‘Новая городская история’ в культурном пространстве современных социально-гуманитарных исследований

• Вид работы: Дипломная (ВКР)
• Предмет: Культурология
• Язык: Русский , Формат файла: MS Word 70,51 Кб

‘Новая городская история’ в культурном пространстве современных социально-гуманитарных исследований

«Новая городская история» в культурном пространстве современных социально- гуманитарных исследований

Введение

Город – совокупность разнообразных явлений общественной жизни, сложный конгломерат. Город как многоплановая структура требует комплексного изучения.

Возникновение города в социокультурной перспективе является особым событием в истории человечества, поскольку в нем по-новому конструируется пространство и время, телесность и идентичность горожанина. Речь идет не только о становлении качественно новой экономики, социальной общности или политического объединения в природном пространстве, но и о формировании новой картины мира. Продуцируя и актуализируя новые стратегии человеческого бытия, город возникает как мир со своеобразной сферой ритуалов, правил и законов, обычаев и традиций.

Город невозможно понять без анализа культурных проектов, которые создает человек, потому что городская культура является прежде всего антропологическим феноменом. Городской человек предстает как отдельная реальность, которая выстраивается и одновременно приходит в упадок в мире города. Специфика сложных связей человека и города требует отдельного исследования, поскольку динамика и непредсказуемость развития городской культуры каждый раз ставят новые проблемы.

С самого начала изучение города отличалось междисциплинарным характером, сочетая в себе ряд видений: историческое, социологическое, экономическое, культурологическое, искусствоведческое, градостроительное, психологическое, криминологическое и другие.

Одними из первых пространственной структурой городов начали активно заниматься основатели Чикагской школы, начав отрасль

«социология города». Объектом научного интереса представителей этой школы становились различные деструктивные явления, которые локализовались одновременно в тех или иных социальных группах и определенных частях города

Интерес европейских исследователей больше сосредоточивался на поиске ключевых критериев и четких индикаторов структурирования города.

Существенно отличается опыт научного изучения советских, поскольку и практика развития, и сами ученые руководствовались преимущественно экономико-географическими показателями.

На данном этапе город изучается несколькими науками, каждая из которых имеет свой специфичный подход. В большинстве из этих наук наработан понятийный аппарат, создано немало работ. Однако комплексного исследования, которое обращалось бы к обобщению и систематизации различных подходов к изучению городского пространство, в современной науке явно не хватает.

Этим и обусловлена актуальность нашей дипломной (магистерской) работы, тема которой – «Новая городская история» в культурном пространстве современных социально-гуманитарных исследований.

Проблематика, которая охватывает данное исследование, заключается в анализе моделей проблематизации и исследования структурных форм, в формировании новой истории города.

Тему города исследовало в своих работах немало ученых из разных областей науки. Условно историографию данной проблемы можно поделить на такие группы:

представители классических подходов,

представители «новой истории» города,

ученые, работающие в сфере новых научных образований и в междисциплинарных областях.

Среди представителей классических подходов в первую очередь следует назвать классиков социологии (Ф. Тённис, Г. Зиммель, К. Маркс, Э. Дюркгейм и М. Вебер), представителей Чикагской школы социологии (Р. Парк, Э. Бёрджесс, Л. Вирт), представителей «новой культурной географии» (А. Лефевр, Э. Сойя, Д. Харви, Д. Хайден, Л. Лофланд).

Среди представителей «новой истории города» следует отметить нововеберианцев (А. Скотт, Р. Пал) и неомарксистов (А. Лефевр, М. Кастельс, Д. Харви), представителей теории социопространственной перспективы, (Дж. Фиган, М. Готдинер).

Среди представителей новых научных образований и в междисциплинарных областях:

Урбоэкология (П.А. Кратцер, и Г.Е. Ландсберг, В.В. Владимиров, Ю.С. Чуйков).

Этнографическое изучение города (Г. В. Старовойтова, Н.В. Юхнева, В.Ю. Крупянская, Л.В. Ракова, М.Г. Рабинович, Н.Б. Лебина).

Лингвистическое изучение города (Р.Р. Гельгардт, Б.А. Ларин, К. Гандке, М. Каминская).

