Этногенез японского народа

• Вид работы: Дипломная (ВКР)
• Предмет: Культурология
• Язык: Русский , Формат файла: MS Word 38,19 kb

Этногенез японского народа

Содержание

Введение

. Этносы и процессы этногенеза на раннем этапе истории

.1 Протояпонские формирования

. Айнский вопрос

.1 Айны в период становления японского этноса

.2 Айны Хоккайдо

. Корейский мост. Роль корейцев в становлении японской цивилизации

. Рюкюсцы

Заключение

Список использованной литературы

Введение

На сегодняшний день одним из популярных объектов исследования стал японский народ и его особенности. Более того, если мы обратим свои взоры на ситуацию в мире, то с легкостью обнаружим, что Япония со своим своеобразным бытом и. культурой волнует исследователей всего мира уже на протяжении более чем ста лет. А после Второй мировой войны в этом направлении начали серьезно работать и сами японцы, внеся неоценимый вклад в изучение японской культуры.

Данная курсовая работа не рассчитана на разбор особенностей культурных элементов, менталитета и процессов исторического развития, всего того что интересовало и будет интересовать широкий круг читателей. Данная курсовая работа покажет основы японской культуры совсем с другой стороны, здесь будет показана та противоречивость, которая складывалась поколение за поколением, благодаря политике японского правительства, начиная с раннего периода этногенеза народа Нихон. В этой исторической мистификации фактов активное участие принимали религия, религиозные догматы и хроники политизированных летописей.

В официальной японской истории сильны позиции националистически настроенных людей, которые не признают существенный вклад соседних народов в культурном, генетическом и антропологическом аспектах. Японская история не любит говорить о вкладе айнов-эбису в военные традиции самурайского сословия, японцам удобнее держаться позиции о центрально-азиатских корнях. Не слишком афишируют связи корейских переселенцев с культурным расцветом японского государства в эпоху становления Ямато, японцы в этом случае будут ссылаться на свою мифологию, где культовые герои и боги подарили богоизбранному народу все знания и умения, а корейцев будут также дискриминировать и презирать как представителей второсортной нации. Со скрипом в сердце японцы будут вынуждены признать роль Окинавы, да и всего архипелага Рюкю как культурного моста между Юго-Восточной Азией и Японией.

Актуальность тема курсовой работы в ближайшие годы будет только возрастать, будет меняться мировоззрение людей по вопросу о японской идентичности, будут всё новые и новые факты о японской культуре в деталях, о корнях этих этнических элементов, которые в большинстве своём не японского происхождения.

Проблема в том, что мировое общество смотрит поверхностно на явление японской культуры, и даже если пытается вникнуть, то всё равно не пойдёт глубже эпохи Хэйан, оставив все лавры мифическим героям и сонму богов во главе с Аматэрасу, и её братом Сусано, или в лучшем случае называть появление всего передового в Японии – политикой министерского клана Фудзивара. По вопросу о японской цивилизации имеется много исторически достоверной информации собранных самими японскими исследователями, зарубежными и отечественными историками и этнологами, но проблема в том, что обывателю не так интересны подробности о том где, как, кто и кого ассимилировал и при каких обстоятельствах. Обывателю интересна та ширма, которую создала токийское правительства, где айны живут первобытным строем, в своих деревнях на территории японской заповедной глубинки, для рекламы и для потехи туристам, а жители Окинавы живут в нищете и бедствуют потому что не имеют способностей и пассионарности, как японцы, привилегированной синтоистской системой взглядов и ценностей народ. При этом умалчивается о том, что сами японцы своей ассимиляционной политикой, больше похожей на геноцид довели малые народы до такого положения.

Цель курсовой работы – изучить процессы и действующие силы в этногенезе японского народа.

Задачи курсовой работы

изучить взаимоотношения народов на островах Японского архипелага

узнать условия, при которых происходили контакты

дать оценку вклада неяпонских народов в культуру японцев

понять роль каждого из народов в этногенезе японцев

сделать шаг в изучении японцев с новых позиции

Источники.

Структура курсовой работы – курсовая работа состоит четырёх глав, введения, заключения и списка использованной литературы.

Первая глава посвящена ранним этносам на территории Японии. Во второй главе говорится об айнах, проблемах взаимоотношения с японским народом и правительством. Третья глава повествует о роли корейских эмигрантов на те процессы, благодаря чему, Япония такова, какая она есть сегодня. В четвёртой главе говорится о жителях архипелага Рюкю, их идентичности от основной массы народа «Нихон».

1. Этносы и этнические процессы на раннем этапе истории

Первоначальное население Японии не было однородным, и по своему составу делилось на несколько отличных друг от друга этнических групп. Можно думать, что встречающиеся в древнейших источниках имена Цутигумо, Коробоккуру, Эбису, Кумасо, Хаято, Идзумо и Тэнсон являются названиями этих групп, причем вопрос об их частичной идентификации остается еще открытым. Среди этих разнородных этнических групп необходимо искать наличность элементов, родственных, с одной стороны, расе малайской, с другой -монгольской. Наличность теплого течения Куросиво и вообще удобств морского сообщения с тихоокеанским островным миром делает легкой возможность проникновения в Японию с юга, географическая же близость Азии, в частности Корейского полуострова, облегчает проникновение на японские острова этнических элементов континента.

Основным ядром позднейшей исторической японской нации послужили два племени: Тэнсон и Идзумо, из которых первенствующую роль играло первое племя. Слияние их должно быть отнесено еще к доисторической эпохе. Все прочие народности Японии либо были оттеснены на север, либо, ассимилировавшись, вошли в состав японской нации; либо же совершенно исчезли путем естественного вымирания. Вероятными остатками одного из них представляются современные Айну [1, c. 41].

Цутигумо. Упоминания об этих Цутигумо встречаются во всех тех записях, которые или сами относятся к древнейшим временам, или же стараются передать эти последние. Прямые указания на них мы находим во-первых: в Кодзики и в Нихонсеки, этих двух древнейших историко-мифологических памятниках Японии; во-вторых -в ряде географически-этнографических описаний отдельных провинций, дошедших до нас под именем Фудоки, и также долженствующих быть признанными за древнейшие письменные источники. Если придерживаться официальной хронологии, признающей началом исторического бытия Японии 660 г, до Р. X., год утверждения на престоле ее первого «земного» властителя -Дзимму-тэнно, упоминания о Цутигумо начинается с его же царствования и, повторяясь неоднократно в описаниях царствований последующих правителей, доходит до самого четвертого века по Р. X.

После четвертого века упоминания об этом племени прекращаются: по-видимому, они или вымирают, или оттесняются в другие места, или же ассимилируются и сливаются с народом господствующим.

В японской литературе на проблему Цутигумо есть несколько гипотез их происхождения: возможна малайская версия, возможно и связывание их родством с племенами Кудзу, Саэги или с Коробоккуру и Эбису, о которых будет сказано далее.

Коробоккуру. Археологические и антропологические данные, относимые к Коробоккуру, проливают некоторый свет на их происхождение, впрочем, исключительно почти в отрицательном смысле: они заставляют нас думать, что племя это было и не японцами в собственном смысле этого слова, и не Айну, т. е. тем народом, который, как хорошо известно, жил приблизительно в тех же местах. Отождествить Коробоккуру с Айну или японцами препятствует именно несходство этих археологических и антропологических элементов. Поэтому, для того, чтобы разобраться в проблеме Коробоккуру положительным образом, приходиться обращаться уже к иным источникам, и таковыми японская наука хочет считать айнские предания. Японские исторические и мифологические памятники молчат в этом отношении, в то время как айнские сказания дают ряд очень ценных и подробных указаний, проливающих значительный свет на жизнь, быт и нравы этого племени.

