- Вид работы: Дипломная (ВКР)
- Предмет: Культурология
- Язык: Русский , Формат файла: MS Word 42,71 Кб
‘Интеллектуальная история’ Чикаго в XX веке
«Интеллектуальная история» Чикаго в XX веке
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность исследования. Современный мир развивается со стремительной скоростью, и на данном этапе исторического развития человечество пришло к мысли, что большинство кризисных явлений, в том числе и экономических, не имеют под собой экономической природы. Ведущие эксперты, мыслители, размышляя о возможных причинах современных экономических, политических катаклизмов, всё чаще говорят о кризисе идей и ценностных установок. Не стоит забывать, что современная глобальная среда – это, прежде всего, конкуренция идей и борьба за мировое лидерство. Сегодня отличительной чертой реальных лидеров на международной арене становится доминирование, преобладание в идейно- интеллектуальной сфере. Пальма первенства принадлежит не только тем странам, которые обладают высоким экономическим и военным потенциалом, но и достигшие интеллектуального превосходства. По мнению ученых, XXI в., несомненно, характеризуется процессами, связанными с борьбой за мировое господство, которое и разворачивается в сфере разума, интеллектуального пространства.
На сегодняшний день города являются не только главными двигателями экономического развития государств, но центрами интеллектуальной мысли. Однако не каждый город становится «локомотивом» регионального или национального развития, то есть продуцентом технических ноу-хау, новых управленческих структур и технологий, идей. Не всегда и искусственно созданное пространство может эффективно функционировать, о чем свидетельствует отечественный проект наукограда «Сколково». Это наблюдение порождает необходимость исследований городской среды как интеллектуального пространства, способного привлекать и сосредотачивать творческих мыслителей, пытающихся успешно противостоять и отвечать на «вызовы» социокультурной реальности, что можно наблюдать на примере развития Чикаго в XX веке.
Интенсивно развивающееся пространство Чикаго в XX столетии стало маркером «здоровья» США в целом. Интеллектуалы, переехавшие в город или жившие там, столкнулись с различного рода проблемами (экономического, социального, политического, культурного характеров) и их интеллектуальные труды, теории стали ответом, мыслительной реакцией на вызов контекста – пространства города. Соответственно и порожденные ими идеи влияли на развитие Чикаго. Подобная пища для интеллектуального развития породила множество научных школ, зачастую не связанных между собой традиционными связями преемничества: была создана органичная и насыщенная мыслительными напряженными поисками интеллектуальная среда, эффективно справляющаяся с назревшими проблемами.
Таким образом, общественная значимость изучения темы заключается в том, что социум заинтересован в научном понимании феномена интеллектуализации Чикаго в XX в. как возможного образца развития, а взаимосвязь и взаимовлияние пространства города и объединяющихся вокруг него интеллектуалов представляется перспективными направлениями для исследования. социокультурный чикаго интеллектуальный творчество
Данная тема актуальна с научной точки зрения. Подход к изучению интеллектуального творчества позволяет сосредоточиться не собственно на теориях, идеях мыслителей как таковых, а на проблемах, стоящих перед ними, стратегии и практике их решений, организационных структурах, локусе зарождения этих «вызовов». Фокусирование исключительно на интерналистской стороне объекта изучения, то есть на внутренних структурах, концепциях, или на экстерналистской («внешних» аспектах, контексте) при изучении динамики интеллектуального творчества уступают проблемно-ориентированному подходу, который и обозначается как ведущий автором данной диссертационной работы.
Объектом исследования является социальное пространство Чикаго и его развитие в XX веке.
Предмет исследования составляет динамика творчества интеллектуалов в рамках городского сообщества Чикаго в контексте развития «городского пространства». Подход к феномену Чикаго как «пространству» предполагает «рассмотрение города как «среды жизни», где «конструирование и преобразование пространства города осуществляется социальными практиками», а само пространство есть дискурсивный конструкт.
Целью настоящей работы является установление корреляционных связей между развитием «городского пространства» Чикаго в ХХ в. и динамикой научного творчества тех интеллектуалов, которые сформировали «Чикагскую школу» в области социально-гуманитарных исследований.
Достижению поставленной в работе цели будет способствовать решение следующих задач:
·анализ процесса развития социального пространства Чикаго как городской агломерации и выделение тех факторов, которые оказали наибольшее влияние на жизнедеятельность интеллектуального сообщества города;
·рассмотреть повседневную жизнь Чикаго XX века в качестве особого фактора формирования жизненной среды, психолого-мотивационных установок и когнитивной культуры интеллектуалов;
·реконструировать визуализированный образ Чикаго как особого социокультурного пространства;
·установить взаимосвязи между этапами развития «городского пространства» Чикаго и интеллектуального творчества исследователей «Чикагской школы»;
·проследить особенности коммуникативного пространства чикагских интеллектуалов;
·проанализировать специфику сложившихся в ХХ в. научных направлений исследований чикагских интеллектуалов и выявить общие для них особенности проблемных полей, понятийного ряда, стратегии решения научных проблем.
Хронологическими рамками работы является XX столетие.
Географические рамки диссертационного исследования очерчены пространством Чикаго – американского города, опыт развития которого стал своеобразной «лабораторией», позволяющей судить интеллектуалам на его примере о социальных процессах всего американского общества XX века.
Методологическая основа исследования. Междисциплинарный и интегральный характер интеллектуальной истории не только допускает, но и предполагает использование методов и подходов из разных научных направлений. Объяснение подобного «бума» сосредоточения интеллектуалов в одном месте и в одно время (в Чикаго XX в.) возможно в рамках парадигмы конструктивизма. Подход к феномену «город» с позиций методологического конструктивизма предполагает «рассмотрение города как «среды жизни», где «конструирование и преобразование пространства города осуществляется социальными практиками», а само пространство есть дискурсивный конструкт.
В рамках парадигмы конструктивизма факторный анализ интеллектуального пространства города позволит выявить особенности социально-экономической среды, на которые мыслители реагировали, общественно-политические проблемы, которые подвигали творческих исследователей к мыслительной активности, но главное – анализ городской среды позволит обозначить «пестроту» Чикаго через спектр социальных проблем, особенности повседневности Чикаго, фактор визуализации (образа, внешнего облика) Чикаго.
Методы направления «интеллектуальной биографии» позволят реконструировать биографию интеллектуалов. Они помогут исследовать мотивацию и «внутреннюю логику», которой следовал ученый на протяжении длительного периода жизни, позволят выделить концепты (понятийный ряд), стратегии, когнитивный стиль интеллектуала.
Корреляционный анализ, основанный на выявлении взаимосвязей изучаемых явлений (социокультурного пространства и интеллектуального творчества исследований), позволит проследить динамику интеллектуального пространства города, выделить возможные колебания – «всплески» и «затухания» интеллектуальной активности города.
Интеллектуальная история имеет подвижные и разнообразные контексты, в том числе и в формате городского пространства. Оно становится своеобразной лабораторией по производству идей, привлекая своим проблемным и многозначным полем многих исследователей. Город становится средой формирования научной мысли, рождения идей, которые развивались и распространялись далеко за его пределы, а интеллектуальное творчество становится реакцией на действительность.
Источниковая база. Структура источниковой базы отражает специфические особенности предмета данного исследования. Деление источников на главные и вспомогательные вполне оправданы выбранным направлением работы. Основными источниками исследования являются собственно труды интеллектуалов Чикаго XX века – статьи и другие работы, прежде всего, чикагской школы социологии (Р. Парка, Л. Вирта Х. Зорбо, Г. Блумера, Э. Берджесса, Ф. Трешера и др.), «школы менеджмента человеческих отношений» (Э. Мейо, М. Фоллет). Важны для исследования в качестве главных источников научные изыскания школы монетаризма (М. Фридман), философской школы истории религий (И. Вах, М. Илиаде), школы функциональной психологии (Г. Лэдд, Г. Кэрр, Дж. Энджелл), политологическая школа (Ч. Мерриам, Х. Госснел). Указанные авторы «втянуты» в изучаемую эпоху, являются той частью общества, которые реагировали на «вызовы» современности, а, следовательно, их труды являются источниками по изучению развития динамики интеллектуального пространства города.
