- Вид работы: Реферат
- Предмет: Культурология
- Язык: Русский , Формат файла: MS Word 33,87 Кб
Этнокультурные процессы Центральной Азии в период развитого средневековья
АННОТАЦИЯ
Данная курсовая работа посвящена рассмотрению этнокультурных процессов, происходивших в средневековой Центральной Азии. В работе рассмотрены вопросы теоретического определения таких понятий как этнос, этногенез, культурогенез, этнокультурные процессы. Благодаря выдающимся военным успехам, древнетюркским каганам удалось в середине VI в. на несколько десятилетий объединить под своей властью почти все кочевые племена степного пояса Евразии. Образование Первого Тюркского каганата способствовало широкому расселению древних тюрок и других тюркоязычных кочевников в евразийских степях и стимулировало процесс тюркизации ираноязычных номадов, распространение тюркской культуры и языка в иной этнической среде. Обращая внимание на существенный вклад тюрко-язычных племен средневековья населявших данную территорию, в развитие этнокультурных связей, автор дает характеристику археологических памятников тюрок, характеризующих их культурное развитие на данном этапе. Основной акцент сделан на изучению этнокультурной истории тюркских народов Притяньшанья (Тенгир-Тау), Восточного Туркестана, и Саяно-Алтая VIII-XII вв. на основе изучения археологических памятников и письменных источников. Освещены проблемы связанные с изучением этнокультурных процессов данного региона. Автором, проследившим основные этапы изменения этнических ситуаций в Центральной Азии, также были особо рассмотрены исторические факты, связанные с миграциями и диффузными расселениями центральноазиатских тюрков. Археологические памятники Центральной Азии дают неоспоримые свидетельства разносторонних связей населения данного региона с соседними и весьма отдалёнными цивилизациями. Более детально рассмотрены этнокультурные связи крупных племенных конгломераций данного периода уйгуров, карлуков, кыргызов. Помимо того автором в ходе исследования установлена этногенетическая преемственность кочевых тюркских народов и их культурное влияние друг на друга.
средневековье этнокультурный азия тюрки
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ЭТНОГЕНЕЗА И КУЛЬТУРОГЕНЕЗА СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
.1 Этнокультурные процессы Центральной Азии . ОСОБЕННОСТИ ЭТНОКУЛЬТУРНОГО взаимодействия КРУПНЫХ ПЛЕМЕННЫХ ОБЪЕДИНЕНИЙ Средневековой ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
.1 Уйгурский каганат
.2 Карлуки
.3 Кыргызы
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы, рассматриваемой в курсовой работе несомненна. На протяжении почти двух тысячелетий судьбы многих народов Центральной Азии были взаимосвязаны. Это породило известную общность их материальной и духовной культуры, отразилось на их языке и литературе. Отсюда, с одной стороны, заинтересованность современных государств данного района в проведении исследований, а с другой – необходимость объединения усилий учёных в изучении культурного наследия древних цивилизаций.
Важной задачей изучения средневековой истории Центральной Азии является осмысление процессов этногенеза и культурогенеза кочевых народов, этапов формирования и развития кочевнических культур. Решающими событиями в этнической и культурной истории Центральной Азии на протяжении двух последних тысячелетий было распространение этноса, культуры и государственности хуннов, тюрок, уйгуров, кыргызов и монголов. Уже на рубеже I тыс. до н.э. – I тыс. н.э. в процессе создания хуннской державы и включения в её состав южных районов Сибири происходит широкая диффузия особых элементов хуннской культуры. С переселением части хуннского этноса на запад происходит существенная трансформация культуры и включение в орбиту её влияния широкого круга ираноязычных кочевых племён. В хуннское время были заложены основы этнического и культурного развития тюркоязычных кочевников на всей территории степного пояса Евразии на протяжении I тыс. н.э. На рубеже периода раннего средневековья в процессе создания Тюркского каганата и расширения его влияния на всю территорию евразийских степей широкое распространение получают памятники древнетюркской культуры. Они зафиксированы на всей территории Центральной Азии, Саяно-Алтая, Притяньшанья. Древнетюркские поминальные оградки обнаружены на Южном Урале [1, с. 3].
Основные элементы древнетюркской культуры были заимствованы тюркоязычными кочевыми племенами, обитавшими в различных районах Азии: курыканами Прибайкалья, уйгурами Монголии, кыргызами Енисея, кимаками Прииртышья.
В начале II тыс. н.э. после разгрома уйгурского каганата кыргызами и выселения с территории Центральной Азии массы тюркоязычных телесских племён этот район попадает под власть киданей и постепенно заселяется монголоязычными кочевниками. Монгольские племена проникают в Прииртышье. В ходе обширных завоеваний в XIII в. монгольский этнос и культура получают широкое распространение по всей территории степного пояса Евразии. Памятники монгольских кочевников обнаружены в Притяньшанье, Южной Сибири, Поволжье. Тюркоязычные кочевники восприняли ряд элементов монгольского предметного комплекса. В то же время ряд монгольских родоплеменных групп ассимилировался в тюркской кочевой среде.
В период позднего средневековья в Центральной Азии складываются границы распространения кочевых этносов и культур, характерные для периода этнографической современности. Ряд элементов в этнографической культуре современных коренных народов Сибири унаследован от предшествующих культур.
Определить закономерности процесса ассимиляции (есть ли таковые имеются) можно только на широкой исторической панораме. Поэтому данное исследование представляет краткий обзор истории миграций тюрков-кочевников, развития их обществ и государственных образований за историческое время.
Изучение этого вопроса требует в первую очередь определить ареал проживания тюрков в «доисторическое время» и методологию исследования процесса этногенеза.
Таким образом, актуальность исследования обусловлена научной и практической необходимостью обобщения и анализа теоретико-методологического аспекта этнокультурных процессов Центральной Азии в период средневековья.
Цель данной курсовой работы является анализ проблем этнокультурных процессов в Центральной Азии на протяжении средневековой истории, характеристики памятников кочевых культур.
В соответствии с поставленной целью определены следующие задачи:
определить основные понятия этноса и этнокультурных процессов;
выявить основные проблемы изучения культурогенеза;
рассмотреть этнокультурные процессы Центральной Азии;
охарактеризовать крупные этнокультурные объединения средневековой Центральной Азии.
Объектом исследования являются этнокультурные процессы средневековой Центральной Азии.
Источниковой базой для написания курсовой работы послужил археологический материал, генеалогические легенды и тотемические культы, материалы о религиозных воззрениях тюркских народов, письменные источники.
Историография проблемы. Особо значимыми при рассмотрении понятий этноса и этнокультурных процессов были теоретические труды этнологов [2,3,4].
К анализу первых сведений о племенах населявших Центральную Азию, сохранившихся в древних и средневековых китайских, арабских, сирийских источниках обращались многие исследователи письменных источников по истории средневековой Центральной Азии [5,6].
В связи с открытием первых, тюркских памятников на территории Алтая, Западной Сибири, Тувы, Монголии встал вопрос, о генезисе этнической культуры тюрков и поиски истоков происхождения тюркского культурного комплекса [7]. В научный оборот были введены, различные типы тюркских памятников, среди которых были представлены ритуальные памятники с каменными изваяниями, тюркское наскальное искусство, родовые тамги [8,9].
Изучению проблемы генезиса культуры древнетюркских племен в среде средневековых кочевников, на территории Центральной Азии, посвящены серии опубликованных работ [10,11].
Детально различные этнокультурные объединения средневековой Центральной Азии рассмотрены в работах кыргызских, российских, таджикских, казахстанских ученых[12,13,14].
I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ЭТНОГЕНЕЗА И КУЛЬТУРОГЕНЕЗА СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
Цивилизацию составляют различные культуры, а человечество состоит из народов. Носителями культуры выступает народ (этнографы называют его этносом), а не личность.