Айнские предания говорят о племени, жившем одновременно с самими Айну на Хоккайдо и бывшем по отношению к ним инородческим. Из совокупности свидетельств этих преданий и археологических данных возможно даже перечислить ряд признаков этого племени. Жилищами для Коробоккуру служили, по-видимому, землянки; орудия, бывшие у них в употреблении, изготовлялись из камня и кости; они носили одежду с узкими рукавами и надевали узкие штаны; была распространена и татуировка -по крайней мере Айну уверяют, что они переняли обычай татуировки именно от них; и, наконец, Коробоккуру умели изготовлять легкие переносные челноки, которыми очень умело владели на море, и которые с легкостью, в случае надобности, переносили по суше. Сначала Айну будто бы мирно уживались с ними рядом, потом же, под давлением более сильных Айну, Коробоккуру были оттеснены на север.

Ряд элементов предполагаемого быта Коробоккуру определенно указывает на их происхождение, сближая их с ныне существующим племенем, обладающим во многом теми же отличительными чертами. Это племя -эскимосы, и они-то и считаются потомками, или правильнее сородичами древних Коробоккуру. Айнские предания говорят об уходе этих последних на север; нынешние эскимосы носят приблизительно такую же одежду, как и Коробоккуру, также татуируются, а главное имеют такие же переносные лодки, как и те. При этом айнские сказания решительно указывают еще на один признак, который не мог им не броситься в глаза благодаря своей противоположности с тем, что было у них самих: это -безволосость Коробоккуру, и такое отсутствие волосяного покрова на лице также может служить фактором, сближающим их с эскимосами. Однако, при всей соблазнительности этой гипотезы, при всех многочисленных сходствах между этими двумя племенами, утверждать тождество древних Коробоккуру с нынешними эскимосами пока еще преждевременно, тем более, что противники этой гипотезы, с своей стороны, находят не мало и противопоказаний, само же сходство объясняют простым совпадением. Единственное, что считается прочным в пределах этой эскимосской гипотезы -это то, что какая-то связь между этими двумя племенами все же существует, причем она толкуется двояко: либо нынешние эскимосы -потомки смешанной расы, образовавшейся из древних Коробоккуру и еще какого-то племени, либо же и те, и другие принадлежат к разным ветвям какой-нибудь одной неизвестной нам древней народности.

Помимо этой гипотезы существует и уже упомянутое выше сближение этих Коробоккуру с самими Айну, рассматривающее их, как тех же Айну только под другим наименованием или же, во всяком случае -как родственное им племя. Как бы то ни было, и в вопросе Коробоккуру, так и в проблеме Цутигумо, японская наука еще не вынесла никакого определенного и окончательного решения.

Эбису. Народ, именуемый таким образом, является и наиболее многочисленным, и наиболее очевидным этническим элементом в составе древнейшего населения Японии. Мы располагаем в настоящее время целым рядом надежных источников для его изучения.

Прежде всего у нас есть археологический материал, с большой долей вероятности относимый к этим Эбису. С другой стороны -японские исторические памятники полны упоминаниями о них. Начиная с первого столетия по Р. X. и вплоть до конца шестнадцатого века японские исторические анналы повествуют об Эбису, главным образом, в связи с той упорной борьбой, которую японцам приходилось вести с этим сильным народом. Мы знаем и о различных походах против Эбису, и об административных мероприятиях по отношению к ним. История Эбису в связи с их столкновениями с японцами может быть прослежена довольно точно в течение большого промежутка времени, причем все данные единогласно заставляют думать о них, как об очень многочисленной и сильной народности, справиться с которой пришельцам – японцам было далеко не просто. В сущности, значительная доля японской истории первого тысячелетия, и даже больше, заполнена этой борьбой с Эбису, закончившейся уже в исходе шестнадцатого века окончательным усмирением их, уже ранее этого оттесненных с главного острова Хонсю на северный – нынешний Хоккайдо. И затем, если признать правильным отожествление с Эбису нынешних Айну, проживающих на о. Хоккайдо, то перед исследователем окажется и живой этнический материал.

Некоторые склонны считать иное название Эбису – Эдзо, собирательным, означающим вообще всех инородцев, с которыми пришлось японцам войти в соприкосновение в исторические времена; другие находят необходимым специально приурочивать это название к одному определенному инородческому племени, причем таковым скорее всего должно быть именно то, которое когда-то обитало на о. Эдзо, нынешнем Хоккайдо, переселилось оттуда на Хонсю, но потом после долгого сопротивления принуждено было вновь отойти на север, причем его следует считать принадлежащим, может быть, даже к белой расе. В связи с первым предположением находится, между прочим, упомянутое выше отождествление Эбису с Коробоккуру, даже с Цутигумо. Второе же хочет видеть в них самостоятельное племя предков нынешних Айну, заполняющих уже в очень небольшом числе Хоккайдо, цепь Курильских островов (Тисима) и отчасти Сахалин.

Кумасо. Если говоря о Коробоккуру и Эбису нам приходилось иметь дело преимущественно с севером японского архипелага, с Кумасо мы переходим в его южную часть, именно на о. Кюсю. Все имеющиеся у нас исторические данные приурочивают это племя к этому острову, Кодзики говорит о «стране Кумасо» и относит ее к позднейшим провинциям Хюга, Осуми и Сацума.

Упоминания о Кумасо восходят к мифологическому периоду японской истории: по-видимому, Кумасо столкнулись с японцами в первые же века жизни этих последних на территории нынешней Японии. С возобладанием историчности древнейших памятников становятся более точными и определенными свидетельства об этих Кумасо, причем они рисуются во многом сходными с северными Эбису, в смысле своей силы и упорства в сопротивлении японцам. Более или менее точные исторические указания на Кумасо можно приурочить к первому -второму веку по Р. X.; последние же сведения о них теряются в третьем веке, когда после походов и мероприятий царицы Дзингу они окончательно были приведены в покорность и, может быть, даже в значительной степени ассимилировались с господствующим племенем.

По вопросу о происхождении Кумасо исходным пунктом здесь является лингвистика, с ее попытками определить так или иначе этимологию самого названия этого племени. Эти попытки, в общем, идут в двух направлениях: объяснить слово Кумасо из японского языка, либо же из какого-нибудь другого, причем объектом таких этимологических толкований служит главным образом один морфологический элемент слова, именно комплекс «со», так как комплекс «кума» должен, будто бы, целиком объясняться из японского языка, где слово «кума» значит «медведь». Это слово является, по мнению сторонников такой этимологии, чем-то в роде определения, эпитета к последующему уже, в действительности, собственному имени «со», долженствующего рисовать нам дикую природу этого племени, их воинственность и свирепость, -качества, которые древние японцы и отметили этим эпитетом. Слово же «со» следует искать, по мнению проф. Нумада, в малайских наречиях, и он указывает при этом даже на одно племя, обитающее ныне на о. Борнео и именующее себя «со». Вот эти со и являются, по мнению Нумада, тем же, что и древние японские Кумасо. Другие авторы поддерживают это предположение, как, напр., проф Миакэ, который исходя, впрочем, и из антропологических данных, установленных Бэльцем, избегает столь решительного указания на Борнео, но говорит вообще об островных группах Тихого океана, как о родине Кумасо. Эта, в широком смысле этого слова, тихоокеанская или малайская гипотеза имеет много сторонников и находится, можно думать, на пути к полной победе.

С другой стороны эта этническая самостоятельность Кумасо усматривается из истории взаимоотношений их с японцами. Кумасо долгое время были или вполне независимым народом, или же в очень слабой зависимости от господствующего племени. Японцам пришлось вести с ними упорную борьбу, пока они, наконец, либо ассимилировались, либо ослабели так, что не смогли эту борьбу продолжать. Все мероприятия японцев по отношению к Кумасо говорят о том, что они считали последних за инородцев; вся политика, обращенная к ним, и все учреждения, связанные с ними, носили именно такой характер, так что этническую независимость Кумасо от японцев следует считать несомненной. Дальнейшее же еще нуждается в дополнительном исследовании.