Антропологическое изучение городского пространства (К. Вульф, С. Смирнов, Л. Карсавин, Й. Хейзинг, М. Дворжак, М. Фуко, К. Леви-Стросс, К.-Г. Юнг, Л. Леви-Брюль, М. Блок, Ф. Арьес, Р. Барт, Л. Вернер, М. Кром, Р. Бешер).

Изучая историографию проблемы, следует отметить, что изучение городской среды на этапе ее становления осуществлялось еще в работах древнегреческих философов и в работах, трактатах родом из Древнего Востока. Основные акценты были расставлены на представлениях об идеальном городе (расположение поселений, распределение жителей по статусам, разделение труда в соответствии со статусами и возможностями), а также проанализированы формы государственного правления (существующие и предполагаемые) в полисах (городах-государствах). Восточные трактаты были в большей степени посвящены архитектурному направлению, тому, как должны быть организованы и каким образом должны строиться города.

Средневековые города формировались вокруг четко определенного укрепленного центра. О средневековых городах в своих работах писали Ф. Бродель, А. Шпенглер. Города эпохи Возрождения находили свое отражение

в тогдашней теории архитектуры (трактаты Л. Альберти, Палладио), в проектах идеальных городов (в частности, у Скамоцци), а также в утопическом произведении Т. Кампанеллы «Город Солнца», где он описывал идеальный для существования общества город, соответствующие ему устройство и правление.

В работах классиков социологии, среди которых город анализировали в частности Ф. Тённис, Г. Зиммель, К. Маркс, Э. Дюркгейм и М. Вебер, исследование города происходило в основном в русле анализа социальной структуры города, особенностей населения городов разных исторических периодов (например, общество и сообщество у Ф. Тённиса, органическая и механическая солидарность у Э. Дюркгейма), также в работах классиков социологической теории особое внимание уделялось особенностям городского образа жизни (в частности в работах Г. Зиммеля1 и М. Вебера2), изгибы, формирующиеся в городах (наиболее подробно освещены у К. Маркса, Г. Зиммеля).

Для представителей чикагской школы городская проблематика стала центральной. Большинство ее основателей в своих работах анализировали городское пространство, уделяя внимание разным аспектам городской среды. Р. Парк, Л. Вирт, Э. Бёрджес, Х. Хойт, Харрис и Урман пытались исследовать закономерности структурирования городского пространства, расположение его отдельных частей, расселения и взаимодействия жителей. В частности, Р. Парк3 рассматривал город как организм, все части которого находятся в тесном взаимодействии, выполняя присущие им функции. Л. Вирт4 сконцентрировал внимание на городском стиле жизни, параметрах,

характеризующих город: количества, плотности и гетерогенности населения. Э. Бёрджесс и Х. Хойт развивали теорию концентрических зон и теории секторов. Эти теории позволили структурировать городское пространство и осуществить анализ причин и закономерностей такого структурирования. В русле изучения пространственной организации города также развивали свою теорию множественных ядер Харрис и Ульман.

В дальнейшем социология города продолжила свое развитие во многих направления, например, конфликты, противоречия и «коллективное потребление» (М. Кастельс), концепция пространства с точки зрения социальной жизни человека, типов пространства (А. Лефебвр6), специфика концентрации экономической активности (М. Сторпер и Д. Уолкер), реорганизация социального пространства, значение местных конфликтов (Д. Хервей7), динамика производства и развитие сферы услуг (А. Скотт) и другие. Это лишь отдельные примеры анализа проблематики современного города, которые показывают разнообразие и разноплановость подходов.

В советское время исследования города также находили свое отражение в науке, и советская социология города стала относительно автономным направлением. Здесь особое внимание уделялось взаимодействию города и села, проблемам и перспективам урбанизационных процессов и разработкам эффективного социально-экономического городского планирования, быта городского населения. Среди представителей советской социологии, которые работали над городской проблематикой, В. Рукавишников, О. Шкаратан, Н. Барабаш и другие).

На постсоветском пространстве продолжают анализ городской

проблематики А. Филиппов, И. Шмерлина, М. Вильковский, А. Байбурин и много других исследователей. Фокус их внимания сосредоточен на социологическом анализе пространства, осознании жителем города своего жизненного пространства в различных его проявлениях, социологии архитектуры, семиотике пространства соответственно.

