Кирилло-Белозерский монастырь и русская аристократия

• Вид работы: Дипломная (ВКР)
• Предмет: Культурология
• Язык: Русский , Формат файла: MS Word 75,54 Кб

Кирилло-Белозерский монастырь и русская аристократия

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ОБУСТРОЙСТВО КИРИЛЛОВСКОЙ ОБИТЕЛИ

.1 Монастырская вотчина (земельная собственность и недвижимость)

.2 Архитектурный комплекс

.3 Церковное имущество

ГЛАВА 2. МОНАСТЫРЬ И ГОСУДАРСТВО: СУДЬБЫ РУССКОЙ АРИСТОКРАТИИ

.1 Постриг

.2 Некрополь

.3 Монастырская ссылка

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

ПРИЛОЖЕНИЯ

ВВЕДЕНИЕ

Без монастырей невозможно понять историю России, они выступают носителями традиций православной культуры, развивавшейся на протяжении тысячелетий. Поэтому монастыри являются крупнейшими культурно-историческими центрами России.

Влияние православных монастырей на многие аспекты жизни русского средневековья было очень велико. Это объясняется множественностью функций монастыря в религиозной, общественно-политической и социальной сферах, хозяйственной деятельности.

Особое место в истории России занимали монастыри Европейского Севера, отличавшиеся отдаленностью от центра, суровыми природными условиями, уставным порядком и строгостью быта. Не исключение и Кирилло-Белозерский монастырь, который на протяжении четырех веков занимал в Российском государстве важное место.

Этот монастырь наряду с Троице-Сергиевой Лаврой входил в число крупнейших русских монастырей. Сам основатель Кирилловой обители – преподобный Кирилл был не только знаком с основателем Троице-Сергиева монастыря – преподобным Сергием Радонежским, который, как известно, является родоначальником общежитийного устава монастырей на Руси, но и был его духовным учеником. Эти факты предопределили путь развития Кириллова монастыря, который принял эту форму проживания и всячески ее сохранял. аристократия ссылка постриг церковный

Судьбы Кирилло-Белозерского монастыря и Российского государства на протяжении многих столетий были тесно переплетены между собой, как на уровне государей, так и аристократии. Укажем только на одну важную функцию монастыря, как «государевой крепости» – место наказания, ссылки и исправления государственных преступников.

Кирилло-Белозерский монастырь за 600 лет своего существования накопил славную историю. Грандиозные стены с башнями, 11 храмов и другие постройки монастыря описаны в энциклопедиях, монографиях, статьях как шедевры архитектурного искусства. Прекрасный ансамбль, заложенный ростовскими мастерами, вдохновлял многие поколения русских зодчих на творческое соревнование с предками.

Актуальность и новизна данной работы определяется отсутствием комплексного исследования роли и значения русской аристократии в жизни Кирилло-Белозерского монастыря. Практически все работы, посвященные истории русских монастырей и политической жизни Московской Руси, содержат фактический материал по данной проблеме. Это вполне понятно, и объясняется той ролью и огромным влиянием, которое Кирилло-Белозерский монастырь имел в истории средневековой Руси. Период XV-XVII вв. в государственном развитии связан с кардинальными социально-политическими изменениями – преодоление удельной раздробленности и формирование единого государства, становление самодержавия привели к ликвидации политических привилегий русской аристократии. С другой стороны – это период превращения ряда монастырей, к числу которых, в первую очередь, относится и Кирилло-Белозерский, в крупных феодалов-собственников, оказавшихся под государственным влиянием и властью. В дипломной работе проведен анализ взаимоотношений русской аристократии и Кириллова монастыря в духовной, государственной, хозяйственной и культурной сферах, которые привели к формированию огромного историко-культурного наследия, сохранившегося до настоящего времени.

Объектом исследования в нашей работе является Кирилло-Белозерский монастырь, как уникальный феномен русского православного мира.

Предмет исследования: роль и значение русской аристократии в формировании историко-культурного наследия Кирилло-Белозерского монастыря

Хронологические рамки. В работе рассматривается период с начала XV до конца XVII века. Нижняя временная граница предопределена основанием монастыря и началом его взаимодействий с представителями русской аристократии. В это время происходит становление монастыря как одного из основных религиозных центров. Верхний хронологический рубеж исследования обусловлен концом XVII века, когда наступает новый период в истории не только государства, но и церкви, являясь началом разрушения государственно-религиозной традиции Древней Руси.

Одним из крупнейших религиозных и культурных центров на Русском Севере был Кирилло-Белозерский монастырь. Как один из самых крупных монастырей всегда привлекал разных исследователей, которые рассматривали его с разных сторон деятельности: как крупного собственника, как государеву крепость и т.д.

Интерес по изучению истории и культуре русских православных монастырей возник в начале XIX века. Основное внимание концентрировалось на «внешней» истории – судьбе основателей монастырей, монастырского уклада, структуре церковной организации. Первыми к этой теме обратились первооткрыватели российской истории и церковные историки. Митрополит Макарий, В. Н. Татищев, Н. М. Карамзин и С. М. Соловьев [55, 41, 80] рассматривали различные аспекты существования русских монастырей до второй половины XVI века, внесли существенный вклад по изучению истории монастыря. В. О. Ключевский, впервые комплексно исследовавший жития русских святых как исторический источник [43],

Позже историки подробно рассмотрели экономическое значение монастыря, как для Северного края, так и в общерусском масштабе, и обитель стала рассматриваться как крупный феодал – собственник земли. Можно выделить труды таких исследователей как С. Б. Веселовский [28], А. А. Зимин [38], И. У. Будовниц [55], А. А. Савич [73], А. Л. Шапиро. Исследователи представляют монастырь в экономическом контексте развитии страны.

Особенностью отечественной и зарубежной историографии является использование материалов при изучении Кирилло-Белозерского монастыря, прежде всего как крупного земельного собственника. Обитель показана как «коллективный феодал» и субъект классовой борьбы [83, 89]. Особое внимание уделялось изучению хозяйственной деятельности, истории крестьянства как преобладающего населения монастырских вотчин в XVI-XVII вв. [34, 47, 92].

Исследователи изучают не только вотчины монастыря, но и затрагивают другие темы, например исследование монастырской торговли и ее влияния на монастырь [32, 50].

Наряду с изучением экономических особенностей, не прекращается изучение повседневной монастырской жизни. В частности, современные авторы исследовали поминальную практику в русских средневековых монастырях, монастырские уставы, повседневную жизнь в русских средневековых обителях [72].

Еще одно направление исследований было связано с изучением внешнего облика монастыря, прежде всего как историко-архитектурного комплекса [19]. За высокими монастырскими стенами располагается множество древних строений: одиннадцать храмов, колокольня, хозяйственные здания, ряды домов-келий. Ученые подробно описывают и указывают характеристику строений обители.

Так же многие работы посвящены Кирилло-Белозерскому монастырю как «государевой крепости», вооружению, защитникам, военным строителям, которые освещают историю создания крупнейшей средневековой крепости и указывают на ее подлинное значение для русской истории [20, 85, 42].

Кириллова обитель – центр культуры и просветительства. За всю историю в нем развивались не только многие промыслы, но и ремесла. Широко было развито книжное дело, создавалась своя школа иконописи [65, 79].

Важным сюжетом является изучение монастырской ссылки. Интерес возник в изучении крупных монастырских тюрем: Соловецкой, Спасо-Евфимиевской, Спасо-Прилуцкой. Один из первых, кто целенаправленно начал изучать монастырскую ссылку, был М. А. Колчин [45].

Среди исследователей, занимавшихся изучением монастырской ссылки, богатством выявленного материала выделяются работы А. С. Пругавина о тюрьмах Соловецкого и Спасо-Евфимиевского обителей [68, 69], Г.Г. Фруменкова [86].

Авторы дают подробное описание всех вопросов ссылки и интересные описательные сведения. Так же ссыльные рассматриваются как жертвы политических репрессий. Ученые проводят взаимосвязь между государством и церковью, находят общие черты и причины наказаний.

В целом, за два столетия, отечественная историография накопила огромное научное наследие по истории и культурному наследию Кирилло-Белозерского монастыря. Наиболее полно изучены вопросы духовной и хозяйственной жизни обители, ее роли в государственном развитии Московской Руси. В меньшей степени судьбы русской аристократии, связанные с Кирилло-Белозерским монастырем, что и стало предметом исследования.

Цель исследования : рассмотреть историко-культурный контекст взаимоотношений русской аристократии и Кирилло-Белозерского монастыря в XV-XVII вв.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие взаимосвязанные задачи:

·Определить круг источников, характеризующих роль и значение русской аристократии в развитии обители;

·Выявить наиболее значимые роды русской аристократии, связанные прочными узами с обителью;

·Изучить их влияние на формирование: земельных владений; архитектурного облика и обустройства монастыря;

·Исследовать роль и место Кирилло-Белозерского монастыря в судьбах русских аристократов;

·Рассмотреть вклад представителей аристократии в культурное наследие монастыря.

Для решения поставленных задач использованы следующие источники:

Во-первых, комплекс монастырской учетной документации, в который входят описи строений и имущества монастыря, приходно-расходные, вкладные книги.

Основным источником о составе вкладчиков, в первую очередь аристократов, и истории монастырских вкладов являются вкладные книги. Их появление, как особого вида монастырской документации, историки относят к середине XVI в. По отношению к синодиками, обиходниками или кормовым книгам, которые появились раньше, вкладные книги содержали более подробные сведения о вкладчиках и самом вкладе, условиях в которых сделан вклад, и, иногда, информацию по истории монастыря, сведения о хранящихся в нем святынях и т. п. Само название «вкладные книги» появилось в источниках на рубеже XVI-XVII вв, ранее данный вид документов назывался «даяльными», «данными», «дачными», или «казенными книгами» [51, с. 613-617].

В архивах и рукописных собраниях России выявлено несколько десятков вкладных книг, часть из них опубликована, в том числе и по Кирилло-Белозерскому монастырю [8, 9].

С середины XVI в. ведение в монастырях особых книг в которых фиксировались вклады и вкладчики было обязательным. На это особое обращает особое внимание Стоглав 1550 г. Так, Глава 75-я предписывает монастырским властям – «архимандритом и игуменом, и строителем, и соборным старцом» не только отыскивать тех, кто «давали в монастыри святым церквам свои селы и купли на память своим душам и по своих родителех в вечный поминок», но и «в сенаники написати и поминати их всегда по церковному чину и по божественному уставу» [15, с. 352].

Таким образом, непосредственными предшественниками вкладных книг были синодики-помянники. В качестве такой трансформации А. И. Алексеев приводит пример древнейшего синодика Иосифо-Волоколамского монастыря, в котором помимо имен вкладчиков указывалась информация о размере вклада. В 1530-х гг. практика поминовения усопших, разработанная в этой обители, распространилась по всем крупнейшим монастырям России. Свидетельством того, что эта практика нашла применение и в Кирилло-Белозерском монастыре, служит «Уложение игумена Феодосия» [8, с. 17].

На настоящий момент известны 3 вкладные книги Кирилло-Белозерского монастыря, которые хранятся в составе Кирилло-Белозерского собрания (Ф. 351) Отдела рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ, г. Санкт-Петербург). Первая относится к 1560-м г. [4], Вторая – к 1770-м г. [5], Третья – к 1810-м г. [6].

Второй группой источников по составу вкладчиков, особенно характеристике вкладов, являются описные книги Кирилло-Белозерского монастыря XVII- начала XIX вв. Научный интерес к ним и первые их публикации появились уже в середине XIX в., именно тогда, в 1861 г., было опубликовано П. И. Савваитовым описание 1668 г. [16]. Наиболее ранее из сохранившихся описаний, относящееся к 1601 г., с замечательными комментариями, было опубликовано З. В. Дмитриевой и М. Н. Шаромазовым [14].

Вкладчики и вклады в Кирилло-Белозерском монастыре, как по душе для заупокойного поминовения, так и при пострижении, стали предметом и специального научного изучения. В числе авторов в первую очередь следует назвать архимандрита Кирилло-Белозерского монастыря Варлаама, который первым обратился к этому вопросу и подробно его изложил [27], и, конечно, Н. К. Никольского, одного из лучших знатоков кирилло-белозерских древностей [59].

В 2003 г. 3. В. Дмитриева опубликовала работу, о Кирилло-Белозерском монастыре, где анализируются вытные книги, описи строений и имущества, устанавливается полнота и достоверность содержащихся в них сведений. В книге представлен широкий круг вопросов: влияние событий «смутного времени» на состояние хозяйства монастырской вотчины, эволюция землепользования крестьян, их хлебные и денежные платежи в пользу монастыря, развитие ссудно-кредитных отношений и т. д.

Широкое сравнительное изучение вотчинных и государственных описаний позволило автору применить антропологический подход к изучению аграрных отношений. Сопоставление перечня вытных, описных, дозорных и переписных книг в описи 1732-1733 гг. и сохранившихся рукописей показало, что в архиве Кирилло-Белозерского монастыря мы имеем почти полную сохранность монастырских описаний.

Таким образом, архив Кирилло-Белозерского монастыря уникален в своем роде и открывает возможность изучения жизни вотчины, которая в XVI-XVII вв. представляла собой социально-экономическое образование со своей законченной структурой и управлением [8].

Отдельную группу исторических источников составляют архивные материалы. Была проведена большая работа с архивными документами Государственного Архива Вологодской области, а именно с описью 1771-1773 гг.

Наши наблюдения о составе вкладчиков и вкладов Кирилло-Белозерского монастыря в первую очередь связаны с анализом этого описания обители 1771-1773 гг. Оно было проведено по специальному распоряжению из Вологодской консистории епископа Иосифа от 18 августа 1771 г. Это самое полное из всех сохранившихся описаний монастыря XVII – первой половины XIX вв., его строений, ризницы и имущества. Материалы описания составили три большие книги, один экземпляр был оставлен в монастыре, а другой, идентичный по содержанию, отправлен в Вологодскую консисторию. Монастырский экземпляр в настоящее время хранится в ОР РНБ [7], а консисторский – в Государственном архиве Вологодской области (ГАВО) [1, 2, 3].

В целом, материалы описей, особенно описание 1771-1773 гг., не только дополняют вкладные книги при характеристике состава вкладчиков и вкладов, но и становятся основными источниками при определении конкретных обстоятельств вклада, его исторической и художественно-декоративной ценности. Большинство вкладов, описанных в 1771-1773 гг., особенно ценные церковные покрова и сосуды, ризничные вещи, несут на себе еще и текстовую информацию о вкладчике, причине, дате вклада и др., что значительно повышает информативную ценность вкладной вещи.

Важным источником при изучении монастырской истории взаимоотношений с представителями русской аристократии являются нарративные источники, например «Послание Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь» [12], где подробно описываются религиозные, культурные и политические взаимоотношения монастыря и представителей высших сословий российского общества.

Методологическая база исследования определяется совокупностью общенаучных (анализ, синтез, описание) и специальных методов, принципами объективности, системности и историзма. Применяется сравнительно-исторический метод, позволяющий сопоставить разные по происхождению и хронологии материалы, а также выявить динамику и определить степень исторической достоверности и полноты самих источников. Методологическую основу исследования составил историко-культурный подход к предмету изучения. Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, списка использованных источников и литературы, приложений. В работе показано взаимовлияние монастыря и русской аристократии, на формирование земельных владений, архитектурного ансамбля и некрополя монастыря, изучена история монастырской ссылки. Первая глава посвящена анализу процесса обустройства монастырской вотчины, комплексу храмов, укреплений и хозяйственных построек обители и монастырских вкладов. Во второй главе исследован государственный и духовный аспект жизни русской аристократии в истории монастыря: постриг, некрополь и монастырская ссылка.

ГЛАВА 1. ОБУСТРОЙСТВО КИРИЛЛОВСКОЙ ОБИТЕЛИ

.1 Монастырская вотчина (земельная собственность и недвижимость)

Земельные владения у монастырей появились на Руси примерно через век после принятия христианства [97, с. 20]. Бурный рост монастырского землевладения начался с конца XIV века, когда общежитийные монастыри при активной поддержке государственной власти стали быстро расширять свои владения. Крупнейшими собственниками стали Троице-Сергиев, Симонов, Иосифо-Волоколамский и Кирилло-Белозерский монастыри: их владения были разбросаны по разным уездам складывавшегося Российского государства, в результате чего именно они стали земельными собственниками всероссийского масштаба, а это превращало их в базу для политического объединения страны [25].

Распространение со второй половины XIV века в Северо-Восточной Руси общежительского устава, соблюдением которого славились Троице-Сергиев, Симонов, Кирилло-Белозерский, а позже Иосифо-Волоколамский, Соловецкий и другие монастыри, способствовало приумножению их денежных средств, движимого и недвижимого имущества [59]. Землевладения монастырей складывались постепенно: первоначально они получали в качестве пожертвований небольшие участки земли, пустоши, луга, а с конца XIV-XV веков вклады все чаще состояли из сел и деревень. Со временем монастырские вотчины достигли огромных размеров, составляя от 20 % до 30% всего пахотного земельного фонда средневековой Руси [29].

Согласно подсчетам М. С. Черкасовой, к Троице-Сергиеву монастырю по вкладам, пожалованиям, завещаниям и путем купли в 1392-1427 гг. перешли 16 сел и 12 деревень, а в 1430-1450 гг. ему принадлежали уже 63 села и 81 деревня. Основной комплекс земельных владений Троице-Сергиева монастыря, сложившийся к 1460-м годам, охватывал 15 уездов и насчитывал не менее 80 сел, а к концу XVI века его вотчины располагались уже в 40 уездах страны [91].

Сходную динамику роста землевладения проследила Л.И. Ивина на примере Симонова монастыря, который за годы феодальной войны второй четверти XV века в Московском княжестве сумел разными способами приобрести около 50 сел и деревень, 5 селищ, 43 пустоши, соляную варницу и другие угодья в 11 уездах [37].