Хаято. Вопрос о племени Хаято, с одной стороны, отличается достаточной ясностью, с другой же – запутан не меньше, чем и все предыдущие. О Хаято мы имеем целый ряд точных исторических сведений, относящихся, однако, к более позднему времени и касающихся преимущественно эпохи, когда они уже почти окончательно слились с японцами. Сведений о Хаято особенно много тогда, когда из них стала составляться некоторая часть царского конвоя; до этого же мы о них знаем очень мало. В исторические времена они жили на том же о. Кюсю, главным образом – в провинциях Осуми и Сацума, т. е. приблизительно там же, где и предыдущие Кумасо. Это и дало повод к отожествлению их с этими последними -гипотезе тем более вероятной, что, по странной особенности исторических упоминаний о том и другом племени, оба они никогда не встречаются рядом в одно и то же время, но наоборот: Хаято появляется лишь после того, как исчезают Кумасо. В виду этого само собой возникает предположение, что Хаято -лишь позднейшее наименование тех же Кумасо, укрепившееся за ними после их окончательного усмирения в IV в., что подтверждается и общим смыслом того и другого названия: если слово «Кумасо» содержит в себе признаки дикости, мужества, то и «Хаято» может этимологизироваться сходным же образом, как «решительные, смело-проворные люди».

Однако, эта гипотеза имеет и сильных противников, которые не находят в выше приведенной аргументации особенной убедительности. Собственно говоря, наибольшее значение имеет, конечно, факт, наблюдаемый в истории, т. е. – отсутствие одновременных указаний на Кумасо и Хаято, и появление Хаято на том же месте, сейчас же после того, как прекращаются упоминания о Кумасо. Все же остальное должно почитаться лишь произвольными до мыслами исследователей. С точки зрения этих противников, Хаято – либо особое совершенно племя, несовпадающее ни с Кумасо, ни с японцами, либо же одно из ветвей даже самого японского племени. Сторонники этого последнего мнения находят с их точки зрения убедительное доказательство своей правоты в данных японской мифологии, которое выводит Хаято от одного из божеств народной религии, – синтоизма. Это само по себе очень серьезное обстоятельство требует, однако, еще больших исследований, в виду неразработанности с общей этнологической точки зрения проблем и содержания японской мифологии [2].

.1 Протояпонские формирования

Идзумо. С племенем Идзумо мы переходим уже к тому, что может быть названо собственно японским народом. Все прочее, рассмотренное до сего времени, является как бы инородческим элементом в Японии. Это -японские инородцы, может быть аборигены, может быть также пришельцы, но, во всяком случае, японская история и мифологическая традиция смотрит на них как на чуждых себе, с кем приходится не только бороться и которых нужно покорять, но которых необходимо и ассимилировать. Племя Идзумо же -одно из тех слагаемых, из которых с древнейших времен складывалось основное ядро народа-завоевателя, и которое само выступает в роли такого господствующего элемента.

Племя это связано с территорией, впоследствии названной провинцией Идзумо. Это -местности, расположенные на западном побережье о. Хонсю почти на его южной конечности. По-видимому, провинция Идзумо была одним из древних центров этого племени, которое отсюда распространялось по позднейшим областям Санъиндо и Санъёдо. Помимо этого, несомненно своего основного центра, племя Идзумо имело и свое другое средоточие: в провинции Ямато -центральной части южного Хонсю, так что общими пределами расселения этого племени в настоящее время считают все области между провинцией Этиго -на северном Хонсю и провинцией Кии в его южной части.

Большинство исследователей полагают, что племя Идзумо является пришельцем с материка Азии, в частности – из Кореи. Корейская гипотеза происхождения Идзумо в настоящее время и наиболее авторитетна, и наиболее логически построена. Для обоснования ее существует целый ряд данных, принадлежащих к несомненно историческим фактам.

Показания эти вполне правдоподобны, так как нам известно и из других источников, что между Идзумо, т. е. этой частью Хонсю и материком, т. е. Корейским полуостровом, с древнейших времен происходили постоянные сношения. Близость географическая облегчала взаимное проникновение и делало его почти непрерывным. Кодзики и Нихонсёки постоянно указывают на такое переселение из Кореи в Идзумо, причем повествуют о ряде вообще соприкосновений с этой частью азиатского континента.

И мифологическая традиция подтверждает справедливость этих фактов, так как в ней определенно признается связь с Кореей даже в так называемую «эпоху богов».

Мифология повествует о божестве культа Синто -Сусано-о, брате богини Аматерасу – главного божества солнечного культа, который был изгнан советом богов за свои проступки именно в Корею. И не только это повествование, – целый ряд мифов рисует эту постоянную связь с Кореей. Поэтому свидетельство Идзумо-фудоки находит себе опору и в истории, и в мифологии.

На протяжении всей последующей истории Японии мы наблюдаем постоянную иммиграцию этнических элементов Корейского полуострова именно в провинцию Идзумо. Из крупных, особо отмеченных фактов этого рода можно указать на переселение в Идзумо рода, предводимого Аме -но -хибоко, как стал называться в Японии этот родовой старейшина. Поэтому, и по историческим и по мифологическим основаниям гипотеза о корейском происхождении племени Идзумо может считаться наиболее вероятной.

Однако, решение вопроса в пользу Кореи, в сущности говоря, еще не вполне исчерпывает все содержание проблемы. Утверждать корейское происхождение населения Идзумо еще не значит определить точно его антропологический облик. Дело в том, что Корея была ареной непрерывных этнических передвижений и разнообразие ее этнического состава не всегда даже может быть определено с достоверностью. В разное время своего исторического существования территория Кореи заполнялась различными пришлыми элементами, которых через некоторое время сменяли новые волны пришельцев; в разных частях полуострова, даже в одну и ту же историческую эпоху, мы неоднократно застаем разноплеменное население. Поэтому корейская гипотеза в вопросе племени Идзумо еще далеко не устанавливает его точный этнический облик. Вопрос и здесь требует еще дополнительных исследований и до сих пор окончательно выясненным считаться не может. Очередь за изучением Кореи, за результатами исследования ее племенного состава, -а затем за сравнительной мифологией и этнографией. Материал достаточен и доступен и, по-видимому, последнего слова в этой области ждать придется недолго [1, c. 68].

Тэнсон. В сущности говоря, слово «Тэнсон» не имеет значения собственного имени, но прилагается, как эпитет, к тому племени, которое принято считать подлинным ядром японской нации. «Тэнсон» – буквально означает «потомки неба», и этим именем обозначались те племена, которые занимали западно-центральную часть острова Хонсю, главным образом провинцию Ямато и отчасти Ямасиро, и оттуда распространяли свое этническое и политическое влияние во все стороны Японии. С этим племенем связана большая часть мифологии, о нем повествует история, рассматривающая все прочее, как инородцев, и оно-то и является основным носителем всего исторического процесса. Рядом с ним можно поставить только предыдущее племя Идзумо, все же остальные народности оказываются неизменно в положении отсталых, оттесняемых, ассимилируемых или уничтожаемых. Мифология Японии – прежде всего мифология этих «потомков небес», и древняя история ведется от их же лица. Кто бы ни были эти Тэнсон, их, по-видимому, следует рассматривать как основной элемент собственно японского племени – так называемого «племени Ямато»[2].

Многие учёные Японии является яркими сторонниками гипотезы тихоокеанского происхождения Тэнсон, относя их, таким образом, к малайской расе. Основанием для него в этом случае служат те элементы в мифологии Тэнсон, которые, по его мнению, очень близки к обычным малайским мифологическим построениям и идеям. Такова, как он думает, идея о двух космических началах – мифологический дуализм света и тьмы, который очень, будто бы, характерен для малайского мира и отражается в то же время в мифах Тэнсон. Затем, будто бы, можно проследить в языке Тэнсон, т. е. японском, целый ряд малайских элементов, в особенности в собственных наименованиях. И даже антропологические данные говорят о том же родстве. При этом оживает вновь гипотеза Борнео, как населенном племенами, будто бы, очень близкими японцам.

Само собою разумеется, наряду с тихоокеанской существует и корейская гипотеза Тэнсон. Выведение этого племени из Кореи, конечно, вполне допустимо, но почти исключительно по соображениям общего характера, и определенных точных данных для нее пока еще нет. Оно базируется, главным образом, на наличности постоянного с древнейших времен перехода народностей из Кореи на японские острова, т. е. на том же, что служит одним из оснований и для корейского происхождения Идзумо. Встречаются и другие предположения – вплоть до арийской гипотезы, но они все и мало авторитетны, и мало развиты.