Академик Ю.В.Бромлей рассматривал этнос как социокультурное явление. Этническую общность он определял как исторически сложившуюся на территории, устойчивую многопоколенную совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры и психики, а также осознания своего единства и отличия от всех других подобных образований (самосознанием), фиксированным в самоназвании (этнониме) [2, с. 127].
Этнос обладает внутренними механизмами, обеспечивающими его устойчивость, и выражаются они в особом распределении культурных черт и характеристик между членами этноса. Этносу присущи определенные поведенческие и коммуникативные, ценностные, социально-политические модели и культурные элементы, свойственные только определенным группам внутри этноса.
В этом контексте российский этнолог С.В.Лурье дает следующее определение этноса: «Этнос – это социальная общность, которой присущи специфические модели, обуславливающие характер активности человека в мире, и который функционирует в соответствии с особыми закономерностями, направленными на поддержание уникального для каждого общества в течение длительного времени, включая периоды крупных социокультурных изменений»[3, с. 56].
В зависимости от аспекта исследования и методологического подхода в современной этнологической науке оказались представленными различные теории этноса. Это, во-первых, пассионарная теория этноса Л.Г.Гумилева; во- вторых, дуалистическая концепция этноса Ю.В.Бромлея; в-третьих, информационная концепция этноса Н.Н.Чебоксарова и С.А.Арутюнова; наконец, системно-статистическая, или компонентная, теория Г.Е.Маркова и В.В.Пименова [4, с. 98].
Внимательный строго научный анализ как отмеченных, так и неупомянутых этнологических теорий и концепций позволяет сделать вывод, что этнос представляет собой биосоциальную общность людей, обладающую следующими этнодифферренцирующими признаками:
этнонимом – самоназванием этноса;
этнокультурными особенностями, которые проявляются в языке, религии, обычаях, обрядах, народном искусстве и фольклоре, нормах этики;
антропо-психологическимипризнаками, т.е. отличительными чертами во внешнем физиологическом облике и в психологическом складе характера человека, что, в свою очередь, осознанно или неосознанно может в массовом или индивидуальном сознании идентифицироваться с общностью происхождения. Зачастую именно эти признаки являются исходными, начальными при определении этнической принадлежности.;
единством территории, что сыграло в свое время важную роль в этногенезе и формировании современной этнической картины мира, но утратило своё этнодифферинцирующее значение в настоящее время в силу массовых миграций.
В свою очередь этнообразующими факторами возможно выделить:
кровное родство-единство происхождения от общего предка;
устойчивая межпоколенная преемственность;
единство территории;
единство языка;
общность исторической судьбы;
общая культура и традиции;
общее самосознание (этническая идентификация).
В этом значении С.В.Лурье рассматривает этнологическую культуру как структуру, скрепляющую данное общество и предохраняющую её от распада [3, с.109].
Особым элементом в структуре этнокультуры необходимо выделить явление этнической идентичности. Определяя и структурируя этнокультуру как многофункциональную систему взаимодействия, необходимо выделить сам предмет этнокультуры и сопутствующих ему подсистем таких, как традиции, обычаи, ценности.
Таким образом, этническая культура – это совокупность присущих этносу способов освоения условий своего существования, направленных на сохранение этноса и воспроизводство условий его жизнедеятельности.
Здесь необходимо привести четкое разграничение понятий как этническая культура и культура этноса.
Под культурой этноса понимается вся совокупность культурного достояния, присущая данному этносу в лице отдельных представителей локальных групп, этносоциальных организмов, независимо от того, имеют ли различные элементы и структуры этого достояния специфическую окраску или же являются этнически нейтральными [15, c.78].
Под этнической культурой подразумевается совокупность лишь тех культурных элементов и структур, которые обладают этнической спецификой, выполняя как этнодифференцирующую функцию, способствуя осознанию своего единства различными, зачастую дисперсно разбросанными частями данного этноса.
Культурные трансляции, то есть распространение элементов культуры, сложившихся в результате перехода её элементов из одной культурной среды, в другую среду – процесс объективный и разносторонний, зависящий как от естественно-природных, так и культурно-исторических условий развития общества.
Теоретически каждый элемент культуры (или явление) имеет свой генезис, начало которого определяют время и место его происхождения. Передаваясь из поколения в поколение, как часть закрепленного традицией опыта, такие элементы культуры становятся для данной этнокультурной среды традиционными. На определённом этапе развития в силу различного рода исторических причин ареал распространения традиционных культурных элементов выходит за пределы своего формирования. Проникая в инокультурную среду, где они не имеют генетических предшественников, такие культурные элементы представляют для неё инновации, которые, адаптируясь, могут впоследствии восприниматься и как часть «своей» традиционной культуры. Необходимо по мере возможностей чёткое разграничение в исторической ретроспективе традиций и инноваций, наиболее полно характеризующих культуру на каждом хронологическом этапе [16, с. 67].
При этом можно определить следующие позиции. 1. Общество, воспринимающее новые культурные традиции, в плане своего социально-экономического развития должно быть подготовлено к их восприятию и воспроизведению; иначе они останутся инородными включениями в чуждую этнокультурную среду. 2. Не все «необычные» для данной культуры элементы следует воспринимать как инновации: не исключено, что предшествующие формы их здесь остаются неизвестными или выполненными в другом (например, не дошедшей до нас органике) материале. 3. Необходимо различать разные уровни трансляции культуры: стадиальный, наименее чуткий к культурным дефинициям; диффузионный, соответствующий процессам естественного распространения культурных элементов; интеграционный, связанный с укрупнением культур; контактный, отражающий взаимовлияние двух (или нескольких) самостоятельных культур. 4. Традиционные элементы культуры могут видоизменяться, сохраняя при этом наиболее специфические (знаковые) детали при переходе на новые материалы. 5. На уровне перехода традиционных элементов в инновации возможны случаи трансформации (или даже смены) их функционального назначения. Вероятно, количество подобных ситуаций можно было бы увеличить. Всё это вместе взятое делает процедуру исследования трансляций достаточно сложной и требует значительной осторожности при оценке природы тех или иных культурно-исторических явлений.
Изучение общих закономерностей трансляции культур, определение доминантных особенностей, характерных для каждого исторического периода; а также выявление механизма взаимодействия отдельных культурных элементов во всей сложности и многообразии их проявлений возможно только при условии широкого хронологического диапазона привлекаемого для анализа археологического материала. Естественно, для каждой эпохи можно предполагать различные факторы, вызывающие культурные трансляции, своеобразие механизмов их передачи и форм выражения в конкретном археологическом материале. По мере развития общества происходит социогизация процесса культурных трансляций, всё более отрывающегося от детерминирующего фактора влияния экологической среды. В этом отношении «стратиграфия» культурных трансляций отражает содержание исторического процесса, а конкретные их проявления могут рассматриваться в качестве «индикаторов» его направленности в тот или иной период, объединяя их тем самым в русле общей закономерности.
Рассмотрение культурных трансляций по археологическим (и отчасти письменным) источникам различных эпох показывает, что коммуникативная функция была важнейшим атрибутом человеческого общества. Обычно культурные влияния (взаимодействия, связи, процессы аккультурации и т.д.) представляются как форма проявления контактов между сложившимися человеческими коллективами. В этом плане сама идея культурных взаимодействий уже стала традиционной [17, с. 6].