Кроме того, городское пространство активно изучается в рамках смежных научных направлений, например, географии (Д. Харвей, В. Холина, П. Хаггет), культурологии (Л. Трушина, Д. Алисов), антропологии (С. Смирнов, А. Андреев). Городская проблематика разрабатывается также и в междисциплинарных и сравнительно новых направлениях, примерами которых является гуманитарная география (Д. Замятин), брендинг городов (Д. Визгалов), социология архитектуры (М. Вильковский).

Тем не менее, несмотря на довольно обширный материал источников, следует отметить, что на данный момент не создано единой работы, которая стала бы обобщением разных подходов и разных точек зрения к изучению городского пространства.

Объект исследования нашей работы – новая исторические наука как проявление антропологического поворота в социо-гуманитарном сознании. Предметом исследования являются различные аспекты изучения городского пространства.

Цель исследования: определение проблемного поля изучения специфики новой истории города. Цель обусловила постановку таких задач:

рассмотреть основные классические подходы к изучению города,

выявить концептуальные особенности новой истории города

определить проблемные поля в изучении города в современной науке,

рассмотреть особенности антропологических исследований городского пространства,

выявить междисциплинарные исследовательские стратегии в изучении города.

Цели и задачи диктуют структуру исследования: работа состоит из введения, двух глав (в первой два, во второй три параграфа), заключения и списка использованной литературы.

Теоретическое и практическое значение полученных результатов. Результаты исследования могут быть использованы в практике преподавания как курсов по истории, социологии, антропологии, философии культуры, социальной философии и т. п. Положения дипломной работы могут найти применение в дальнейших исследованиях, посвященных проблеме человеческого бытия в городе.

Глава I. Теоретические подходы в изучении города

.1 Классические подходы к изучению города

Теоретическая концептуализация урбанизма сложилась исторически не как отдельная научная дисциплина, а как совокупность теоретической рефлексии относительно феномена города в различных отраслях гуманитаристики, таких как философия, социология, антропология, история, социальная психология и др. Этим обстоятельством обусловлено большое количество определений города (как считается, их на сегодня около двухсот). В этом социокультурном и теоретическом многообразии подавляющее количество исследователей определяет город как территорию, где происходит концентрация социальных структур (групп, институтов и ролевых функций). Стоит при этом отметить, что слово «город» (городское поселение, град, должностей) является многозначным и даже комплексное определение данного понятия представляет большую сложность.

Как отмечает Л.П. Замятин, «Это понятие многослойно и включает в себя такие аспекты, как фундамент цивилизации; место образования современной городской культуры; центр власти, распространяющийся на окрестные территории; уникальное собрание памятников архитектуры и др. Город многогранен».

Попытки авторов энциклопедических статей и книг предоставить одно обобщенное определение города чаще всего ведут к эклектике, когда понимание исследуемого феномена оказывается односторонним и несистемным. Известный российский урбанист М. Анциферов отмечает, что город является точкой опоры и стержнем существования внутренне дифференцированных социальных групп, которые получили определенную

правовую форму.

Схожие формулировки находим у известных английских урбанистов Н. Абекромби и А. Ярда. По их мнению, городская жизнь характеризуется масштабностью, высоким скоплением населения, четкой дифференциацией социальных групп, наличием дистанции и формальных связей между лицами… необходимостью формального регулирования человеческой деятельности скорее с позиции закона, нежели через культурное измерение сообществ и традиций.

На наш взгляд, одной из наиболее полных является дефиниция города, которая предоставлена в словаре средневековой культуры, вышедшем под общей редакцией известного российского историка, профессора А. Я. Гуревича, который утверждает, что «город – особый тип поселения, характеризующийся рядом существенных структурных особенностей и специфическими функциями в системе средневековой социальной и культурной жизни16». В этом контексте понятно, что экономические функции города, своеобразие правового и административного устройства определяли особый тип городской культуры, репрезентантами которой были члены городского сообщества. Экономические функции города обусловлены тем, что в нем исторически было сосредоточено не столько ремесленное производство (что характерно в значительной мере для аграрного мира), сколько общехозяйственная деятельность, связанная с товарообменом и свободным функционированием денежных потоков.