Племя Тэнсон уже в древнейшие времена было в самых тесных сношениях с другим «японским» племенем – Идзумо. Один из наиболее компетентных знатоков истории Дальнего Востока – профессор Сиратори установил положительным образом тот факт, что оба эти племени уже в доисторические времена объединились в единый этнографический комплекс и в дальнейшем выступают уже совершенно нераздельно. В первые же моменты японской истории мы не встречаем уже противопоставления этих двух племен друг другу, наоборот: они всегда совместно противополагаются «инородцам» – т. е. прочим народностям древней Японии. Это обстоятельство заставило того же Сиратори, как, впрочем, и многих других, поставить даже вопрос об их полной идентичности. Сиратори при этом склоняется в проблеме происхождения и Тэнсон, и Идзумо не столько в сторону чисто корейской гипотезы, сколько в сторону урало-алтайской расы вообще и, исходя из данных языка, видит в основном ядре японской нации отрасль урало-алтайской группы.

2 Айнский вопрос

Айны являются прямыми потомками эбису, доказательством тому служат айнские предания и различные историко-мифологические материалы японцев, даже сегодня в японском языке название этноса Айну переводится как Эбису, а в некоторых транскрипциях Эмиси.

Айны не занимались земледелием, а основными отраслями их хозяйства были собирательство, рыболовство и охота, поэтому для айнов было жизненно важно сохранять равновесие в природной среде и в человеческой популяции: не допускать демографических взрывов. Именно поэтому у айну никогда не существовало крупных поселений, и основной социальной единицей была локальная группа -на айнском языке -утар/утари -«люди, живущие в одном поселке/на одной реке». Поскольку для поддержания жизни такой культуре было необходимо значительное пространство природы, то поселения неолитических айнов были достаточно удалены друг от друга и именно поэтому еще в достаточно раннее время айны расселились дисперсно по всем островам японского архипелага.

Культура айнов -охотничья культура, культура, которая никогда не знала больших поселений, в которой самой крупной социальной единицей была локальная группа. Айны всерьез полагали, что все задачи, которые ставит перед ними внешний мир, могут быть решены силами одной локальной группы. В айнской культуре человек значил слишком много, чтобы его можно было использовать как винтик, что было характерно для культур, основой которых было земледелие, а в особенности -рисоводство, которое позволяет жить очень большому числу людей на крайне ограниченной территории [7, c. 45].

У айнов причудливо и противоречиво переплетаются черты северных и южных жителей, элементы высокой и примитивной культур. Всем своим существованием они как бы отрицают обычные представления и привычные схемы культурного развития.

В I тысячелетии до н. э. на земли айнов стали вторгаться мигранты, которым позднее суждено было стать основой японской нации. Многие века айны ожесточенно сопротивлялись натиску, и порой весьма успешно. Приблизительно в VII в. н. э. на несколько столетий установился рубеж между двумя народами. На этой пограничной черте были не только военные битвы. Шла торговля, велся интенсивный культурный обмен [ 7, c 539 – 542]. Случалось, родовитые айны влияли на политику японских феодалов. Культура японцев существенно обогатилась за счет своего северного противника. Даже традиционная религия японцев, синтоизм, обнаруживает очевидные айнские корни; айнского происхождения ритуал харакири и комплекс воинской доблести бусидо. Японские ритуал жертвования гохеи имеет явные параллели с установкой айнами палочек инау… Список заимствований можно продолжать долго.

.1 Айны в период становления японского этноса

Айнские предания довольно ярко описывают историю борьбы айнов-эбису с протояпонцами – ямато, которые также имели айнские корни, и их потомками. Современные японские учёные сравнивая эти данные с японскими хрониками – Бунго фудоки, Нихонги, Удзисюи моногатари, Сказании о Ёсицунэ, Тоосюдзаки, Даи Нихон-си и другими, составляют наиболее полную версию контактов и взаимоотношений айнов и японцев.

В первые века н. э. на юге Японских островов начал формироваться предгосударственный союз племен Ва. Первоначально общность племен Ва подразделялась на две территориальные группировки – южную (Ва Кюсю) и северную (Ва Кинаи). Южные Ва поддерживали политические и торговые связи с материком. Федерация Ва Кинаи развивалась в большей степени на местной основе. Исследователи выделили существенные различия в культуре двух Ва, получившие названия соответственно культуры меча и культуры колокола. Логично предположить, что айнские культурные элементы были сильнее в Кинаи. Однако прослежено, что и на Кюсю религиозный комплекс Ва почти целиком совпадает с айнским. В результате междоусобиц этих двух Ва, после победы Южной Ва власть захватывает третья сила – Ямато, которые активно борются с другими объединениями Эбису.

Первое упоминание об ожесточённых войнах японцев и Эбису восходит к 110 г. – полководец Ямато-такэру предпринял военную экспедицию против «восточного Эдзо», одного из объединений Эбису. К 478 г. относится сообщение японского правителя китайскому императору о том, что его отец покорил на востоке 55 государств (племен) мао-жэнь, т. е. «мохнатых людей (айно) и на западе 66 государств (племен) и-жэнь – варваров». В 642 г. айны провинции Этиго были замирены, а в 648 г. японцам пришлось строить палисад (укрепленный пункт) Ивабуни против айнов того же Этиго. К VII-VIII вв. относятся сведения о восстаниях и покорении айнов Акита, Нусиро, Цугару и других северных краев, но эти сообщения внушают сильное недоверие. Во всяком случае, на рубеже VII-VIII вв. около четверти всей территории Хонсю оставалось во власти независимых эбису. Внушают недоверие потому-что японские исторические материалы были сильно политизированы в пользу японских правителей.

В 658 г. полководец Абэ-но Хирафу вторгся в Муцу, возможно, впервые достигнув северной оконечности Хонсю. В 660 г. тот же Абэ-но Хирафу, теперь на 200 судах, вновь напал на айнов Муцу, которые, надо полагать, уже покончили с его «административным управлением». Ожесточенное столкновение привело к тому, что побежденные эбису, не желая сдаваться, покончили с собой, убив также женщин и детей.

Видимо, айны Муцу и других северных пределов Хонсю нередко выступали против японцев в союзе со своими соплеменниками с Хоккайдо. В 875 г. «эдзосцы Осима» на морских судах достигли Дэва, обложили населенные пункты Акита и Акуми и нанесли японцам серьезный урон. В связи с событиями XI в. в японской литературе упоминаются имена айнских вождей Такамару Свирепого и Сиро Красноголового.

Формирующаяся японская народность интенсивно поглощала все новые группы покоренных эдзо. Известно, что побежденные кланы айнов часто переселялись в Кинаи и даже на Сикоку и Кюсю, где они неизбежно растворялись среди японцев. В «Харима фудоки» есть сведения об айнах на юге Хонсю. Там говорится: «Это потомки тех восточных эмиси, которых усмирил и пленил Ямато-такэру». Русский этнограф Д. Н. Анучин сообщал, что правительство микадо (тэнно, императора Японии) поощряло браки японцев-победителей с покоренными айнами, особенно с их могущественными родами, и от этих браков ведут происхождение многие знатные японские фамилии. Н. В. Кюнер писал: «Некоторые из покорившихся вождей айнов вошли в японскую феодальную верхушку в качестве князей или их помощников и, несомненно, было также много смешанных браков…». Было время, когда айны существенно влияли на верхние политические эшелоны Японии. Надо еще учитывать, что многие айнские вожди и другие деятели, даже из числа еще не покоренных, выступают в японской историографии под японизированными именами, а их этническая принадлежность замалчивается [4].

Север острова Хонсю ещё в течение долгого времени оставался так называемой «Территорией Эдзо», оплот недовольства и очаг многочисленных восстаний против правительства. Этот оппозиционный край со всеми происходящими бурными событиями, интригами и прочей бравадой, дал возможность развернуться творчеству и литературе, там создались «Удзисюи моногатари», «Сказании о Ёсицунэ, «Тоосюдзаки», «Торо-но маки моно» – «Книга военной тактики», «Сказание» и другие произведения, поэтизированных и воспетых в легендах, которые в некоторых процентах содержат исторически достоверный материал.