1.1 Этнокультурные процессы Центральной Азии
Территория Центральной Азии была местом постоянных культурных взаимодействий, начиная, пожалуй, с эпохи бронзы, когда диффундировали технология бронзовой металлургии, появление боевой колесницы и т.д. В более поздний период через территорию Центральной Азии проходили трассы Великого шелкового пути, торговля по которым имела огромное значение для межцивилизационного взаимодействия. Во-первых, происходил обмен материальными ценностями. Народы Великой Степи впитывали, перенимали идеи и достижения земледельческих цивилизаций, внося в сокровищницу мировой культуры и свои достижения: переносное жилище, седло и стремена, искусство верхового боя, изделия из войлока, кожи, золота, серебра. Во-вторых, перевозки по торговым путям облегчали распространение религиозных и культурных традиций. В-третьих, торговля на дальние расстояния усиливала кочевые народы Центральной Азии, начинавшие оказывать политическое влияние на оседлые народы [18, с. 32]
Современная этническая карта, отражающая расселение народов Центральной Азии, – это результат многотысячелетних этногенетических и миграционных процессов.
Становление государственности на территории Центральной Азии, Южной Сибири и Поволжья в раннем Средневековье (VI-XI вв.) связано с образованием Тюркского каганата, традиции которого были унаследованы Уйгурским каганатом, государствами кыргызов на Верхнем Енисее, кимаков и кыпчаков на Иртыше, Болгарским государством и Хазарским каганатом в Поволжье и на Северном Кавказе. Единство общественного устройства, этнокультурное родство и сходство политической организации всех этих государств позволяют рассматривать время их существования и преобладания в Великой степи как относительно цельный историко-культурный период – эпоху степных империй [19, с.12].
На рубеже периода раннего средневековья в процессе создания Тюркского каганата и расширения его влияния на всю территорию евразийских степей широкое распространение получают памятники древнетюркской культуры. Они зафиксированы на всей территории Центральной Азии, Саяно-Алтая, Притяньшанья. Древнетюркские поминальные оградки обнаружены на Южном Урале.
Наиболее ранние памятники, относящиеся к периоду формирования культуры древних тюрок на Алтае в V-VI вв., составляют «берельский тип могил». Для памятников данного типа характерны небольшие каменные насыпи, широтное расположение могил, погребение человека с 1-3 конями на уступе могильной ямы. В инвентаре захоронений имеются луки с длинными, массивными накладками, палаши с кольцевым навершием, детали панциря, предметы конской упряжи, которые дают основание относить эти памятники к середине I тыс. н.э. Д.Г. Савинов относит к этому периоду впускное захоронение с конем в кургане Улуг-Хорум в Туве, в инвентаре которого имеются ранние орнаментированные стремена. Подобные стремена обнаружены на Алтае, в Минусинской котловине и Поволжье, что дает основание связывать их распространение со временем максимального расширения Первого Тюркского каганата во второй половине VI в. Истоки обряда погребения с конем восходят к предшествующим культурам хунно-сарматского и скифского времени в Горном Алтае [10, с. 8]. Хотя в берельских памятниках не представлены поминальные оградки, не приходится сомневаться, что древнетюркская поминальная обрядность восходит к местным культурным традициям, поскольку поминальные комплексы с оградками и балбалами имеются в булан-кобинской культуре хунно-сарматского времени. В культурах Горного Алтая подобные оградки появляются в конце I тыс. до н.э., а традиция установки поминальных стел уходит в эпоху бронзы.
Очевидно, что после переселения на Алтай древние тюрки восприняли погребальную и поминальную обрядность местного кочевого населения Горного Алтая. С образованием могущественной военной державы, Первого Тюркского каганата, поминальный культ древних тюрок приобрёл ярко выраженный военно-дружинный характер, который проявился в установке балбалов по числу убитых поминаемым воином врагов.
Древнетюркские петроглифы и тамги восходят к центрально-азиатской культурной традиции бронзового и раннего железного века. Стилистические и сюжетные изменения в изобразительном искусстве древнетюркского времени характерны для всего Центрально-азиатского историко-культурного региона.
Важной темой в изучении культуры древних тюрок является выделение и характеристика памятников Первого Тюркского каганата. Длительное время памятники этого периода не выделялись из общего массива древнетюркских комплексов VI-VIII вв. Однако с выделением «кудыргинского этапа» в культуре древних тюрков по материалам Горного Алтая выявилось, что синхронизация с ним комплексов на сопредельных территориях Центральной Азии встречает серьёзные трудности. В западном ареале распространения древнетюркских памятников, на Алтае, Тянь-Шане, в Казахстане и Средней Азии, к VI-VIII вв. отнесены погребения с конём, в инвентаре которых имеется поясная фурнитура, выполненная в геральдическом стиле. Однако на основной территории распространения древнетюркской культуры таких памятников нет. На совершенно иных основаниях выделены древнетюркские поминальные комплексы и петроглифы Первого Тюркского каганата. Ряд исследователей считает, что для древних тюрок в этот период не были характерны каменные изваяния и руническая письменность, которая была создана только во Втором Восточном Тюркском каганате в VII в. По-видимому, традиция установки каменных изваяний, наряду со стелами, у поминальных оградок должна была возникнуть ещё в период существования единого Первого Тюркского каганата, иначе трудно объяснить существование схожих поминальных обрядов в разных тюркских государствах находившихся во враждебных отношениях друг с другом в VII-VIII вв. Д.Г. Савинов относит к кудыргинскому этапу изваяния и стелы с дополнительными рисунками, сценами охоты и поклонения. Однако, судя по стилистическим особенностям рисунков, эти памятники могут относиться к разным хронологическим этапам древнетюркской культуры [21, с. 104].
Важной проблемой в изучении культуры древних тюрок является уточнение её внутренней хронологии и периодизации, выделение локальных вариантов в массиве комплексов, относящихся к VII-X вв. На материалах раскопок из Саяно-Алтая и Тянь-Шаня в последние десятилетия создано несколько детальных классификаций погребальных и поминальных памятников, каменных изваяний, инвентарных комплексов. По ряду признаков выделены памятники «катандинского типа», синхронные времени существования Второго
Восточного Тюркского каганата в Центральной Азии и Западного Тюркского и Тюргешского каганатов в Притяньшанье, Казахстане и Средней Азии. Одним из основных признаков этого периода является поясная и сбруйная фурнитура с гладкой, не орнаментированной поверхностью. Локальные различия между западным и восточным ареалом распространения древнетюркской культуры объясняются разной ориентацией внешних культурных связей. Западные тюрки в гораздо большей степени, чем восточные, были связаны с иранцами и согдийцами, а восточные больше ориентировались на престижные элементы культуры империи Тан.
Памятники культуры древних тюрок VIII-X вв., относящиеся ко времени утраты ими государственной самостоятельности и вхождения в состав государств уйгуров и кыргызов, изучены в Саяно-Алтае и Монголии. Ряд исследователей выделяют в этот период два хронологических этапа, синхронные времени существования уйгурского каганата VIII-IX вв., и кыргызского IX-X вв.
Об этнокультурной истории населения Уйгурского каганата известно очень мало, что объясняется, в первую очередь, слабой степенью изученности археологических памятников, которые могут быть сопоставлены с уйгурами.
Сведения о сооружении уйгурами городов на р. Кем (Енисее) имеются в письменных источниках. В памятнике Боян-чора говорится: «Там я распорядился устроить свой беловатый лагерь и дворец (с престолом), там я заставил построить крепостные стены (заборы), там я провёл лето, и там я устраивал моления высшим божествам (?). Мои знаки (тамги) и мои письмена я там приказал сочинить и врезать в камень».
С периодом пребывания уйгуров на территории Тувы связано распространение здесь каменных изваяний, отличающихся от древнетюркских отсутствием оградок и рядов камней-балбалов, иконографией (фигура человека с сосудом в двух руках), дополнительными деталями (изображения кос, головных уборов и поясов с многочисленными подвесными ремешками и лировидными подвесками). Среди них выделяются тщательностью изготовления изваяния Центрально-Тувинской котловины, образующие отдельную стилистическую группу памятников. Датировка изваяний с сосудом в двух руках определяется по изображённым на них реалиям VIII-IX вв.