Исторические источники свидетельствуют, что город представлял собой особый тип социальной организации, который конструировался в виде корпорации. Его внутренняя структура и взаимоотношения с внешним миром регулировались императивной системой правовых норм – городским правом. Разветвленность и совершенство правовых основ городской жизни

оговаривали автономный статус города как самостоятельной административной и политической единицы. Очевидно, что городская среда исторически характеризовалось специфическим стилем жизни, мировоззрением, уровнем сакральной и секулярной культуры, типом социального поведения его жителей. Город в ценностном и историческом измерении выступает антитезой аграрному миру – миру крестьян и феодальной аристократии.

Городское пространство исторически поощряло людей не только своей возможностью свободно работать и получать средства для существования, но и удовлетворять культурные, сакральные и секулярные потребности человека, направляло личность к постоянному профессиональному росту и самосовершенствованию.

Город исторически конструировался свободными гражданами как пространство социокультурной активности (человеческой субъективности – термин И. Канта), как особый образ свободного сожительства.

Важность городской среды для человека исторически была обусловлена тем, что город также всегда был сердцевиной современных технологий, инновационной активности, высокого уровня социокультурной динамики и мобильности.

Анализируя город и его становление, важно отметить разницу между городом европейским и азиатским. В выделении таких особенностей важная роль принадлежит Максу Веберу. Он в своей теории общественного развития подчеркивал значение формульно-инструментальной рациональности как основной черты развития городской цивилизации. Города становятся олицетворением рационализации социального действия, которая является

«тенденцией самого исторического процесса» Ведущая роль целерационального действия в городской среде кардинально меняет его структуру.

Вебер указывает на рационализацию общественных отношений как в

западных, так и в восточных городах, а также определяет и существенные различия между западным и восточным (азиатским) городским порядком.

Исторические источники свидетельствуют, что такие исторические понятия, как «город», «городская община», «урбанистическая цивилизация» в их гражданских, социокультурных, правовых, имущественных и мировоззренческих измерениях существуют только в Европе. Именно в Европе исторически сложилась особая торгово-промышленная, социокультурная и правовая форма городской свободы, которой не существовало на Востоке. Благодаря плодотворным работам М. Вебера еще в начале ХХ века стало известно, что «как массовый феномен – городская община в полном смысле этого слова известна только Западу и лишь отчасти некоторым Азиатским странам (Финикии, Месопотамии), но в них лишь время от времени наблюдались ростки такого развития»18.

Постепенно общепринятым в образовательной и научной среде стало осознание европейского феномена города как синтеза нескольких базовых составляющих, а именно:

укрепленной крепости,

рынка,

собственной устойчивой судебной системы и развитых норм права,

корпоративности и связанных с ней автономии и автокефалии – практик городского самоуправления и самоуправления.

Такие возможности граждан были закреплены в их правах, которые в историческом прошлом имели форму привилегий. Именно сохранение этих базовых параметров и отличало европейскую урбанистическую цивилизацию от азиатских городов. Несмотря на то, что в азиатских городах существовали рынки и крепости, известные центры промышленности и торговли (Египет, Индия, Китай), они никогда не имели особого имущественного и процессуального права, автономного судопроизводства, которое имели граждане Европы. Не существовало в полном объеме и понятия городской

корпорации, а значит, практически не наблюдалось различий между городским и сельским способом бытия. В частности, в Китае житель города в правовом отношении был связан со своим родом, а через него – со своим селом. В селе находился духовный центр существования рядового человека, легитимность которого не подвергалась сомнению – храм. Сакральная связь с этим храмом тщательно поддерживалась, а сам житель города, время от времени выполняя сельскохозяйственные функции, и в правовом отношении оставался крестьянином.

Узкий круг сельских старейшин распространял свою власть не только в селе, но и в городе, где они занимали самые высокие должности в административных местных судах, ограничивая права даже бюрократической корпорации. Например, в Китае и Индии чиновник часто был просто бессильным перед волей традиционных авторитетов, их влиянием на

общественные и частные дела жителей городов. С другой стороны, постепенно усиливается роль бюрократического слоя населения с постоянным сужением частного и публичного пространства рядовых жителей. Подобная тенденция позже наблюдается и в европейских городах, однако именно на Востоке она приобретает гипертрофированные формы.