.2 Айны Хоккайдо

После ассимиляционных процессов на севере острова Хонсю, поглотив или уничтожив остатки айнских этносов, пришла очередь айнов Хоккайдо.

Остров Хоккайдо до середины XV в. оставался во всех отношениях независимым, и в Японии его рассматривали как иностранное государство, граничащее со Страной восходящего солнца так же, как Корея.

Айны Хоккайдо издревле селились в долинах и устьях рек, занимаясь прежде всего ловом лососевых рыб и охотой на оленей и медведей. Они делились на ряд территориально-родовых групп, о статусе которых – были ли то роды, племена или другие общности – можно только гадать. Японские сочинения мало что проясняют. «Со времен ближайшей древности, – говорится в одном, – хоккайдские эдзо разделяются на две части: куци-эдзо, то есть передние эдзо, и оку-эдзо, то есть дальние эдзо. Затем они разделяются еще на восточных и западных. Восточные называются мэнасикуру, а западные – сюмукуру» [5, c. 169-175].

Остров заселяли многие родоплеменные и территориальные группировки аборигенов, которые в моменты военной опасности могли объединяться, а в остальном жили и управлялись раздельно, без верховной власти. Айны легко поднимали оружие не только на противников, но и друг на друга. Нередко японцы успешно использовали их в своих целях и действовали по принципу «разделяй и властвуй», в ход шли все дипломатические уловки, подкупы, подношения, вероломства, коварные убийства, различного вида интриги и конечно же саке, вполне оправдывающее себя оружие, когда уже ничего не могли решить речи искусных дипломатов и мечи отважных самураев.

Самые ранние сведения европейцев об айнах относятся к XVI в., когда в Японию проникли сначала португальцы, а затем испанцы. В 1565 г. монах – иезуит Людовик Фроэс в донесении руководству ордена иезуитов писал: «На севере от Японии находится обширная страна, населенная дикими людьми. Народ этот пристрастен к вину, храбр на войне, и японцы его очень боятся… На груди носят они, как уверяют, зеркало. Свой меч или саблю они привязывают к голове таким образом, что рукоятка торчит выше плеча». В этой стране, добавлял Фроэс, «находится японский город Акита, куда сходятся туземцы для торговли; со своей стороны, жители города также ездят к ним, но реже, так как отправляющиеся туда часто убиваются туземцами». Другие европейцы сообщали, что страна эта называется Йезо (Эдзо) и ее жители самоправны, хотя приносят дары императору Японии.

Итак, Эдзо, о котором пишут европейцы, – это еще не Хоккайдо, а Муцу, север Хонсю, где и расположен город Акита. Японцы здесь вовсе не самовластны, они скорее селятся мелкими колониями в укрепленных пунктах. В начале XVII в. иезуиты проникли и на Хоккайдо, стремясь распространить христианство среди аборигенов. В 1622 г. сицилианец Джироламо де Анджелис в письме к главе ордена подробно описал островитян. «Они крепкого сложения и росту выше обыкновенного. Цвет кожи их приближается скорее к белому, нежели к темному. Они носят длинные бороды, иногда достигающие до середины туловища. Волосы на голове они бреют спереди, так что до макушки голова у них голая… Уши у всех проткнуты, и, вместо серег, они носят серебряные кольца… Богатые носят платья из шелковых и бумажных материй или полотна, вышитые шелком и украшенные шелковыми же нашивками в форме крестов или роз… Менее же достаточные одеваются в платья из звериных и рыбьих кож или из тканей самой грубой работы… Из оружия употребляют они: стрелы, луки, копья и мечи; последние – не большей величины, чем обыкновенные японские кинжалы. Заместо лат употребляют они короткие кафтаны, вроде фуфаек, с нашитыми на них дощечками… Они имеют отравленные стрелы, производимые которыми раны смертельны».

Де Анджелис рисует картину общества, которое не выглядит примитивным. Перед нами не дикари, а скорее народ стадии, близкой к военной демократии. Интересно, что уже тогда европейцы, кичившиеся своей культурой и предъявлявшие высокие требования к этикету, отмечали галантность манер у айнов. Голландский мореплаватель де Фриз писал: «Их поведение в отношении иностранцев настолько просто и искренно, что лучше не могли бы вести себя образованные и вежливые люди. Являясь перед чужестранцами, они одеваются в самые лучшие свои платья, держат себя прилично, произносят почтительно свои приветствия и пожелания, склоняют в знак поклона голову…».

Позднее контакты западных народов с айнами надолго прерываются, – во всяком случае, на территории Японии. В конце 30-х гг. XVII в. страна была закрыта. Это означало, что иностранцам запрещалось приезжать в Японию, а подданным тэнно – покидать ее пределы. Самоизоляции Японского государства, которая длилась до середины XIX в., предшествовала массовая резня, уничтожение тысяч японских неофитов-христиан, равно как и проповедников-европейцев, на Хонсю и Хоккайдо[6].

Как Строгановы налаживали отношения с неизвестными зауральскими краями, так и клан Мацумаэ где мечом, где тесными контактами с местными айнами расширяло своё влияние на Хоккайдо. В условиях своего возвышения клан начал последовательно захватывать айнские земли. «Отношения даймеоского дома к айнским племенам почти могут характеризоваться одним словом – истребление. Все это время айны боролись за свои земли и независимость с исключительной солидарностью, мужеством и эффективностью. А ведь самураи, в том числе и хоккайдские, слыли отличными воинами. Большинство переселенцев на Хоккайдо были выходцами из северных провинций Хонсю, с той пограничной черты, где на протяжении столетий в основном и формировалось военное сословие самураев, закаленное в постоянной борьбе с аборигенами и многое заимствовавшие у них в военном искусстве. Здесь сложились стойкие военные обычаи буси, так изумлявшие европейцев. Военное дело было основным занятием кэраи (вассалов) Мацумаэ, причем отношения с айнами не позволяли ржаветь их оружию и доспехам. И все же они чаще терпели жестокие поражения, чем блистательные победы над «дикарями» эдзо. А побеждали обычно в двух случаях: хитростью, коварством и вероломством – или многократным численным перевесом. В 1512 , 1515, 1529, 1531, 1536, 1643, 1662 годах происходили наиболее крупные восстания айнов, а в промежутках между этими годами никогда не стихали кровопролитные стычки между исконными врагами. Самым величайшим восстанием руководил 80-летний вождь племени сибуцяри – Сакусайну. По значимости и масштабам она стала освободительной войной, длившейся около четырех лет. Восстание тщательно готовилось, айны вооружались, строили оборонительные валы и укрепления, вели наблюдения за передвижениями японцев и их военной структурой. Кроме того, Сакусайну сумел объединить под своим началом максимальное число айнских родовых глав. Если верить летописи, он и его зять Риттоин планировали полное уничтожение Мацумаэского клана и захват внешней торговли. Всего к восстанию примкнули «сорок эдзоских начальников». В решающей битве мастерство и мужество айнов уже не могло принести им победы. У японцев появилась артиллерия и другое огнестрельное оружие. Айнские стрелы не пробивали тяжелые доспехи самураев. Понеся сильный урон, повстанцы укрылись в горной тайге и перешли к партизанской борьбе. Преследуя их, каратели жгли деревни и истребляли население. Ко всему прочему японцам удалось уговорить вождя повстанцев безоружным войти во вражеское логово. Всем участникам переговоров гарантировалась безопасность. «Свято чтя обычаи гостеприимства, айну особенно часто попадались на удочку приглашения их японцами в гости, и здесь падали жертвами вероломства…».

Причина всех поражений айнов в их борьбе с японцами коренится всё-таки вовсе не в том, что айны были менее искусными воинами, а в том, что основные парадигмы айнской культуры радикальнейшим образом отличались от основных парадигм японской культуры.