В настоящее время в Туве исследовано несколько городищ и крепостей, уйгурская принадлежность которых определена С.И. Вайнштейном. Однако, следует отметить, что материал из уйгурских городищ, представляющих не городища в полном смысле этого слова, а скорее оборонительные сооружения на случай военной опасности, недостаточно выразителен. Это фрагменты керамики, зернотёрки, отдельные металлические орудия и костяные поделки, имеющие достаточно широкий круг аналогий и поэтому малоинформативные. На некоторых городищах (Баажин Алак), наряду с уйгурской, встречается керамика с врезным орнаментом, сопоставимая с хуннской [22, с. 94].
В VIII-X вв. в культуре древних тюрок, как и в других кочевых культурах Центральной Азии, наступил период подлинного расцвета в художественной обработке металла. Орнаментация поясной и сбруйной фурнитуры, парадного вооружения, пиршественной посуды и украшений достигла наивысшего разнообразия. Это произошло вследствие интенсификации торговых и культурных связей, проникновения в кочевую среду новых приёмов технологии и мотивов орнаментации в торевтике. Заметным фактором в развитии культуры этого времени стало проникновение в Центральную Азию мировых прозелитарных религий, распространение которых привело к заимствованию канонической религиозной символики в орнаментации.
В начале II тыс. н.э. после разгрома уйгурского каганата кыргызами и выселения с территории Центральной Азии массы тюркоязычных телесских племён этот район попадает под власть киданей и постепенно заселяется монголоязычными кочевниками.
Первое упоминание о кыргызах имеется в китайских исторических сочинениях относится к концу III в. до н.э. Последующий период древней истории кыргызов вплоть до V в. н.э. очень слабо освещен в источниках, а попытки соотнесения исторических сведений с конкретными археологическими культурами и отдельными памятниками остаются дискуссионными.
Опыт реконструкции древнего этапа этнокультурогенеза имеет важное значение для истории не только кыргызского этноса, но и всего Центральноазиатского историко-культурного региона. Все сведения о древнем периоде истории кыргызов содержатся в очень фрагментарных и лаконичных сообщениях китайских династийных хроник [23, с. 76].
В VI в.н.э. кыргызы уже обитали на Енисее. С того времени на Минусинской котловине распространяются памятники кыргызской культуры.
В VI-VIII вв. н.э. государство кыргызов на Енисее подвергалось неоднократным вторжениям войск тюркских, сейянтосского и уйгурских каганов. Кыргызы попадали в зависимость от каганов центральноазиатских государств. Границы кыргызской культуры не выходили за пределы Минусинской котловины.
В 20-е годы IX в., кыргызы воспользовавшись ослаблением уйгуров, восстали против Уйгурского каганата. В результате длительной войны в 840 г. уйгурское государство было разгромлено Кыргызские войска продвинулись в Монголию, доходили до Алашаня и южной Маньчжурии. Одним из основных направлений военных походов кыргызов в середине IX в. стал Восточный Туркестан, куда они устремились вслед за бежавшими уйгурами и другими телесскими племенами. Уйгуры появились в Восточном Туркестане еще в конце VIII в., в ходе войн с тибетцами. После крушения уйгурского каганата сюда переселилась большая группа телесских племен создавших Турфанское и Кучарское княжества [24, с. 186].
Длительное время из-за слабой изученности археологических памятников Восточного Туркестана какие-либо материалы, связанные с пребыванием кыргызов на данной территории, не выделялись.
Новые возможности для выделения материалов кыргызской культуры открылись в 90-е гг. при ознакомлении с музейными коллекциями и археологическими памятниками Восточного Туркестана.
Важной проблемой является выяснение причин завершения периода существования древнетюркского этноса и культуры на рубеже эпох раннего и развитого средневековья и сохранения древнетюркского наследия в культурах других кочевых этносов.
Прекращение существования древнетюркской культуры произошло без видимых внешних причин, таких как завоевание, истребление, миграция. Вероятно, для разных районов Центральной Азии конкретные причины этого явления могут быть различными. В Минусинской котловине обитавшая в этом районе группа древних тюрок ассимилировалась в кыргызской среде. На Алтае и в Туве обнаружены отдельные погребения с конём, относящиеся к предмонгольскому и монгольскому времени [10, с. 24]. Судя по этим памятникам, небольшие группы кочевников, потомков древних тюрок, продолжали обитать в Саяно-Алтае, сохраняя черты этнического своеобразия вплоть до монгольского времени. Однако облик их культуры существенно изменился. В предметном комплексе получили распространение вещи, характерные для культур кочевников эпохи развитого средневековья. Западные тюрки вошли в качестве одного из основных компонентов в этносы карлуков и кыпчаков. Большая часть карлуков занималась кочевым скотоводством. Памятники кочевников карлуков слабо выявлены, что также является проблемой для изучения их роли в этнокультурных процессов данной территории. С кочевыми карлуками связано несколько раскопанных подкурганных погребений, совершённых по обряду трупоположения с конём [25, с. 49].
На протяжении своего существования культура древних тюрок оказывала значительное влияние на культуры других тюркоязычных кочевых этносов, находившихся с ней в непосредственных контактах. В наибольшей степени это влияние отразилось на формировании предметного комплекса кыргызов, уйгуров и других телесских племён. С наибольшей полнотой наследие древнетюркской культуры воплотилось в культуре кыпчаков. В составе данной культуры, в трансформированном виде, сохранились и обряд погребения с конём, и жертвенно-поминальные комплексы с изваяниями, и все главные элементы предметного комплекса. Основные компоненты древнетюркской культуры сохранились и в культуре тюркоязычного кочевого населения государства карлуков в Притяньшанье. Значительные изменения в погребально-поминальной обрядности местных кочевников произошли в X в. в связи с принятием ислама в качестве государственной религии в государстве Караханидов.
Сложнее судить о возможности влияния древнетюркского этноса и культуры на этнокультурогенез кочевников западных районов Евразийского пояса степей. Судя по имеющимся историческим сведениям, такое влияние могло иметь место в периоды существования Первого Тюркского и Западного Тюркского каганатов.
Влияние древнетюркской культуры на тюркизированное население северной периферии кочевого мира было как непосредственным, так и опосредованным через воздействие на лесостепные племена уйгуров, кыргызов и кыпчаков.
В период позднего средневековья в Центральной Азии складываются границы распространения кочевых этносов и культур, характерные для периода этнографической современности. Ряд элементов в этнографической культуре современных коренных народов Сибири унаследован от предшествующих культур [1, с. 4].
II. ОСОБЕННОСТИ ЭТНОКУЛЬТУРНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ КРУПНЫХ ПЛЕМЕННЫХ ОБЪЕДИНЕНИЙ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
.1 Уйгурский каганат
Падение Второго Тюркского каганата создало в степи политический вакуум. В борьбу за господство над тюркскими племенами, за титул кагана, вступили племена-победители, довершившие разгром империи Ашина, – басмылы, уйгуры и карлуки. Сильнейшими оказались уйгуры, отнявшие власть у басмылов [19, с. 111].
Уйгуры представляли собой конфедерацию племен во главе с токуз-огузами, состоящую из басмалов, восточных карлуков, шести телеских племен и собственно уйгуров. Уйгуры по преданиям имели 10 родов – "он уйгур" Их предками, согласно китайским источникам, были хунны. Преемственность культуры уйгуров Тувы с культурой хуннов несомненна. "Предки дома ойхор (уйгур) были хунны", что подтверждается и общей территорией расселения хуннов и уйгуров на р. Cеленге. В IV-V вв. уйгуры входили в объединение племен теле. При жужанях он-уйгуры ушли на север, а токуз-уйгуры на юг. В VIII в. при тюркютах шел процесс консолидации уйгурских племен, завершившийся при вожде Пейло (742-756). C образованием каганата уйгуры стали вассалами тюркютов [13].