Практически в это же время произошло быстрое расширение земельной собственности Кирилло-Белозерской обители [62]. С конца XV-XVI века наблюдается непрерывный рост владений Иосифо-Волоколамского[40] и Соловецкого монастырей [77]. У большинства монастырей угодья в основном состояли из непахотных земель и промысловых угодий – соляных варниц, мест рыбной ловли и др. [33].

Монастырское землевладение особенно интенсивно развивалось в течение XVI века, вплоть до запретительных постановлений правительства по отношению к этому процессу 1580-1584 гг. [33].

Многочисленные региональные исследования свидетельствуют о том, что рост монастырского землевладения продолжался на протяжении XVI-XVII веков по территории всего Российского государства (Белозерье, Новгородская земля, Сибирь, Центральные земли Русского государства и т. п.). Некоторое замедление этого процесса фиксируется только после принятия Соборного Уложения 1649 г., когда он стал протекать, в основном, в форме распределения земельной собственности внутри самой церковной организации – путем приписки мелких и обедневших монастырей к более крупным [84].

Однако такое корпоративное хозяйство создавалось отнюдь не для получения прибыли, а для того, чтобы обеспечить братию при монастыре, а также для покупки культовых вещей, ремонта и строительства, раздачи милостыни. В XVI-XVII вв. наблюдается увеличение численности братии. В Кирилло-Белозерском монастыре вместе с приписной Афанасьевой обителью в 1601 году насчитывалось уже не несколько десятков, как ранее, а 184 монаха. Монастырским властям приходилось обеспечивать около 500 человек, включая мастеровых, служебников и прочих людей, проживающих в монастыре [62, с. 140-215].

Начиная со времени правления Ивана Грозного, государство рассматривало монастырскую собственность как резерв государственного имущества и все упорнее вынашивало идею о секуляризации [33, с. 52].

Политическая история Белозерского края не отличается насыщенностью событиями. Малозначительное Белозерское княжение, выделившееся в середине XIII века из Ростовского княжества, пережило судьбу всех мелких уделов. Относительная самостоятельность, которой пользовались мелкие удельные князья в начале XIV века, уже к концу столетия была значительно ограничена возвышающейся Москвой. В борьбе за объединение русских земель, начавшейся при Иване Калите и закончившейся при Иване III, незначительные уделы примыкали то к одной, то к другой политической стороне, руководствуясь своими частными интересами. Чем успешнее вела борьбу Москва, тем больше примыкало к ней слабых союзников из числа мелких удельных князей, которые впоследствии становились «подручниками» московского князя и превращались в служилых князей.

Такова была судьба и Белоозера. Независимые белозерские князья к концу XIV века стали князьями-вотчинниками. Белоозеро занимало особое место в планах Москвы, благодаря своему географическому положению в центре новгородских земель, оно представляло удобную базу наступления на Новгород. Поэтому, начиная с конца XIII века, Москва стремилась укрепить свои позиции в Белозерском крае. В конце XV века Белоозеро полностью попало во владения московского великого князя Ивана III и превратилось в Белозерский уезд, которым управляли московские приказные люди.

В Белозерье скрещивались важные торговые пути. Поток товаров шел с юга на север (хлеб) и с севера на юг (меха, соль, рыба). То обстоятельство, что через Белоозеро можно было без препятствий попадать в северные новгородские земли, делало этот край особо важным для Москвы. Московские князья стремились захватить эту территорию, укрепиться на ней и сделать здесь своеобразный плацдарм для наступления на Новгород [80, с. 99].

Белозерские монастыри сыграли в этом отношении огромную роль. Хозяйственная мощь обителей усиливала политическое влияние московского князя. Белозерские князья в 30-е годы XIV столетия были активными участниками политической борьбы. В этой борьбе белозерский князь Роман Михайлович занимал враждебную, по отношению к Ивану Калите, позицию и был союзником тверского князя Александра Михайловича. Его сын Федор Романович, став князем Белоозера, в отличие от отца, имел политические предпочтения и перешел на сторону Московского княжества, которое к этому времени возвысилось над своим соперником – Тверью. Белозерский князь был поставлен в зависимое от московского княжества положение.

В период власти Москвы над Белоозером шел процесс раздробления единого Белозерского княжества на отдельные самостоятельные уделы – княжения. Причина этого – развитие феодальных отношений. Ослабление политической власти самого белозерского князя, вследствие установления подчиненного положения от Москвы, создало условия для дальнейшего дробления.

По мнению А. И. Копанева вся верховная власть перешла в руки нового московского князя. Прежние самостоятельные белозерские князья переходят в положение служилых князей Москвы. Рост и укрепление белозерских монастырей, являющихся преемниками Троице-Сергиевой обители, означало не что иное, как усиление московского влияния на Белоозере, крае, который еще входил в состав Верейского удела [49, с. 156-159].

Однако, по вероятному предположению В.А. Кучкина, в XV веке под контроль Москвы перешли лишь земли старшего из Белозерских князей, и это не означало, что местные князья утратили все суверенные права[47, с. 60]. При Иване III многие уделы были ликвидированы, в том числе и Верейское удельное княжение, последним князем которого был Михаил Андреевич (1432-1486 гг.).

Захват белозерских земель московскими князьями шел постепенно и по частям. После смерти Андрея Дмитриевича, Белоозеро было поделено между двумя его сыновьями – Иваном Можайским и Михаилом Верейским. Иван Можайский в борьбе Василия Темного и Юрьевичей занял позицию последних. Победа великого князя стоила побежденным их уделов. У князя Ивана был отнят Можайск и часть Белоозера. Михаил Андреевич был в более устойчивых отношениях с Василием Темным. Благодаря этому он смог вместе с московским князем разделить вотчину удельных ярославских князей Заозерских. Окончательное включение Белозерья в состав Русского централизованного государства произошло при Иване III [41, с. 56-57].

Андрей Дмитриевич получил в свое княжение Белоозеро в 1389 году. Спустя восемь лет после этого здесь появился монах Кирилл, основавший Кирилло-Белозерский монастырь, который играл важнейшую роль в последующей истории края. Появление Кирилла именно здесь не случайно. Московская монастырская колонизация обычно шла в том же направлении, в каком двигались войска великого князя Московского.

К XV веку Московское княжество стремилось овладеть северными землями, находившимися в руках Новгорода [39, с. 20]. Белоозеро было в центре новгородских территорий. Здесь сходились важные торговые пути, соединявшие центральные земли Руси с северными областями: Двинской областью, Белым морем, Новгородскими землями. [39, с. 15].

Духовенство, в большинстве своем, встало на сторону сильной московской власти, так как стало ясно, что только Москва может объединить русские земли. Сергий Радонежский был крупнейшей фигурой среди этой части духовенства [80, с. 70-78]. Кирилл Белозерский, в свою очередь, был тесно с ним связан, и Сергий оказал огромное влияние на Кирилла. Уклад Кириллова монастыря был похож на порядок в монастыре Сергия. Кирилл также получал поддержку от Троице-Сергиевой обители. В Симоновском монастыре Кирилл встретил Ферапонта, который уже был до этого в Белозерье. Поэтому можно говорить о связи Симонова монастыря с этим краем. Следовательно, Кирилл отправился в уже изученный и знакомый край.

После основания Кирилло-Белозерского монастыря, Кирилл начал вести приобретательскую деятельность. Известно 25 его купчих на земли. Подобный размер расходов говорит о том, что ему, вероятно, была оказана помощь. Известно, что Кирилла поддерживали московские князья: Андрей Дмитриевич дал в монастырь несколько деревень и предоставил льготы финансового и судебного характера. Кроме того, Кирилл писал послания трем московским князьям: Василию, Юрию и Андрею Дмитриевичам. В них он благодарил князей за их «милостыню» монастырю. Это была, своего рода, помощь вновь основанному монастырю.

Послания Кирилла характеризуют его как политического деятеля своего времени. Первое послание Василию Дмитриевичу было написано через 2-4 года после основания монастыря, а Кирилл уже выражал благодарность за помощь. Кирилл сразу «приобрел» братию, а монастырю оказывалась помощь со стороны московского князя.

Второе послание (1408-13 гг.) было направлено князю Андрею Дмитриевичу Можайскому. В нем Кирилл высказал свой взгляд на княжескую власть: князь должен беречь своих людей, вершить справедливый суд, и осуждал взяточничество, а также требовал усиления княжеской власти, установления порядка в княжении.

Третье послание (1422 г.) было адресовано князю Юрию Дмитриевичу. В этом послании Кирилл говорил о том, что не может принять Юрия у себя в монастыре, считая это неприличным для отшельника. Однако, к этому времени был известен факт вражды Юрия к Василию I. Принять Юрия было бы нетактично по отношению к высокому московскому покровителю[49, с. 47, 49].

Все факты из жизни Кирилла показывают, что он был в тесном общении с московскими князьями. И после Кирилла монастыри почти всегда являлись опорой великокняжеской власти. Во время политической борьбы Дмитрия Шемяки с Василием Темным белозерские монастыри выступили на стороне великого князя [39, с. 22].

Игумен Кирилло-Белозерского монастыря Трифон снял с Василия клятву, обязывающую его не выступать на борьбу за отнятое у него великое княжение, которую он дал Дмитрию Шемяке. Этим Трифон помог князю в организации сил для похода 1447 года. Перед этим походом Василий Темный поехал в Ферапонтов монастырь, где получил благословление от игумена Мартиниана. Василий II, в свою очередь, дал Кириллову монастырю жалованные грамоты, кроме того, по поручению великого князя, Пахомий Серб (Логофет) составил житие Кирилла Белозерского. Это агитационное произведение было выгодно и монастырю, и княжеской власти [49, с. 38-49].

Кирилло-Белозерский монастырь был главным в крае, но рядом с ним возникло много мелких монастырей. В 7-8 км на запад от монастыря протекает р. Шексна – важнейший торговый путь края. Недалеко на востоке находился Словенский Волочек, где шел путь от Шексны к Кубенскому озеру и на Двину. Восточнее монастыря шла сухопутная дорога через Вологду, соединявшая Москву с крайним севером. Из этого видно, что место для монастыря было выбрано с особой расчетливостью. Оно было очень удобно [61,с. 29].

Белозерские монастыри развернули в XV-XVI веке деятельность по приобретению богатств, прежде всего земельных владений. Некоторые из них стали крупными феодалами Русского государства. Княжеские, боярские и черные земли попали в руки монахов. Монастырская колонизация произвела большие изменения в землевладении Белоозера.

В период с XV – начала XVII веков главными источниками экономического благосостояния Кириллова монастыря были земельные владения и промысловые учреждения на них, пожертвования движимого и недвижимого имущества, торговля и кабальные записи. Земельные владения стали одним из самых ранних и крупных источников дохода монастыря. [33].

Преемники Кирилла Белозерского – игумены Христофор и Трифон проявляли подобное отношение к монастырскому землевладению, как и сам Кирилл. В игуменство Христофора было сделано 1 пожалование, 5 дарений, 7 покупок и 1 мена земель. При Трифоне – 7 пожалований, 8 дарений, 7 покупок и 1 мена. В общей сложности при них две пятых приобретенных земель покупались.

Уже в это время интерес к платным способам приобретения земли начал ослабевать. Доля вкладов постепенно увеличилась, а доля покупок уменьшилась, это становится видно уже при игуменстве Кассиана (ок. 1448-1465 гг.), при нем было принято в качестве вклада 14 участков, в качестве пожалований 8, куплено же было только 3 участка, причем, 2 из них – городские дворы.

Возможно, что в Кириллове приобретали силу «нестяжатели», под влиянием которых, после удаления Кассиана, прирост монастырских территорий замедлился. Покупок не совершалось, редко принимались дарственные от частных лиц. Также, остановка роста монастырских территорий в конце XV – начале XVI века, отчасти зависела от направления политики после присоединения Белоозера к Москве. В приговоре 11 мая 1551 года во время великих князей Иоанна Васильевича и Василия Ивановича действовало постановление, в силу которого «в Твери, в Микулине, в Торжку, в Оболенску, на Белоозере, на Рязани, мимо тех или иных городов людям вотчин не продавали и по душам в монастыри без докладу не давали».

Это продолжалось вплоть до третьего десятилетия XVI века. При разных игуменах число приобретений было также различно. Любопытно, что ограничительные постановления о монастырском землевладении 1551, 1572 и 1580 годов следовали как раз за увеличением в Кириллове числа поземельных покупок и вкладов. Так, постановлению 1551 года предшествовала деятельность игумена Афанасия, который за 12 лет присоединил к монастырской территории земли: 7 по купчим, 11 по данным, 1 по жалованной данной.

Указу 1572 года предшествовало игуменство Кирилла, который за 6 с половиной лет приобрел до 55 новых участков, то есть в среднем по 8 участков в год. Перед постановлением 1580 года игуменом был Козьма, который за 7 лет и 3 месяца заключил до 63 поземельных крепостей.

Ограничительные постановления, конечно, влияли на темпы роста монастырских территорий, но не останавливали их. К 1482 году в состав белозерских владений кроме 20 пустошей, входило 3 села и 129 деревень, из которых 37 были поставлены монастырем.

Во второй половине XVI века приток новых сил в монастырские владения еще более усилился. В феврале 1544 года в сотной из белозерских книг упоминаются: около Феодосьина городка 22 новых кирилловских починка, около Рукиной слободки, Милобудова, Словинского Волочка – 38 «новопоставленных» починков; около Романовой слободки – 20, по нижнему течению Шексны в волости Угле – 48. В Вологодских пределах возникло 14 деревень и 18 починков на Сизьме, у села Михайловского к 1533-34 году возникло 12 починков без пашни, и у села Спасского – 2 починка.

Слабее шла колонизация около Белого озера. В Карголоме было поставлено только 2 починка, и 3 в Кивуе. Пришлое население обычно оседало в XVI веке по нагорным берегам рек и озер. Процесс заселения монастырской вотчины продолжался до 50-60-х годов XVI века, когда число тяглых сил достигло предела в этом столетии.

Таким образом, Кирилло-Белозерский монастырь уже в конце XVI века по количеству земельных владений занимал одно из первых мест между обителями всего Московского государства. Для приобретения земельных владений Кириллову монастырю были доступны все юридические способы:

)Пожалование вотчин князьями (Белозерскими, Верейскими, Дмитровскими, Вологодскими, Углицкими, Старицкими, великими князями Московскими и царями). Эти пожалования обычно оформлялись в жалованных данных грамотах.

)Дарение земель или вклады от частных лиц при их жизни или по их смерти. Очень часто такие пожертвования делались без всяких условий, но иногда жертвуемые земли назначались быть обеспечением «вечного» поминовения вкладчиков, дарение осуществлялось ими с условием – не отчуждать от монастыря данные владения. Иногда оговаривалось право родственников вкладчика выкупить вотчину. Например, в духовной князя Данила Юрьевича Кемского от 1515 года, завещавшего монастырю село Вознесенское, сделана оговорка: «А будут мои братья и мои племянники до той земли, и они дадут за ту землю в Кириллов монастырь 30 рублей. Иногда в данных и духовных грамотах указывалось, что родственники не могут претендовать на земли, отданные монастырю, но так как законодательство подтверждало права родственников вкладчика выкупать вотчину, то данные писались от «родителей» его: «Даются данные в монастырь по совету родителей вотчинниковых». Если у вкладчика не было родни, то и этот факт упоминался в данной. В других случаях монастырь принимал на себя обязательство постричь вкладчика и обеспечить его кельей или выдавать пропитание его иночествующим по другим монастырям родственникам.

)Покупка земли у частных лиц, такие сделки зафиксированы в купчих грамотах, которые писались в XIV-XV веках. После 1580 года на покупку вотчин нужна была царская жалованная грамота.

)Мена кирилловских земель на земли других владельцев: князей, епископов, монастырей и вообще частных собственников. Эти сделки фиксировались в меновных грамотах. В XV веке они производились с согласия белозерского князя или других властных структур. Иногда земли приобреталось больше, чем отдавалось.

)Залог или кабала. Этим способом приобретались земли, отданные в монастырь для обеспечения возврата денег, занятых у монастырской казны, и оставшиеся за монастырем по причине неуплаты денег в срок[62, с. 1-7, 13-14, 24-25].

Такое быстрое развитие монастырской земельной собственности стало возможно благодаря активной помощи московских великих князей и русской аристократии, выражавшейся во всевозможных льготах, земельных пожертвованиях, денежных вкладах. Монастырь, со своей стороны, был верным союзником старейшего рода московских князей в борьбе за московский престол, которая развернулась в середине XV века [11].

Кирилло-Белозерский монастырь особенно любили и благодетельствовали ему великие и удельные князья, цари, некоторые из которых предпринимали, и даже неоднократно, далекий и трудный путь для посещения этой обители. Кирилло-Белозерский монастырь посещали такие князья как: Андрей Дмитриевич Верейский-Белозерский, Михаил Белевский с супругой, Михаил Андреевич Белозерский-Можайский, Василий Темный с семьей в 1447 году, княгиня Ефросинья Старицкая, которая потом основала Горицкий Воскресенский монастырь и многие другие.

В 1528 году в Кирилло-Белозерский монастырь приезжал великий князь Василий III с супругой Еленой Глинской – вымаливать наследника. Наследник – будущий царь Иван Васильевич – действительно, вскоре родился. В глазах современников это выглядело как заступничество преп. Кирилла Белозерского. Иван Грозный на протяжении всей своей жизни питал к Кирилло-Белозерскому монастырю особое пристрастие, считая себя обязанным ему своим рождением. делал богатые вклады.

Иван Васильевич Грозный побывал в монастыре три раза: в детстве, в 1545 году [12], во второй раз по взятии Казани, он приезжал с царицей Анастасией, в третий раз он прибыл с царицей Марией и детьми Иваном и Федором в 1569 году.