После окончательного установления японского владычества начинается период геноцида айну, вся система управления направлена на подавление воли народа, регламентация всей жизни, многочисленные запреты: мужчин заставляли стричь бороды, женщинам запрещали делать татуировку губ, носить традиционную айнскую одежду, введены запреты на проведение айнских ритуалов, в особенности, медвежьего праздника, всё это унижало достоинство народа.

Процесс разложения традиционного айнского общества углублялся, вел к вымиранию и этнокультурной деградации. Всецело этому способствовала японизация в широком смысле – как административная, так и культурная. «Немаловажное содействие истреблению айну оказывал тот порядок управления айнскими племенами, который японские летописи называют системою цивилизования или улучшения нравов. Все доходные статьи мацумаэских владений отдавались, как от лица самих даймё, так и от лица их вассалов, в полное и бесконтрольное заведование японским откупщикам, применявшим к айнским племенам те же приемы культуртрегерства, которые применялись и в других странах… Приемы эти сводились к спаиванию туземцев спиртными напитками, истощению их непосильными работами, отбиранию наиболее красивых и молодых женщин к себе в наложницы. К этому нужно еще прибавить постоянно отмечаемые летописями эпидемические болезни, как то корь и оспа, и голодовки, которые истребляли целые поселения айну»[6].

«Революция Мэйдзи», положившая начало буржуазным преобразованиям в Японии, имела далеко идущие последствия для Хоккайдо. Во-первых, с Мацумаэским кланом как отдельным княжеством было навсегда покончено, а вместе с тем – и с прежней системой басё. Во-вторых, за 20 лет (1884-1903 гг.) население острова за счет колонизации возросло со 190.938 до 843.717 человек – в четыре с лишним раза. Это окончательно превратило айнов в ничтожное нацменьшинство. Их земли бесцеремонно захватывались и перераспределялись между новопоселенцами и предпринимателями, природная среда преобразовывалась и уничтожалась, айнские селения таяли, жители сокращались в числе и распылялись по острову в поисках заработков и возможностей выжить. Оставшихся аборигенов стали административно переселять, сосредоточивая в селениях особого режима, постепенно превращавшихся в резервации декоративно-показного, на потеху туристам, типа. В таких «потемкинских деревнях» они в основном живут и поныне [8].

Можно сказать, собственно, что этим и закончилась история отношений айнов с японцами, как, впрочем, и сама история былых воинственных эбису.

японский этнос культура

3 Корейский мост. Роль корейцев в становлении японской цивилизации

Традиционно считается, что Япония абсолютно моноэтническая страна, однако на самом деле здесь постоянно проживает одна из самых крупных по численности зарубежная корейская диаспора. Подавляющая часть корейцев – постоянные резиденты Японии, а остальные относятся к зарегистрированным иммиграционными властями временно пребывающим в стране иностранцам. Кроме зарегистрированных и постоянно проживающих корейцев в Японии есть значительная группа натурализовавшихся лиц корейского происхождения. Корейцы в Японии в своей нелегкой исторической судьбе испытали открытую дискриминацию со стороны официальных властей, а также антипатию, высокомерие и шовинизм японских обывателей.

Предки современных корейцев появились в Японии с самого начала ее письменной истории. В середине I тысячелетия до н.э. на Японские острова через Корейский полуостров устремился поток протояпонских племен из районов Юго-Восточного Китая. Эти племена уже знали бронзовые орудия, однако пользовались в основном каменными. С ними пришли культура поливного рисосеяния и скотоводство. Вплоть до IV в. протекал процесс культурного развития протояпонских племен, а также происходили смешение и ассимиляция с местным австронезийско-айнским населением и формирование японской народности. В формировании японской народности можно выделить, согласно выводам этнографа С.А. Арутюнова, пять этнических компонентов: айнский, индонезийский, древний восточноазиатский, собственно корейский и собственно китайский. Жителей государства Ямато (III-нач. VI в.) в этническом отношении можно считать японцами [9].

Контакты древних жителей Японских островов и Корейского полуострова имели и военный и мирный характер. Набеги военных дружин и поездки на материк отмечались уже в далекой древности. Известно, что еще в 50 г. до н.э. была предпринята попытка вторжения из Японии на Корейский полуостров. В 14 г. н.э. "люди Вэ" совершили новый поход на полуостров. В 168 г. в Корею приезжало посольство от "людей Вэ". Впоследствии отправка посольств и набеги отмечались довольно часто. О постоянных набегах на Корею и отправке посольств сообщают также "Кодзики" и "Нихонги". * Особенно большое число нападений японских военных дружин на Корейский полуостров приходилось на III-IV вв., но и в V- начале VI в. их набеги все еще продолжались. Лишь к середине VI в. "люди Вэ" были вынуждены отказаться от дальнейших попыток обосноваться на материке.

Длившиеся в течение нескольких веков набеги на Корейский полуостров, бесспорно, сказались на жизни японского общества. Нападения на соседние, более богатые, экономически и культурно более развитые княжества осуществлялись не только с целью грабежа, но и для захвата полезных людей, в частности ремесленников. Кроме того, японская знать направляла в Китай и Корею специальные миссии, которым предписывалось нанимать квалифицированных мастеров – ткачей, кузнецов, портных и т.д.

Иммиграцию корейцев в Японию древнего периода истории можно разделить на 4 волны. Первая волна началась примерно во II в. до н.э., когда племена культуры яёй с южной части Корейского полуострова стали проникать в Японию. Судя по летописи "Нихонги", первые большие группы иммигрантов происходили также из префектур Лолан и Дайфан (Корея). В III в. влияние пришлых племен набрало полную силу, но чужеземцы еще были не способны организовать сильное централизованное государство в Японии.

Вторая волна переселения началась в конце IV в. и завершилась в начале V в., когда окончательно установилось правление Ямато и развивались тесные связи с южной частью Корейского полуострова. Это был период императоров Оджин и Нинтоку и период больших курганов в Японии, сооруженных по примеру корейских царских захоронений.

Третья волна иммиграции происходила с середины V в. до первой половины VI в. Силла и Когурё, усилившие свое влияние и мощь, начали оказывать давление на Пэкче. Вследствие этого многие ученые, интеллектуалы и ремесленники из Пэкче мигрировали в Японию в поисках мира и спокойствия, и японское правительство было заинтересовано в них.

Четвертая, заключительная волна началась во второй половине VII в., когда Пэкче окончательно была разрушена под объединенными ударами Силлы и танского Китая. Массы выходцев из Пэкче мигрировали в Японию и превратились во влиятельную силу в японском обществе. Многие стали высокопоставленными чиновниками в императорском дворе и могущественными местными правителями [1].

В III-IV вв. развитие культуры на Японских островах испытало сильное воздействие материковой цивилизации. До середины VII в. из трех центров культуры – Китая, Индии и Кореи. Географически полуостров был наиболее близок к архипелагу, особенно к острову Кюсю, и взаимные контакты установились сразу же, как появились первые морские суда, на которых преодолевалась водная преграда. Междоусобицы на полуострове, вторжения китайцев, походы японцев, а также вербовка корейских мастеровых людей японскими правителями и т.д. явились причинами иммиграции на острова.

Корея первой ознакомила японцев с новейшими достижениями дальневосточной культуры. Причем роль ее была двойственна: она являлась и резервуаром, откуда японцы черпали эти новшества, и мостом, связующим архипелаг с китайским культурным центром. Политическая ситуация в этой части континента сложилась таким образом, что до 420 г. столица наиболее влиятельного государства находилась на Севере и путь в нее для тогдашних японцев был возможен либо по суше через Корейский полуостров, либо морем вдоль западного побережья полуострова и через Бохайский залив. При этом, естественно, японцы сперва контактировали с корейцами. Обычно на этом и заканчивались попытки прорваться к китайскому центру, так как, с одной стороны, на севере полуострова располагалось могущественное Когурё, контролирующее пути в Китай, а с другой – тяга к контактам оказывалась частично удовлетворенной уже на полпути, в Корее.

В 666 г. на Японские острова из Пэкче прибыли по одним сведениям 2 тыс. человек обоего пола, которых поселили в восточных провинциях и наделили землей. По другим сведениям, численность пришельцев составляла 2,5 тыс. человек. Последние группы переселенцев из Пэкче были отправлены на освоение лесных регионов Канто (окрестности современного Токио), так как центральные районы страны (овременные города Киото, Осака и Нагойя и окрестности) были уже плотно заселены.