Особую проблему составляет изучение роли уйгуров в Караханидском каганате (сер. X – нач. XIII вв.). Дело в том, что этноним "токуз-огуз", первоначально являвшийся наименованием токуз-огузской этнополитической конфедерации времен Второго Восточнотюркского каганата и начала Уйгурского каганата, в которой господствующее положение занимали ранне¬средневековые уйгуры, уже в период ослабления последнего из этих каганатов становится термином, указывающим на былой союз (кон. VIII в.). Поэтому, с одной стороны, едва ли можно рассматривать сообщения мусульманских авторов о "тогузгузах"
Одно из крупных передвижений, приведших к изменению этнической ситуации на огромных просторах Центральной Азии, имело место при образовании Уйгурского каганата – государства, на территории которого окончательно сложилось раннефеодальное этническое ядро средневековых уйгуров , и накануне падения каганата западных тюрков (тюргешей) в третьей четверти VIII в.
Как известно, возникновение Уйгурского каганата и государства карлуков сопровождалось переселением ряда бывших токуз-огузских союзников и членов этой конфедерации из Монголии и примыкающих к ней районов на запад. В частности, карлуки и большая часть йагма оказались, в конце концов, в Центральном Тянь-Шане, басмылы – в Восточном Притяньшанье. Притесняя и частично ассимилируя местных тюрков, карлуки, во второй половине VIII – начале IX вв., постепенно обрели главенствующее положение в Семиречье и Центральном Тянь-Шане. Образовавшееся к 766 г. государство карлуков было новым этапом дальнейшего развития процесса тюркизации западных окраин Центральной Азии, вплоть до Приферганья и Южного (Афганского) Туркестана. Переселение основной массы карлуков (первые группы их спорадически появились в областях Средней Азии, вплоть до Тохаристана, т.е. до юга Средней Азии и Северного Афганистана, еще в конце VI или в начале VII в.) из центральных мест их обитания между Джунгарией и Монгольским Алтаем в сторону Семиречья имело место в 746 г., о чем зафиксировано в Терхинской надписи, исполненной при жизни уйгурского кагана Элетмиш Бильге-кагана (746-759). Вот что здесь сказано: "В год собаки уч-карлуки, замыслив измену, бежали. На западе в страну народа десяти стрел они пришли".
Переселение на Тянь-Шань и в Семиречье новых значительных масс ценгральноазиатских кочевников-карлуков и союзных с ними чигилей и йагма (746-766) привело не только к смене правящей группировки тюркской аристократии, но и весьма серьезным этническим переменам61, которые произошли в условиях развития феодальных отношении как восходящего способа производства, в условиях частичного оседания кочевников, появления их стабильных населенных пунктов, впоследствии ставших городами, в условиях дальнейшей культурной интеграции с Западом, в первую очередь с
ближайшими соседями – ираноязычными согдийцами [14, с. 9].
Многовековые контакты согдийцев с тюрками и другими народами Центральной Азии – одна из наиболее ярких страниц истории мировой культуры. Примечательным фактом в истории кочевых племен стало принятие уйгурами манихейства.
Манихейские рукописи, открытые в Турфане, свидетельствуют о роли согдийцев в уйгурских государствах VIII-IX вв., о согдийско-тюркских связях говорят и древнетюркские (рунические и уйгурские), и согдийские тексты. Уйгуры познакомились с манихейством и буддизмом через посредство согдийцев, а уйгурское письмо прямо продолжает согдийское. По словам В.В. Бартольда, «заслуги согдийцев в деле распространения алфавита семитского происхождения дают им право на место в истории рядом с финикийцами», а значение согдийцев в международной торговле «едва ли уступало торговому значению финикийцев в древности» [8, с. 276].
Религия, зародившаяся в Иране после проповедей Мани, нашло себе единственное прибежище среди крупных кочевых племен только у уйгуров. Впрочем, она не вписалась в сложившийся веками быт кочевников. Полнейшее равенство, имущества, скота и даже жен не могло найти широкого отклика среди кочевников. К тому же эта религия стало причиной вражды с мусульманами Средней Азии, конфуцианским Китаем, буддистами Тибета и шаманистами-кочевниками. Манихейство, с ее философией неприятия плотской жизни, отрицания вообще ценности земной жизни было прямо противоположно мировоззрению кочевника. Кочевник был един с природой, он наслаждался цветущими полями, ослепительно зелеными предгорными долинами, "заедая" все это свежей бараниной и запивая животворной ключевой водой. Как же можно было это считать деянием Тьмы? Кочевник трудился весь день на природе, вечером сидел рядом с женой и детьми в юрте, рассказывая героические предания предков. "Как мог он представить себе абстракцию борьбы Света и мятущейся Тьмы?". Вместе с тем, культурный уровень уйгурской знати повысился (что, кстати, отдалила знать от народа), росло строительство, расширялась торговля и т.д.[13].
Однако, роскошь и раскол знати и народа на почве манихейства предопределили роковой час Уйгурского каганата. Ослаблением уйгуров воспользовались кыргызы. К тому же, в 840 г. эпидемия и голод лишили уйгуров многочисленных стад. Кыргызы уничтожили большое количество уйгуров.
Часть уйгуров продвинулась на территорию Восточного Казахстана, где приняла участие в сложении кимако-кыпчакского этносоциального объединения. Возможно, именно уйгурам, как и во многих других местах, принадлежит организующая роль в процессе объединения и консолидации племен.
.2 Карлуки
С главенством карлуков связано возрождение государственности западнотюркских племён на новом витке истории тюркской Центральной Азии. Крупное племенное образование, неоднократно упоминаемое в рунических надписях под именем уч карлук («три карлука»), появляется в китайских источниках уже в связи с событиями первой половины VII в. Кочевья в Джунгарии, Восточном Казахстане и на Алтае (включая Монгольский Алтай) в течение нескольких столетий оставались главной территорией карлукских племён.
Притесняя и частично ассимилируя местных тюрков, карлуки, во второй половине VIII – начале IX вв., постепенно обрели главенствующее положение в Семиречье и Центральном Тянь-Шане. Образовавшееся к 766 г. государство карлуков было новым этапом дальнейшего развития процесса тюркизации западных окраин Центральной Азии, вплоть до Приферганья и Южного (Афганского) Туркестана [14, с. 11].
Обширное расселение карлукских племен позволяло им вмешиваться и в борьбу населения Мавераннахра с арабами, в которой они выступали на стороне первых. В 806 г., когда вспыхнуло антиарабское восстание в Маверан-нахре, карлуки оказали поддержку восставшим. В начале IX в. карлуки потерпели поражение в результате арабского похода 812 г. В середине IX в. после падения Уйгурского каганата карлукские джабгу приняли титул кагана. Территория господства карлуков охватывала земли Семиречья и восточной части Сырдарьинской области.
Кроме карлуков, тюргешей и других упомянутых кочевых тюркских племен в Чуйской и Таласской долинах проживали пришельцы из Согда и Мавераннахра. Они также участвовали в процессах этнической консолидации и составляли население оседлых земледельческих областей. В Карлукском каганате отмечался рост городских поселений, значительная часть населения которых занималась добычей драгоценных и цветных металлов
Особенностью городских поселений Семиречья было то, что они располагались в среде кочевых племен, вследствие чего наблюдалось тесное взаимодействие кочевого и оседлого хозяйственно-культурных типов. IX-XII вв. в истории Семиречья были отмечены расцветом городов. Об этом свидетельствуют исследования археологов, которые обратили внимание на то, что площадь, занимаемая Отраром в этот период, составляла 2000 гектаров, а также и тот факт, что дома в городах того времени строились в непосредственной близости друг от друга.