В азиатских городах тотальное господство сословного распределения является наиболее органичным и несовместимым с самоуправляемыми формами управления. В частности, в Японии, Китае, Индии сословное распределение было чисто феодальным. Наиболее органичные примеры этого существуют в японской традиции, где самураи (дворяне) и представители бюрократического слои (кази) противостояли крестьянам и частично объединенным в профессиональные союзы торговцам и ремесленникам. В Китае также прослеживается становая и мировоззренческая разница, которая делает невозможным развитие самоуправляемого города и городской общины как целостного феномена.

Существенные различия, которые наблюдаются в каждом из азиатской городов, отнюдь не способствовали росту городского самоуправления.

Определяющее свойство типичного восточного города заключалась прежде всего в том, что субъектами корпоративной деятельности здесь были не городские поселения как таковые, а только благородные роды, которые вообще не контролировались гражданами. Например, в средневековом Константинополе во времена исламского владычества практически до XIX века рядом с военными объединениями янычар, представителями религиозных организаций улемов и дервишей, интересы горожан представляли лишь отдельные выдвиженцы от определенных гильдий, но не представители городского сообщества в целом.

Полной противоположностью восточному городу является город западный, который усиливало общность горожан как таковых, независимо от их корпоративного и социального статуса.

Известный российский философ Ю. Давыдов, характеризуя мировоззренческие основы возникновения городского образа мышления, подчеркивает прежде всего принципиальное значение для формирования нового города – новой «городской этики, которая органично была совмещена с этосом рациональности, с западноевропейским типом капитализма19». Формальная рациональность городского социокультурного пространства, которая ассоциируется с постоянными бюрократическими структурами, стремится к порядку, дисциплине и подчинению системе правил. Формальная рациональность города – это прежде всего присущая его жителям осмотрительность, расчет во всех сферах жизни и количественный результат. В крупных корпорациях городов основными положительными качествами становятся прагматизм, техническая эрудиция, предусмотрительность и расчет.

Одновременно с усилением инструментально-формальной рациональности в городах наблюдается рост секуляризации – отделения городских материальных интересов от священных ценностей. В то же время сохранение ценностной рациональности (типичной только для европейского города) городской жизни закладывает фундамент для развития нравственных начал, а индивид, который руководствуется этой рациональностью, главным для себя считает сохранение благосостояния города и расширение гражданских прав и свобод.

Стоит также выделить базовые свободы, которые непосредственно повлияли на цивилизационное развитие города и социокультурную эволюцию жизненного мира его обитателей.

Политические свободы:

. Свобода самоуправления.

Личные свободы:

Свобода вступать в брак без разрешения.

Свобода от подданской зависимости.

Свобода наследственных распоряжений – право оставлять наследство потомкам на собственное усмотрение.

Свобода передвижения.

Свобода от состояния личной зависимости после года пребывания в городе.

Свобода отчуждения собственности (право передачи ее другому лицу).

Свобода от воинской повинности.

Экономические свободы:

Свобода от уплаты загородных налогов.

Свобода от уплаты пошлин.

Право вести свободную рыночную деятельность.

Правовые свободы:

Право граждан на рассмотрение их дел городскими судьями.

Право на сохранение правовых процедур в случае привлечения лица к уголовной ответственности.

Защита от произвольных арестов и обысков.

Свобода от обязательной государственной службы.

Исторически город представлен несколькими базовыми типами, среди которых:

Классический античный полис.

Средневековый город.

Модерный город.

Не обращаясь к анализу каждого из этих типов, отметим, что они анализировались в научных трудах разных периодов и разных наук. Городская проблематика была актуальной, можно сказать, с момента создания первых городов. Знания о городах, аспекты изучения изменялись и расширялись в соответствии с изменениями самих городов и общества. Изучение городской среды на этапе ее становления осуществлялось еще в работах древнегреческих философов и в работах, трактатах родом из Древнего Востока. Основные акценты были расставлены на представлениях об идеальном городе (расположение поселений, распределение жителей по статусам, разделение труда в соответствии со статусами и возможностями), а также проанализированы формы государственного правления (существующие и предполагаемые) в полисах (городах-государствах). Восточные трактаты были в большей степени посвящены архитектурному направлению, тому, как должны быть организованы и каким образом должны строиться города.