Иммигранты были призваны окультурить новые территории и содействовать подавлению айнских племен, продолжавших сопротивление в этом регионе. Лошади и железное оружие, привнесенные пришельцами, оказались эффективным средством борьбы против айнов. К X в. иммигранты полностью адаптировались на новых местах, освоили земледелие и ассимилировали значительную часть айнских племен, остальные племена, продолжившие сопротивление, были оттеснены и в конце концов оказались на самом севере архипелага на о. Хонсю [10, c.414-417].

Вопрос о роли ранних иммигрантов с Корейского полуострова в истории Японии болезненно воспринимался националистически настроенными японскими историками. Будучи не в силах отрицать очевидное влияние континентальной цивилизации в становлении и развитии японской народности, государственности, культуры, они стремились к всяческому умалению роли иноземцев, в особенности корейцев. Однако в последние два десятилетия появились японские ученые, которые в своих трудах пытаются раскрыть объективную картину этногенеза японцев, генеалогической истории японских династий, появления государственности и влияния на происходившие этнические, политические и социально-экономические процессы в древней Японии материковой китайской и корейской культуры и ранних переселенцев с Корейского полуострова.

Влияние китайской и корейской культуры в наибольшей степени проявилось в V-VI вв., когда на Японских островах появились иероглифическая письменность, буддизм и т.д. В течение тысячелетнего периода вплоть до XIII в. из Кореи шло переселение монахов, ремесленников, ученых, которые не только сеяли семена китайской цивилизации в Японии, но и оставались следить за ее ростками и постепенно ассимилировались с местным населением [16, c. 56-59]

Япония признавала за Кореей лишь роль проводника китайской культуры и отрицала то, что Корея привносила дополнительно элементы своей самобытной этнической культуры. Отдавая приоритет китайской цивилизации, Япония видела Корею в роли ученика, выполняющего лишь волю и указания мастера. Однако исторические записи свидетельствуют о значительном вкладе древних корейских иммигрантов в развитие многих аспектов культуры на территории Японии. К примеру, они сыграли решающую роль в возникновении первых японских городских центров.

У шовинистически настроенных японцев имеются свои версии, которые говорят о походах японских культовых героев на территорию Кореи. Будто бы они основывают в Корее свои династии, и образуют существенный культурный пласт в Силле, Когурё и Пэкче, синтоистские мифологические документы и литература всячески содействует этим интерпретациям. Конечно же в этих материалах имеется доля истины, но только маленькая доля, из которой историки «Страны восходящего солнца» и прочие ревнители генеалогий от Аматэрасу и её брата Сусанно, раздувают великий вклад протояпонцев в культуру Чосонской цивилизации, особенно в сегодняшние дни, когда в научной среде Японии популярны тенденции происхождения от кочевников – доликефалов, выходцев с Алтая. Ученые активно доказывают теории о миграции сюнно – тюрков через Ляодунь, Приамурье и Корею, и ссылаются на лингвистические совпадения с алтайской языковой семьёй и археологические данные, явно Центрально-азиатского происхождения. Особый акцент на культуру конников-самураев, копают так глубоко, что видны связи с савроматскими катафрактариями. В последнее время виден интерес свободных историков» со всего мира раздувать теорию о семитских корнях японской императорской династий, предании о «12 колен Израелевых».

. Рюкюсцы

Территория формирования и развития рюкюсцев являлась своеобразной контактной зоной между материком и островным миром Юго Восточной Азии, изучение их этногенеза и этнической истории чрезвычайно актуально для реконструкции путей древних миграций в азиатском регионе, включая территорию российского Дальнего Востока, способно пролить новый свет на решение айнской проблемы, формирование тунгусо-маньчжурской языковой общности.

Наиболее известным российским исследователем рюкюского народа остается Н.А. Невский (1892-1937). Особая заслуга принадлежит ему в изучении диалектов и этнографии архипелага Рюкю, особенно южной его части – островов Мияко. Ему удалось зафиксировать особенности родильных, брачных, религиозных обычаев, различного рода табу, способы лечения болезней, записать множество легенд и мифов [11].

Одним из первых к теме истории и культуры Окинавы обратился знаменитый ученый, выходец с Окинавы Иха Фую. За огромные заслуги его часто называют в Японии «отцом изучения Окинавы». Начав с филологического анализа антологии древних ритуальных песнопений «Оморо – соси», Иха Фую постепенно пришел к изучению религии, истории и этнографии Окинавы. Свою главную идею об общих предках японцев и рюкюсцев он выразил в таких трудах как «Нихон бунка-но нандзэн» («Продвижение японской культуры на юг»), «Рюкюдзин сюрон» («Теория о предках рюкюсцев»), «Онари-гами-но сима» («Остров сестры-богини»). Иха Фую полагал, что лингвистические и этнографические исследования, а также примеры из религии и литературы ясно показывают, что между Рюкю и основной территорией Японии существует тесная связь. По его мнению, предки рюкюсцев «спустились на юг» с территории Кюсю [12]. Родоначальник японской этнографии Янагида Кунио выдвигает прямо противоположную версию, полагая, что истоки японской культуры, связанной с культурой рисосеяния, надо искать на Окинаве. В своих «Записках о южных морях» («Кайнан сё:ки», 1925г.) Янагида отмечает, что впервые рис и технологию его возделывания принесли в Японию переселенцы с континента. В поисках морских раковин каури, которые в древности широко использовались в Индо-Тихоокеанском бассейне в качестве денег, они вначале достигли Окинавы, откуда проникли и на Японские острова.

Ранним этапам этнической истории рюкюсцев посвящены труды японского историка Митани Macao. Рассматривая династическую историю рюкюских королей, он подчеркивал, что Окинава в начале своей политической истории не была частью Японии. На Рюкю существовало отдельное от «основной территории» государство с собственной королевской династией. По мнению Митани, Рюкю, находясь под двойным вассалитетом Китая и Японии, прошло свой особый исторический путь [13].

Безусловный интерес в контексте нашего исследования представляют работы, касающиеся антропологических характеристик рюкюсцев, поскольку общность элементов культуры может быть результатом культурного взаимодействия, а о генетическом родстве говорят антропологические данные. Именно с таких позиций рассматривает проблему происхождения рюкюсцев в рамках образования японского этноса профессор Ханихара Кадзуро. Выдвинутая им в начале 90-х годов прошлого века теория получила название «модель двойной структуры». Ханихара предполагает, что наследниками палеолитического человека Окинавы мипатогавадзин являются люди дзёмон – выходцы из Юго-Восточной Азии. Именно они и стали базовой группой для современного японца (окинавца). В период яёй (300 лет до н.э. – 300 н.э.) на территорию Японии пришли новые переселенцы с материка. Об их северном происхождении свидетельствует антропологический облик, который мог сформироваться только в условиях материкового климата. К. Ханихара считает, что период яёй есть период генетического влияния выходцев из Северо-Восточной Азии на жителей северо-восточного Кюсю. С переселенцами Ханихара связывает и создание государства Ямато, которое стало складываться примерно в V в. В результате завоевательных экспедиций аборигенное население было покорено и включено в орбиту Ямато. Завоевания сопровождались процессами смешения. Однако, поскольку острова Рюкю представляли в тот период достаточно изолированную зону, то здесь не наблюдалось ни массовых миграций с материка, ни политического влияния Ямато, вследствие чего рюкюсцы во многом сохранили черты древнего дзёмонского населения [14].