Основные источники можно разделить на подгруппы, согласно методологии исследования чикагских мыслителей. С социально- психологических позиций к разработке основных теорий и интеллектуальных схем подходили Т. Веблен, У. Томас, П. Блау, Э. Гофман, Р. Эмерсон и другие. Социально-экологический подход был характерен для трудов Р. Парка, Э. Фэриса, Ф. Знанецкого, Р. Маккензи, Э. Берджесса, Ф. Трешера, Х. Зорбо, Л. Вирта, Э. Хьюза. Еще одной подгруппой основных источников, стали работы чикагских творцов в русле феноменологии – Й. Ваха, М. Илиаде, Дж. Китагава. Психоаналитический подход в сочетании с социологическим объединяет исследования А. Франца, Дж. Мэйо, Д. Рисмена. В рамках позитивной экономической теории работали Ф. Найт и его ученик М. Фридман. Методология функционализма представлена в теориях Дж. Энджела, Г. Кэрра, Г. Беккера. Символический интеракционизм является яркой особенностью подхода Дж. Мида, Г. Блумера, однако им пользовались многие мыслители, включая его в свои исследования в качестве дополнительного инструментария (например, Э. Гофман). Ч. Мерриам, Г. Лассуэлл свои политологические исследования развивали на основе бихевиоризма, уделяя особое внимание поведенческим особенностям.
К вспомогательным источникам относятся нормативно-правовые акты, статистические данные, свидетельствующие об изменении государственной политики в области миграции (например, Chinese Exclusion Act, 1882; Immigration Act of 1907; Act of February 5, 1917 и пр.), криминогенной проблемы города (отчеты чикагской полиции с 1928, 1964-2016 гг.), материального положения разных групп населения.
Другой подгруппой вспомогательных источников стали свидетельства повседневности – архитектурное окружение, разница в обустройстве районов города, то, что поможет охарактеризовать внешний облик города, и что, несомненно, влияло на формирование сознания, живущих там людей, в том числе и интеллектуалов. Этими источниками являются фотографии. Они выполняют репрезентативную роль в данном исследовании, поскольку наше внимание останавливалось на самых распространенных образах Чикаго, которые являются символическими, ассоциативными по отношению к городскому пространству.
Еще одним второстепенным источником стали художественные произведения, путевые записки. Описываемая авторами повседневность и яркие знаковые особенности чикагской действительности, помогают выделить главные маркеры обыденной жизни горожан, сигналы, на которые им осознанно или неосознанно приходилось отвечать и реагировать («Одноэтажная Америка» И. Ильфа, Е. Петрова, роман Дж. Д. Пассоса «42-я параллель», произведение «До Чикаго и обратно» А. Константинова).
Степень изученности темы. Из использованного комплекса работ следует отметить теоретико-методологические труды по проблемам интеллектуальной истории, отражающие особенности данного исторического направления и позволившие автору диссертации соотнести себя с профессиональным сообществом. Крупными современными исследователями в русле интеллектуальной истории являются Л.П. Репина, В.С. Балакин, О.Б. Леонтьева. Эти представители научной мысли оказали концептуальное влияние на данную работу.
Для решения исследовательской задачи был использован ряд актуальных статей и книг, посвященных социокультурному развитию городского пространства, авторами которых стали Е. Турбина, Г. Б. Кораблева, А. В. Меренков, С.Н. Толстенко, С.О. Лебедева, Т.А. Акалелова, Е.Н. Заборова, А.Ф. Исламова, Г.В. Лысенко, М.П. Назарова. В них представлен опыт по когнитивной реконструкции городской повседневности, системы организации городской жизни, подход к пониманию исследуемого феномена как динамично развивающейся структуры, уделено вниманию интерактивному аспекту функционирования города.
Определенный интерес представляют данные обобщающего анализа истории развитии США, поскольку социальное пространство Чикаго является отражением, «лупой», выпячивающей основные проблемы и достижения страны, вступившей на новую ступень развития. Особенности процесса урбанизации получили отражение в трудах А.В. Никифорова, Д. Макинерни, проблемы иммиграции получили освещение у А.А. Филиппенко, К. Никольской, С.В. Филиппова, тенденции и итоги развития США в XX в. представлены в работах В.В. Согрина.
Стоит отметить блок научных исследований, которые содержат сведения о частной жизни чикагских мыслителей, особенностях их социального и интеллектуального окружения, творческого наследия. Данные труды позволили эффективно осуществить анализ коммуникативного пространства Чикаго, «личной ментальности» создателя идеи или концепции, контекста их творчества.
Вспомогательную роль при решении исследовательской задачи выполняла справочная и учебная литература, суммирующая данные по развитию социологической, экономической, политической науке.
Научная новизна исследования. Научная новизна и значимость данного диссертационного исследования определяется спецификой проблематизации темы в рамках интеллектуальной истории и постановке ряда исследовательских задач, направленных на определение динамики интеллектуального творчества города. В историко-антропологических трудах изучаются разные интеллектуальные модификации в тесной связи с контекстом рождения и прерывания, развития и видоизменения идей. Среди признанных научных сообществом исследований на современном этапе преобладает традиция взгляда на город не как территориального локуса, а социолькультурного пространства, организованного в процессе взаимодействия индивидов, сообществ, обществ. Однако предложенный в диссертации подход к городу как «интеллектуальному пространству» представляется также возможным и перспективным, что подчеркивает новизну диссертационной работы.
Обозначенный ракурс проблематизации испытывает значительное влияние социетальной парадигмы, акцентрирующей внимание на социальной реальности как взаимодействии институтов и структур, а также на концепцию социального действия, подразумевающей поведение индивида как реакцию на внутренние и средовые стимулы. Подобный подход направлен на причинно-следственный анализ казуальных объектов. Однако подобная научная картина на сегодняшний день не представляется целостной: вне поля зрения исследователя остаются знаковые символические характеристики, которые позволят увидеть в «интеллектуальной истории» города программу бытия его жителей, раскрывающуюся в сфере различных видов коммуникации. Позиция историка, таким образом, становится активной, поскольку он включается в декодирование интеллектуального инструментария, коммуникативных практик и рефлексии действующих субъектов по поводу собственной деятельности и функционирования окружающего пространства. Методология конструктивизма позволяет историку «сложить» элементы прошлого в единую картину в контексте собственной познавательной культуры. Именно указанный ракурс проблемного поля и раскрытый к нему подход в русле направления новой исторической науки – интеллектуальной истории – определяет научную значимость данного диссертационного исследования.
Положения, выносимые на защиту.
1.В Чикаго преломились основные тенденции развития США XX столетия. Город отвечал всем передовым веяниям в совершенно разнообразных областях. Прогресс в развитии многочисленных отраслей и сфер науки, торговли, промышленности содействовало интенсивности социальной мобильности, а значит, и социокультурной дифференциации жителей. Каждый район вырисовывал собственные границы, в пределах которых были дополнительные профессиональные и социально-статусные разделения. Уживчивость столь пестрых единиц «плавильного котла» была отмечена нарастанием уровня конфликтности. Формирование социальной структуры Чикаго – очень противоречивый процесс, на морфологию которого воздействовали различные факторы. Ими стали миграционные процессы, явления урбанизации и индустриализации, а также связанные с ними проблемы преступности, сегрегации, гендерные особенности, социальное неравенство, маргинализация.