Средневековые города формировались вокруг четко определенного укрепленного центра. О средневековых городах в своих работах писали Ф. Бродель, О. Шпенглер. Города эпохи Возрождения находили свое отражение в тогдашней теории архитектуры (трактаты Л. Альберти, Палладио), в проектах идеальных городов (в частности, у Скамоцци), а также в утопическом произведении Т. Кампанеллы «Город Солнца», где он описывал идеальный для существования общества город, соответствующие ему устройство и правление.

В работах классиков социологии, среди которых город анализировали в частности Ф. Тённис, Г. Зиммель, К. Маркс, Э. Дюркгейм и М. Вебер, исследование города происходило в основном в русле анализа социальной структуры города, особенностей населения городов разных исторических периодов (например, общество и сообщество у Ф. Тённиса, органическая и механическая солидарность у Э. Дюркгейма), также в работах классиков социологической теории особое внимание уделялось особенностям городского образа жизни (в частности, в работах Г. Зиммеля и М. Вебера), неровностям, формирующимся в городах (наиболее подробно освещены у К. Маркса, Г. Зиммеля).

Для представителей чикагской школы городская проблематика стала

центральной. Большинство ее основателей в своих работах анализировали городское пространство, уделяя внимание разным аспектам городской среды. Р. Парк, Л. Вирт, Э. Бёрджесс, Х. Хойт, Ч. Харрис пытались исследовать закономерности структурирования городского пространства, расположение его отдельных частей, расселение и взаимодействие жителей. В частности, Р. Парк рассматривал город как организм, все части которого находятся в тесном взаимодействии, выполняя присущие им функции. Л. Вирт сконцентрировал внимание на городском стиле жизни, параметрах, характеризующих город: количестве, плотности и гетерогенности населения. Э. Бёрджесс и Х. Хойт развивали теорию концентрических зон и теории секторов. Эти теории позволили структурировать городское пространство и осуществить анализ причин и закономерностей такого структурирования. В русле изучения пространственной организации города также развивали свою теорию множественных ядер Харрис и Ульман.

В дальнейшем исследования города продолжили свое развитие во многих направлениях, например, изучались конфликты, противоречия и

«коллективное потребление» (М. Кастельс), концепция пространства с точки зрения социальной жизни человека, типов пространства (А. Лефевр), специфика концентрации экономической активности (М. Сторпер и Р. Уолкер), реорганизация социального пространства, значение местных конфликтов (Д. Хервей), динамика производства и развитие сферы услуг (А. Скотт) и другие. Это лишь отдельные примеры анализа проблематики современного города, которые показывают разнообразие и разноплановость подходов.

В советское время исследования города также находили свое отражение, и советская социология города стала относительно автономным направлением. Здесь особое внимание уделялось взаимодействию города и

села, проблемам и перспективам урбанизационных процессов и разработкам эффективного социально-экономического городского планирования, быта городского населения (среди представителей советской эпохи, которые работали над городской проблематикой, В. Рукавишников, Н. Барабаш и другие).

На постсоветском пространстве продолжают анализ городской проблематики В. Филиппов, В. Вагин, И. Шмерлина, М. Вильковский, А. Байбурин и немало других исследователей. Фокус их внимания сосредоточен на социологическом анализе пространства, осознании жителем города своего жизненного пространства в различных его проявлениях, социологии архитектуры, семиотике пространства.

Как уже было отмечено, город и его историю анализируют различные науки. Так, территориально-поселенческий ракурс в изучении города разрабатывают географы с конца XIX века. Традиционная типология городов, используемая урбанистами, – это типология по производственным функциям и размерам.

Экономический ракурс в изучении города придерживается тезиса о производственно-экономическом факторе появления и развития городов, о производственно-экономических закономерностях расселения и территориальной мобильности.

В рамках градостроительного ракурса изучения города последний рассматривают как:

систему социально-функционального расселения: место работы, жилье, развлечения;

искусственную среду: совокупность архитектурно-инженерной инфраструктуры.

Как отмечает Л.П. Замятин, одним из первых исследователей города в современной науке стал К. Линч. Анализируя особенности города, Линч отмечал, что важную роль в изучении города играет его восприятие каждым гражданином, образы и ассоциации каждого гражданина. По мнению Л.П.

