 года представляет для нас ценный материал. Из этого документа следует достаточно полная характеристика скоморохов: они участвуют в мирских свадьбах, осуждается их участие в языческих поминальных обрядах, говорится о скоморошичьих ватагах. В основном в Стоглаве идёт осуждение всего языческого, поэтому здесь мы видим явное негативное отношение к скоморохам.
На примере вышеперечисленных материалов мы видим, что отношение к скоморохам было в разные периоды отечественной истории разным. Помимо осуждающих оценок, мы встречаем иногда и положительные. Скоморохи имели и другие названия: "веселые люди", "глумотворцы" (др.-рус. ГЛОУМЬ означало "представление", а ГЛОУМИТИСЯ – "скоморошествовать", "развлекаться", "насмехаться", "высмеивать кого-либо", "пустословить", "отвлекаться, быть несосредоточенным" "кичиться, заноситься" и др. – весь набор признаков "смехового мира"); "плясцы", "гудцы" или "гудошники" (музыканты) и др. Обиходным, привычным слово "скоморох" стало лишь в XV – XVI вв. Мы также определили, что скоморохи были непременными участниками народных календарных праздников, связанных с карнавальным началом. Глубинный смысл их деятельности – ритуальный, как и у святочных ряженых: заимствованное явление, таким образом, легко "вписалось" в традиционную славянскую культуру. Скоморохи ведь тоже ряженые: в "антиодежде", иногда – в масках ("личинах", тоже, возможно, бывших атрибутов языческих игрищ ), с деревянными духовыми или струнными музыкальными инструментами (гудки, рожки, гусли и т.п.), которые сами и изготовляли. Они потешают народ на торгах и других стечениях публики, на праздниках и свадьбах. Обеспеченные люди звали их домой. Постепенно скоморохи все более "профессионализировались": кроме оседлых, которые занимались и обычным трудом, существовали бродячие скоморохи, жившие только за счет своих представлений.
.2 Искусство скоморохов
Существование «походных» (т.е. бродячих) скоморохов датируется документами с 16 века в Судебнике 1589 года. Там есть статья, которая устанавливает размер «бесчестья» (т.е. оскорбление) скоморохам. «Описной» скоморох ценился в 2 раза выше, чем «неописной», а «неописной» – в 20 выше, чем «походный», что видно из установленных штрафов. «Походные» скоморохи, как видно, ценились меньше остальных.
В Судебнике не отражены скоморохи, жившие «за господами». Они не попадали ни в какие книги и не платили никаких податей. Они заслуживают упоминания ещё и потому, что они раньше могли «ходить» по окрестным селам и деревням группами для дополнительных заработков. И здесь они терпят определённые притеснения (на основании челобитной царю Михаилу Фёдоровичу скоморохов князей Шуйского и Пожарского 1633 года).
Любопытно также рассмотреть взаимосвязь искусства скоморохов с театром. Важно определить различия между странствующими и осёдлыми скоморохами. Попутно стоит отметить, что театрализованные зрелища появились гораздо раньше театра. Поэтому так важна роль скоморохов в формировании русского театра, т.к. в нём проступают народные элементы скоморошичьих гуляний.
Осёдлые скоморохи, как уже говорилось выше, большей частью были заняты в дни праздников, на свадьбах, братчинах. Со временем в праздниках и обрядах происходили изменения, но этот процесс шёл относительно медленно. Поэтому есть основания полагать, что каждому празднику или обряду соответствовали строго определённые песни, танцы, игры. Это был основной материал, из которого состояли ненавистные церкви народные игрища. Заранее определённый порядок определял характер и отличительные черты искусства осёдлых скоморохов. Сюжет каждого игрища был досконально известен каждому его участнику. Можно предположить, что у скоморохов были закреплённые функции, определённые обязанности. Например, скоморохи созывали народ на гулянья. Несмотря на жёстко установленные традиции, игрища давали скоморохам и участникам возможность импровизировать.