В культурном комплексе прослеживается интеграция и нивелирование. Единые типы домостроений, различающиеся размерами и богатством интерьера, единые типы керамики, распространение поливной посуды; общие украшения характерны для отдельных районов Семиречья и Южного Казахстана. Установлено значительное внутреннее единство средневековой городской цивилизации от Хорасана до Семиречья, являющихся одной из составляющих обширной системы городских цивилизаций Востока.
Взаимодействие в этническом плане характеризовалось продолжающимися миграциями и ассимиляцией, сложением единого языка. Продолжалась активная тюркизация городского населения. Махмуд Кашгарский писал о том, что согдийцы Баласагуна, Испиджаба и Отрара выглядели как тюрки и приняли их обычаи [27, с. 336]. Как известно, языковой ассимиляции автохтонного населения пришлым способствовало усвоение ими способа производства завоевателей или синтез способов взаимодействующих этносов. Важным представляется положение о том, что языковая ассимиляция аборигенов не имела места в тех случаях, когда завоеватели оставляли им старый способ производства, довольствуясь данью.
Влияние оседло-земледельческого уклада ускоряло развитие и кочевников. Культурологический аспект взаимодействия характеризуется такими явлениями, как заимствование, подражение, диффузия, интеграция. Так, к примеру, оседлое население заимствовало у кочевого типы вооружения, украшений, посуды из драгоценных металлов. Однако оседлое население не шло по пути слепого копирования, а привносило в эти изделия свои специфические элементы.
Но «передав» престижные предметы, связанные с воинской аристократической средой раннесредневекового общества, кочевники-тюрки могли полностью удовлетворить свои запросы в этих изделиях только при наличии развитого городского ремесла. Таким образом, спрос кочевников, скотоводов стимулировал развитие городского ремесла, а тюркские каганы были заинтересованы в строительстве городов. В то же время переходящее к оседлой жизни скотоводческое население перенимало у оседлого населения традиции строительного дела, домостроительства, а тюркская знать, видимо, приглашала для возведения дворцовых комплексов и их украшения строителей из числа оседлого населения.
Архитектура цитаделей Куйрук-тобе, Баба-Ата, Красной Речки, Замков Луговое А имеет близкое сходство с архитектурой Согда и Шаша. Согдийские художники по заказам тюрков украшали стены построек тюркских феодалов росписями, резьбой по дереву. Профессиональные объединения согдийских строителей и художников служили своеобразными ретрансляторами вкусов и моды, формировавшихся в крупных городских центрах, на периферию и в тюркскую среду. При этом следует учитывать, что престижные культурные эталоны распространялись прежде всего в элитарной субкультуре. Для нее был характерен своеобразный репрезентативный облик, в значительной степени общий для феодализирующейся знати тюрков, согдийцев, усрушанцев, шашцев. Отсюда и стремление к китайскому шелку, тюркскому воинскому снаряжению, согдийской архитектуре, стенным росписям и резному дереву.
Во второй половине VIII века карлуки подчинили западные земли до Ферганы. Несмотря на преобладающее положение в занятых областях, карлуки не создали централизованного государства. В VIII-IX вв. карлукам приходилось вести войны с уйгурами и арабами. Война на два фронта вынудила карлукского вождя «джабгу» признать зависимость и от арабов и от уйгуров.
Карлуки сопротивлялись натиску ислама до 960 г., когда они приняли мусульманскую веру. Это произошло уже намного позже, после признания зависимости от арабов и поражения от арабского полководца Фадл бен Cахла в 812 г. Часть карлуков бежала в страну кимаков. После разгрома уйгуров енисейскими кыргызами карлукский джабгу сделал попытку восстановить политическую гегемонию в Семиречье и объявил себя каганом в 840 г. Но в том же году карлуки потеряли земли у Исфиджаба в результате ударов Саманидов. В 893 г. Саманид Исмаил ибн Ахмед захватил Тараз, обороняемый каганом Огулчак Кадыр-ханом и пленил множество карлуков. Последние вынуждены были отступить на восток, в Кашгар [13].
Владычество карлуков в Семиречье было достаточно длительным. И после прихода к власти Караханидов в Семиречье карлуки продолжали играть здесь важную политическую роль.
.3 Кыргызы
В древности и средневековье важную роль в военно-политической и этнокультурной истории Центральноазиатского региона играли кыргызы.
Наиболее значительным в истории кыргызского этноса и культуры был период "кыргызского великодержавия" IX-X вв., когда кыргызы подчинили себе Центральную Азию и создали могущественный Кыргызский каганат [28, с. 302] Однако на исторической арене кочевого мира кыргызы появились еще ранее, задолго до эпохи раннего средневековья. Первое упоминание о них в китайских исторических сочинениях относится к концу III в. до н.э. Последующий период древней истории кыргызов вплоть до V в. н.э. очень слабо освещен в источниках, а попытки соотнесения исторических сведений с конкретными археологическими культурами и отдельными памятниками остаются дискуссионными.
Кызласов считает, что первоначально тюрки-гяньгуни жили на юге – на северо-западе Монголии и проникнув на север, на Енисей, смешались с местными тагарскими племенами (динлинами), что положило начало сложению кыргызского этноса. Близость языков кыргыз, тюркютов и уйгур говорит о единых корнях этих крупных тюркских народов. К этой же группе в древности принадлежали, несомненно, и огузы с кыпчаками. Огузские языки особенно схожи с языком орхоно-енисейских надписей.
Хозяйство кыргызов, в отличие от многих других тюркских племен, отличалось большей развитостью земледелия и ремесел. В засушливых районах кыргызы производили искусственное орошение. У кыргыз было развито ремесло, гончарное производство, обработка металлов. Имелась своя письменность. В целом, социально-политические отношения у кыргызов достигли наибольшего развития по сравнению с другими тюркскими племенами того времени. Резко возвысились кыргызы после их победы над уйгурами в 840 г. кыргызы, объединив усилия с мятежным уйгурским полководцем, взяли Ордубалык Большинство токуз-огузских племен Хангайско-Алтайского нагорья, подчинявшихся ранее кагану уйгур, признали верховенство кагана кыргыз. Но через некоторое время токуз-огузы отпали от кыргызов [19, с. 119].
Кыргызы являлись одним из ведущих этносов Саяно-Алтайского края в VIII-X века. В VIII веке кыргызы смогли консолидироваться и сформировать свое независимое государство во главе с каганом.
Период IX-X веков, справедливо названный В.В. Бартольдом «Кыргызским великодержавием», занимает особое место в истории степных народов. Это был «звездный час» истории народа и время поразительных успехов кыргызского оружия, эпоха, когда кыргызы объединили в одни руки обширные просторы Евразии.
Контакты кыргызов, проживавших в эпоху раннего средневековья в Минусинской котловине, на землях к северу от Саянских гор, в первые столетия существования кыргызского государства с иранцами и согдийцами были ограничены. Кыргызские правители в VII – VIII вв. ориентировались на установление дипломатических и торговых контактов с империей Тан. Однако в ходе войн с восточными тюрками, а затем с уйгурами кыргызы смогли установить дружественные отношения с тюркскими племенами Семиречья, тюргешами, а затем карлуками и тибетцами, земли которых находились на "Великом Шелковом пути" или поблизости от него. Отражением этих контактов стало поступление на Енисей изделий импортного, китайского и согдийского производства, доставлявшихся из Семиречья по "кыргызскому пути", связывавшему Саяно-Алтай с "Великим Шелковым путем". В кыргызских курганах VI – VIII вв. встречаются изделия торевтов иранского и согдийского круга, дорогая, золотая и серебряная, богато орнаментированная пиршественная посуда, бронзовые рельефы со сценой охоты всадника на тигра. Типичный для сассанидского иранского искусства сюжет богатырской охоты, по-видимому, приобрел популярность в танском Китае, а уже оттуда по "Великому Шелковому пути" мог попасть через Восточный Туркестан на Енисей [9, с. 78].