2.Периодизация социального развития Чикаго, исходя из подхода к городу как отражению общенациональных процессов, была отмечена несколькими ключевыми вехами. «Протопериод» (конец XIX в.), начальный или «поисковый» период, обозначил превращение небольшого городка в мощный индустриальный центр, точкой пересечения важнейших торговых путей, соединяющих западную и восточную части страны. Чикаго лицом к лицу столкнулся с последствиями бурного развития, проявившими себя в городском пространстве и требующие «сглаживания» возникающих противоречий. Вторым этапом, обозначенным нами как экспериментальный, эмпирическим путем осуществлялись ответы на «вызовы» времени (1900 – конец 30-х гг. XX в.). Этому способствовала и ухудшившаяся экономическая обстановка в государстве – наступление Великой депрессии и ее разрушительных последствий. Следующая ступень развития социального пространства города – «системная». Она олицетворяет собой кристаллизацию пережитого опыта в виде теорий, концепций и реформистских преобразований американского общества (40-70-е гг. XX в.). Последним этапом чикагского периода стало время актуальных для нас проблем (с 80-х и до сегодняшнего дня), характеризующееся всеобщей множественностью, хаотичностью и неопределенностью, как в социальной жизни, так и на научном поприще.
3.Социокультурное пространство города выстраивается прежде всего в сознании человека. Это позволяет выявить многочисленные проблемы жителей, сопряженные с трансформацией их ценностей и влияющих на локализацию в городском пространстве через анализ казусов повседневности. Повседневность Чикаго, особенно в первой половине XX в., представляла собой непревзойденное смешение новизны и грубости одновременно, активности промышленных объектов, а также социальных проблем, имеющихся в городе в избытке. Среди этнических поселений, гетто, граничащих с блеском Мидвея, Чикагский университет был своего рода островком, оазисом среди океана бизнеса, едва ли способного к созданию высокой культуры. Не всегда возвышенная, чаще отталкивающая действительность центра Среднего Запада не могла не воздействовать на населяющих его жителей, настолько сильны были ее контрасты, ярка и поражающа ее повседневность. «Кричащая» повседневность Чикаго настаивала не на роли пассивного наблюдателя со стороны интеллектуалов, а, напротив, активного глубокого участия и погружения в проблемы города. Проявления новой жизни было невозможно не замечать: они были повсюду. Привлеченные этим противоречивым центром бурлящей жизни, включенные в среду города творческие мыслители приняли «вызов» и с большим интересом осуществляли свои исследования, сопровождаемые многочисленными реформаторскими начинаниями. Являясь неотъемлемой частью Чикаго, интеллектуалы испытывали влияние города на себе, и вместе с тем конструировали его социальную реальность. Таким образом, Чикаго одновременно являлся эпицентром рождения и сосредоточения современных тому времени смелых идей.
4.По мере повышения уровня развития города актуализировалась проблема идентичности, тесно связанная с понятием «образ города», который носит ассоциативный, символический характер по отношению к городскому пространству. Среди иных градостроительных элементов образ Чикаго выступал как некий «бренд» в борьбе по привлечению потоков мигрантов и финансовых ресурсов, необходимых для интенсивного развития. Среди горожан этот образ должен был стать средством интеграции населения, способствуя формированию чувства принадлежности к своему городу.
«Форма» Чикаго вполне соответствовала «функции» города. Реконструкция визуального образа Чикаго позволяет выявить четыре ключевых компонента, обеспечивающих знаково-символическую коннотацию («означивание») этого образа: архитектура (высотные здания и контрастирующие с ними малоэтажные районы, позволяющие «читать город»), объекты индустриализации (в первую очередь транспортные узлы и артерии города), природный водный ландшафт и образ интенсивного движения, тесноты и скученности. Эти объекты городского пространства остаются знаковыми и по сей день, несмотря на то, что облик Чикаго эволюционировал во времени, преимущественно в направлении территориального роста.
5.Интеллектуальное творчество – это реакция на действительность, а изменение реального положения дел влияет на направление, интенсивность мыслительной деятельности. Пики и падения мыслительной активности интеллектуального творчества были соотнесены с особенностями социального развития самого Чикаго, что позволило выделить динамику, которая в общем виде выглядела следующим образом: по мере решения мыслителями проблем степень их остроты снижалась, а интеллектуальное пространство города «затихало». Максимальная активность наблюдается на протяжении первой трети столетия. В 40-60-е гг. интенсивность творчества ученых оставалась на высоком уровне, но ее развитие проходило не так бурно, как в предыдущий период: число крупных имен, имеющих отношению к чикагской среде (преподавание, получение образования в Чикагском университете, исследования в пределах города, научный интерес к его проблемам), сократилось примерно наполовину. Последняя же треть века характеризуется крайне небольшим числом творческих представителей.
6.Выявлении взаимосвязей изучаемых явлений – социального пространства и интеллектуального творчества исследователей – позволили объяснить «затухание» интеллектуального пространства Чикаго. Практическая, прагматическая направленность «Чикагской школы», не практикующая построение громоздких теоретических схем в условиях необходимости осмысления опыта, сглаживание социально-политических, культурных, экономических противоречий, усвоение достижений школы многими направлениями научной мысли, превращение специфических принципов «чикагского стиля» в мейнстрим, тенденции движения социального развития от конкретных к общемировым проблемам, в связи с наступлением постиндустриального этапа – все это следует отнести к причинам снижения роли «чикагской модели» в условиях возникновения новой дискурсивной интеллектуальной традиции и утверждения «лингвистического поворота».
7.Сама «Чикагская школа» характеризуется как сложное и многоспекторное понятие, которое объединяет ученых, интересующихся к схожими проблемами, близкими методиками анализа и способами исследования, «стилем мышления». Особенности выстроенного коммуникативного взаимодействия членов «Чикагской школы» не позволяет нам ограничиться лишь стенами одноименного университета. Лидеры и менее заметные представители творческой среды города были активны и настроены на тесное взаимодействие с иными направлениями научной мысли: происходил интенсивный обмен идеями, организовывались дискуссии, проводились конференции, опыт распространялся через педагогическую деятельность вне стен образовательного учреждения, осуществлялось сотрудничество на разных уровнях. «Стиль» чикагских интеллектуалов невидимыми нитями опутывал и пронизывал все пространство города, распространяясь на другие города, штаты, страны, создавая коммуникативную систему подобную коллективному сетевому сотрудничеству.
Интеллектуальное творчество мыслителей тесно связан с развитием неклассической общенаучной картины мира. Им всем было свойственно рассматривать природные и социальные события, явления с позиции их динамичности, вариативности, нелинейности, неравновесности. Их выбор эпистемологических моделей подразумевал активную роль познающего субъекта, тесную взаимосвязь между поиском эффективных алгоритмов интеллектуальной деятельности и научной рефлексией.
Чикагские исследователи выходят на социетальную парадигму, которая рассматривает ролевой тип функционального взаимодействия. Наблюдается отказ от теорий, обуславливающих поведение людей биологическими закономерностями, и утверждается продвижение мысли, что именно социальные действия выстраивают коммуникацию – способность, отсутствующую у животных и присущую исключительно человеку. Также чикагские исследователи наметили тенденцию к междисциплинарности (например, на поприще политологии и экономики – «экономический империализм»). Таким образом, сложный процесс рефлексивного осмысления накопленного опыта на протяжении XX в. нашел отражение в создании новой социетальной парадигмы, рожденной творческими представителями «Чикагской школы».
Практическая значимость работы. Материалы диссертационного исследования могут быть использованы в практике преподавания Новейшей истории зарубежных стран, специализированных учебных курсов в рамках бакалаврских и магистерских образовательных программ. Апробированная в рамках данной работы методология интеллектуальной истории может быть применена к изучению интеллектуальных пространств (города, учебных заведений), в том числе в рамках магистерских и аспирантских диссертационных работ.
Апробация исследования. Положения и выводы диссертационного исследования были представлены в выступлениях на научно- исследовательском семинаре и отражены в статье, сданной для публикации в сборник научных работ «CLIO-SCIENCE: Проблемы истории и междисциплинарного синтеза. Сборник научных трудов».