Условия «походных» скоморохов существенно отличались от «оседлых», т.к. они были вне зависимости от праздников, вне рамок игрищ и обрядов. Их постоянные переходы не определяли чёткой устойчивой традиции. А необходимость зарабатывать ежедневно на хлеб исключало возможность участвовать только в игрищах и праздниках и побуждала скоморохов этого вида придумывать особый репертуар.
Походные скоморохи, судя по всему, совсем не были связаны с народными играми, которые имели большое значение в становлении русского народного театра. Игры больше, чем песни и танцы, приурочены к определённому времени. Разность условий походных и осёдлых скоморохов определили итог их деятельности. Например, различие форм, в которых проявлялось творчество скоморохов. Походные скоморохи стали хозяевами таких прообразов театра как «Петрушка», медвежья потеха, раек, т.е формы, дающие возможность выступать без долгой подготовки.
Оседлые скоморохи более активно участвовали в создании русского народного театра за счёт игрищ. Высшими его формами стали спектакли «Царя Максимилиана» и «Лодки» и театр живого актёра.
Внимание походных скоморохов именно к этим видам театральных представлений объясняется их популярностью у народа. Это особенно характерно для медвежьей потехи. Существует множество описаний такого рода потехи: «Приход вожака с медведем ещё очень недавно составлял эпоху в деревенской заглушной жизни: все бежало к нему навстречу – и старый и малый…».
Популярность данного представления определялась не только любопытством, т.к. образ медведя у русских вызывал целый круг представлений, идущих от язычества. Во внутреннем строе «Петрушки» много общего с представлениями с участием учёного медведя. В обоих случаях людей должна была привлечь необычность этого зрелища. Медвежья потеха и кукольное представление – это сплав необычного с традиционным. Традиционное здесь – это использование уже знакомого юмора, сатиры, пародии.
Тексты скомороший можно найти, например, в знаменитом "Сборнике Кирши Данилова". Здесь мы приведем "Небылицу", записанную от знаменитой сказительницы М.Д. Кривополеновой:
«Небылица в лицах, небывальщина,
Да небывальщина, да неслыхалыцина.
Старину спою да стародавнюю,
Да небылица в лицах, небывальщина,
Ишша сын на матери снопы возил,
Вот снопы возил, да все коноплены.
Как стара матерь да в корню была,
Молода жена да в пристяжи была (т.е. обе были в упряжи. – А.Ю.).
Как стару матерь да попонюгивал (т.е. понукал),
Мол оду жену да присодерживал.
На гори корова белку лаяла,
Ноги расширя да глаза выпуча.
Ишша курица под осеком траву секет (т.е. в загоне для скота),
Как овца в гнезде да яйцо садит.
По поднебесью да сер медведь летит.
Он ушками, лапками помахивал,
Он черным хвостом да принаправливал.
По синю морю да жернова плывут,
Жернова плывут, да туг певун поет.
Как гулял гулейко сорок лет за печью,
Ишша выгулял гулейко в лоханка воду:
"А не то ли, братцы, все сине море?"
Как увидел гулейко, из чашки ложкой шти хлебают:
"А не то ли, братцы, корабли бежат,
Корабли бежат, да все гребцы гребут?!»
Скоморохи часто пародировали церковные службы. На причастность их к данному виду пародии доказательством может служить пословица «Где поп с крестом, там и скоморох с дудою», а также весьма неприязненное отношение церкви к скоморохам. Пародия и фарс также являлись отличительными признаками ряжения.