Его примеру подражали благочестивые и богатые бояре и вообще люди именитые, из которых многие приезжали не только на время для богомолья, но и оставались в монастыре навсегда и постригались в монахи, к чему располагала их пустынность и отдаленность здешних земель от больших городов и мирской суеты. Некоторые из них не имели возможности удалиться от света, и, оканчивая свои дни, завещали своим родным, по крайней мере, упокоить их кости под сенью Кирилловой обители.

Из российских князей и царей особенно благоволили Кирилло-Белозерскому монастырю : великий князь Василий Дмитриевич (сын Д. Донского) и его мать, великая княгиня Евдокия Дмитриевна, его братья – Андрей, князь Верейский и Белозерский, Юрий Звенигородский, князь Михаил Андреевич Белозерский и Можайский, князь Владимир Андреевич Старицкий и его мать княгиня Ефросиния, великий князь Василий Васильевич и его сын князь Андрей Васильевич, великий князь Василий Иванович, князь Георгий Иванович Дмитровский, князь Дмитрий Иванович Углицкий, Иван Васильевич Грозный, а также его сыновья Иван и Федор, цари: Борис Федорович Годунов, Михаил Федорович, Алексей Михайлович, и почти все великие княгини, царицы и княжны.

Богатые вклады делали в Кирилло-Белозерский монастырь бояре Воротынские, Шереметевы, Палецкие, Бельские,Шуйские, Голицыны, Годуновы, Микулинские, Шеины, Пеньковы, Волынские, Щенятевы, Воронцовы, Кемские, Ситские, Головины, Салтыковы, Мстиславские, Трубецкие, Ромодановские, Одоевские, Морозовы и многие другие [27, с. 1-2].

Естественно, благоволение к обители столь знаменитых и богатых людей должно было обогатить ее вотчинами, денежными вкладами и ценными предметами церковно-монастырского быта. Кроме того, обладая обширными территориями, заселенными более 20 000 крестьян [60, с. 2], и весьма прибыльными соляными варницами и рыбными ловлями в Поморье, и пользуясь доходами от трех монастырских ярмарок, Кириллов монастырь мог сам умножать свои богатства [27, с. 3].

Великие князья и цари внесли большой вклад в развитие монастыря как крупного земельного собственника. Например, Иван III дал по братьям своим Юрию и Андрею починки и деревни в 1485 году: Талицу, Макарово, Великое, Боярское, Якино, Пестово, Васильевское, Костоково, Липпики, Павшинское, Беседное, Старое, Горку, Сычево, Филино, Реивзино – деревни. Михеев, Долов, Дурово, Лукино Раменье, Парфеновский, Исаковский, Кузнецовский, Бабинский, Великое – починки. Платуново, Степаньвская, Талица, Сандалово – пустоши. Все владения передавались с лугами, мысами, пожнями – на поминок душам их и по всему своему роду. Однако игумен Гурий сказал, что этих починков, деревень и пустошей монастырю не надо, и просил обменять эти деревни на житный оброк. Поэтому Иван Васильевич пожаловал по триста четвертей ржи [11, с. 80].

Василий III пожаловал Кирилло-Белозерскому монастырю село Кабаново в Углецком уезде в 1525 году, а также обменял сельцо Феодосьин Городок на деревню Шидьяр с деревнями.

Иван Грозный особенно благоволил Кириллову монастырю и предоставлял ему различные льготы, а также сам жаловал земли. Так, в 1577 году, он пожаловал пожню Великоселье и сельцо Куность с деревнями, в 1569 году – село Рогомжь с деревнями, сельцо Никольское, село Мегру, погосты на Словенском Волоку, село Вилгощское и Сретенское с деревнями в Бежецком Верху в 1583 году, сельцо Спасское в Ростовском уезде, сельцо Пирогово в Московском уезде и сельца Бабинское, Санниково и Воздвиженское в Романовском уезде [14, л. 426-438].

Кроме этого, Иван IV пожаловал монастырю ряд льгот. Например, тарханную грамоту на монастырские вотчины сел и деревень в Дмитровском уезде, грамоту на монастырскую вотчину во всех городах дворовые стороны, грамоту на монастырскую вотчину, что около монастыря в городах земские стороны – 1577 год, грамоту на сельцо Бережное и на сельцо Кабачино с деревнями в 1559 году [14, л. 426-430].

Московские государи смягчали пошлины на монастырскую торговлю или вовсе отменяли их. Например, это подтверждает жалованная грамота великого князя Василия Васильевича, о том, что если игумен Трифон с братией купят что-либо на монастырский обиход или, что продадут – с того пошлин не иметь. При Иване Грозном были жалованные грамоты о рыбной ловле на Белом озере (1539 г.), о воске на местные свечи (1567 г.), о лесе (1560 г.), на рыбную ловлю на море и реке Унбе (1578 г.), а также грамота о беспошлинной торговле Кирилло-Белозерского монастыря (1577 г.) [14, л. 432-438].

Вклады в виде недвижимости вносились не только московскими, но и удельными князьями и их потомками. Иногда они содержали в своем составе целые волости – села с деревнями. Так, Михаил Андреевич, князь Верейско-Белозерский, отдал в пользование монастыря Уломское озерцо, пустошь Боровлянниково и деревню Бренковскую [14, л. 439-445 об.], пожню Сосновку на реке Шексне в 1435-47 году. Он же, ради спасения души, пожаловал в 1471-75 году слободу Рукинскую с лесами, пожнями и всеми угодьями, в 1448-69 годах освободил пол деревни Милобудово для покупки монастырем, а в 1451 году дал Товские пустоши: Кощеевскую, Уварову, Романовскую, Брожикову, Еремееву, Малгину, Брыкову, Соколову, Колуберезову, а также Мервинов починок по Уломскому болоту. В 1472 году обменял Чародскую и Тарасовскую пустоши и иные пустошки заросшие на деревню Феодосьин городок [11, с. 10-40].

Кубенский Михаил Иванович дал село Куликово с деревнями в 1548 году. Князь Иван Федорович Карголомский дал в монастырь в 1471-75 годах деревню Сырнево с угодьями. Князь Константин Иванович Курлятев в 1577 году – селцо Троицкое [14, л. 444], княгиня М. И. Воротынская в 1654 году отдала сельцо Теребатуни в Бежецком Верху в пользование монастыря, с обязательством построить там церковь [1, л. 24 об.]. Князь Андрей Дмитриевич пожаловал монастырю деревни Тупиковскую, Гаврилкову, и деревню Дорофея Безбородова, землю Трофимовскую с пустошью Алмазовской и Прокинской пожней, пустошь Городище [11, с. 20].

Так без убытков и расходов монастырь стал владельцем почти половины своих земель. Это объяснялось силой религиозной веры, которую имел Кирилло-Белозерский монастырь, обитель завоевала славу о действенности молитв преподобного Кирилла, о чем ходили легенды уже в XV веке. С 30-х годов XVI века к молитвам святого прибегали: великий князь Василий Иванович и Иван Грозный, желавшие принять пострижение в этой обители; боярство, особенно московское, и другие общественные классы [12].

Таким образом, безвозмездные способы расширения монастырского землевладения через пожалования и вклады великих и удельных князей, а в последующем и царей, широкого круга представителей русской аристократии, занимали главенствующее положение среди поземельных сделок, если не по числу приобретений, то по количеству и величине присоединенных территорий. Из этого можно сделать вывод, что именно благодаря представителям русской аристократии, монастырь приобрел значительное количество как своих земель, так и зависимого населения.

.2 Архитектурный комплекс

Русские монастыри в архитектурном отношении имели сложную структуру и отличались удивительным единообразием архитектурно-планировочных приемов. Кирилло-Белозерский монастырь представляет собой сложный ансамбль, сформировавшийся на протяжении нескольких столетий, который в итоге приобрел весьма своеобразную форму, отличную от средневековых монастырей. На территории Кирилло-Белозерского монастыря расположено множество построек, и на первый взгляд кажется, что они расположены хаотично, неупорядоченно. Но это не так [20, с. 3-18].

Центральное место среди различных построек – культовых, хозяйственных, жилых, занимает Успенский собор – наиболее важное по идеологическому значению здание монастырского ансамбля. Его главенство подчеркивается не только центральным положением, но и размерами. Недалеко от собора поставлены другие церкви – церковь Введения с трапезной палатой, церковь Епифания, колокольня.

При этом трапезная размешается к северо-западу от Успенского собора. Восточное расположение трапезной было крайне нежелательным. Это объясняется, вероятно, особенностями монастырского уклада. Монахи, возглавляемые священником, шли на трапезу из собора, поднявшись на крыльцо трапезной, священник должен был прочесть молитву, стоя лицом на восток. При восточном расположении трапезной собор оказался бы за спиной у молящихся, что, очевидно, представлялось неуместным.

Все монастырские постройки образовывали четкую иерархическую систему, группируясь по функциональному признаку и соподчиняясь между собой. Успенский собор доминировал над трапезной палатой и близлежащими церквями, трапезная палата в свою очередь доминировала над поварней, поварня являлась центром для Хлебного домика и различных амбаров и ледников. Эго решение, имеющее чисто утилитарные основания, в то же время воплощало принцип иерархии, господствовавший в культуре средневековья [56, с. 272-274].

Архитектурный комплекс Кириллова монастыря сложился во многом благодаря усилию богатых вкладчиков, которые давали средства на их строительство и обустройство. Множество предметов церковного быта – киотов, икон, посуды и пр., так же были приобретены монастырем в виде вкладов, что, в свою очередь оказало влияние на внутреннее убранство храмов и церквей.

На средства вкладчиков были построены: церковь Ризоположения, церковь Архангела Гавриила, церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи, церковь преподобного Сергия Радонежского, церковь преподобного Иоанна Лествичника над Святыми вратами, крепость Нового города.

Главный храм Кирилло-Белозерского монастыря – Успенский собор, был построен в 1497 году. Это одна из самых первых каменных построек обители, она является выдающимся памятником древнерусской архитектуры. Наряду с соборами Спасо-Каменного и Ферапонтова монастырей этот храм входит в группу строений, положивших начало монументальному строительству на севере Руси.

С момента постройки Успенский собор стал центром архитектурного ансамбля монастыря. Это настоящая сокровищница древнерусского искусства: памятников станковой и монументальной иконописи XV-XVII веков и произведений декоративно прикладного искусства: комплекс икон из иконостаса Успенского собора и цикл монументальных росписей, который отличается редкой сохранностью первоначального вида [51]

По монастырским описям известно немало комплексов такого объема, которые восходят как прототип к рублевскому иконостасу из владимирского Успенского собора, но из всех сохранился только кирилловский, дает возможность воочию увидеть и почувствовать всю грандиозность классического ансамбля древнерусской живописи эпохи расцвета [51, с. 7]

Внутреннее убранство каменного Успенского собора было нарядным и богатым. Собор расписан на вклад царского дьяка Никифора Шипулина в 1641 г. [1, с. 23]. Помимо росписи декоративное убранство Успенского собора включало в себя иконостас, отдельно стоящие иконы, пелены, кресты и драгоценные церковные сосуды. Опись 1601 года дает яркую картину насыщенного «узорочьем» интерьера. Одних только пядниц (икон размером в пядь, в ладонь) «окладных на золоте и красных» было 233, местных образов – 11, крестов золотых – 7, панагий золотых – 9, а также множество других крестов, покровов и иных изделий [14].

Кроме этого в Успенский собор поступали вклады от царей, так Царские врата в Успенском соборе были сделаны в 1645 году по пожеланию царя Михаила Федоровича [27]. Эти врата были в позолоченном чеканном окладе, образы святых были писаны по золоту. На окладе надпись: «Божиею милостью, и велением Великаго Государя Царя и Великого Князя Михаила Федоровича всея России Самодержца и Его Благоверной Царицы и Великой Княгини Евдокии Лукьяновны и благоверных чад сделаны сии двери царские в Кириллов монастырь Успения Пресвятые Богородицы. Лета 7153 от Рождества Христова, 1645 года».

Царские врата в храме преп. Кирилла – также дар царя Михаила Федоровича, эти врата были поменьше, чем в храме Успения Богородицы, на них также была надпись: «Божиею милостию, повелением царя и великого князя Михаила Федоровича всея России самодержца и его благоверной царицы и великой княгини Евдокии Лукьяновны и благородных чад зделаны сии Царские двери на Белоезеро в монастырь преподобному отцу Кириллу чудотворцу лета 7153» [27, с. 25-27].

Церковь Ризоположения (Рис.1) изначально находилась в селе Бородава, на высоком мысу у впадения в Шексну р. Бородавы, в 23 км от Ферапонтова монастыря. Село Бородава было перевалочной базой с пристанью, через этот населенный пункт постоянно шли потоки товаров. Здесь перегружали товар с больших судов на лодки, так как р. Бородава – узкая, и большие суда не могли пройти по ее руслу. Это самый древний точно датированный сохранившийся памятник русского деревянного зодчества . [93, с. 32-37].

Эта церковь была построена по повелению и на средства Ростовского и Ярославского архиепископа Иоасафа, в миру князя Оболенского, который принадлежал древнему роду, ведущему свою родословную от Рюрика, в 1485 году. История самого князя Оболенского достаточно интересна, согласно легенде, во время его свадьбы с княжной Луговской, юродивый Исидор Твердислов предсказал скорую смерть невесты и пострижение кн. Ивана в монастырь. Через год при родах княгиня умерла, после ее смерти князь Иван принял постриг в Ферапонтовом монастыре [24].

Церковь Ризоположения относится к наиболее распространенному в древнерусском государстве клетскому типу и состоит из трех объемов разного размера и высоты: основного, алтарного и трапезной. Изначально, до ремонта 1848 г., трапезная была окружена гульбищем – открытой галереей на столбах. Архитектура церкви имеет более усложненную форму, по сравнению другими храмами такого типа. Ей присущи такие черты как: устремленность вверх, выразительное чередование объемов от трапезной до алтарной части. Бревна сруба тщательно подобраны: все ровные, длинные, без сучков . [30, с. 13].

К моменту закрытия церкви в 1950 г. сохранилось 19 икон, которые датируются XV-XVI веками. Большая часть икон – это особое явление художественной жизни того времени. Иконостас состоял из двух ярусов. Справа от Царских врат в нижнем ярусе находилась сохранившаяся до наших дней храмовая икона «Положение ризы и пояса Богоматери». Вторым ярусом был деисусный чин, из первоначального состава которого сохранились иконы «Святитель Василий Великий», «Великомученик Георгий» и «Великомученик Димитрий Солунский». Праздничные чин и пророческий чин в церкви Положения риз отсутствовали.

Возможно, что замена осуществлялась в несколько этапов. Наиболее ранними иконами выглядят «Спас на престоле», «Богородица», «Иоанн Креститель» и «Апостол Пётр». Вероятно, иконы архангелов и апостола Павла появились позже и, самыми поздними из этой группы, во второй половине XVI века, были созданы Царские врата. И. И.Бриллиантов в своей книге 1899 г. «Ферапонтов Белозерский, ныне упраздненный монастырь, место заточения Патриарха Никона», высказал предположение о том, что некоторые иконы были написаны Дионисием, он сумел прочесть плохо сохранившуюся надпись на откосе северного входа собора Рождества Богородицы», гласящую, что собор расписал Дионисий с учениками.

Я. П. Гамза в 1937 году подтвердил предположение Бриллиантова, изучив 10 икон верхнего деисусного ряда и 3 иконы нижнего местного ряда, а также икону «Распятие» из алтаря. Он пришел к выводу, что все эти иконы написаны Дионисием. Однако позднее художник-реставратор и искусствовед Н. В. Перцев пришел к выводу, что только пять икон принадлежат кисти Дионисия: «Положение ризы и пояса Богородицы», «Василий Великий», « Великомученик Георгий», «Троица» и «Дмитрий Солунский» [10, л. 6-7].

Церковь Архангела Гавриила с приделом Константина и Елены (Рис.2) была построена в 1531-1534 гг. при игумене Феодосии, по повелению и на средства великого князя Василия III, по случаю рождения сына. Главный престол был освящен в честь дня рождения великого князя (26 марта), а придел – в память небесных покровителей великой княгини Елены Васильевны – царя Константиана и матери его Елены.

По мнению исследователя этого памятника С. С. Подъяпольского, здание строилось ростовскими мастерами. В архитектуре четко проступают «фряжские» черты, которые внесли в русскую архитектуру приглашенные Иваном III мастера для переустройства Кремля итальянские зодчие. Особенно это просматривается в интерьере церкви. С. С. Подъяпольский отмечает смелость и оригинальность решения верхней части церкви: над карнизом, где обычно помещались закомары, были возведены стены второго яруса с большими открытыми проемами, в которых висели колокола. Этот ярус звона венчали небольшие кокошники. В северо-западном углу яруса находились боевые часы, церковь имела две главы – большую в центре и малую над приделом [65, с. 27].

Церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи с приделом прп. Кирилла Белозерского (Рис.3) была построена в 1531-1534 годы на вклад великого князя Василия III. Строительство этой церкви связано с рождением наследника – Ивана Грозного в 1530 г., после того, как в 1528 году Василий III побывал на богомолье в Кирилло-Белозерском монастыре [27, с. 1-3]. Церковь Иоанна Предтечи возводилась почти одновременно с другим храмом во имя Архангела Гавриила. Возможно, строительство обоих храмов велось ростовской артелью мастеров.

Первоначальный облик храма, особенности и этапы строительства удается воссоздать при помощи письменных источников – монастырских описей XVII-XVIII веков и иконографического материала. В описи 1601 г. упоминается о наличии «двух верхов» на церкви и звонницы на «шести столпах» при ней [14]. Опись 1668 года рассказывает о покрытии куполов: «Кресты и главы паяны по чешуе белым железом покрыта тесом», в этой же описи упоминаются два деревянных придела на южном и западном приделе. Опись 1773 года рисует картину обветшания церкви: «крыши тесовы ветхи», в стенах «от сводов до фундамента трещины, а на полденной стене от фундаменту до своду великие трещины…». Оконные проемы к этому времени уже были пробиты. Такое состояние здания вынудило монастырских властей принять меры по ремонту, который завершился до 1809 году.