ГЛАВА 1. РАЗВИТИЕ ЧИКАГО XX ВЕКА КАК СОЦИОКУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА
.1 Периодизация и факторы развития социального пространства Чикаго в XX в.
Современный мир вмещает в себя огромное число промышленных центров и крупных городов, которые склонны разрастаться и развиваться. Исторически города преимущественно возникали на пересечении крупных торговых путей, значимых транспортных магистралей, недалеко от мест добычи, богатых ресурсами, в качестве центров по переработке сырья. В том числе города являлись и сосредоточением культурной жизни.
Подобным образом формировался и американский город Чикаго. Изначально само географическое положение выдвинуло его на особые позиции: он выполнял роль общенационального связующего звена, соединяя Западное побережье и Восточное. Развитие путей сообщений, в том числе и «железнодорожная горячка», в последней трети XIX в. способствовало увеличению численности городского населения. Росло и количество транзитных пассажиров, использующих положение города как «экономического узла». Этот факт влиял на специфику города, заключающейся в регулярно совершаемых правонарушениях, организации сообществ, законность которых была явно сомнительной (возникновение широкой сети публичных и игорных домов). Сложился особый образ Чикаго. Среди публикаций XIX в. о городе можно было встретить такие издания, как «Чикаго после захода солнца» или «Фокусы и ловушки, ожидающие вас в Чикаго». Они представляли собой рекомендации для приезжих и путешественников быть осмотрительнее и осторожнее с местными жителями.
Развитие путей сообщений – строительство в 1836 г. канала, соединяющего озеро Мичиган и реку Иллинойс, – породило невиданную деловую активность из-за продаж земельных участков на территории Чикаго. В 1837 г. законодательство штата присвоили поселению статус города. Спустя полвека Чикаго удалось стать одним из самых крупных городов США. Южная часть города славилась сталепрокатными предприятиями, крупными заводами. Чикаго демонстрировал стремительное развитие в промышленной сфере. Также он был известен как главный центр торговли свининой для многих уголков мира. Лидирующие позиции город занимал и в консервировании продуктов. Славился Чикаго и как крупнейший в стране зерновой терминал.
Высокие цены на землю, большое число жителей, особенности развития бизнеса требовали концентрации офисных и жилых зданий. Решение было найдено с изобретением стальных конструкций, которые использовали при строительстве первых небоскребов в Чикаго. На этом городские новации не закончились: в обратном направлении было повернуто русло реки Чикаго. Быстро растущая миграция отчасти стала причиной увеличения роста организованной преступности, создания новых городских районов.
Но не только девиантными и делинквентными отклонениями отличалась духовная жизнь американского города. Нефтяной магнат Дж. Д. Рокфеллер оказывал финансовую поддержку развитию образования. Был основан Чикагский университет в 1892 г., первым ректором которого стал У. Харпер. Он пытался привлечь к работе в новом высшем учебном заведении самых перспективных ученых, обещая зарплату, чуть ли не вдвое превышающую получаемые ими оклады, а также свободу в выборе курсов. Успех не заставил себя ждать: среди преподавательского состава не менее восьми профессоров были теми, кто отказался ради перспективного Чикагского университета от ректорства в своих колледжах. Новое образовательное учреждение стало одним из первых в США.
Большой удачей У. Харпера стало привлечение в стены Чикагского университета Дж. Дьюи, который пригласил присоединиться к его деятельности еще и Г. Мида. Уже первому набору преподавательского состава удалось освободиться от традиционной богословской ориентации и создать довольно прагматически настроенные научные кафедры.
«Настоящая школа и настоящая мысль» – так оценивали современники обстановку в стенах нового образовательного учреждения.
Представленные выше особенности Чикаго были отличительными признаками города на этапе, который мы будем именовать «протопериодом» развития его социального пространства. Он продлится до 1900-х гг. и станет фундаментом, на который наложатся дальнейшие трансформации его среды.
Верхнюю хронологическую рамку второго этапа периодизации развития города можно обозначить 1900-ыми гг., а нижнюю – концом 30-х гг. XX в. Пик процесса урбанизации в США совпал с первой четвертью ХХ века. Именно этот этап развития отметился численным превосходством горожан над фермерами. Продолжается начавшееся еще в прошлом веке бурное развитие, но и проявляются иные, не столько лицеприятные стороны экономического прогресса. Например, транспортное сообщение и телефонная связь положили начало распространению организованной преступности как по всему городу, так и за его пределами. Стали создаваться целые сети публичных домов, которые с легкостью связывались с ресторанами, барами и таксистами, которые доставляли в нужное место клиентов. Преступные действия стали более скрытными, скорость передвижения увеличилась, автономность и анонимность возросла, а вхождение в обиход пуленепробиваемых стекол и дверей позволил преступным группам расширить радиус операций, вмешиваясь на территорию своего «соседа» по криминальной деятельности. Затруднительно вообразить, что Аль Капоне с автоматом в руках выходил бы из трамвая или выбирался из конного экипажа.
Помимо последствий технической революции, особенностей индустриализации другим характерным фактором развития общественной жизни Чикаго стала миграция. Обозначенный нами стимул в качестве формирующего и характеризующего городское пространство отражается в «протопериоде» в виде теории «плавильного котла». Концепция «плавильного тигля» Сент Джона де Кревекера была вдвинута им еще в 1780-х гг. и подразумевала не только взаимопроникновение народов, но и их «сплавление» в американскую расу, формирующую нового человека.
Поскольку поток иммигрантов был велик, этнические и социальные трудности не заставили себя ждать. Власти осознали необходимость регулирования процесса пополнения «плавильного тигля»: подвергся корректированию законодательный механизм, позволяющий исключить въезд в США физически и психически нездоровых людей. Еще раньше (в 1885 г.) в страну перестали допускаться лица, занимающиеся проституцией и преступники. Обострялась обстановка внутри страны из-за конкуренции за рабочие места: прошла серия погромов и убийств, в частности, китайского населения, которые подогревались всевозможными мифами. Одним из них стало распространенное представление о неспособности азиатов ассимилироваться и выучить язык. В результате «желтой угрозы» был принят закон 1882 г. (Chinese Exclusion Act), который запрещал въезд на территорию страны выходцев из Китая. Впоследствии, этот закон неоднократно продлевался. Однако исключение составили представители китайской нации, обладающие высокой квалификацией. В 1907 г. был принят дискриминационный закон, который касался японцев (Immigration Act of 1907). Перед Первой мировой войной националистические настроения среди американского населения были достаточно распространены, что привело к продолжению модификации законов об иммиграции. В 1917 г., когда «азиатская проблема» несколько ослаблена, власти обратили внимание на потоки из Восточной Европы: были значительно сокращены количественные показатели допустимого числа мигрантов из этого региона. Закон 1921 г. установил квоты для различных этносов, въезжающих в США. Подобный закон был принят по прошествии трех лет: он восстановил пробелы в ограничениях предыдущих иммиграционных актов.
Вторая волна иммиграции, продолжавшаяся до 1924 г., способствовала возрастанию значимости ассимиляции приезжих жителей из других стран в США. Интересно, что именно «низы», общественные организации способствовали претворению американизации в жизнь. Главное место в проведении подобной политики национальной инициации отводилось школам. Они «гораздо эффективнее, нежели другие учреждения и организации, лишали иммигрантов возможности поделиться их «врожденными» ценностями со своими детьми».