Победа кыргызов в длительной войне с уйгурами в IX в. открыла им дорогу к торгово-ремесленным центрам Семиречья и Восточного Туркестана. В кыргызских памятниках IX – X вв. количество импортных вещей значительно возросло. Помимо вещей китайского производства, увеличилось число изделий, привезенных из Средней Азии и Восточного Туркестана. Среди этих предметов важное место занимает дорогое, богато украшенное парадное клинковое оружие. Богато орнаментированный палаш из Сросткинского могильника на Алтае имел перекрестье, обоймы, петли и наконечник ножен, украшенные изображениями львов, характерными для искусства Ирана. Сабля из кургана Багыра в Туве имела чеканенную растительную орнаментацию вдоль клинка, арабскую надпись с изречением из Корана: "помощь от Аллаха и близкая победа" и фигурной орнаментированной гардой. Эта находка свидетельствует о торговле кыргызов с мусульманскими странами Среднего Востока. В земли кыргызов в Саяно-Алтае завозилась драгоценная пиршественная посуда, украшения из драгоценных камней, бадахшанского лазурита, индийского сердолика, хотанского нефрита, а также стекла, перламутра и раковин каури. В кыргызском кургане на юге Тувы найдены фрагменты берестяного предмета с надписями тибетским письмом, содержавшим текст религиозного содержания, относящийся к тибетской религии бон [23, с. 76].
Значительную часть привозимых в кыргызские земли в Саяно-Алтае иноземными купцами составляли ткани, доставляемые из Средней Азии и Восточного Туркестана. По сообщению китайских источников, кыргызские женщины носили одежды, сшитые из плотных шерстяных тканей, полихромных, газовых и камчатных шелковых тканей, привезенных из Кучи, Бешбалыка и Ферганы. Согдийские и мусульманские купцы закупали у кыргызов в Саяно-Алтае меха пушных зверей, соболей и белок, мускус кабарги, дерево "худанг" и "рог хуту". Эти товары кыргызы получали с кыштымов в виде дани. Ввиду постоянной вражды с уйгурами, торговый путь из Тибета в кыргызские земли в Саяно-Алтае, в обход Уйгурского Турфанского княжества, через земли государства карлуков в Семиречье. Этот путь в значительной степени повторял прежний "кыргызский путь". Другая торговая трасса вела из Семиречья в Прииртышье, в Приобье и на Алтай, которые в IX – XII вв. находился под властью кыргызов. По этим путям осуществлялась торговля между кыргызами и странами Средней Азии. В эпоху "Кыргызского великодержавия" кыргызские каганы стремились строить в своем государстве города, поощряли развитие земледелия, пытались ввести денежное обращение в земли кыргызов в Саяно-Алтае проникли прозелитарные религии: буддизм, несторианство и манихейство. Влияние среднеазиатского зодчества прослеживается на некоторых архитектурных сооружениях, построенных из сырцовых кирпичей, исследованных в Минусинской котловине. По мнению Л.Р. Кызласова, архитектурные и строительные особенности раскопанного в котловине Сорга здания соответствуют канонам согдийской архитектурной школы. Согласно его предположению, манихейство было принято в Кыргызском каганате в качестве "государственной религии", для отправления культов которой согдийцами сооружались храмы.
Однако имеющиеся археологические материалы и сведения источников свидетельствуют, что кыргызская знать проявляла интерес не только к манихейству, но и буддизму. Представитель кыргызского княжеского дома занимался переводом буддийских текстов. Среди кыргызов приобрела распространение буддийская культовая символика. Поэтому нет достаточных оснований считать, что манихейство было принято в Кыргызском каганате в качестве "Государственной религии". В начале II тыс. н.э. торговля с кыргызами Саяно-Алтая перешла к мусульманским купцам Средней Азии [24, с.101].
В процессе культурогенеза важную роль имели устойчивые контакты тюркских кочевников с ираноязычным населением Восточного Туркестана и Средней Азии, а также с Китаем.
В частности, в результате тесных экономических и культурных взаимодействий кочевых тюркских народов с оседло-земледельческой иранской культурой формируется такой религиозно-мировоззренческий феномен, как тюркское манихейство. На всем протяжении Великого Шелкового пути манихейская проповедь распространялась по маршрутам следования купцов, ремесленников и миссионеров. Религиозной столицей манихейства в Западно-тюркском и Тюргешском каганатах был Талас. Распространение на территории Казахстана манихейства в 6-8 вв. было связано с активной внешнеторговой и миссионерской деятельностью Согда.
Существует множество письменных свидетельств и археологических находок, свидетельствующих о распространении манихейства у тюркоязычных народов средневековья. Как отмечает С.Г. Кляшторный, судя по указанию в тюрко-манихейской «Священной книге двух основ», совершалась проповедь для распространения манихейства в стране «народа он-ок» (имеются в виду десять тюргешских стрел-племён) [8, с. 66]. В Казахстане, как пишет С.Г. Кляшторный, Таласская и Чуйская долины являлись основными районами сложения и расцвета тюркского манихейства. О разветвлённой структуре манихейства можно судить по найденному турфанскому документу, согласно которому в манихейской церкви должно быть 360 домоправителей-махыстак («пресвитер», третий ранг в церковной иерархии), руководителей местных общин. Известно, что ещё с середины 7 века Прииртышье было занято племенами кимеков, принявших манихейство, а каган Ару (тюрко-манихейское Arig «чистый») вместе с манихейскими племенами чигиль и чомул какое-то время жил в долине Синего Иртыша. Поэтому совершенно не случайно господствующей религией Уйгурского каганата становится именно манихейство. Напомним, что Уйгурский каганат явился одним из основных преемников II Восточно-тюркского каганата.
Остатки манихейства сохранились до современности у саяно-алтайских тюрков, а также у хантов, селькупов, кетов и эвенков. Алтайские бурханисты прямо указывают на «людей в белых одеждах», приезжавших на Алтай и учивших народ верить в единого Бога. Манихейскими являются хакасские нагорные общественные моления Небу, происходившие без участия шаманов, моления в гротах, ночные бдения в пещерах. О манихействе говорится в таких текстах, как «Священные книги двух основ», а также в больших древнетюркских рунических надписях Северной Монголии [18, с. 33].
В начале X в. в Монголии возвысилось объединение монголоязычных киданей, некогда входивших в состав сяньби. Они и положили конец государству кыргызов на Енисее. Но широкое переселение кыргызов на Тянь-Шань связано с монгольской эпохой (XIII век) и, в целом, давлением монголоязычных племен на тюрков.
Потеряв самостоятельность и политическое верховенство на своих землях, кыргызы постепенно мигрировали на запад и юг, где активно смешивались с кыпчаками. Уже в едином составе с кыпчаками кыргызы проникли на Тянь-Шань в монгольский период, будучи уже подвергнутыми антропологическим изменениям, со значительными монголоидными чертами [13].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В древнетюркское время раннесредневековые кочевники проложили новый степной мост от Центральной Азии до границ Византии. Сложение древнетюркских каганатов способствовало консолидации мелких этнических групп в более крупные объединения, в эту эпоху имели место миграции древнетюркских кочевников из Центральной Азии в Среднюю Азию и сложение на новых территориях предков ряда современных тюркоязычных народов.