Церковь представляет собой традиционный четырехстолпный храм с тремя апсидами. В декоре и интерьере заметно итальянское влияние, которое дошло до этих мест с запозданием и искажением, верхнее устройство храма осталось традиционным, главный барабан по местной традиции украшен широкой полосой орнамента.

Церковь преподобного Сергия Радонежского была поставлена на территории Ивановского Малого или Горнего монастыря, который входил в состав Кирилло-Белозерской обители. Эта церковь была возведена на вклад Ивана IV и его сыновей. Первое упоминание о ней содержится в монастырской описи 1601 г. [27], датой постройки считается 1560 г., на основании года освящения престола Дионисия Глушицкого, которому посвящен придел. К 1594 г. относится повторное освящение церкви и придела.

Архитектурный облик храма мало отличается от других церквей того времени. Это небольшая четырехугольная, разделенная на две половины иконостасом, постройка. Исследователи считают, что этот храм возводила бригада местных мастеров, без профессионального руководства архитектора [49, с. 34]. Храм стоит на подклете, который из-за ухода под землю с северной стороны имеет вид подвала. Эта церковь характеризуется декоративностью и наличием кирпичного узорочья.

Келарская палата храма – узкое, поперечно ориентированное помещение. В плане повторяет композицию церкви Введения с трапезной или большой трапезной палаты Успенского монастыря, однако ее архитектурные формы более упрощенные и примитивные, а размер значительно меньше. В то же время памятник имеет сходство с теплыми деревянными клетскими храмами, которое выражается в наличии окон, между трапезной и храмом и пониженного алтаря [66, с. 23-25]. Внешний орнамент церкви состоял из вертикальных лопаток, которые разделяли южный и северный фасады на две части, восточный – на две, и завершалась композиция поясом из впадин и зигзагов [61, с. 250-253].

В 1594 году облик храма изменился: над основным объемом построили звонницу с кокошниками. Храм венчали две главы. С. С. Подъяпольский считает, что звонницу построили в XVI веке [65, с. 310-318], а Н. К. Никольский относит время пристройки колокольни к периоду 1601-21 годов, так как в описи 1601 года никаких упоминаний о ее наличии нет, а в описи 1621 г. уже есть информация о наличии колокольни и трех колоколов, которые, скорее всего, были перенесены из стоящей рядом деревянной колокольни [62].

В начале XVII столетия трапезная палата была размером 4,5 сажени и соединялась с храмом через дверь, своды поддерживал столб, а на западной стене было пять образов. Всего было 14 окон: 4 в церкви, 7 в трапезной, З в келарской. В погребах под трапезой хранили капусту, огурцы и другие запасы. Трапезная отапливалась двумя печами. Для оббивания верхов и крестов приделов использовали «немецкое железо» [50, с. 113].

В 1621-1635 гг. звонницу перенесли на северную паперть и заложили арки, эти мероприятия были вызваны ухудшением состояния здания. Оползание южной стены храма, начавшееся вскоре после его возведения, и появление трещин в сводах и стенах храма вынудили в 1652 году приступить к его ремонту, работами монастырских каменщиков руководил подмастерье каменных дел Кирилл Серков. Были переложены заново части южной стены и сводов трапезной и подведены к той же стене нескольких громадных каменных контрфорсов. Состоялась также переделка окон в самой трапезной палате [62].

Церковь преподобного Иоанна Лествичника над Святыми вратами (Рис.4) была построена в 1569-1572 гг. на вклад сыновей Ивана Грозного – Ивана и Федора. Поэтому ее главный престол и придел были освящены во имя тезоименитых царевичам святых – преподобных Иоанна Лествичника и Феодора Стратилата. Для этого строения характерна тяга к традиционности форм, свойственная памятникам архитектурного ансамбля Кириллова монастыря.

Стилистическая общность архитектурного решения церкви Иоанна Лествичника с другими сооружениями монастыря проявляется в большой устойчивости форм и декоративных приемов, тяготеющих в раннемосковскому зодчеству: композиция масс, применение конструкции повышенных подпружных арок, разделение фасадов орнаментальными поясами, поднимающиеся над закомарами ярусы кокошников, порталы, имеющие перспективное устройство и др. В то же время формы и приемы, имеющие московскую ориентацию, подверглись местной корректировке – для здания характерна большая пышность, разработанность орнаментального пояса и особая система венчания основного объема кокошниками, выполняющими чисто декоративную функцию. Здание очень гармонично по пропорциям, особенно в интерьере, можно предположить, что строил опытный церковный строитель, возможно, это последняя работа приезжего мастера, позднее, вплоть до XVIII века, работы в монастыре велись за редким исключением местными каменщиками.

В церкви сохранилось большинство деисусных и пророческих икон XVI века, а также небольшой придельный иконостас. Церковь никогда не расписывалась, побелка ее стен имела теплый оттенок, и поэтому прекрасно гармонировала с иконостасом. Царские врата были украшены золотой резьбой. Особую ценность представляет иконостас, который создавался в период очень оживленной художественной деятельности в монастыре.

Поскольку церковь не была расписана, иконостас стал главным украшением. К XVI веку относятся местный, деисусный, пророческий чины, позолоченные царские врата. Иконы XVI века очень своеобразны по исполнению, в них нет традиционного выделения силуэта изображения. Одежды, фон написаны близкими по цвету красками уверенными беглыми мазками разной густоты, благодаря чему создается эффект богатства живописной поверхности.

При художественной цельности ансамбля иконы все-таки образуют две, отличные друг от друга группы. Первая – «Богородица», «Василий Великий», «Великомученик Дмитрий Солунский», «Соломон, Иаков» и др. Иконы, относящиеся к этой группе выполнены более традиционно, плоскостно, разделки графичны, краски локальны. Иконы второй группы – «Апостол Павел», «Иоанн Предтеча», «Архангел Михаил», «Моисей, Исайя» и др.- написаны по-другому: иконописец использовал сложные красочные смеси, прибегал к контрастным разделкам сложного рисунка. Фигуры размещены более свободно, в них меньше скованности.

Особый интерес представляет иконографический тип деисусного чина. Полуфигурный деисус, восходящий к византийским образцам, был очень распространен на Руси в XVI веке. Иконостас церкви Иоанна Лествичника очень похож на иконостас в Успенском соборе (1553 г.) г. Белозерска. Они близки по типу фигур, их рисунку, по набору использованных красок, технике живописи, даже тексты пророческих свитков исполнены будто другой рукой. Уникальность лествичниковского иконостаса в его своеобразии.

Первоначально внутреннее убранство церкви было более богатым, затем оно стало скромнее. Но все равно, эта церковь поражала уютным, светлым интерьером и величественным монументальным иконостасом, на который как бы наложило свой отпечаток суровое и сложное время Ивана Грозного – время централизации Русского государства[65].

Крепость монастыря – Новый город (Рис.5) была построена позже других частей Кирилло-Белозерского монастыря в XVII веке. В 1653 году был издан указ царя Алексей Михайлович о возведении в монастыре дополнительных защитных стен. Изначально был проект, по которому хотели возвести стены по европейскому образцу, но настоятеля это не устроило, он просил, чтоб строили по образцу Троице-Сергиева монастыря. Помимо этого, царь пожаловал на строительство Нового города 45 тысяч рублей [1, л. 46].

Стены Нового города окружают монастырь с трех сторон, по всей длине они состоят из трех ярусов – нижнего закрытого и двух верхних, которые обращены в монастырь открытыми арочными галереями. Длина стен – 732 м, высота – почти 11 м, толщина – 7 м. Крепость включает в себя 4 угловых и 2 воротных башни. Строили Новый город почти 30 лет, было использовано большое количество строительного материала и сил местных крестьян. Благодаря строительству этих стен, монастырь стал одним из крупнейших в Европе, площадью 12 га, и самой мощной крепостью на Русском Севере.

Казанская башня имеет высоту 37 м, в ее архитектуру входят главные входные ворота в монастырь со стороны Вологодской дороги. Она была построена в 1659 году на месте деревянной Казанской церкви, отсюда и получила свое название. Башня не отличается обилием декоративных элементов, внешний вид достаточно прост, строг и лаконичен. Башня имеет квадратное основание со стороной 14 м, высота до кровли – 17 м. Она не имеет центрального столба и делится на три боевых яруса деревянными мостами с лестницами между ними. Над проездной аркой сохранились киоты в кирпичных обрамлениях и стенное письмо – дело местного мастера старца Феофана Дерголоба. Со стороны входа изображен Спаситель с преподобными Кириллом и Сергием Радонежским. Со стороны монастыря – изображение Знамения Божией Матери. Въезд перекрывался железной решеткой – герсой, кроме которой были ворота, окованные железом, и наглухо запиравшиеся железными засовами.

Вологодская башня – самая первая из построенных башен Нового города. Она обильно украшена декором и больше остальных напоминает укрепления Троице-Сергиева монастыря. Она восьмигранна, пятиярусная, в высоту около 30 м. В Вологодской башне есть нижний сводчатый этаж, сквозь середину которого проходит каменный столб, служащий опорой для перекрытий ярусов, там же находилась лестница, ведущая на смотрильню, откуда велось наблюдение за окрестностями.

Белозерская башня стоит на мысу у Сиверского озера, ее строительство было начало в 1667 году. Она построена по типу Московской. Ее отличает криволинейное, как бы купольное очертание кровли над основным объемом.

Московская (Ферапонтовская) башня – самая высокая (42 м), шестнадцатигранная, это обусловлено повышенными оборонными свойствами: такая форма менее уязвима для ядер. По всей высоте башни в шахматном порядке расположены пушечные бойницы, что позволяло усилить плотность обстрела. В нижнем этаже в толще стены есть две тесные, по 1 кв. м, камеры с маленькими окнами, из них хорошо просматриваются стены в обоих направлениях. В полу обеих камер есть квадратные отверстия, от которых идут вниз по стене кирпичные переговорные трубы, которые под углом выходят в подвал. Эта система связи позволяла связываться наблюдателю и воинам, которые находились в помещении подошвенного боя. Такие же две камеры были и Вологодской башне.

Здание монашеских келий имеет необычную планировку и сложную строительную историю. Постройка шла в четыре этапа: сначала выстроили из кирпича небольшую Писчую келью, где велось монашеское делопроизводство. Фасад этой палаты был украшен наличником, увенчанным тремя остроконечными выступами. Вверху над сводчатой кельей была каменная палата без сводов и с двумя окнами, которые обрамлялись рамками из цветных изразцов, такие изразцы впервые использовались для украшения Московской башни в середине 60-х годов XVII века.

На втором этапе строительных работ возвели одноэтажные кельи между Святыми вратами и Писчей кельей. Они состояли из двух помещений, каждое из которых имело входные сени и две кельи по сторонам. Засенья вели в длинный узкий коридор, имевший разрыв между отделениями. Таким образом, за кельями выгородили не большие внутренние дворики, на которые с трех сторон выходили окна келий, засений и двора; из этих двориков топили печи, которые стояли в кельях.

Затем над кельями возвели второй этаж и перекрыли сводом проход, который был между кельями и крепостной стеной. Над этим сводом разместили летние кельи. Позднее строительство келий продолжилось по другую сторону Писчей кельи, практически до поворота стены -Успенского монастыря.

Строительство келий также осуществлялось на средства богатых вкладчиков. Например, Иван Грозный давал деньги на постройки лично для себя и своих сыновей: «Царь Иоанн Васильевич дал 200 рублев на кельи» (1567 г.), «Царь … прислал деисус с праздникы и пророки и велел поставити в келии свои» (1668 г.), «Царевич Иоанн Васильевич дал … образ Пречистыя Богородицы … а поставити тот образ в Царевиче Иванове келии, да на кельи дал 200 рублев» (1570 г.), под тем же годом: «Царевич Федор Иванович дал образ Пречистыя Богородицы … а велел тот образ поставити в келии своеи … да пожаловал вклад 500 да 100 рублев на кельи» [27, с.1].

Итак, благодаря вкладам, Кирилло-Белозерский монастырь в значительной степени приобрел свой историко-архитектурный облик. Большинство из построенных церквей и соборов являются памятниками древнерусского каменного и деревянного зодчества. При постройке крепости Нового города, обитель увеличила свою территорию и стала одним из крупнейших монастырей не только России, но и Европы. В 1997 году Кирилло-Белозерский музей-заповедник приобрел особый статус был включён в Государственный свод особо ценных объектов культурного наследия народов Российской Федерации.

1.3 Церковное имущество

Пожертвования движимого имущества и денежных средств являлось одним из важных источников монастырского дохода. Оно состояло из добровольных даяний. Причин для вкладов было множество – за поминовение, за погребение, за пострижение, за молебны и прочее. Значительная часть монастырских земельных владений всецело была обязана усердию вкладчиков. Пожертвования движимым имуществом, то есть деньгами, вещами, книгами, скотом, хлебом и т.п. и эти вклады можно разделить на две группы:

. Единовременные.

. Более или менее постоянные (ежегодные, «окладные»).. Первые единовременные вклады в Кирилло-Белозерский монастырь относятся к годам жизни преподобного Кирилла. Хотя он и заповедовал своей братии даже в нужде не просить у мирян милостыни. Причиной этого запрета было, прежде всего, его желание предостеречь монахов от вымогательства и обеспечение братии возможности нравственного влияния на мирян. Принимать добровольные пожертвования братии не возбранялось. Если кто-то присылал милостыню, за него молились. За князей, дававших в монастырь милостыню, сам преподобный молил Бога о здравии [59, с.143].

В послании можайскому князю Андрею Дмитриевичу в 1408 или 1413 году он писал о том, что братия молит Бога о здравии князя и поминает его милостыню. Если другие миряне приносили в монастырь милостыню – преподобный Кирилл не отказывался от нее. По свидетельству жития преподобного, некий боярин Феодор, иногда поймав осетра или двух, приносил в монастырь, и делал такое множество раз, и никогда с пустыми руками к святому не приходил [96].

Подобные вклады в монастырь делали и другие лица. Сам преподобный Кирилл называл вклады от князей «довольною милостыней». Иван Грозный на Стоглавом соборе указывал на то, что многие монастыри обеднели потому, что уставы их порушились, что они ослабли житием и благочестием, и поэтому они не оказывали на мирян никакого спасительного воздействия [94]. При жизни Кирилла вера князей и бояр выражалась в приношениях, которые отдавали в распоряжение монастыря, хотя действительная ценность могла преувеличиваться в глазах нестяжательной братии [71, с. 164].

По кончине преподобного, вклады продолжали поступать в монастырь. Игумен Трифон заботился об их увеличении, а его преемники, при которых монастырь приобретал земельные вклады, не отказывались от денежных и других взносов, которые принимались и во время расцвета нестяжательства. Даже Нил Сорский, до некоторой степени, не отрицал права монастырей на получение помощи от частных лиц, если эти вклады были нужны и не излишни [77, с. 246-247].

Достоверные сведения о пожертвованиях начинают появляться только с середины XVI века, когда были заведены вкладные и даяльные книги. В это время монастырь принимал вклады по разным поводам. Во-первых, делались вклады при пострижении. Однако, трудно решить, были ли эти вклады обязательными или нет. Древнейшие страницы вкладных книг о них не говорят. Но, с другой стороны, крупные вкладчики земель и денег в данных грамотах писали условие, чтобы игумен с братией в случае их желания, постригли их «за тем же вкладом», то есть за прежний вклад, а не за особый. Такие условия принял монастырь в отношении царевича Ивана Ивановича и многих других. В то же время видно, что за самые незначительные взносы при пострижении, имена вкладчиков иногда вписывали в синодики монастыря, не только в братский – в который заносились имена умерших старцев Кирилло-Белозерского монастыря, но и в те записи, в которые была возможность запись только за особую плату.

Таким образом, монастырь как бы признавал, что вклад сделан не по обязанности и назначал за него поминовение. Можно сделать вывод, что вклады при пострижении не всегда признавались обязательными, а если и были таковыми, то не вносились во вкладные книги. Так как в приходных казенных книгах за XVI век не видно поступлений от пострижения, то первое предположение звучит более правдоподобно. В конце же XVI-го и XVII-м веке вклады при пострижении становятся уже обязательными.

С XVII века сохранились грамоты царей, где зафиксированы их приказания монастырским властям постричь тех или иных лиц без вклада, по причине их бедности или ввиду их заслуг.

Что касается величины этих вкладов, то она была разной и начиналась от нескольких десятков алтын и выше. Судя по вкладным книгам, с 1566 года по 1624 год, было около 123 вкладов при пострижении на сумму менее 50 рублей каждый. Крупных вкладов, на сумму более 50 рублей, упоминается лишь 23.

Большая часть вкладов в этот период поступила в Кирилло-Белозерский монастырь за поминовение, заупокойное и заздравное. Это объясняется тем, что изначально эта практика исходила, с одной стороны, из всеобщего убеждения в необходимости церковного поминовения для спасения души и тела, а с другой стороны опиралась на веру в действенность молитв иноков, на которых в древности общество смотрело, как на более приближенных миру небесному, чем белое духовенство и миряне. Монашество казалось ступенью, соединяющей земной мир с небесным. Поэтому князья, бояре, белое духовенство и простолюдины за молитвой шли к инокам. Они делали вклады «на поминок души», то есть, чтобы устроить душу в загробной жизни, или хотели, чтобы братия молилась за их здравие. К концу XV века этот обычай стал повсеместным на севере России.

Выработалась целая система способов заупокойного поминовения, за каждый вид которой взымалась определенная плата. Эта система нашла применение в Кирилловом монастыре с XVI века. В это время заупокойное поминовение совершалось двумя способами: оно было или церковно-богослужебным или кормовым.