Для ряженых особую роль играет принцип «наоборот». Как мы уже отмечали выше, данный принцип можно отнести ко всему смеховому миру Древней Руси. Приведём пример одного описания игры ряженых, чтобы лучше понять эту особенность: «Когда в избах запылают лучины или зажгутся сальные свечи, молодые парни, бабы, и девки затевают наряжаться. Наряды для этого маскарада очень недороги, и всё нудное под руками. Бабы одеваются стариками, парни старухами, девки цыганками, и всё-то подчас так оденутся, что просто ни на что непохоже; но главных условий два: первое, чтобы нарядиться как можно уродливее и смешнее, а второе, чтобы наряженного не скоро могли узнать. Выворачивается шерстью вверх овчинная шуба, нередко сшитая вперемежку из овчин чёрных и белых; за спину набивается солома, представляющая горб; длинная, всклоченная борода и всклоченные волосы подвязываются из пакли; вместо кушака, обрывок верёвки, в руках – дубина, и старик готов. Иная баба ухитряется надеть шушун руками на ноги, а полы подвяжет под шею; иной молодец завернётся в дырявую и грязную дерюгу; другой, напялив на себя мешок, уберёт голову в мочалы или оденется домовым, чёртом и т.п., и все-то личины в этом роде; но вымыслам и конца нету, а потому исчислить все наряды невозможно. Наряженные ходят по избам и, сообразно принятым на себя личинам, говорят не своим голосом, шутят, острят и возбуждают непринуждённые, иногда чуть не истерически порывы хохота. Войдя в избу и поприветствовав хозяев, наряженные поют и пляшут, и пляски эти своим безобразием и изобретательностью совершенно соответствуют нарядам. Старик выделывает удивительные и преотчётливые фигуры ногами, но кончает тем, что от мнимого изнеможения и усталости спотыкается и летит на пол вверх тормашками. Иная сухая старуха, с угловатыми движениями, обыкновенно разыгрываемая рослым детиною, сначала пляшет скромно и жеманно, но потом пускается вприсядку или кувыркается через голову…».
Мы достаточно подробно остановились на чертах пародии, потому что они являлись благоприятными для того, чтобы их переняли скоморохи. Рассмотренный пример также даёт основание для правомерного сближения ряженых и скоморохов. Если же предположить, что скоморохи были первыми ряжеными, то можно говорить о том, что скоморохи стояли у истоков становления русского театра. В пользу данного факта свидетельствует участие скоморохов в святочных игрищах, в которых обычно участвовали и ряженые.
Заключение
Цель данной работы – рассмотреть смеховую культуру Древней Руси в различных её проявлениях – была достигнута. В процессе проведения исследования была дана характеристика «смехового мира», определены его основные черты и функции. Описана связь смеха с традиционными народными празднествами, вопрос взаимоотношений смеха и церковной культуры был также освещен.
Из выявленных форм проявления смеховой культуры скоморошество было подвергнуто более тщательному изучению. Являясь своеобразным культурным феноменом Древней Руси, скоморохи отличались в общественном и социальном аспектах от обывателей. Отдельного внимания заслуживает искусство скоморохов, которое не только сохранило древнейшую устную традицию, но и стало основой формирования театра.
Написание данной работы существенно расширило спектр представлений автора о культуре Древней Руси и позволило познакомиться с народными истоками, пожалуй, самого популярного на сегодняшний день жанра – комического.
Список использованной литературы
1)Адрианова-Перетц, В.П. Русская демократическая сатира 17 века / В.П. Адрианова-Перетц. – М., 1977. – 255 с.
2)Адрианова-Перетц, В.П. Очерки по истории русской сатирической литературы 17 в. / В.П. Адрианова-Перетц. – М.-Л., 1937. – 264 с.
3)Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / М.М. Бахтин. – М., 1965.
)Белкин, А.А. Русские скоморохи / А.А. Белкин. – М., 1975. – 192 с.
5)Берков, П.Н. Русская народная драма 16-20 вв. / П.Н. Берков. – М., 1953. – 355 с.
)Богатырёв, П.Г. Вопросы теории народного искусства / П.Г. Богатырёв. – М., 1971. – 544 с.
)Лихачёв, Д.С. Смех как мировоззрение // Смех в Древней Руси. – М., 1984. – 296 с.
)Лихачёв, Д.С. Поэтика древнерусской литературы / Д.С. Лихачёв. – Ленинград, 1971. – 414 с.
)Панченко, А.М. Смех как зрелище // Смех в Древней Руси. – М., 1984. – 296 с.
)Понырко, Н.В. Святочный и масленичный смех // Смех в Древней Руси. – М., 1984. – 296 с.
)Пропп, В.Я. Русские аграрные праздники / В.Я. Пропп. – М., 2000. – 1