Однако «нациестроительство» стимулировалось не только стремлением определить «самость» американцев, но и экономическими выгодами. В первой трети XX в. доминировал корпоративный капитализм. Ведущая роль отводилась крупным корпорациям Форда, Карнеги, Рокфеллеру и железнодорожным королям. Рабочая сила в виде иммигрантов была необходима стремительно развивающейся экономической системе США. Востребован был тип трудящегося, преданный американским ценностям, вакцинированный от «социалистической заразы» и идей профсоюзных организаций. Оттого представители бизнеса активно присоединялись к программе ассимиляции приезжих. Например, компания Ford Motor Г. Форда финансировала организацию языковых курсов, которые были обязательными для иммигрантов. Сталелитейные компании выделяли средства на аналогичные программы социальной помощи. Апофеозом ассимиляции стал спектакль 1916 г., инициируемый Г. Фордом: главной декорацией стал огромный плавильный котел, в который вливался поток рабочих, держащих в руках символы своей исторической родины, и, одновременно, второй людской поток вытекал из тигля. Он отличался единообразием, актеры демонстрировали равивающиеся американские флажки.
Некоммерческие организации тоже участвовали в процессе американизации, оказывая консультации, помощь в поиске жилья и работы, учреждая языковые курсы. Примером могут служить Чикагская лига в защиту иммигрантов, Общество итальянских иммигрантов и т.д. Любопытен опыт приюта в пригороде Чикаго, который основала Джейн Адамс. «Халл-Хаус», центр социальной помощи, стал местом притяжения выходцев из Южной Италии. Активистка сама переехала на Тэйлор стрит, признанный современниками неблагополучным районом, подав пример и другим неравнодушным интеллектуалам. Здесь были основаны две школы, силами самих итальянцев построена церковь, существующая до сих пор (Our Lady of Pompeii Church). Маленькая Италия Чикаго является частным примером иностранного анклава, зародившегося в городе, именуемом одним из «ворот иммиграции».
Очевидно, что по мере роста разнообразия населения в связи с миграционными потоками структура города также преобразуется и становится более неоднородной, общественно многообразной. Об этом же писал и Р.Парк, основатель школы социологии в Чикагском университете: организация городского пространства, характер среды, в конечном счете, обусловлены численностью и концентрацией населения, его распределение по территории города.
Этап не ассимиляции, а адаптации иммигрантов к американским ценностям и модели поведения можно обозначить 40-70-ми гг. XX в. Р.Парк считал, что в городской среде под воздействием миграционного потока культурные процессы обостряются. В период третьей волны иммиграции, затрагивающей межвоенный период, он отмечал, что общество столкнулось с проблемой обособленности огромного числа национальных сообществ. В пределах Чикаго ими стали итальянцы, немцы, евреи, поляки. Концепция «плавильного тигля» была вытеснена другой, известной как теория «томатного супа». Она доминировала в обществе до конца 1960-х гг.
Основной мыслью новой модели американизации стало утверждение, что культура первых поселенцев является ядром, «супом» американской культуры, а иммигрантам следует адаптироваться к ней, усвоив основные ценности и образцы поведения, добавив в англо-протестантский бульон петрушку, специи, гренки, обогащающие вкус основного ингредиента.
Исторически пик сплочения американской нации пришелся на годы Второй мировой войны и послевоенный период. В подобные сложные времена вполне закономерным представляется подчинение этнических, расовых, профессиональных идентичностей национальной. Однако с 60-х гг. патриотизм и единство начинает увядать, растет фрагментарность общества. Этому способствуют повышенное внимание к новым доктринам – этическим, культурным, гендерным, расовым (субнациональным) – в ущерб национальной идее. На смену теориям «плавильного тигля» и «томатного супа» пришла концепция «салата», впервые сформулированная еще в 1915 г., но оказавшаяся невостребованной. Новый подход к американской идентичности подразумевал ее в виде мозаики, которая расшифровывается как формула «внутри одного – множество». Предполагался отказ от доминирования англосакской культуры, уважение «духа» других этнических сообществ. Эти настроения отразились и на иммиграционном законодательстве (Immigration and Nationality Act of 1965).
Дискурс мультикультурализма был вызван несколькими причинами, в том числе и экономическими. Если раньше западные экономики предпочитали перестраивать традиционные принципы хозяйственного развития других государств, то теперь стремление к сокращению издержек производства стимулировало предпринимателей перемещать промышленные объекты и капиталы в развивающиеся страны. Продолжалась в развитых странах замена отечественной рабочей силы дешевым иммигрантским трудом.
Четвертая волна иммиграции (конец 60-х – начало 70-х гг. XX в.) также оставила отпечаток на ткани городского пространства. Центральные части городов стали менее доступными и привлекательными. Близость к рабочей зоне в связи с развитием и доступностью транспортной системы перестала быть определяющим фактором при выборе места жительства. Иммигранты стали селиться в полупериферийных областях. Подобным примером стал камбоджийский анклав в Чикаго, образовавшийся в 1965 г.
Второй период (1900 – конец 1930-х гг.) был практичным, прагматичным: американское общество, столкнулась с большим число отчасти новых для себя проблем, которые требовали немедленного вмешательства и решения. Необходимо было предпринять конкретные меры по проблемам, связанным с иммиграцией, с последствиями Великой депрессии: безработицей, ростом организованной преступности, социальным неравенством, расовым вопросом, проблемам индустриализации, урбанизации и пр. Следовало дать ответ на «вызовы» времени, который получил отражение в реформах прогрессисткой эры, мерах по предотвращению негативных итогов масштабного кризиса 1929-1933 гг.
Третий же период (40-70-е гг. XX в.) был не столько «эмпирическим», деятельностным, сколько системообразующим. Пережитый опыт необходимо было осмыслить, теоретизировать, структурировать для дальнейшей успешной реализации политического курса. Например, в экономическом плане это получило отражение в воплощении новых идей кейсианской теории. Первый период развития США продемонстрировал необходимость радикальной трансформации корпоративного типа капитализма. Осмысленный опыт на новой степени развития выразился в активном вмешательстве государственных структур в системы производства, распределения, накопления. Осмыслению подвергся процесс монополизации, который усугублял социальное неравенство. Оно, в свою очередь, влекло за собой нестабильность общественной обстановки в городах и в государстве в целом. Переосмысление отражалось и в эпохе бурных 60-х гг. в виде распространившихся молодежных контркультур, борьбы за права чернокожих американцев, протестов против продолжения Вьетнамской войны, феминистского движения.
О последнем отметим особо: множественное пространство Чикаго позволяло не только осмыслить проблемы урбанизации, индустриализации, но и стимулировало гендерные исследования. Чикагская школа социологии, которая уделяла особое внимание этнографии города, явилась предшественницей другого научного направления – социологии сексуальностей. Процветающие на социологической кафедре в первой половине XX в. символический интеракционизм и прагматизм способствовали признанию сексуальных сообществ в качестве предмета этнографического исследования. Так, работа У. Томаса «Пол и общество: исследования социальной психологии пола» признана первой попыткой рассмотрения пола в качестве возможной области научных изысканий.
Другой иллюстрацией особого внимания к гендерным вопросам в пределах пространства Чикаго стал Хоторнский эксперимент. Площадкой для исследования стал Хоторнский завод телефонного оборудования компании «Western Electric» в Чикаго. Где трудилось свыше тридцати тысяч человек. Э. Мэйо, социолог и психолог, увлекающийся проблемами социального поведения и административного управления, руководил экспериментом. Он вместе со своей командой остановил свой выбор в качестве объекта исследования на сборке реле неслучайно: подобная работа предполагала выполнение особо утомительных действий, однообразно повторяющихся операций. Требовалось ежеминутно осуществлять одни и те же действия в течение девятичасового дня на протяжении пяти с половиной рабочих смен. Сборка механизма осуществлялась обеими руками. Проведенное исследование трудовых движений показало, что для сборки реле, состоявшего из тридцати двух деталей, каждая рука работницы должна была произвести по тридцать две отдельные операции. Подобный труд очень сложен и утомителен.