В первом случае имена лиц, за поминовение которых давались вклады в Кириллов монастырь, записывались в монастырские синодики, по которым и производилось церковное поминовение. Они принадлежали, в отличие от поминальных книг монастырю, а не частным лицам и состояли из больших книг, в которые вписывались поминания. Синодики разделялись на два вида – на вечные и повседневные. Вечный синодик – это объемная рукопись, в которую записывали в систематическом или хронологическом порядке всех персон, за поминовение которых был сделан тот или иной вклад, эти имена вносили «на веки» или «доколе монастырь стоит».

Вседневный синодик имел вид длинного списка, по обеим сторонам которого писались имена поминавшихся, затем он принял вид книги. В этот синодик записывался только перечень тех лиц, которые внесли вклад, и навеки здесь оставалась запись только о наиболее крупных вкладчиках. Люди, внесшие малый вклад, по прошествии определенного времени вычеркивались.

В конце XVI века упоминается особый синодик («свиток»), в который за пожертвования вносились лишь имена удельных князей, а также великих князей московских, царей и их родов [59, 144-148].

Включение в синодики и чтение их во время богослужения было не единственным способом поминовения. Иногда по вкладчикам пели «сорокоуст и служили 40 обеден» в одной или во всех церквях монастыря, иногда служили панихиды на 3-й, 9-й, 40-й день по смерти вкладчика. Если последний был погребен в Кирилловом монастыре – на его могилу ходили с кутьей для пения панихиды. Обедни также служили в день именин или в день смерти вкладчика, или в другие дни, обычно назначенные родственниками покойного или им самим. Чем ценнее был сделан вклад, тем чаще и торжественней были службы по вкладчику.

По самым щедрым христолюбцам, преимущественно царского рода, служил сам игумен с собором, то есть со всеми иноками Кирилло-Белозерского монастыря. По менее важным или менее щедрым вкладчикам, также княжеского или царского рода, служили тоже собором или полусобором, но уже без игумена.

Оценка вкладных предметов происходила в монастыре, при участии вкладчика и монахов, которые иногда занижали цену на предметы, но были случаи, когда вкладчик сам производил оценку, и цена завышалась, и монастырь нес убыток. Около 1595 года Иван Иванович Годунов дал жеребца, по своему отцу, за 15 рублей, но на самом деле, этот жеребец стоил 5 рублей, он же дал шубу из куницы тоже за 15 рублей, настоящая цена же ее – 8 рублей.

Кроме вещей и денег монастырь засчитывал в сумму вклада даже работу отдельных лиц. Например, около 1591 года старец Емфимий-часовщик сделал боевые часы в большом монастыре, его работа была записана во вкладную книгу и оценивалась в 50 рублей.

Монастырская казна со времени игуменства Афанасия и до второй половины XVII века получила огромные суммы и множество ценных предметов. Причина этого кроется в системе церковно-общественных отношений, сложившихся при Грозном и его преемниках. Исторический процесс поступления вкладов в Кириллов монастырь отражал религиозное настроение древнерусского общества и борьбу, происходившую в XVI веке на почве государственных и политических вопросов.

Щедрость Ивана Грозного была связана с его неспокойной совестью и благоволением к обители преподобного Кирилла, молитвам которого современники приписывали рождение Иоанна. В этих религиозных чувствах можно находить объяснение для многих вкладов царя, который стремился к отбиранию вотчин у монастырей, запрещал тарханы в Судебнике, жаловался на обнищание государевой казны, и в то же время, раздавал монастырям десятки тысяч рублей, предназначенных на покупку вотчин.

Однако Иван IV делал вклады не только в Кирилло-Белозерский монастырь, а и во многие другие. Чем крупнее монастырь – тем ценнее вклад. Однако, он редко давал вклады в обители, устроенные выходцами из Новгорода. Сумма вкладов Ивана Грозного менялась в зависимости от политических событий. Если в начале своего царствования, до 1560 года, он был очень расчетлив в своих пожертвованиях, то затем стал более щедр. Когда умерла его мать великая княгиня Елена Глинская, он дал всего 20 рублей, после смерти своей дочери Анны он дал 150 рублей.

В 1557 году по случаю пожара царь пожаловал игумену Матфею с братией 1000 четей ржи, в 1556 году дал по князю Семену Олабышеву 50 рублей. Всего монастырь до 1560 года получил от царя 370 рублей, 1000 четей ржи несколько ризничих вещей. С 1560 года после перемены в характере Грозного, когда его окружили новые советники, вклады его учащаются и становятся крупнее. В 1560 году он дал по своему племяннику князю Василию Юрьевичу 50 рублей. В этом же году по царице Анастасии 500 рублей, в 1563 году по сыну Василию Ивановичу – 100 рублей, затем при том же игумене – 200 рублей за здравие княгини – инокини Евдокии Старицкой [59, с. 159-163].

После учреждения опричнины в 1565 году Иван Грозный хотел утвердить свое жительство где-нибудь на севере. Задумывая перенести опричную столицу в Вологду, строя там город и дворец, он в то же время готовил себе помещение в Кирилло-Белозерском монастыре, постоянно посылая с этой целью туда вклады. В 1567 году он дал 200 рублей на кельи, в этом же году он с царицей Марией и сыновьями Федором и Иваном дал золотые потир, блюдце, звезду, копье, ложицу, 4 атласных покрова на раку чудотворца Кирилла и лично Иван Грозный с царевичем Иваном приложили еще 2 покрова [1, л. 46].

В 1567 году по Ионе Мотякине было дано 50 рублей, в этом же году царь послал в монастырь серебряный ковш. В 1569 году, когда сам царь с семьей были в Кирилловом монастыре, он пожаловал три образа, обложенных серебром, кроме этого, выдали братии 500 рублей, чтобы та молилась за здравие членов царской семьи. В это время у Грозного развилась мнительность и боязнь за свое здоровье и здоровье семейства, поэтому он все чаще и чаще присылает вклады за молитвы о здравие. Присылая, по великой княгине Марии 500 рублей, он в 1569 году жертвует «за себя» серебряный кубок для церковного вина, серебряную чару.

Дети Ивана Грозного были не менее щедры. В 1570 году князь Иван Иванович дал в свою келью образ, деньги на кельи – 200 рублей и 1000 рублей себе на кормы заздравные. В это же время Федор Иванович дал образ для своей кельи, 600 рублей на кельи и на кормы. В феврале 1571 года Иван IV пожаловал в Кириллов монастырь 100 пудов меда, затем царь дал деньги на содержание подворья, принадлежавшее Кириллову монастырю.

Тревога за здоровье членов семьи не покинула Грозного, и в 1572 году он дал 2000 рублей в монастырь, чтобы братия молилась за здравие его и его семьи.

В последнее десятилетие своего правления царь жертвовал деньги на поминовение опальных лиц, обвиненных в государственных преступлениях. Его вклады в это время превысили 10 тысяч рублей. В 1574/5 году он прислал 70 рублей по княгине-инокине Александре «княж Юрьевской Васильевича», в этом е году по князю Василию Владимировиче – 50 рублей, в 1576/7 году по князю Богдану Волосскому – 100 рублей. В мае 1580 года Грозный выдал из своей казны 2500 рублей по князю Андрею Палецкому.

В 1581 году он пожертвовал по своему сыну Ивану 2000 рублей и при игумене Игнатии – 9 коней, ценой в 355 рублей, также он дал коня ценой 30 рублей по Григории и Александре Колтовских, а в 1583/4 году по князю Владимире Андреевиче прислал платья на 254 рубля, по Ивану Висковатому – платья на 165 рублей, по Василии Умном – судов на 53 рубля. Кроме этого были сделаны 4 общих вклада по опальным: по князю Андрее и Ефросинье Старицких, и их сыне Владимире с супругой и детьми – 90 рублей; по князю Михаиле Черкасском – 130 рублей; по князю Александру Воротынскому – 265 рублей; по князю Дмитрию Палецкому – 120 рублей; по князю Михаилу Кубенскому – 40 рублей. Всего за первую дачу царя по опальным монастырская казна получила 870 рублей. Во второй раз Иван Грозный дал по опальным 900 рублей. Третий раз – 1683 рубля по князьям: Юрию Ивановичу, Андрею Ивановичу, Юрию Васильевиче, Владимире Андреевиче с семьей, Петру Щенятеву, Ивану Кубенскому, Михаиле Морозове, Дмитрие Палецком и Иване Хабарове. В четвертый раз Иван IV дал в монастырь 1300 рублей. За эти четыре вклада монастырь обогатился на 4754 рубля. [59, с. 165-170].

Кроме этого Грозный прислал в монастырь драгоценные облачения (ризы, стихарь, поручи, епитрахиль и пр.) [1, л. 51; 2, л. 343, 361 ] на сумму 6000 рублей. Общая стоимость всех вещей, пожалованных Грозным в монастырь, составляла примерно 28 тысяч рублей. Деятельность Ивана Васильевича нисколько не препятствовала обогащению Кирилло-Белозерского монастыря, напротив, его вклады стали самыми крупными в истории обители.

Общая сумма последующих поступлений от лиц царского рода до второй четверти XVII века уступала вкладам Грозного в пять раз. После смерти Грозного больше всего вкладов в монастырь поступало от его сына Федора Ивановича и Бориса Годунова. Первый дал по отцу 1300 рублей, затем еще 300 рублей, и по дочери Феодосье 500 рублей. В царствование Федора монастырь получил 2183 рубля.

Несколько значительнее были вклады Годунова. В 1598 году он дал по Федору Ивановичу 1119 рублей, в 1601 году – 500 рублей, в этом же году – по князю Ивану Михайловичу Глинскому – 30 рублей, в 1604 году по царице-инокине Александре – 500 рублей. Он же раздал монастырской братии поручные деньги, часть из которых была отдана старцами в монастырскую казну. Всего от Бориса Годунова было получено 2276 рублей.

Однако иноки утверждали, что «Борис ненавидел святое место», т.е. делая пожертвования, он в то же время брал из монастырской казны еще более существенные суммы на государственные потребности. Его вклады приобрели фиктивное значение. Другие представители царского рода конца XVI начала XVII века жертвовали в Кирилло-Белозерский монастырь значительно меньше Ивана Грозного.

Во время Смуты вклады от царских особ и вовсе прекратились. После Литовского разорения при царе Михаиле Федоровиче они не отличались обилием. Только при Алексее Михайловиче ситуация несколько изменилась. Он дал в монастырь 45 тысяч рублей и серебряный ковш. Однако, действовал он в политических интересах. На эти деньги была построена крепость Нового города, которая должна была защитить монастырь от нападений врагов.

В общей сумме за 100 лет (до второй четверти XVII века) монастырь от представителей царского рода получил 34 645 рублей, если причислять вклад великого князя Василия Ивановича в 1000 рублей. Таким образом, из монархов наиболее содействовал обогащению монастыря Иван Грозный. Поступления от его преемников могли быть вызваны уже укоренившимся обычаем [60, 170-172].

Во вкладных книгах Кирилло-Белозерского монастыря указываются многочисленные вклады от жертв опалы эпохи Грозного, тогда как впоследствии их количество сильно уменьшается и увеличивается только к Смутному времени.

Среди вкладчиков середины XVI века из рода удельных князей можно выделить семью Старицкого Владимира Андреевича, которого во время болезни царя называли главным претендентом на престол и который впоследствии был казнен с семьей по царскому приказу. При игумене Афанасии этот князь вместе со своей матерью Ефросиньей был усердным вкладчиком в Кириллов монастырь. Они оба дали по князю Андрее Ивановиче (отце кн. Владимира) 100 рублей, а княгиня Ефросинья дала по себе и по сыну еще 100 рублей. Затем князь Владимир снова дал по отцу 100 рублей, «Да княгиня же Ефросинья дала по своем отце князе Андрее Хованском, да по матери княгине-инокине Варсонофии Хованской, да по брате своем по князе Иване Андреевиче 100 рублей. Да княгиня же Ефросинья дала по сестре по своей по княгине по Фетинье Пронской 50 рублев». Также в 1566 году она дала в монастырь образ Умиления Пресвятой Богородицы и хоругвь, которые был обильно украшены драгоценными металлами и камнями [27, с. 13, 23].

Немало Старицкие жертвовали и хлебом. Всего от этой семьи монастырь получил 575 рублей, 8000 четей хлеба и до 60 драгоценных церковных вещей. Из числа других лиц удельно-княжеского рода поступали вклады от княгини-инокини Александры, вдовы племянника Ивана Грозного Юрия Васильевича, которая после 1564 года дала по своему князю «летник отласен» с золотом, ценою в 25 рублей. Но и эта княгиня была в опале, ее имя было занесено в известный кирилловский синодик по опальным.

Князья Воротынские, также подвергавшиеся гонению со стороны Грозного, внесли большой вклад в монастырскую казну. Князь Иван Михайлович дал 100 рублей, затем его сыновья Владимир и Михаил, вдова, и остальные члены семьи регулярно делали вклады. В период 1548-1623 гг. они пожертвовали 1370 рублей и множество драгоценных предметов церковного быта [14, л. 260, 282, 294 об., 447 об. ].

Князья Палецкие пожертвовали 1025 рублей, кадило [2, л. 55], образ, ширинку из тафты с шелком [14, л. 6, 288 об.], чарку и многое другое из церковной утвари. Князья Кубенские дали в Кириллов монастырь 100 рублей, позолоченный ковш с подписью Ивана Семеновича[14, л. 343].

Хабаровы дали в обитель 1450 рублей, 400 четвертей ржи, 5 книг и 1 коня. Хабаров Иван Иванович дал три серебряных чарки с подписью и серебряный ковш с подписью [14, л. 342, 344]. Князья Голицыны в начале XVII века с 1598 по 1615 г. пожертвовали денег, вещей и хлеба на 442 рубля.

От бояр Шереметевых с 1558 по 1610 г. монастырь получил 1864 рубля, раку из кипарисных досок [27, с. 5], ожерелье, ширинку, коня, плащаницу, украшенную золотом и серебром, серебряную лампаду [1, л. 381, 614 об.]. От князей Нащокиных – 1312 рублей, шубу и коней. Князья Шуйские – 632 рубля, Скопины-Шуйские – 100 рублей, Воронцовы -икону Живоначальной Троицы в серебряном окладе, с драгоценными камнями яхонтами, бирюзой [27, с. 16], колокол, ризы, оклады на образы, коня, 249 рублей. Трубецкие – 200 рублей и шелковые ризы [14, л. 259 об.].

Всего от перечисленных родов монастырь получил 10 252 рубля, не учитывая пожертвований вещами, неоцененными во вкладных книгах и описях.

Судьба многих ценных вкладных предметов церковного обихода была трагична. Как показывают архивные источники, на протяжении XVIII- первой половины XIX века они постепенно исчезали из обители. На этот факт обратили внимание архимандрит Варлаам, который составил описание древностей и редких вещей Кирилло-Белозерского монастыря в 1859 году [27, с. 3-4, 84-86], и профессор Н. В. Покровский, который в 1911 году опубликовал опись вещей, вывезенных из Кирилло-Белозерского монастыря в 1785 г. в московскую Синодальную контору [62, 89-248].

В 1818 и 1823 гг. из самой поздней описи 1802 г. были исключены 334 иконы, 8 киотов, 78 крестов, 23 панагии, 21 складень, 2 ризы, епитрахиль, поручи, набедренник, палица, 3 пелены, 2 убруса, ожерелье и пр. Кроме этого церковную посуду переплавили на серебро, которого получили полтора пуда. Сюда попали вклады Ф. И. Шереметева, И. И. Кубенского, два блюдца и серебряная звезда, данные Иваном Грозным и многое другое.

Записи вещей в описи 1802 года свидетельствуют об уничтожении икон, мощей, крестов, церковной посуды: потиров, дискосов, звездиц, чарок, ковшей и пр., и речь идет не о рядовых предметах, а о раритетах, возраст которых зачастую очень велик. Систематическое разорение ризницы Кирилло-Белозерского монастыря началось с конца XVIII века, когда по инициативе новгородского митрополита Гавриила была организована первая массовая распродажа монастырских вещей под предлогом их ветхости.

При составлении описи 1771-73 гг. были учтены все оставшиеся сокровища, но затем их отправили в Москву в Синодальную контору для оценки стоимости. Затем, при Екатерине II, распоряжаться этой ризницей должен был князь Г. А. Потемкин, но после его смерти Екатерина велела взять ризницу в Синод.

Процесс уничтожения, продаж и переделки монастырских вещей продолжался и впоследствии, о чем свидетельствуют единичные сохранившиеся произведения из ризницы Кирилло-Белозерского монастыря. В 1920-е гг. усилиями сотрудников Государственного музейного фонда были спасены от расхищения и гибели и остававшиеся в ризнице памятники. Некоторые из монастырских памятников находятся в частных или государственных музейных собраниях[64, с. 396-402].

Кирилло-Белозерский монастырь – это один из богатейших монастырей средневековой Руси. Благодаря покровительству политической элиты, он смог стать хранителем сотен и тысяч памятников древнерусского искусства. Богатые и знатные люди отдавали в монастырь для спасения своей души дорогие вещи. Это одна из главных причин процветания монастыря. Такое явление как вкладничество, сделало монастырь объектом культурного наследия, хранителем огромной коллекции древнерусского церковного искусства.

ГЛАВА 2. МОНАСТЫРЬ И ГОСУДАРСТВО: СУДЬБЫ РУССКОЙ АРИСТОКРАТИИ

2.1 Постриг

XIV-XVI века в истории Руси можно с полным правом назвать эпохой монастырского устроения. В это время возникли десятки новых монастырей, которые сыграли огромную роль в хозяйственном освоении земель, развитии торговли и промыслов, отечественной культуры. Монастыри и церкви всецело отвечали духовным запросам и социально-психологическому настрою современников [87]. В поземельных актах того времени содержится много сведений о возможном пострижении вкладчика в Кирилло-Белозерский монастырь и о его погребении здесь. Люди беспокоились о своей загробной жизни и просили братию молиться за них после смерти. В XV-XVI веках произошла активизация предсмертных пострижений по сравнению с другими историческими периодами. Представители разных сословий начали переживать о спасении своей души и душ умерших членов семьи [75, с. 47-52].