Совершенно новую теорию, касающуюся этногенеза рюкюсцев и возникновении государства Рюкю выдвинули археолог Асато Сусуму и антрополог Дои Наоми в монографии «Откуда пришли окинавцы?». Асато Сусуму, проанализировав наиболее значимые из существующих теорий, сделал вывод, что до конца XII века архипелаг Рюкю был разделен на две культурные сферы: культура раковинных куч Амами и Окинавы и доисторическая культура островов Сакисима, почти не связанных между собой. В конце XII в., по общему мнению большинства японских и окинавских археологов, эти культуры подверглись внезапной трансформации, положившей начало новой культуре гусуку (замок, цитадель). Асато, однако считает, что фактически культура гусуку начала развиваться в XI веке под воздействием торговли между Японией и Сунским Китаем, что, в свою очередь, привело к формированию рюкюского культурного региона, включающего острова Сакисима, а впоследствии и к образованию Королевства Рюкю. Антрополог Дои Наоми отмечает, что, хотя костных останков человека периода гусуку и позже найдено пока немного, имеющиеся данные позволяют говорить о наличии тенденции к изменению физического облика людей в указанный период.

Особый раздел в историографии проблемы представляют работы, посвященные этническим процессам после аннексии Рюкю Японией. Особенности японской ассимиляционной политики, отношение окинавцев к проводимым токийским правительством реформам, проблемы государственной и социальной дискриминации окинавцев освещаются в трудах Стива Рэбсона, Кодзай Амэмия, Охама Икуко и других ученых. Тема виктимизации окинавцев во время битвы за Окинаву нашла свое отражение в книге бывшего губернатора префектуры Окинава Масахидэ Ота, в которой он расценил действия японских военных по отношению к местным жителям как геноцид. Политика американских оккупационных властей, масштабное Движение за возвращение в состав Японии, развернувшееся на островах под эгидой представлений об Окинаве как неотъемлемой части Японии, стали темой исследований Киёси Накати и Миюмэ Тандзи.

Название «Окинава» дано центральному острову архипелага японцами в VIII веке. Этимология слова двояка, с одной стороны, она связана с хозяйственно-географической характеристикой островов: оки – открытое море, на – рыбная ловля, ва – место; с другой, продиктована их пространственным очертанием: «веревка на взморье». Сами островитяне называют свою родину Утина, а себя утинантю, что значит «люди родины», а жителей основной территории Японии – яматонтю (люди Ямато) [16, c.114].

Интересный материал дают дневники и заметки путешественников, ученых, писателей, журналистов, побывавших на островах Рюкю в разные времена. В частности, большой интерес представляют записки английского капитана Бэйзила Холла, о путешествии к берегам Большого Люцю (1818 г.). В них содержатся разнообразные сведения об островитянах, их поселениях, способах добывания соли, особенностях местной кухни, описание мужских головных уборов хатимати, других элементов материальной культуры. Большое место в своих записках капитан Холл отводит нравственной характеристике местных жителей. Он отмечает их дружелюбие, открытость, искренний интерес ко всему новому, кристальную честность – качество, незамеченное им у других «туземных» народов [15].

Также можно сообщить о сильном духе свободолюбивых окинавцев, который явственно видится в культуре подготовки к борьбе с вооруженным до зубов противником, с помощью только своего тела, рук и ног. Сейчас это известно всему миру, и называют это боевое искусство – каратэ, которое изучается по всему миру, но ошибочно называют японским видом единоборства.

Заключение

Японский народ с самого начала своего существования перенимал всё самое полезное и качественное со всех окружающих соседей, и затем подстраивали под свой быт и национальные особенности. Те элементы культур, которые были не по душе японскому мировоззрению, безжалостно уничтожались или находились под культурным прессом. Это касается многих обычаев айнов, рюкюсцев, традиций немногочисленных диаспор из континента и «островов Южных морей». Все позитивные начала иноземной культуры японцы, при активной поддержке Эдоского (позже Токийского) правительства, охотно воспринимали, правда при этом перекладывая всю специфику нововведений на свой лад, для этого придумывая миф о некоем небесном Прометее, спустившемуся с небес на землю, по заданию верховных богов синтоистского пантеона, и подарившем свет людям Ямато.

В общем, благодаря этим заимствованиям, японская нация считается наиболее развитой и культурно богатой. Особые чудеса система японской ассимиляции проявила в период проникновения буддизма и революции Мэйдзи. Та же чайная церемония сегодня считается исконно японским действием, и никого не волнует вопрос о том что до проникновения буддизма, в Японии не охотно употребляли чай. Исполнение чайной церемонии в Токугавский период было данью моде. Тот же буддизм, как его только не насаждали во все сферы жизни, но всё же рациональные японцы и в этом вопросе допустили трансформацию, оставив буддистским монахам вопросы смертно-погребального обряда, то есть жизни после смерти, а все вопросы касаемые жизни на земле: рождение, свадьба, прочие бытовые ритуалы и т.д., оставили уделом синтоистских священнослужителей. После революции Мэйдзи, как только приоткрылась ширма железного занавеса, из Японии хлынули потоки жаждущих знаний японцев, во все передовые страны Запада, заимствуя и перенимая всё самое лучшее и необходимое, чего достигла Западная цивилизация.

На сегодняшний день во всех сферах жизни современных японцев отчётливо видится влияние Европы и Америки, но при этом как сказал Р. Киплинг – «Запад остаётся Западом, Восток остаётся Востоком». В Японии же бережно хранят своё исконное наследие, которое как оказывается, имеет совсем не японские корни, делают свою культуру рекламным брендом для многочисленных туристов, и конечно же жители Страны Восходящего солнца, любят и чтут наследие своей цивилизации, ставя культуры других народов на ранг ниже.

Данная курсовая работа имеет задачу осознать необходимость ценить наследие не японских народов в становление цветущей на сегодняшний день японской цивилизации, и верить в тот момент когда сами жители и научная среда Японии, отбросив свои шовинистические догмы, по достоинству будут оценивать вклад тех народов, генофонд которых сохранился в крови самих японцев.

Список использованной литературы

1. История Японии. Т.I С древнейших времен до 1868 г., М.: Институт востоковедения РАН – 659 с.

. Конрад Н.И. Япония. Народ и государство. М.: Монолит – Евролинц – Традиция. 2004.

. Хасимото К. Айну го дэ ходоку Гиси вадзин Дэн. Сведения о людях ва из хроники Вэй-чжи, интерпретированные при помощи айнского языка. Токио.: Ко сайдо сюппан, 1996.

. Таксами Ч. М., Косарев В. Д. Кто вы айны? М.: Наука, 2004.

. Непомнящий Н.Н. 100 великих тайн Востока. Айны – кто они? – М.: Вече, 2008. – 480 с.

. Васильевский Р. С. По следам древних культур Хоккайдо. М. Наука, 1997.

. Бромлей Ю.В., Арутюнов С.А., Жданко Т.А. и др. Народы мира. Историко этнографический справочник – М.: Советская энциклопедия, 1988. – 634 с.

. Ота Масахидэ. Нингэн га нингэн дэ наку нару токи. Genocide. (Время, когда люди уничтожают людей. Геноцид). Наха : Окинава таймуся, 1991

. Ким Герман Николаевич. Древние корейцы и Япония. Алматы: газета Коре ильбо.

. Кузищин В.И., Вигасин А.А., Дандамаев М.А., Масон В.М. и др. История Древнего Востока. Древнейшие японские государства – М.: Высшая школа, 2003. – 462 с.

. Невский Н.А. Фольклор островов Мияко. М.: Наука, 1978.

. Иха Фую дзэнсю: дайдзюиккан. (Полное собрание сочинений Иха Фую, том 11). Токио.: Тоё: инею», 1976.

Митани Macao. Харан но Рю:кю: 0:тё: (Величие и падение королевской династии Рюкю). Токио : Ко сайдо сюппан, 1992, с. 506

. Ханихара Казуро. Утинантю ва доко кара кита ка? (Откуда пришли «утинантю»?). Наха.: Рюкю симбун, 1993.

. Баженова Жанна Михайловна. Этногенез и этническая история рюкюсцев дис. … канд. ист. наук : 07.00.07 Владивосток, 2006 248 с. РГБ ОД, 61:07-7/185

. Бромлей Ю.В., Подольный Р.Г. Человечество – это народы. М.: Мысль, 1990. 391 с.

. Лосева И. Н., Тахтамышев В.Г., Капустин Н.С., Кирсанова О.Т. Мифологический словарь – Ростов на-Дону.: Феникс, 2000. 576 с.