Для участия в запланированном эксперименте команда исследователей отобрала шесть молодых женщин в возрасте от пятнадцати до двадцати восьми лет. Любопытно, но все они представляли этнические сообщества городского пространства Чикаго: одна из них была чешкой, четверо относились к полькам и были самыми юными участницами опыта, самая взрослая женщина стала уроженкой Норвегии. Она приехала в США за несколько лет до начала эксперимента. Каждая молодая работница трудилась с целью осуществления материальной поддержки своим семьям, а также стремясь обеспечить финансовую независимость до своего замужества.
Если взглянуть на результаты эксперимента не с позиции теории управления, а через призму гендерного ракурса, то можно отметить один интересный факт: в ходе эксперимента женщины выступали за элементы равноправия и признания своего вклада в трудовой процесс. Не условия труда и жуткая утомляемость стали предметом их возмущений, а отсутствие «личной свободы», «самостоятельности». Работницы единодушно отмечали, что им комфортнее трудиться в экспериментальных комнатах, поскольку здесь существовала «возможность избирать свой собственный темп…».
Другим примером внимания к гендерному вопросу стала пьеса молодой студентки Морин Даллас Уоткинс, написанная ею в 1926 г. на основе реальных событий. Будучи журналисткой, она вела криминальную колонку в «Chicago Tribune». Замысел произведения подсказала жизнь: в 1924 г. произошли два громких убийства. Оба преступления были совершены женщинами: одна застрелила собственного мужа, другая – любовника. Крайняя сообразительность последней чуть было не спасла девушку от тюрьмы: она убедила своего мужа, предварительно ложно изложив ему обстоятельства трагедии, взять вину на себя. Драматическая история произвела необычайный успех. Действующим лицом, объектом пристального внимания стал не образ мужчин-гангстера, что было привычным делом для Чикаго 20-х гг. XX в., а женщина, которая имеет полное право отстаивать свою честь, достоинство, способна постоять за себя и противостоять физическому или нравственному унижению. На основе пьесы был снят одноименный немой фильм 1927 г., что подчеркивает популярность поднятой темы («Чикаго»; Ф. Уорсон, 1927). Сегодня интерес к сюжету до сих пор не угас, о чем свидетельствуют многочисленные постановки мюзиклов по всему миру, фильм, вновь обратившийся к известной проблеме («Чикаго»; реж. Р. Маршалл, 2002) .
Любопытно, что и Хоторнские эксперименты, и пьеса «Чикаго» пришлись на 20-е гг. XX в., что совпадает с пиком первой волны движения феминизма в США, когда женщинам удалось добиться права участвовать в голосовании. Таким образом, социальная среда Чикаго выступала в качестве «лупы», отражая общенациональные явления и процессы.
Миграционный фактор, совпадение непопулярных для Чикаго политических решений (вроде «сухого закона»), не согласующихся с основными традициями иммигрантов (распространенного в городе рода занятий – торговлей спиртным), привели к росту преступности с 20-х гг. XX в. Многие жители Чикаго, родившиеся вне США, потребляли в рамках обычаев большое количество пива, которое теперь оказалось под запретом. Это способствовало распространению организованной преступности в городе. Группировки боролись между собой за право заниматься подпольным бизнесом, что приводило к частым перестрелкам и убийствам. С 60-х гг. XX в. обозначился новый этап за равноправие чернокожего населения, обострились межэтнические отношения, что усугубило криминальную обстановку в городе. К традиционным проблемам- конфликтам добавились категории преступлений, совершенных под действием наркотических веществ, получивших во второй половине столетия широкое распространение, а также правонарушения, истоками которых, по мнению некоторых исследователей, стало негативное влияние СМИ, пропагандирующих насилие. Если отразить динамику развития организованной преступности на протяжении XX в. в виде графика то можно наблюдать рост этого отрицательного социального явления. Не стоит исключать из возможных причин девиаций трудности экономического положения большого числа жителей. По данным статистики численность бедняков с развитием экономического потенциала города и США в целом не сократилась: и в «сытые» 60-е, и в 90-е гг. она исчислялась в 40 тыс. человек.
Резюмируя сказанное, отметим, что в крупном важном центре США XX в. – в Чикаго – преломились основные тенденции развития государства. Город стал кладезем американских культурных кодов. Он отвечал всем передовым веяниям в совершенно разнообразных областях: архитектурном строительстве и других видах искусства, администрировании социума. Чикаго вместе с тем являлся эпицентром рождения и сосредоточения современных тому времени смелых идей. Принцип застройки города, воплощенный в строго геометрическом стиле по принципу решетки, с пересеченными под прямым углом улицами и домами, выстроенными в аккуратные параллельные ряды, позволяли заполнить образовавшиеся ячейки разнообразными социальными слоями, этносами. Каждый район вырисовывал собственные границы, в пределах которых были профессиональные, социально-статусные дополнительные разделения. Уживчивость столь пестрых единиц «плавильного котла» была отмечена нарастанием уровня конфликтности. Именно в Чикаго впервые был учрежден расовый комитет и появился термин «расовые отношения». Можно резюмировать, что Чикаго XX в. имеет достаточно репрезентативный вид для отражения и исследования проблем и вызовов указанного периода, новых веяний, интеллектуальной среды.
Периодизация социального развития Чикаго, исходя из подхода к городу как отражению общенациональных процессов, была отмечена следующими вехами: «протопериод» (конец XIX в.), начальный или «поисковый» период, экспериментальным, эмпирическим путем ищущий ответы на «вызовы» времени (1900 – конец 30-х гг. XX в.). Следующая ступень развития социального пространства города – «системная». Она олицетворяет собой кристаллизацию пережитого опыта в виде теорий, концепций и реформистских преобразований американского общества (40- 70-е гг. XX в.). Период актуальных для нас проблем (с 80-х и до сегодняшнего дня) характеризуется всеобщей множественностью, хаотичностью и неопределенностью, как в социальной жизни, так и на научном поприще.
В качестве ключевых факторов на развитие Чикаго оказали, безусловно, миграционные процессы, явления урбанизации и индустриализации, а также связанные с ними в качестве побочных стимулов «дух» прагматичности и практичности, проблемы преступности, сегрегации, гендерные особенности, социальное неравенство, маргинализация.
.2 Повседневность Чикаго XX века: влияние на творческую деятельность мыслителей города
Повседневность городской жизни – очень важный объект познания. Ее изучение позволяет выявить уровень освоения пространства Чикаго, осознание его жителями противоречий и проблем, отношение горожан к смысловому содержанию окружающей действительности. Среди аспектов повседневности важным в рамках нашей темы представляется определение обыденных, бытовых фактов и обстоятельств, которые переживали и наблюдали чикагские интеллектуалы, были непосредственными участниками, осуществляемых каждодневных практик.
Среди смыслообразующих категорий пространства повседневности города можно отметить креативность бытия, которая выражена в переплетении материальной и духовной сторон: инфраструктура, архитектура, коммуникация, информационные ресурсы, интеллектуальная среда. Не только творческие мыслители способны изменять городское пространство, но и опережающее развитие города способно своими «вызовами» привлекать думающих и активных представителей ученой среды. Таким образом, возможности, которые предоставляет город, и субъекты интеллектуального сообщества тесно взаимосвязаны, поскольку креативный специалист обосновывается не где работа его нашла, а где комфортно, нравится жить. Как правило, крупные интеллектуалы находят среду для развития и творческого вдохновения в крупных центрах страны.
Каждый из представителей чикагской школы в той или иной форме отмечал историческую динамику, сформировавшую городскую повседневность, в которой они жили и работали. Какие же черты, маркеры этой окружающей среды влияли на интеллектуалов, «бросались в глаза», удивляли или поражали мыслителей, порождая желание ответить на них научными трудами с целью познать, преобразить, корректировать повседневное пространство? Этому вопросу и посвящен данный параграф.
Необычные, «кричащие» аспекты повседневности Чикаго очень метко обозначают свежим, «незамылиным» взглядом путешественники, которые ясно ощущают контраст своего ареала проживания с новым местом их пребывания. Подобные зарисовки города выступают в качестве любопытной точки обзора городской повседневности Чикаго.