Чаще всего постригались князья и члены царской семьи, но это явление не было монополией правителей, представители привилегированных сословий также могли постричься в монастырь. Для овдовевших княгинь постриг в обитель было нормой поведения, а вот князья не могли себе такого позволить. Они должны были исполнять свои функции правителя, а если бы они приняли постриг, то не смогли бы их выполнять. Поэтому почти все случаи смерти князей в монашестве – это пострижение перед смертью. Именно на этом жестком разделении функций правителей и монахов был основан обычай устранения политических противников путем насильственного пострига в монахи, который особенно ярко заявил о себе во время правления Ивана Грозного [96].

Он сам постригся в Кирилло-Белозерском монастыре и многие из его окружения добровольно или не по своей воле последовали его примеру. Например, монахами стали: князь Борис Данилович Старицкий, в иночестве Боголеп, бояре Шереметевы – Иван Васильевич, в иночестве Иосааф, Федор Иванович, в иночестве Феодосий, Елизар Цыплятев, в иночестве Евфимий и др. [12].

Пострижение в монастырь политических противников преследовало не столько исправительную цель, сколько лишение постриженных возможности активно участвовать в политической жизни, а также оказывать влияние в борьбе за престол. В сравнении с законодательством 50-х годов XVI века лишение свободы начало терять «исправительный» характер и все более приобретать значение превентивной меры [70, с. 56-57].

Иногда ссылка сопровождалась пострижением лица в монахи. Это могло произойти как по собственной воле, так и насильно. Известны случаи, когда отбывший наказание узник оставался при монастыре и становился монахом, автоматически меняя свое социальное положение.

Пострижение разрешалось с 30 лет мужчинам (ранее – только «по особой надобности); запрещалось постригать военных, крестьян и приказных людей без отпускной, мужа от живой жены. Вопреки церковным правилам, не возбранявшим пострижение различного рода нарушителей закона, требовалось перед постригом проверять, нет ли за постригаемым долга, воровства и «дела государева»; чтобы обеспечить действенность контроля, запрещалось постригать желающих из других епархий. Новым было также требование обязательного обучения неграмотных монахов и запрещение писать и держать рукописи в кельях (борьба с «крамолой»). В особых случаях, после отбытия наказания ссыльного еще оставляли в монастыре.

Практика насильственного пострига была обычной нормой, начиная с периода боярского правления до начала XVII века. Иногда он заменял для политических противников смертную казнь, а чаще служил способом внесудебного удаления неугодных персон. Так, в 1535 году в Кирилло-Белозерский монастырь сослали и постригли безудельного князя Ситского Семена Федоровича (Серапион) [42, с. 37-38]. Позднее, в 1606 году был сослан великий князь тверской Симеон Бекбулатович и был пострижен под именем Стефана [40]. Лжедмитрий I лишил его всех земель, которые у него еще остались после царствования Бориса Годунова, и сослал в монастырь.

В своем послании 1573 года в Кириллов монастырь Иван Васильевич говорит о том, что обители «портятся» из-за прихода туда «любострастных бояр». Истинное монашеское житие в Троице-Сергиевом монастыре разрушил «бес» Вассиан (Василий Шереметев), а в Кирилло-Белозерском – его сын Иона (Иван Шереметев). Боярских пострижеников в Кирилловом монастыре – Иоасафа Хабарова («дурак и упырь») и Варлаама Собакина («злобесный пес») – Грозный считает поругателями монашеского образа [12, с. 359]. Он беспощадно издевается над религиозностью Хабарова в миру и его слабостью к мирским привычкам после пострижения. А про Собакина пишет, что тот ничего не понимает в монашестве и даже не разбирается в монашеских одеждах.

Даже умершие к 1573 году люди не остаются без внимания царя. Так, он недоволен тем, что в 1554 г. над могилой князя Владимира Ивановича Воротынского возвели церковь во имя великого киевского князя Владимира Святого, потому что считал, что только монархи достойны такой чести. Также Иван Грозный негодует по поводу того, что Иона Шереметев восседает в своей келье, будто царь, рассылает по кельям вина, пастилу, коврижки, другие сладости, принимает у себя монахов, как гостей, держит своих холопов, кухню, имеет запасы и двор [87].

В юности царь трепетно относился к Кирилло-Белозерскому монастырю, однако, чем взрослее он становился, тем больше в его понимании обитель отходила от заветов преподобного Кирилла, устав соблюдался не так строго, как того требовалось, в братию проникли мирские люди, что привело за собой злоупотребление положением. Многие князья и бояре хотели жить так, как жили в миру. Иван Грозный признавал экономическую мощь Кирилловой обители, которая в голодные годы могла прокормить хлебом несколько областей, поэтому уважительно относился к монастырю, называя его «последним светилом, сияющим как солнце», «спасительным пристанищем для душ», «самым пустынным местом». Таких похвал из уст царя не получил ни один другой монастырь, но похвалы эти относились к той обители, которую Грозный запомнил в юношестве.

Совершенно безапелляционно и отрицательно отзывается Грозный о современном ему положении в самом значительном монастыре страны: "У Троицы в Сергиеве благочестие иссякло и монастырь оскудел. Не пострижется никто и не дает им никто ничего" [12, с. 356]. Эта фраза не находит подтверждения в исторической реальности царствования Ивана Грозного: и он сам, и все круги русского общества щедро одаривали Троицкий монастырь землями, деньгами, драгоценной утварью и в 1570-е годы, и в другие десятилетия XVI века.

Царь мог так выразиться только в своей крайней запальчивости. Он не в силах ослабить боярское влияние на монастыри, отсюда и такое крайнее неприятие. Поэтому предпочтение Грозный отдавал северным обителям, где еще держалось равенство между боярами, холопами и торговыми мужиками. Перед смертью принимая схиму, Иван Грозный, как и его отец Василий III, стал пострижником этой обители. В память об этом, в монастыре была построена церковь во имя Рождества Иоанна Предтечи.

2.2 Некрополь

На территории Кирилло-Белозерского монастыря существует большое количество погребальных сооружений, к которым в широком смысле относят любые предметы, которые обозначают место погребения умершего или служат для хранения его останков. Например, намогильные кресты, плиты, камни-валуны, саркофаги, кирпичные склепы, сени, часовни, храмы усыпальницы и пр. [22, с. 26-27]. Все перечисленные типы погребальных памятников встречаются на территории Кириллова монастыря.

Некрополь начал формироваться уже в XV веке, после смерти преподобного Кирилла Белозерского, которого, в свою очередь похоронили у южной стены Успенского собора. Изначально, в XIV-XV веках не сооружали долговременных строений, потому что монастырская братия смотрела на это явление, как на проявление людского тщеславия, за исключением раки над гробом основателя монастыря, затем с середины XVI века территория обители начинает покрываться каменными надмогильными памятниками и погребальными сооружениями, часть из которых сохранилась до наших дней.

Их появление можно объяснить появлением могил богатых вкладчиков, так как, с одной стороны семья их желала знать место захоронения, а с другой – монахам необходимо было служить панихиды на могилах вкладчиков. Быть погребенным в Кирилло-Белозерском монастыре считалось честью и душеспасительным делом, поэтому богатые вкладчики в своих духовных грамотах часто выговаривали для себя условие и право иметь могилу в «доме Пречистой Богородицы и чудотворца Кирилла.

Стоглав, на котором был поставлен вопрос о том, полагается ли погребать мирян в монастырях, и который отклонился от ответа на этот вопрос, ничего не оставалось как признать в одном из своих постановлений повсеместность этого обычая и требовать, чтобы места для погребения не стали делом торга, а уступались за добровольные вклады. После Стоглавого собора число погребенных мирян начало расти, вместе с этим возник обычай ставить на могилах надгробные памятники[59, с. 49-50].

Статус погребального сооружения приобрел и Успенский собор. С середины XVI века начали хоронить людей на его «передней» (западной) и северной папертях. Там были погребены князья Палецкие, Кубенский, Шереметевы, Шуйские, Прозоровский, Сицкий, Тучков, дворяне Третьяковы, чьи могилы располагались рядом [62]. Основная часть захоронений относится к XIV-XVI векам

Первый ктиторский храм-усыпальница на территории Кириллова монастыря – это церковь св. князя Владимира Киевского, возведенная на месте погребения князя Владимира Ивановича Воротынского (умер в 1553 г.) на вклад его супруги княгини Марии в 1553-1554 годы Во вкладной книге можно прочесть: «Лета 7062 князя Владимира Ивановича сожительница княгиня Мария дала вотчину свою селцо Тереботунь. И за то вотчинное даяние и по приказу построена над князем Владимиром Иоанновичем церковь каменная великого князя Владимира Киевского».

Строительство этой церкви вызвало недовольство Иоанна Васильевича: «А во се над Воротыньским церковь поставили – ино над Воротынским церковь, а над чюдотворцем нет, Воротыньской в церкви, а чюдотворец за церковию! А на Страшном Спасове судищи Воротыньской да Шереметев выше станут: потому Воротыньской церовию, а Шереметев законом, что их Кириллова крепче. Слышах брата от вас некоего глаголюща, яко добре се сотворила княгиня Воротынская, аз же глаголю, яко недобре: по сему первое, яко гордыни естьи величания образ, еже подобно царстей власти церковию и гробницею и покровом почитатися» [12, с. 152].

Тут же хоронили и потомков князя: А. Н. Кирпичников в 1971 году исследовал погребение кн. Алексея Ивановича Воротынского (умер в 1642 г.). Алексей Иванович был захоронен в монолитном известняковом саркофаге, который представлял собой прямоугольный тесаный из известнякового блока ящик длиной 2,3 м и шириной 0,9-1 м [13, с. 56-63]. Детального описания этого саркофага пока не существует, а сам он оставлен в земле. Крышка саркофага представляет собой трапециевидную плиту с надписью глубокой четкой вязью [54, с.60].

Внутри церкви Владимирам сохранились пять настенных надгробных плит, которые были сняты с гробниц Воротынских и вмонтированы в северную, южную и западную стены церкви. Три из них – квадратные по форме, две – прямоугольные со скругленными углами. Плиты с растительным орнаментом окрашены в голубой и красновато-коричневый цвета. Тексты надписей, выполненные четкой красивой вязью, заключены в квадратную или фигурную рамки, буквы окрашены черной краской.

Надпись, свидетельствующая о захоронении Владимира Ивановича Воротынского, над могилой которого и был поставлен храм, находится в левом верхнем углу прямоугольной плиты, вмонтированной в западную стену церкви: "Престави благоверны кня Владимеръ Ивановичь Боратынской лета 7062 (1553) сентября в 27 де". Под ней надпись, свидетельствующая о захоронении его брата Александра Ивановича: "Престави благоверны княз Александръ Иванович Боратынской, во иноцех Арсеней лета 7072 (1564) февраля в 6 дн". В правом верхнем углу плиты надпись: "Преставися благоверны княз Михаила Иеановичь Воротынской лета 7081 (1573) июня в 12 дн погребен бысть во граде в Кашине". Под ней: "Преставися благоверный князь Логинъ Михайлович Воротынской 7092 (1584) июля в 27 дн". Надпись в центре плиты свидетельствует о перенесении из Кашина в Кириллов праха Михаила Ивановича и его сына Логина: "Пронесены ис Кашина в Кириловъ монастырь княз Михаила и сын его княз Логинъ лета 7114 (1606) генваря в 21 дн".

Рядом вмонтирована овальная плита с надписью о захоронении Ивана Михайловича Воротынского: "Лета 7135 (1627) году января в 8 дн преставис раб болей благоверны князь Иван Михайлович Воротынской, а в иноцех схимник Иона". На южной стене церкви – квадратная плита с надписью: "Лета 7150 (1642) г месяца июня в 20 день на память святого священномученика Мефодия епископа Патарскаго престави раб божий благоверны княз Алексей Иванович Воротынско".

Надпись с указанием дня памяти святого, совпадающего с датой смерти погребенного, имеется на квадратной плите, вмонтированной в северную стену церкви: "Лета 7186 (1677) г сентября в 22 день на память святого священномученика Фоки епископа Синопийскаго и святого пророка Ионы в ден суботный в первый на дни Преставися раб божий благоверный князь Михаила Иванович Воротынской". На западной стене церкви справа вмонтирована плита с надписью: "Лета 7186 (1678) июля 24 дня память святых страстотерпец князей русских обоюбратий по плоти Бориса и Глеба Преставися раб божий болярин князь Иоан Алексеевич Воротынской" [54]..

Усыпальница Воротынских стала прототипом церкви, возведенной над могилой преподобного Кирилла Белозерского [65], эти строения были очень похожи в архитектурном плане, а именно: это были бесстолпные одноапсидные храмы, украшенные пояском балясин [63, с. 5-8].

В 1645 году над гробом князя Федора Андреевича Телятевского-Микулинского был возведен храм Епифания Кипрского. Телятевские – тверской княжеский род, который владел землями в Микулинском стане(д.Телятьево, Старицкий уезд), в Ярославле, а также на р. Неглинной, по соседству с территорией Троице-Сергиевым монастырем [58]. Отец Федора Ивановича, Андрей Андреевич Телятевский-Хрипун, был известен тем, что занимал должность воеводы в Чернигове и поддержал выступление своего холопа Ивана Болотникова против Василия Шуйского, участвовал в решающем сражении у р. Восмы, но тем не менее умер в сане боярина в 1612 г. [80, с. 467, 477, 703-704]. Сам Федор Андреевич в 1631-1633 гг. был воеводой в Тобольске, затем в 1642-1645 гг. – в Астрахани, где и умер в 1645 г. бездетным [52].

Церковь, возведенная над его могилой в этом же году, стала последней придельной церковью центрального храмового комплекса обители. В роли ктитора храма, вероятно, выступил сам Федор Андреевич, потому что никого из близких родственников к моменту его смерти уже не было в живых. Его тело было захоронено в саркофаге, который имел трапециевидную «антропоморфную» форму, сужавшуюся к ногам. Размеры саркофага: длина -2,3 м; ширина верхней части- 0,9 м; высота – 0,65 м; толщина стенок – 0,08 м. Саркофаг был помещен в могильную яму, вырытую в храме, уже после возведения стен. Яма была засыпана известью. Крышка саркофага находилась примерно на уровне земляного пола, вероятно, на уровне «чистого» пола погребение обозначалось каким-то надгробием с надписью[63, с. 62].

Таким образом, наличие в составе некрополя Кирилло-Белозерского монастыря погребений представителей знатных русских фамилий привело к появлению среди его могильных сооружений таких достаточно редких для Русского Севера памятников, как известняковые саркофаги и храмы-усыпальницы. Это придает еще одну неповторимую черту этому уникальному памятнику средневековой русской архитектуры и искусства.

2.3 Монастырская ссылка

Кирилло-Белозерский монастырь, с его статусом и удобным местоположением, удаленностью от столицы оказался в центре развития такого явления как монастырской ссылки, местом для отбытия наказания. На протяжении всего времени он трансформируется, из монастыря, населенного монахами и послушниками, он превращается в монастырскую тюрьму государственного значения, куда ссылают опасных преступников государства и церкви [36].- XVII века были для русской церкви нелегкими в силу нарастания внутренних и внешних проблем. Внутрицерковные противоречия и смута богословско-канонического характера; умножение еретических отклонений и раскол господствующей церкви на враждующие партии. Происходит ослабление внутрицерковной дисциплины, вылившееся в многочисленные злоупотребления клира и зарождение религиозного равнодушия среди мирян; усложнение отношений со светской властью, желавшей одновременно и укрепления авторитета церкви, и упрочения ее зависимости от правительства. Все это образовало сложный исторический фон, на котором происходила эволюция монастырской ссылки.

Совершенно естественно, что в период осложнения внутренней жизни церкви высшие ее иерархи задумывались над введением более жестких дисциплинарных мер по отношению к нарушителям установленного канонического порядка. В первую очередь, такие меры должны были коснуться клириков, подающих своими неблаговидными действиями дурной пример, подрывающий авторитет церкви. Это можно наблюдать в некоторых указаниях русских архиереев, вводящих монастырскую ссылку в ее крайней форме (содержание в монастыре в темнице) в область церковно-исправительных мер [90, с. 25].

В конце XVI века крепостнические тенденции во внутренней политике продолжали нарастать. Это обусловило четкое закрепление в законодательстве неполноправия низших слоев населения и ужесточение репрессий, что в свою очередь оказывало влияние на практику применения монастырских тюрем. Однако лишение свободы по-прежнему оставалось своего рода «привилегированной» мерой, применять которую к простонародью было для государства неприемлемо. Сказывалась и практика опричных десятилетий, когда опричная гвардия не церемонилась с рядовой массой, и тюрьма была уделом представителей феодальных верхов.

В 30-50-е годы XVI века в борьбе с преступностью государство стало опираться одновременно на центральные государственные учреждения (приказы, Боярскую думу) и органы местного самоуправления. Таким образом, было принято решение о необходимости полной концентрации власти в ближайшем окружении монарха. В период формирования централизованного государства тюремное монастырское заключение в России определялось в основном политическими потребностями великокняжеской власти [70].

В первые полтора десятилетия царствования Ивана IV тюремная организация в целом функционировала в прежних, во многом традиционных формах. Как и в прежние времена, обращение с опальными и заключенными испытывало сильнейшее влияние нравственно-религиозных принципов. При правлении Ивана Грозного, особенно в период опричнины, произошел резкий рост преступности, и монастырь стал одним из очагов ссылки государственных противников. Государева опала или исключение из общественной (профессиональной) деятельности, для обеспечения безопасности власти – одна из главных причин. В монастырях оказалось немало попавших представителей духовной и светской аристократии. На протяжении долгого периода заключение в монастырь по причине недоверия царя было обычной формой наказания. Такая тенденция наблюдается до середины XVII века.