История народов, населяющих ныне Центральную Азию, корнями своими уходит в глубокую древность. Центральная Азия наших дней составляет историко-этнографический регион, сложение которого отразило исторические процессы, на протяжении тысячелетий протекавшие в восточных пределах Великого пояса степей Евразии.
Изучение этнической истории тюркских народов Центральной Азии эпохи средневековья является проблемой многоаспектной, требующей как разностороннего, так и комплексного подхода к ней. Нет сегодня такого тюрко-язычного народа, одним из предков которого не являлся бы определенный этнос из числа центрально-азиатских тюрков средневековья.
Как показывает наше исследование, если рассматривать этнический процесс в диахроническом плане, то увидим, что центрально-азиатские тюрки в этногенезе обширного круга народов евразийских степей участвовали отнюдь не в равной степени. Примечательно, что исторические события второй половины I тыс. и середины II тыс. нашей эры для тюркского этногенеза в определенной мере оказались синхронными: во-первых, с точки зрения миграций собственно тюрко-язычных раннесредневековых этносов на великие просторы (в VI XIII вв.), начиная с Центральной Азии и кончая Якутией и Маньчжурией – с востока, Тибетом и Северной Индией – с юга, Ближним Востоком и Балканами (частично – Северной Африкой) – с запада, Уралом и Сибирью – с севера, а во-вторых, с точки зрения окончательного сложения позднесредневековых тюркских народов от основных тюрко-язычных этнических ядер в XIII-XV вв., состоящих, причем, в ряде вновь освоенных тюрками регионов, как из местного полиэтнического субстрата, так и из пришлого тюркского (VI-XI вв.) и позднее – тюркизированного монгольского (XIII-XIV вв.) – суперстрата.
Таким образом, в диахроническом аспекте "общетюркскими" являются лишь те этносы, которые были причастны к Центральной Азии периода с VI до XIV вв.
В этот период в Центральной Азии существовали такие тюркские государства, как Первый (Великий) Тюркский каганат, Второй Восточнотюркский каганат, Уйгурский, Тюргешский, Карлукский, Кыргызский, Кимакский, Караханидский каганаты, Уйгурско-Турфанское идикутство, Уйгурско-Гань-чжоуское государство, кыргызские и тюрко-монгольские владения XI – начала XIII вв. Восхождение и упадок каждого из этих государственных образований непосредственно отразились на процессе этнической консолидации раннесредневековых тюрков вокруг определенного этнического ядра, все чаще вбиравшего в себя осколки других этнических ядер, которые были либо побеждены политически, либо стали союзниками сильных соседей.
Актуальной темой, заслуживающей самостоятельного рассмотрения для отдельных регионов, является изучение роли древнетюркского этноса и культуры древних тюрок в процессах тюркизации и аккультурации нетюркского аборигенного населения. Этот процесс не ограничен эпохой раннего средневековья, а растянулся на много столетий. На территории Северной Азии активную роль в нём в средние века играли не только древние тюрки, но и телесские племена, кыргызы и кыпчаки.
Важной проблемой является выяснение причин завершения периода существования древнетюркского этноса и культуры на рубеже эпох раннего и развитого средневековья и сохранения древнетюркского наследия в культурах других кочевых этносов.
Сложнее судить о возможности влияния древнетюркского этноса и культуры на этнокультурогенез кочевников западных районов Евразийского пояса степей.
Влияние древнетюркской культуры на тюркизированное население северной периферии кочевого мира было как непосредственным, так и опосредованным через воздействие на лесостепные племена уйгуров, кыргызов и кыпчаков.
В настоящей работе мы предприняли попытку изучить вопросы этнокультурной истории той части этих народов, которая обитала в Центральной Азии и близлежащих к ней районах в сер. VIII – нач. XIII вв., выделили, исходя из сведений источников, основные этнические ситуации и волны этнических миграций в регионе.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Этнокультурные процессы в Южной Сибири и Центральной Азии в I-II тысячелетии н.э. – Кемерово, 1994. – С. 252
Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. – М., 1983. – С. 412
Лурье С.В. Историческая этнология: Учебное пособие для вузов. – М.: Академический Проект: Гаудеамус, 2004. – С. 624
АрутюновС.А.. Народы и культуры: развитие и взаимодействие.- М., 1989. – С. 247
Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. – М. Л., 1950. – Т. I. – 380 с; Т. II. – 333 с.
Тюркологический сборник. – М., – Наука: 1973. – С. 403
Памятники древнетюркской культуры в Саяно-Алтае и Центральной Азии – Новосибирск: Новосибирский университет, 2000 – С. 216
Кляшторный С.Г. Памятники древнетюркской письменности и этнокультурная история Центральной Азии. – СПб: 2006. – С. 592
Грач А.Д. Древнетюркские изваяния Тувы. – М.: Изд-во Восточной литературы, 1961. – С. 93
Могильников В.А. Об истоках генезиса древнетюркской культуры // Культуры евразийских степей второй половины I тыс. н.э. Самара, 1996. – С. 25
Грач А.Д. Центральная Азия как историко-археологический регион // История и культура Центральной Азии. – М.: 1983, с. 244-265
Камалов А.К. Древние уйгуры. VIII-IX вв. – Алматы: «Наш мир», 2001. – С. 216
Шафиев Ф. Этногенез и история миграций тюркских кочевников: закономерности процесса ассимиляции // #”justify”>Чоротегин Т. Этнические ситуации в тюркских регионах Центральной Азии домонгольского времени: По мусульманским источникам IX-XIII вв. – Бишкек, 1995. – С. 72
Арнольдова А.И. Введение в культурологию. – М.; Народная Академия культуры и общечеловеческих ценностей, 1993. – С. 349
Шаваева М.О., Эфендиев Ф.С. этнокультура как много-функциональная система взаимодействия. – Нальчик, – 2005, – С. 185
Савинов Д.Г. Культурные трансляции и исторический процесс (палеолит – средневековье). – Санкт-Петербург, 1994. – С. 176
Агелеуова А.Т. Тюркское манихейство как феномен средневековой культурной традиции на территории Центральной Азии. //Вестник КазНУ. Серия Культурология. Вып. 1. – 2009. – 31-33с.
Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. 2005: Степные империи древней Евразии. – СПб., 2005. – С. 346
Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. – Новосибирск, 1986. – С. 268
Савинов Д.Г.. Древнетюркские племена в зеркале археологии. // С.Г. Кляшторный, Д.Г. Савинов. Степные империи Евразии. СПб: Фарн. 1994. С. 92-165.
Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. – М.: МГУ, 1969. – С. 212
Худяков Ю.С. Проблемы истории древних кыргызов // Этнографическое обозрение. – 2001, – №5. – с. 75-78
Худяков Ю.С. Кыргызы в Восточном Туркестане. // Кыргызы: этногенетические и этнокультурные процессы в древности и средневековье в Центральной Азии. Материалы Международной научной конференции, посвящённой 1000-летию эпоса «Манас» 22-24 сент. 1994 г. Бишкек, – 1996. – с. 180-195
Могильников В.А. Кимаки. – Сросткинская культура. – Карлуки.// Степи Евразии в эпоху Средневековья. Серия: Археология СССР. – М.: 1981, – с. 43-52
Хабижанова Г. Б. Тюрки в период возвышения Карлуков и образования государства Караханидов //Вестник КазНУ. Серия Историческая. Вып. 1. – 2011
Байпаков К.М. Город и степь в эпоху средневековья (по материалам Южного Казахстана и Семиречья) //Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. – Алма-Ата, 1989. – С. 465
Бартольд В.В. Киргизы // Соч. Т. II. Ч. 1. – М., 1963. – С. 489