С 1935-1936 гг. два советских писателя, корреспондента газеты «Правда» Евгений Петров и Илья Ильф находились в путешествии по США. Они исколесили пространство страны от Атлантического до Тихоокеанского побережья, оставив память о посещенных уголках в произведении «Одноэтажная Америка». Книга, по отзывам даже самих американских изданий, не политизирована, справедливо отражает действительность, хотя порой и весьма нелицеприятную. Подобные утверждения позволяют отнестись к путевым запискам советских деятелей как отражающему реальность тексту, а не просто художественному произведению.
Следующая картина открывается путешественникам при приближении к городу: «… В дожде и тумане, мы увидели мрачное видение металлургического завода Гери. Металлургия и непогода вдвоем создали такой ансамбль, что мороз подирал по коже. И только на другой день после того, как мы вырвались из Чикаго, мы увидели голубое небо, по которому ветер быстро и бесцеремонно гнал облака». Похожую действительность рисует и автор другого художественного произведения, романа «42-я параллель». Дж. Д. Пассос в эпизоде прибытия одной из героинь (Элинор) в Чикаго: «Они сидели в воем купе, глядя на сталелитейные заводы Индиан- Харбор, на огромные цементные заводы, изрыгающие облака желтоватого дыма, на огнедыщащие домны Гэри, исчезающие в клочьях дыма и зимних сумерках». Интересно, что реалистичность изображенных сюжетов Дж. Д. Пассонса подчеркивали и его почитатели, и критики. Сам автор называл себя «архитектором истории», позиционируя себя в качестве воссоздателя действительности. Он родился и провел свое детство в Чикаго, не понаслышке был знаком с особенностями сердца Среднего Запада.
Путевые очерки оставил и посетивший Чикаго Алеко Константинов, болгарский писатель-сатирик. В книге «До Чикаго и обратно» он представил очень меткие зарисовки чикагской действительности: «Город подобен громадной, вечно действующей, вечно дымящей фабрике. Пласты дыма, словно застыв, висят над гигантскими домами и фабриками… Есть в Чикаго здания внушительнее, чем в Нью-Йорке, нередко в 10-15 этажей».
Грязно-желтое небо от выбросов заводов и фабрик – детищ индустриализации – дополняло картину города едким запахом, исходящим от скотобоен Южного Чикаго. Дж. Д. Пассос, описывая отца Элинор по возвращению его домой после окончания трудового дня на чикагских бойнях, рисует отвратительный образ города через распространяющийся запах крови, запачканные насыщенным кроваво-красным цветом одежды рабочего. В противовес описанию окружающей Элинор среды, автор наделяет героиню мечтами открыть небольшое предприятие по дизайну интерьеров, подразумевая необходимость исправления и украшения чикагской действительности. Этим же занимались и интеллектуалы города в реальности, участвуя в социальном реформировании.
О том, что нечистоты города и повседневность, способны оказать непосредственное влияние на интеллектуальное творчество мыслителей, свидетельствует забавный случай, иллюстрирующий историю изобретения метода письменного сбора информации для изучения разных этносов. Неподалеку от своего дома, выйдя дождливым утром на улицу, У. Томас, проявив необыкновенную ловкость, смог увернуться от тяжелого мусорного мешка, который кто-то выбросил из открытого окна. Мешок от падения раскрылся, и из него вывалилось содержимое, в том числе и большое письмо на польском языке, написанное девушкой-практиканткой, работающей в больнице, своему отцу. Основной темой письма стали неурядицы, выяснение отношений и семейные проблемы. Неожиданная мысль посетила У. Томаса, увлеченного, что символично, изучением жизни и судьбы польских иммигрантских общин в Чикаго: подобные сидетельства могут служить источником для исследований. Так был разработан биографический метод, основанный на изучении личных документов и положенный в основе в одно из основательных научных исследований автора – «Польский крестьянин в Европе и Америке».
И. Ильф и Е. Петров в путевых заметках отмечали еще одну яркую особенность повседневности Чикаго – контрастность жизни: «…Кирпич, трущобы, самая настоящая нищета и самое возмутительное богатство».
«Ночной Чикаго, к которому мы подъехали по широчайшей набережной, отделяющей город от озера Мичиган, показался ошеломительно прекрасным. Справа была чернота, насыщенная мерным морским шумом разбивающихся о берег волн. По набережной, почти касаясь друг друга, в несколько рядов с громадной скоростью катились автомобили, заливая асфальт бриллиантовым светом фар. Слева – на несколько миль выкроились небоскребы. Их светящиеся окна были обращены к озеру. Огни верхних этажей небоскребов смешивались со звездами. Бесновались электрические рекламы… Мы вышли на набережную, которая носит название Мичиган-авеню, несколько раз с удовольствием оглядели этот замечательный проспект и выходящие на него парадные фасады небоскребов, свернули в первую, перпендикулярную набережной улицу и внезапно остановились… Улица была узкая, не слишком светлая, удручающе скучная. Ее пересекали совсем уже узенькие, темные, замощенные булыжником, грязные переулки – настоящие трущобы, с почерневшими кирпичными стенами домов, пожарными лестницами и с мусорными ящиками. Мы знали, что в Чикаго есть трущобы, что там не может не быть трущоб. Но что они находятся в самом центре города – это была полнейшая неожиданность. Походило на то, что Мичиган-авеню лишь декорация города и достаточно ее поднять, чтобы увидеть настоящий город. Это первое впечатление в общем оказалось правильным. Мы бродили по городу несколько дней, вес больше и больше поражаясь бессмысленному нагромождению составляющих его частей. Даже с точки зрения капитализма, возводящего в закон одновременное существование на земле богатства и бедности, Чикаго может показаться тяжелым, неуклюжим, неудобным городом. Едва ли где-нибудь на свете рай и ад переплелись так тесно, как в Чикаго. Рядом с мраморной и гранитной облицовкой небоскребов на Мичиган-авеню – омерзительные переулочки, грязные и вонючие. В центре города торчат заводские трубы и проходят поезда, окутывая дома паром и дымом. Некоторые бедные улицы выглядят как после землетрясения, сломанные заборы, покосившиеся крыши дощатых лачуг, криво подвешенные провода, какие-то свалки ржавой металлической дряни, расколоченных унитазов и полуистлевших подметок, замурзанные детишки в лохмотьях. И сейчас же, в нескольких шагах, – превосходная широкая улица, усаженная деревьями и застроенная красивыми особнячками с зеркальными стеклами, красными черепичными крышами, «паккардами» и «кадиллаками» у подъездов. В конце концов, это близкое соседство ада делает жизнь в раю тоже не очень-то приятной».
Подобную зарисовку контрастности жизни в Чикаго Дж. Д. Пассос символически изображает через содержание витрин магазинов города, где выставлены на одной полке прекрасный золотистый фазан и блестящая шерстью рысь, а на другой – тусклая зеленая рыбина и тощая, куцая кошка.
Рассказы о притягательности города, которые были распространены по всему миру, привлекали многих простых людей из провинции, ищущих частья, свершения мечты, легкого заработка. Однако жестокая реальность оставляла приезжих и жителей один на один с индустриальным обличием города.
Однако было бы несправедливым отмечать только негативные, нелицеприятные и отталкивающие стороны города. Помимо грязных заводов, складов, покосившихся деревянных домишек, элеваторов в Чикаго «есть превосходный университет, филармония, как говорят – лучший в мире водопровод, умная… интеллигенция, что здесь была грандиозная всемирная выставка, что Мичиган-авеню – красивейшая улица в мире». Заблудиться в городе практически невозможно, поскольку он спроектирован по подобию сетки – линиями продольными и поперечными.