Монастырская ссылка применялась не только к лицам, которые совершили поступок против церкви или государства. В таком случае неугодных персон ссылали в монастырь «на сбережение». Меры наказания в этом случае не принимались. А. Ф. Бычков в своей работе подробно описывает судьбу Феофана, архимандрита Константиновского монастыря Афонской горы, который был сослан в Кириллов в 1664 году. «Феофан прибыл в Россию за сбором, но в Москве узнали, что он был в Польше у польского короля. Стали за ним следить и установили, что он «все рассматривал и тайно проведывает» [26, с. 85].

Архимандрит «до подлинного сыску о нем «был сослан в сопровождении трех старцев и служки в Кириллов монастырь с великим сбережением и отнюдь никуда не пускать, под опасением за небрежие царской опалы».

Князь, начальник приказов Большой казны, аптек и налогов, Борис Иванович Морозов в 1648 году, так же находился на сбережении в Кирилло-Белозерском монастыре». Боярин, друг царя Алексея Михайловича, в монастыре нашел убежище от народного неудовольствия, вызванного налогом на соль.

К 80-м годам XVI века тюрьмы были распространены почти повсеместно и имелись в распоряжении даже местной администрации. Наряду с этим, удобной формой ссылки стало и заточение в монастыри. В монастырях, свидетельствует Д. Флетчер, заключенные «находятся под столь бдительным надзором особенной стражи и самих монахов (которые отвечают головою за их побег), что им не остается никакой надежды, как кончить свою жизнь в заточении» [17]. Д. Горсей писал, что после смерти Грозного в 1584 году из тюрем выпускали людей, отсидевших по 20 и более лет, то есть как раз тех, кто попал в заключение в начале опричнины [31].

Говоря о времени Ивана IV, летописные источники связывают применение монастырского заключения с политической деятельностью царя. В какой-то степени это было возвращением к практике конца XV века. В предопричные годы заточение стало усиленно практиковаться по подозрениям в «измене». Реализуя ее, власти отлучали преступника от общественной жизни.

В начале XVII века ссыльные отбывают наказание по причине своего недолжного отношения к церкви и государству. Вместе с тем происходит начало кризиса в практике тюремного заключения. События Смуты показали, что в критических ситуациях государство не обладало реальными возможностями эффективно воздействовать на личность преступника путем изоляции.

Кирилловская политическая ссылка, развивавшаяся со времени правления Ивана IV, сохраняла привилегированный характер. С XV века в монастыре содержались опальные представители знатных княжеских родов почти до первой четверти XVII века. Число ссыльных особенно увеличивается в 30-40-е годы XVI века, в период боярского правления.

Большинство светских лиц тяготилось строгим иноческим житьем. Они приносили свои мирские привычки, любовь к вольготной жизни, деньги, земельные вклады, слуг, требовали особого обхождения, подкупали старцев, усилили социальное расслоение монахов. Произошло одно из редких явлений – монастырь стал и привилегированной тюрьмой, и шумным домом, и «островком спасения», и местом погребения многих провинившихся или оппозиционных к царю людей [42, с. 122].

Вторую группу заключенных составляли светские лица. Прежде всего, это представители привилегированной аристократии. Государева опала распространялась на эти высшие слои феодального общества на протяжении всего времени особенно активно до конца XVI века.

Подверглись к государевой опале и были высланы в Кирилло-Белозерский монастырь:

князья (удельные, безудельные), И.Ф. Бельский, И.Ф. Мстиславский, А.И. Кемский, И.И. Умный, Б.Д. Палецкий, И.А. Хворостин, Ф.И. Телятевский и др.

бояре, И.И. Хабаров, П.М. Щетеняев, Ф.И. Колычев и др.

воеводы и полководцы, И.М. Воротынский и М.И. Воротынский, Д.Ф. Палецкий и др.

придворные и приближенные к царю или царской семье – М.И. Кубенский, И.В. Шереметев, сын Е.Цыплятева.

Во времена царствования Ивана Грозного в монастырь ссылались и целыми семьями. Известный случай ссылки князя Воротынского Владимира Ивановича с женой и князя Воротынского Михаила Ивановича, с женой и детьми.

Время пребывания в заточении рассматривалось как время необходимое для осознания греховности содеянного и искреннего раскаяния. Именно этими идеями можно объяснить основную особенность средневекового тюремного заключения в России – ее неопределенности времени. Источником подобного взгляда на тюремное заключение как на меру покаяния и исправления преступника, несомненно, является каноническое право.

В грамотах и инструкциях, сопровождавших «заточенных», при ссылке в монастырь не упоминалось срока заточения. В указах предписывалось содержать в тюрьме «впредь до раскаяния», «до исправления», или говорилось: «ссылается для смирения». Временная неопределенность ссылки ухудшала и без того тяжелое положение узников.

При исследовании ссылки в Кириллов монастырь можно увидеть, что заключение могло длиться от месяца до 20 лет. Исследуя исторические источники можно утверждать, что на начальном этапе возникновения ссылки в Кирилло-Белозерском монастыре еще тюрьмы и жестокого наказания не было. Заключенные, принадлежащие к аристократии, отбывали ссылку, находясь в хороших условиях. Но условия нахождения в ссылке более позднего периода были различны: от проживания в достаточно льготных условиях (свои хоромы, свои слуги, особый стол) до строгого заточения. Более состоятельные пользовались здесь разными льготами. Они могли откупаться от обязательных работ, могли иметь свои постели, носить свое платье. Обычно же заключенные спали на войлоке и на подушке из оленьей шерсти. Виновные наказывались телесно или сажались на цепь. Впрочем, строгость режима менялась при различных настоятелях, одни из которых были сторонниками строгости, а другие были более мягки.

В середине XVI века в «Послании Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь» мы можем увидеть повседневную жизнь узников, сосланных по причине царской опалы. Ссыльные живут как в обычной жизни, они и братия монастыря не ограничиваются в еде. Одним из примеров можно указать и ссылку Михаила Ивановича Воротынского вместе с женой и детьми, в 1562 году. Источники свидетельствуют, что в монастыре они жили не как заключенные. Из царской казны ему отпускались иностранные вина: бастр, раманея, ренское, лимоны – сотнями, винные ягоды и изюм – пудами, сливы – ведрами, гвоздика, перец, осетры, лососи, севрюги, трубы левашные для сладких левашников. Княгиня его ходила в бурской и венецейской тафте [40, с. 304].

В позднее время ссылки заключенные содержались в ужасных условиях. Нередко обитель была переполнена узниками, и архимандриту приходилось искать места для их размещения. Заключенные могли жить вместе с братией монастыря и вести их повседневный образ жизни: молиться, трудиться во благо монастыря до раскаяния, посещать церковь. Лица низших слоев общества, а также лица низшей церковной иерархии питались в основном хлебом и водой. Ссыльные, сосланные «под начало», питались вместе с братией. Однако в дальнейшем качество и состав трапез определялись в первую очередь материальным благосостоянием монастыря.

Нарушение уставов и даже монашеских обетов не было редкостью и неоднократно вызывало критику, как духовных, так и светских лиц (послания митрополита Фотия, Ивана Грозного, преп. Максима Грека). Знатные постриженики вместо келий строили себе обширные хоромы, держали собственных слуг и поваров. Стоглавый собор фактически узаконил такое положение, разрешив постригшимся князьям и боярам лучшее питание по сравнению с рядовыми монахами. Лица привилегированные имели свою «поварню». Питание было значительно лучше, чем у остальных заключенных.

На всем протяжении эволюции монастырской ссылки изменялась история не только целого государства, но шло развитие и самого монастыря. На протяжении всего XVI века он ширился и укреплялся. Одним из главных источников пополнения монастырской казны были вклады, поступавшие от освобожденных ссыльных или их родственников. Они были не только в земельном или денежном размере, но и виде имущества, в том числе и ценных вещей. Так в 1572 году Иван Васильевич Шереметев (Иона) пожертвовал в монастырь серебряные сосуды, платья, лошадей и после смерти оставил двор – всего на сумму 1400 рублей [1, л. 23 об.]. На эти деньги еще полвека спустя монахи дважды в год поминали боярина и получали даровую пищу: белый хлеб, рыбу, подовые пироги, яичный квас [42, с. 154].

Многие из вкладчиков монастыря завершили свою карьеру в период опричных казней или предпочли опасностям придворной жизни монашеский постриг. Вот что пишет келарь во вкладной книге: «…По князе Дмитрие Ивановиче Углецком память правити октября 26, на память святого великомученика Дмитрия. Панахида пети, и обедня служити собором, и корм кормити на всяк год, доколе и монастырь стоит. А дал князь Дмитрей Иванович в Кирилов монастырь село Кабаново з деревнями в Углецком уезде» [8, л. 27 об.].

Среди вкладчиков русских монастырей были князья и бояре, представители высшего духовенства, дворяне, торговые и служивые люди разных городов, «государева двора разных чинов люди», городские дьяки, монастырские слуги и служки, ремесленники и крестьяне. В монастырь шли за очищением души. Самыми распространенными вкладами были фамильные иконы, украшенные драгоценными камнями. В 1608 году Палецкий Борис Дмитриевич внес Образ Пречистой Богородицы с Превечным Младенцем.

Вклады в монастырь делали и опальные князья, находившиеся в ссылке в других монастырях. О вкладах опальных князей подробно указывается: «Князь Дмитрей Федорович Палецкой в дом Пречистой и Кирилу чюдотворцу, и игумену Афонасью з братиею, или кто по нем иный игумен будет, вкладу дал кадило серебряно, а весу дватцать рублев. И доколе князь Дмитрей жив, за него молити Бога, и за его княгиню, и за их чада. А Бог пошлет по их души, ино написати в сенаники, доколе монастырь стоит; Да князь Иван Иванович Кубенской в дом Пречистой и Кирилу чюдотворьцу вкладу дал пятьдесят рублев. Да после его живота княгини его Анна, во мнишеском чину Александра, дала пятьдесят рублев. И за то даяние князь Иван написан в оба сенаника без выгладки, и поминают его со князем Михаилом Кубенским с братом на всех кормех. А Бог пошлет по душу княгини Александры, ино княгиню Александру написати в оба сенаника без выгладки и поминати на тех же кормех, доколе и монастырь стоит. В обитель Пречистые Богородицы и честнаго Ея Успения и преподобнаго чюдотворца Кирила дал Иван Иванович Хабаров четыреста рублев от десяти имен: от имени деда своего Василия Федоровичя, да от бабы своей Евфимии, да от другия бабы Акилины, да от отца своего Ивана Васильевича Хабарова, да от матери своей иноки Ефросинии, да от дяди Михаила, да от брата Василиа, да от Михаила Кобякова, да от жены Улиании, во мнишеском чину Евпраксиа. Написати в сенаникы: во вседневной и в вечной и не выглажывати, доколе и обитель стоит Пречистыя и чюдотворца.И корм кормити з году на год. И по всякой год на корм шесть рублев. А нищим милостины шесть рублев на тот же день роздати з году на год и по всякой год. А доколе Иван Иванович Хабаров жив, ино его поминати во октениах на молебенех за здравие. Да Иван же Иванович Хабаров дал 50 рублев по старице по Марине по княгине, по сестре своей» [8, л. 28 об.-29 об.].

Влияние ссылки происходило не только посредством вкладов, но и в переоборудовании помещений для тюрьмы и мест наказаний или пыток. Так при строительстве «Нового города», стены переоборудованы под место содержания заключенных. Первый ярус стены, то есть подошвенный бой, состоит из ряда камер, перекрытых в основном коробовыми сводами. Каждая камера имеет дверь и окно. Внутренними дверными проемами камеры объединяются в группы из двух-трех помещений. В северной стене стали, поэтому делать одну дверь на несколько помещений.

Первоначально построенные казематы отвечали боевому значению; затем после сооружения Казанской башни и Московской, их в процессе строительства стали приспосабливать к «мирным» нуждам – устраивали в них жилье. Это заметно в северном прясле (между Косой и Большой Мережной башнями), где первый этаж отступает от линии стены внутрь монастыря на три метра). Именно здесь и помещались новые «гостиничные кельи», позднее, как считали, использовавшиеся в качестве тюрьмы. Позднее в кирилловских башнях была упразднена подземная камера, а при сооружении стен зодчие воспользовались более совершенными крестовыми, а не коробовыми перекрытиями; вместо изолированных казематов первого яруса построены многокамерные [42, с. 198].

При всем разнообразии форм применения монастырской ссылки в XV- XVII века абсолютное большинство ссыльных направлялись в обители по воле как и светской, так и духовной власти. Преобладающее внимание современников и исследователей к пребыванию «опальных» в монастырях вызвано их политической значимостью в истории своего времени, а отнюдь не численным превосходством этой группы ссыльных. В соответствии с оформившейся ранее традицией, монастырское «подначальство» вбирало в себя черты публичного покаяния. Еще Иосиф Волоцкий в послании о епитимиях указывает кающимся грешникам скорый путь освобождения от греха и епитимии – пострижение в монашество, подчеркивая тем самым, что монастырь – это, действительно, место духовного исцеления всякого согрешившего.

При изменении положения церкви в системе государства изменяются социальный состав и условия монастырской ссылки. Возникновение и развитие системы государственных тюрем в эпоху Петра I, приводит к тому, что монастыри утрачивают свои карательные функции. Эта тенденция относится к большинству монастырей за редким исключением. В новых политических условиях монастырь становиться преимущественно местом перевоспитания монахов, духовных лиц и мирян.

При этом монастырская ссылка оказывала влияние на развитие монастыря. Об этом говорит факт сооружения церквей и приделов, на средства опальных князей, многочисленные вклады в виде имущества. Так же это отразилось и на внешнем облике монастыря: постройки для содержания узников, появление отдельных зданий, так называемой «тюрьмы». Строительство крепостных стен Нового города, которые изначально предполагались для защиты от захватчиков, а позднее были переделаны под тюремные камеры содержания и пыток.

Таким образом, Кирилло-Белозерский монастырь, с его статусом и удобным местоположением, удаленностью от столицы оказался в центре развития явления монастырской ссылки как меры наказания и исправления. На протяжении всего времени он трансформируется: из монастыря, населенного монахами и послушниками, он превращается в монастырскую тюрьму государственного значения, куда ссылают опасных преступников государства и церкви.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги работы можно сделать вывод, что благодаря представителям русской аристократии Кирилло-Белозерский монастырь за изученный период стал одним из главных центров не только религиозной жизни, но и крупным земельно-хозяйственным собственником. Кроме этого история обители тесно связана с политическими процессами XV-XVII вв., само ее основание было стратегическим актом московских князей. На протяжении нескольких веков монастырь был их союзником в политической борьбе, что обусловило в дальнейшем его быстрое развитие и процветание.

Владения монастыря к середине XVII в. помимо центрального хозяйственного комплекса включали в себя некоторые крупные села Белозерского и других уездов, где имелись особые монастырские дворы. Кроме этого обитель владела дворовыми городовыми местами в Москве, Белозерске, Вологде, Ярославле, Нижнем Новгороде, Дмитрове, Каргополе, Архангельске и Угличе.

Вотчина Кирилло-Белозерского монастыря в это время была огромна и включала в себя 3 444 десятины пашенной земли, которые находились в 17 уездах страны. Эти земли были приобретены разными способами: куплей, меной, но самыми распространенными из всех были дарение и пожалование земель князьями, боярами и представителями других сословий. Большую часть своей территории монастырь получил безвозмездно в виде вкладов. Основными дарителями были представители русской аристократии, которые таким образом заботились о спасении своей души.

Благодаря щедрым пожертвованиям строились храмы, жилые постройки, крепость. Так постепенно сформировался архитектурный ландшафт монастыря, и по сей день являющийся образцом древнерусского зодчества. На вклады великих князей было построено множество церквей, внутренний интерьер и росписи которых – образец древнерусского искусства. Крепость Нового города также возведена на вклад царя Алексея Михайловича.

Представители русской аристократии регулярно давали в монастырь богато украшенные священнические облачения, иконы, киоты, книги, драгоценную церковную утварь и посуду. Благодаря такому явлению как вкладничество, монастырская ризница и храмы все время пополнялись новыми предметами и вещами. К середине XVII в. обитель имела одно из самых крупных собраний драгоценных предметов церковного быта в России.

На территории Кирилло-Белозерского монастыря были погребены многие представители дворянских и княжеских семей. Каждый человек считал, что быть погребенным здесь – великая честь. К XVII веку сформировался некрополь монастыря, который включал в себя не только могильные плиты с надписями, но и родовые усыпальницы двух аристократических родов – Воротынских и Телятевских. Это повлияло на архитектурный облик монастыря и придало ему еще одну неповторимую черту.

Кирилло-Белозерский монастырь, с его статусом и удобным местоположением, удаленностью от столицы оказался в центре политической борьбы и превратился тюрьму государственного значения, куда ссылают опасных преступников государства и церкви.

Таким образом, русская аристократия внесла огромный вклад в развитие монастыря и затронула практически все аспекты монастырской жизни, что способствовало превращению обители в крупный культурный и экономический центр Русского Севера, который по мощи и влиянию, наряду с Троице-Сергиевым и Соловецким, входил в число самых крупных монастырей Русского государства.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

Список источников

I.Архивные источники

1.Государственный архив Вологодской области (ГАВО). Ф. 496. Оп. 1. Д. 2992. Опись Кирилло-Белозерского монастыря, 1773. Л. 1 – 651.

2.Государственный архив Вологодской области (ГАВО). Ф. 496. Оп. 1. Д. 2953. Опись Кирилло-Белозерского монастыря, 1773. Л. 1 – 670 об.

3.Государственный архив Вологодской области (ГАВО). Ф. 496. Оп. 1. Д. 2969. Опись Кирилло-Белозерского монастыря, 1773. Л 1 – 372.

II.Опубликованные источники

.ОР РНБ. Ф. 351. Оп. 1. Ч. 2. Д. 95/1332. Вкладная и кормовая книга Кирилло-Белозерского монастыря. Л. 1-175.