Еще одним маркером повседневности Чикаго стала многоэтническая пестрота города. У многих жителей англо-пуританского происхождения было негативное отношение к мигрантам, которое они не скрывали, что становилось причиной взаимного недоверия, многочисленных противоречий и конфликтов: «Она [героиня романа Дж. Д. Пассоса – прим. О.Е.] ненавидела… итальянские семейства, от которых несло чесноком и винным перегаром, и ревущую ораву их ребятишек, и немцев, побагровевших от долгого сидения за послеобеденной кружкой пива». Усугубляли проблему и трудности адаптации к новой культурной среде вновь прибывших людей.
Расовые проблемы стали еще одной особенностью Чикаго. Быстро развивающийся город привлекал все большее число бежавших с Юга чернокожих поселенцев. Они работали в тяжелых условиях, жить в Чикаго им было разрешено только с 1900 года и лишь в южной части окраины города. Именно там было построено силами властей доступное жилье для указанной категории населения. Поскольку переезд в иные районы воспрещался, то не представлялось возможным выбраться из пределов гетто.
Периодически возникали крупные конфликты на протяжении всего XX в.: чернокожее население и сочувствующе им белые отстаивали идею равноправия. Одним из трагических примеров подобного противостояния стал расовый бунт 1919 г., спровоцированный убийством чернокожего юноши Юджина Уильяма из-за того, что он случайно, не сориентировавшись на глубине, заплыл в зону купания для белых.
Существовали и другие виды девиаций, «исконно Чикагских» – рэкет, содержание публичных и игорных домов, киднап (похищение детей миллионеров и требование за них выкупа), воровство, перестрелки и прочие негативные социальные явления. Много грандиозного можно было наблюдать в Чикаго, много усердия и упорства в работе чикагского жителя, но еще больше нищеты, девиаций и отклонений.
Повседневность Чикаго, особенно в первой половине XX в., представляла собой непревзойденное смешение новизны и грубости одновременно, активности промышленных объектов, а также социальных проблем, имеющихся в городе в избытке. Среди этнических поселений, гетто, граничащих с блеском Мидвея, Чикагский университет был своего рода островком, оазисом среди океана бизнеса, промышленных воротил, едва ли способных к созданию высокой культуры.
Интеллектуалы оказались, как и тысячи других жителей города, перед лицом новой эры США – индустриальной эпохи. Проявления новой жизни было невозможно не замечать: они были повсюду. Привлеченные этим противоречивым центром бурлящей жизни, включенные в среду города творческие мыслители приняли «вызов» и с большим интересом осуществляли свои исследования, сопровождаемые многочисленными реформаторскими начинаниями. «Кричащая» повседневность Чикаго настаивала не на роли пассивного наблюдателя со стороны интеллектуалов, а, напротив, активного глубокого участия и погружения в проблемы города.
1.3 Визуализация образа Чикаго
Город представляет собой не только определенным образом организованное пространство, это одновременно и сложное специфическое сообщество, которое функционирует в городской среде. Эта среда, являясь по своей сути искусственной, социально созданной, поскольку материальные его элементы воспроизведены человеком, несомненно, влияет на образ жизни и поведение его обитателей. Осмысление городского пространства, его специфических особенностей происходит через образы и системы образов. Они могут отражаться в публицистических клише, обобщенных формулах характеризующих городскую специфику вроде прозвищ «город ветров», «рабочая лошадка», «сити больших плеч», «город небоскребов», «среднезападный перекресток» и «второй город», а могут в виде конкретных, отдельных описаний городских локусов. Поскольку понятие образ города мы непосредственно связываем с визуальными знаками городской системы, то следует пояснить, что стоит разделять понятия облик города и его образ.
Под обликом города подразумеваются здания, улицы, пространства транспортного и пешеходного движения, что является физической частью города. В свою очередь, образ города – это обобщение, отношение субъектов к окружающей действительности, осмысление облика города. Таким образом, изучение визуализации образа Чикаго позволяет взглянуть на город глазами его жителей и гостей, поскольку визуализация образа производится уже с учетом переживаемой человеком городской реальности. Подобное определение визуализации образа города как визуального кода представлено в работах Е.В. Байковой и Ю.А. Юренковой.
Визуализация образа Чикаго позволит выделить те специфические особенности внешнего вида города (ландшафт, население, здания, улицы), которые главным образом попадали в «сферу видимости» интеллектуалов Чикаго. Визуализированные образы города не ограничиваются лишь отражением действительности: через переживание восприятия городского пространства образы могут порождать новые смыслы, участвовать в построении будущей реальности города.
Следует отметить еще одно полезное качество визуализации: она создает ясность, очевидность, «читаемость» городского пространства, позволяет сложить части города в упорядоченную картину. К. Линч считает, что «читаемым городом» можно назвать такой город, в котором «районы, ориентиры или пути легко определяются и легко группируются в целостную картину». Это утверждение фрагментарно можно отнести к Чикаго со стороны озера Мичиган. Эта часть города застроена достаточно интенсивно и компактно высотными зданиями, остальные же части города, являющиеся результатом субурбанизации, представляют собой однотипные малоэтажные здания, простирающиеся на десятки километров от центра.
Одним из неотъемлемых символов, образов Чикаго стали знаменитые «тучерезы», которые стали ориентирами градостроительной ткани города. Пучки труб из небоскребов ясно контрастируют с малоэтажными окраинами. Подобное явление наблюдается после великого чикагского пожара 1871 года, когда огненная стихия расчистила площадь для строительства и положила начало масштабной реконструкции – возведение «вертикальной» модели города.
Другой особенностью Чикаго стали визуализированные образы индустриализации, объекты транспортной инфраструктуры – магистрали, железные дороги, каналы. Следствием интенсивной застройки и множественности транспортных узлов стали образы тесноты, толкотни, стремящихся потоков людей и машин, тесные коридоры зданий, которые тянутся плотной застройкой. Однако наряду со «скученностью» городских объектов контрастом выделяется последний выделенный нами постоянно повторяющийся элемент городского визуализации – водный ландшафт Чикаго. Природная составляющая города компенсирует чрезмерную плотность городского пространства, рассекает ее водами реки Чикаго, уравновешивает просторами вод Мичигана.
Изучение визуального образа Чикаго наталкивает на мысль, что в его основе преимущественно лежит архитектурная среда. Можно отметить, что она частично стала формой отражения имеющих место в городе социальных процессов, например, обрастанием города пригородами-анклавами. Однако типичных образов, иллюстрирующих проблемы горожан, конфликтность или напряженность социального пространства выявлено не были.
Реконструкция визуального образа Чикаго позволяет выявить четыре ключевых компонента, обеспечивающих знаково-символическую коннотацию этого образа: архитектура (высотные здания и контрастирующие с ними малоэтажные районы), объекты индустриализации (в первую очередь транспортные узлы и артерии города), природный водный ландшафт и образ интенсивного движения, тесноты и скученности. Эти объекты городского пространства остаются знаковыми и по сей день, несмотря на то, что облик Чикаго эволюционировал во времени, преимущественно в направлении территориального роста.
Современный вид города с огромным числом высотных зданий и небоскребов возник благодаря трагедии 1871 г. Около трети населения в результате пожара были лишены крова. Данная жилищная проблема требовала срочного решения. Старое хаотичное планирование городского пространства было признано неэффективным, непрактичным: город стали реконструировать по совершенно новой концепции. Талантливые архитекторы, которые взялись за реализацию отстройки Чикаго, были одновременно и мыслителями. Так, Л. Салливен выдвинул знаменитую формулу, ставшую девизом функционализма в архитектуре – «форма должна соответствовать функции». Это стало началом многоэтажного строительства.
В основе подобного новаторского подхода к городскому облику Чикаго лежали не только случайные трагические события 1871 г., но и исторические предпосылки, на которые город не мог не реагировать. Бурное развитие предпринимательской деятельности в сфере производства и торговли требовало для своего функционирования множество офисов и контор.