5.ОР РНБ. Ф. 351. Оп. 1. Ч. 2. Д. 87/1325. Л. 1-789. Вкладная книга Кирилло-Белозерского монастыря с приписками до 1775 г.

.ОР РНБ. Ф. 351. Оп. 1. Ч. 2. Д. 117/1352. Л. 1- 43. Вкладная книга Кирилло-Белозерского монастыря с 1533 по 1732 гг. (конца нет).

.ОР РНБ. Ф. 351. Д. 102/1338 (Книга 1, Л. 1 – 1158), Д. 103/1339 (Книга 2, Л. 1 – 973), Оп. 1. Ч. 2. Д. 104/1340 (Книга 3, Л. 1 – 457). Опись Кирилло-Белозерского монастыря 1773 г.

8.Алексеев А. И. Первая редакция вкладной книги Кириллова Белозерского монастыря (1560-е гг.) // Вестник церковной истории. Москва, 2010. № 3/4. С. 11-117.

9.Алексеев А. И., Муштафаров А. В. Вкладная и кормовая книга Московского Симонова монастыря. // Вестник церковной истории. Москва, 2006. № 3. С. 5-184.

10.Архив Кирилло-Белозерского музея. Д. 128 (57) «Бородава», обследования экспедицией икон в Ризположенской церкви дер. Бородава Пидемского сельсовета от 15 мая 1937 г., Л. 6-7.

11.Дебольский, Н.Н. Из актов и грамот Кирилло-Белозерского монастыря / Н.Н. Дебольский // Вестник археологии и истории. 1900. Вып. 13. – 85 с.

12.Послание Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский Успенский монастырь. Послания Ивана Грозного / Подготовка текста Д. С. Лихачева и Я. С. Лурье. Москва; Ленинград, 1951.

13.Кирпичников, А.Н. Отчет о раскопках в г. Кириллове Вологодской области в 1971 г. / А.Н. Кирпичников. – Ленинград, 1972. С. 56-63.

14.Дмитриева, З.В. Опись строений и имущества Кирилло-Белозерского монастыря 1601 года / З.В. Дмитриева, М.Н. Шаромазов. – Санкт-Петербург: Петербургское Востоковедение, 1998. – 384 с.

15.Российское законодательство X-XX вв. Т. 2. Москва, 1985. С. 352.

16.Савваитов П. И. Церкви и ризница Кирилло-Белозерского монастыря по описным книгам 1668 г. // Записки отделения русской и славянской археологии Имп. Русского Археологического общества. Т.2. Санкт-Петербург, 1861. С. 126-343.

17.Флетчер, Дж. О государстве русском, или Образ правления русского царя (обыкновенно называемого царем Московским) : с опис. нравов и обычаев жителей этой страны / Дж. Флетчер. – Санкт-Петербург: Типо-лит. Б. М. Вольфа, 1906. – 128 с.

III.Список литературы:

18.Алексеев, А.И. Первая редакция вкладной книги Кириллова Белозерского монастыря. (1560-е гг.) / А.И. Алексеев // Вестник церковной истории. 2010. № 3-4. С. 36-48.

19.Амвросий, архимандрит. Описание Кирилло-Белозерского монастыря / Амвросий. – Москва, 1811. – 118 с.

.Антипин, Г. Крепость Кирилло-Белозерского монастыря. Кириллов-Ленинское знамя / Г. Антипин. 1934. С. 3-18.

.Башнин Н. В. Дионисиево-Глушицкий монастырь и его архив в XV-XVII вв., Санкт-Петербург, 2016. С. 316-335.

.Беляев, Л.А. Русское средневековое надгробие: Белокаменные плиты Москвы и Северо-Восточной Руси XIII-XVII вв. / Л.А. Беляев. – Москва, 1996. С. 26-27.

.Богословский, М.М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII в. / М.М. Богословский. – Москва, 1909. Т. 1. – 414 с.

.Брилліантовъ, И.И. Ѳерапонтовъ Бѣлозерскій, нынѣ упраздненный монастырь, мѣсто заточенія Патріарха Никона / И.И. Брилліантовъ. – Санкт-Петербург ,1899. Репринтное издание, Москва : Северный паломник, 2005. – 136 с.

.Будовниц, И.У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV-XVI вв. / И.У. Будовниц. – Москва, 1966. – 392 с.

.Бычков, А.Ф. Описание церковно-славянских и русских рукописных сборников Императорской Публичной библиотеки / А.Ф. Бычков. – Санкт-Петербург: Тип. Имп. Академии наук, 1882. – 85 с.

.Варлаам, архим. Описание историко-археологических древностей и редких вещей, находящихся в Кирилло-Белозерском монастыре / архим. Варлаам // ЧОИДР, 1859. Кн.3. – 101 с.

.Веселовский, С.Б. Монастырское землевладение в Московской Руси во второй половине XVI в. / С.Б. Веселовский // Исторические записки. – Москва, 1943. Т.10. С. 96-116.

.Веселовский, С.Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси / С.Б. Веселовский. – Москва, 1947. Т. 1. С. 329-330.

.Гнедовский, Б.В. Церковь положения риз в деревне Бородава / Б.В. Гнедовский. Деревянное зодчество: Проблемы. Реставрация. Исследования. – Вологда, 2005- 13 с.

.Горсей, Дж. Записки о России, XVI – нач.XVII в. / Дж. Горсей. – Москва: Изд-во МГУ, 1990. – 114 с.

.Горская, Н.А. Монастырские крестьяне Центральной России в XVII в. О сущности и формах феодально-крепостнических отношений / Н.А. Горская. – Москва, 1977. – 280 с.

.Горская, Н.А., Собственность в России: Средневековье и раннее новое время / Н.А. Горская [и др.]. – Москва, 2001. – 283 с.

.Греков, Б.Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII в. / Б.Д. Греков. – Москва, 1946. – 531 с.

.Ивина, Л.И. Крупная вотчина Северо-Восточной Руси конца XIV-первой половины XVI века / Л.И. Ивина. – Ленинград, 1979. – 224 с.

.Зимин, А.А. В канун грозных потрясений / А.А. Зимин. – Москва : Мысль, 1986. С. 22-25.

.Зимин, А.А. Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в. / А.А. Зимин. – Москва : Мысль, 1991. – 286 с.

.Зимин, А.А. Крупная феодальная вотчина и социально-политическая борьба в России (конец XV-XVI в.) / А.А. Зимин. – Москва,1977. – 356 с.

.Зимин, А.А. Россия на рубеже XV-XVI столетий / А.А. Зимин. – Москва: Мысль, 1982. – 336 с.

.Иванова, Г.О. Летопись событий Кирилло-Белозерского монастыря / Г.О. Иванова // Кириллов. Краеведческий альманах. Вологда, 1997. Вып. 2. – 367 с.

.Карамзин, Н.М. История государства Российского / Н.М. Карамзин. – Санкт-Петербург, 1897. Т. 7. – 286 с.

.Кирпичников А. Н., Хлопин И. Н. Великая государева крепость. Москва, 1972. – 256 с.

.Ключевский, В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник / В.О. Ключевский. – Москва, 2003. – 483 с.

.Кобрин, В.Б. Власть и собственность в средневековой России / В.Б. Кобрин. – Москва : Мысль, 1985. – 278 с.

.Колчин, М.А. Ссыльные и заточенные в острог Соловецкого монастыря в XVI-XIX веках / М.А. Колчин. – Москва, 1908. – 196 с.

.Копанев, А.И. История землевладения Белозерского края XV-XVI вв. / А.И. Копанев. – Москва – Ленинград, 1951. – 254 с.

.Копанев, А.И. Крестьяне русского Севера в XVII в. / А.И. Копанев. – Ленинград, 1984. – 241 с.

.Кочин, Г.Е. Материалы для терминологического словаря древней России / Г. Е. Кочин. – Москва, 1937. – 487 с.

.Крайковский, А.В. Торговля солью на Русском Севере в 1630-х-1650-х годах : автореф. дис. … канд. ист. наук : защищена 16.05.2005 / А.В. Крайковский. – Санкт-Петербург, 2005. С 23.

.Кузьмин. А. В., Стрельников С. В. Вкладные книги // Православная энциклопедия. Т. 8. Москва, 2004. С. 613-617.

.Лобанов-Ростовский, А.Б. Русская родословная книга / А.Б. Лобанов-Ростовский. – Санкт-Петербург, 1895. Т. II – 293 с.

.Лойко, А.С. Особенности пространственной организации Кирилло-Белозерского монастыря / А. С. Лойко // Молодые исследователи – регионам : материалы всерос. науч. конф. / отв. ред. А. А. Плеханов. – Вологда, 2009. Т. 1. С. 272-274.

.Мазалецкая, В.А. Надгробные памятники Кирилло-Белозерского монастыря / В.А. Мазалецкая // Кириллов: Краеведческий альманах. Вологда, 1998. Вып. 3. С.60.

.Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской церкви / митрополит Макарий (Булгаков). – Санкт-Петербург ,1868-1887. Т.1-12. – 531 с.

.Милютин, В.О. О недвижимых имуществах духовенства России / В.О. Милютин // ЧОИДР. 1859. Кн.4. С. 65-105.

.Муравьев, А.Н. Русская Фиваида на севере / А.Н. Муравьев. – Санкт-Петербург, 1855. – 504 с.

.Николаева, Т.В. Новые надписи на каменных плитах XV-XVII веков из Троице-Сергиевой лавры. Список надгробий Троицкого Сергиева монастыря, составленный в половине XVII в. / Т.В. Николаева // Историческое описание св. Троицкия Сергиевы Лавры. – Москва, 1890. – 236 с.

.Никольский, Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века (1397-1625). Т. 1, Вып. 2. – Санкт-Петербург, 1910. С. 699.

.Никольский, Н.К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII в.(1397-1625). Т.2 Управление. Общинная и келейная жизнь. Богослужение / Н.К. Никольский. – Санкт-Петербург, 2006. – 436 с.

.Никольский, Н.К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века / Н.К. Никольский. – Санкт-Петербург, 1897. Т. I. Вып. I. С. 250-256.

.Опись отправленным в 1785-м году в Москву в Московскую Святейшего Правительствующего Синода Контору из Кириллова Белозерского монастыря ризничным украшенным разными драгоценными каменьями и жемчугом вещам // ВАИ. Санкт-Петербург, 1911. Вып. 21. 2-я паг. С.89-248

.Папин, И.В. Археологические исследования в церкви Кирилла в Кирилло-Белозерском монастыре и Кириллов / И.В. Папин. // Кириллов: Краеведческий альманах. Вологда, 1998, Вып. 3. С. 5-8, 62.

.Пивоварова, Н.В. Опись 1802 г. как источник по истории ризницы Кирилло-Белозерского монастыря / Н. В. Пивоварова // Книжные центры Древней Руси. Кирилло-Белозерский монастырь. – Санкт-Петербург: Издательство "Пушкинский дом", 2014. С. 395-403.

.Подъяпольский, С.С. Каменное зодчество Кирилло-Белозерского монастыря в его отношении к строительству Троице-Сергиева монастыря / С.С. Подъяпольский // Древнерусское искусство. Художественные памятники Севера. – Ленинград, 1989. С. 310-319.

.Подъяпольский, С.С. Путеводитель по архитектурным памятникам Кирилло-Белозерского и Ферапонтова монастырей / С.С. Подъяпольский. – Вологда : Северо-Западное книжное издательство, 1968. С. 23-25.

.Попов, Г.В. Церковь Ризоположения из села Бородава / Г.В. Попов. – Москва : Северный паломник, 2006. – 64 с.

.Пругавин, А.С. В казематах. Очерки и материалы по истории русских тюрем / А.С. Пругавин. – Санкт-Петербург ,1908. – 108 с.

.Пругавин, А.С. Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантами. К вопросу о веротерпимости / А.С. Пругавин. – Москва, 1905. – 132 с.

.Рогов, В.А. Уголовные наказания и репрессии в России середины XV – XVII вв. / В.А. Рогов. – Москва, 1992. С.56-57.

.Розанов, М.М. Соловецкий концлагерь в монастыре / М.М. Розанов. – США. : Изд. автора, 1979. Кн.1-2. – 293 с.

.Романенко, Е.В. Повседневная жизнь русского средневекового монастыря / Е.В. Романенко. – Москва, 2002. – 330 с.

.Савич, А.А. Монастырское землевладение на русском Севере XIV-XVII вв. / А.А. Савич. – Пермь, 1930. – 218 с.

.Савич, А.А. Соловецкая вотчина XV-XVII вв. (опыт изучения хозяйства и социальных отношений на крайнем севере в древней Руси) / А.А. Савич. – Пермь, 1927. – 280 с.

.Сазонов, С.В. К проблеме восприятия смерти в средневековой Руси / С.В. Сазонов // Русская история: Проблемы менталитета. Тезисы докладов научной конференции. – Москва, 1994. С. 47-52.

.Сазонов, С.В. Монашеское имя Александра Невского и традиции монашеского имянаречения в средневековой Руси / С.В. Сазонов // Сообщения Ростовского музея. – Ростов, 1994. Вып. VI. С. 16-24.

.Сазонова Т. В. Вклады и вкладчики Кирилло-Новоезерского монастыря (XVI-XVII вв.) // Времена и судьбы. Сборник статей в честь 75-летия Виктора Моисеевича Панеяха. Санкт-Петербург ,2006. С. 108-125.

.Скрынников, Р.Г. Крест и корона: Церковь и государство на Руси XI-XII вв. / Р.Г. Скрынников. – Санкт-Петербург : Искусство – СПб., 2000. – 463 с.

.Смирнова, С.Э. Две иконы из Кирилло-Белозерского монастыря / С.Э. Смирнова. – Ленинград, 1964. Вып. 8. С. 93-104.

.Соловьев, С.М. История России с древнейших времен / С.М. Соловьев. – Москва, 1960. Кн. 4. – 784 с.

.Соловьева, Т.Б. Пути роста городских владений церкви в первой половине XVII в. / Т.Б. Соловьева // Русский город. – Москва, 1990. Вып. 9. С. 228-246.

.Татищев, В.Н. История Российская / В.Н. Татищев. – Москва- Ленинград, 1964. Т. 2. – 340 с.

.Тихомиров, М.Н. Монастырь-вотчинник XVI в. / М.Н. Тихомиров // Исторические записки. – Москва, 1938. Т.3. С.130-161.

.Успенский, Н.П. Кирилло-Белозерский Успенский 1-го класса монастырь / Н.П. Успенский. – Кириллов, 1897. С. 16-21.

.Успенский, Н.П. О больших строителях Кирилло-Белозерского монастыря / Н.П. Успенский. – Москва, 1896. С. 30-31.

.Фруменков, Г.Г. Узники Соловецкого монастыря / Г.Г. Фруменков. – Архангельск, 1979. – 224 с.

.Черкасова, М. С. Иван Грозный о монастырях и монашестве своего времени / М.С. Черкасова // Кириллов. Вологда, 1997. Вып. 2. – 44 с.

.Черкасова, М.С. Землевладение Троице-Сергиева монастыря в XV-XVI вв. / М.С. Черкасова. – Москва, 1996. – 336 с.

.Черкасова, М.С. Крупная феодальная вотчина в России конца XVI в. XVII веков: (по архиву Троице-Сергиевой Лавры) / М.С. Черкасова. – Москва, 2004. – 395 с.

.Шаляпин, С.О. Монастырская ссылка в России XV-XVIII вв. (по материалам монастырей Архангельского Севера) : дис. … кандидата ист. наук. : защищена 18.03.1998 / С.О. Шаляпин. – Архангельск, 1998. С. 25-30.

.Шамина И. Н. Вкладная книга Арсениева Комельского монастыря Вологодского уезда // Вестник церковной истории. 2007, № 3. С. 5-133.

.Шапиро, А.Л. Русское крестьянство перед закрепощением (XIV-XVI вв.) / А.Л. Шапиро. – Ленинград, 1987. – 256 с.

.Шаромазов, М.Н. Вступление. Спецвыпуск Вестника Кирилло-Белозерского музея «Церковь Ризоположения 1485 г.» / М.Н. Шаромазов // Журн. Деревянное зодчество: Проблемы. Реставрация. Исследования. 2005. С. 32-37.

.Шватченко, О.А. Образование единого Российского государства и изменения в статусе вотчины в XVI-XVII вв. / О.А. Шватченко // Система государственного феодализма: сб. ст. – Москва, 1993. Вып.1. – 132 с.

.Шмидт, С.О. У истоков российского абсолютизма / С.О. Шмидт. – Москва : Прогресс. 1996. – 164 с.

Электронные ресурсы:

.Жарких, Н.И. Обычай пострижения правителя в монахи 1978 – 2017 [Электронный ресурс] / Н.И. Жарких – Режим доступа: #”justify”>ПРИЛОЖЕНИЯ

ИЛЛЮСТРАЦИИ ЦЕРКВИ И ХРАМЫ

Рис.1. Церковь Ризоположения (1485 г.)

Рис.2. Церковь Архангела Гавриила (между 1531-1534 гг.)

Рис. 3. Храм Усекновения Главы Иоанна Предтечи (между 1531-1534 гг.)

Рис. 4. Церковь преподобного Иоанна Лествичника над Святыми вратами (1569-1572 гг.)

Рис.5. Крепость Нового города (XVII в.)

Рис. 6. Тюрьма в Кирилло-Белозерском монастыре.

ВОРОТЫНСКИЕ – КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Рис.7. Блюдо и кружка XVII века – вклады князей Воротынских в Кирилло-Белозерский монастырь.

Рис.8. Реконструкции облика сына, внука и правнука М.И. Воротынского.

НЕКРОПОЛЬ

Рис.9. Церковь равноапостольного князя Св. Владимира – усыпальница князей Воротынских (1554 г.)

Рис.10. Место заключения Воротынского М.И. с женой. Вход в придельную церковь.