Замятина, «Метод К. Линча можно условно назвать «топографическим». Результатом исследования является выявление содержания образа города, которое сводится к пяти элементам:

пути (коммуникации, вдоль которых наблюдатель может перемещаться постоянно),

границы (линейные элементы окружения, которые не рассматриваются в качестве путей),

районы (части города, представленные как двухмерная протяжённость), узлы (места, куда наблюдатель может свободно попасть)

и ориентиры (точечные ориентиры, в которые наблюдатель не вступает)».

С архитектурным направлением в изучении города связана также диссертационная работа О.А. Ивановой по истории архитектуры. При этом важная роль в ее исследовании отводится архитектурно-художественным образам, представляющим собой информативно-знаковую систему.

В пределах исторического ракурса город довольно часто рассматривается как исторический материал, который используется социологией, и наоборот. История делает акцент на политических аспектах городской жизни. Французские историки О. Тьери и Ф. Гизо считают, что возникновение города – это зарождение нового социально-политического строя. История города – это история борьбы буржуазных слоев с феодальным строем.

Психологический дисциплинарный ракурс рассматривает город как пространство жизнедеятельности, который дает возможность исследовать восприятие, образ, архетипы, интерпретации, конструирование в городском пространстве.

Философско-методологический дисциплинарный ракурс содержит два контекста рассуждений о городе:

гносеологический – обсуждение вопросов, связанных с самим процессом познания города;

системный – рассмотрение города как системы или же необходимость системного анализа городских процессов (например, в проектировании).

Искусствоведческие исследования изучают «индивидуальные образы городов, созданные в сознании конкретного деятеля культуры и передаваемые остальному населению, посредством своих произведений». Среди этих исследований Л.П. Замятин отмечает работы В. В. Раковой

«Архитектурный образ сибирского города в графике XVII – начала XIX в.» и Е. В. Васильевой «Образ города в художественной фотографии Франции второй половины XIX – начала XX веков».

Город анализируется также в филологических исследованиях. Например, в диссертационной работе Ю.А. Марининой

«Мифологизированный образ города во французской поэзии второй половины XIX в.: от Бодлера – к символистам».

В рамках политологических исследований можно отметить работу О. В. Агишевой «Образ города в политической динамике». По ее словам,

«Город – прежде всего центр власти в политическом пространстве страны и региона, где в наиболее сконцентрированной форме осуществляется воспроизводство и реализация качественных характеристик территории25»

А. С. Майер в своем историографическом исследовании отображает потенциал городских легенд в контексте воссоздания содержания образа города. В итоге проделанной работы, по словам Л.П. Замятина, сделана попытка воссоздания мифологического образа города на основе параллелей между реальным городом и совокупности архаических представлении о нем.

В. Г. Рыженко определила три исследовательских стратегии изучения

образа города специалистами исторической науки. Первая условно названа метафизической и связана с конструированием «Духа Места». Вторая стратегия обозначена как «гуманитарно-географическая». И третья стратегия

– историко-культурологическая.

.2 Изучение города в социально-гуманитарных исследованиях ХХ века

Начали этому направлению положили исследователи Роберт Парк (Robert Park), Эрнест Бёрджесс (Ernest Burgess) и Родерик Маккензи (Roderick D. McKenzie), которые со второй половины 1920-х г. начали активно и систематически исследовать город Чикаго и его окрестности.

Труды Р. Парка, одного из основателей Чикагской школы, стали серьезным толчком к развитию социологии города, социальной экологии,

проблем социализации, маргинальности и тому подобных. Город он рассматривал как единый социальный организм и естественное явление, вмещающее множество социальных фактов, которые развиваются по собственным законам, независимо от воли и действий людей. Задачами исследовательской программы социальной экологии стало обнаружение этих социальных фактов (в частности, конфликтов, случаев преступного поведения, миграций и т. п) с целью разработки системы социального контроля.

Типичная городская община, по Р. Парку, состоит из географически очерченных и пространственно обозначенных ареалов (по-разному в каждом отдельном городе, но при наличии определенного образца – паттерна).

Выявляя разницу между отдельными городскими ареалами, Парк подчеркивает важность локализации этих ареалов, позиции и мобильности как показателей, необходимых для измерения, описания и, в конце концов, объяснения социальных феноменов. По его мнению, в природных ареалах города возникает не менее природная среда бытия социальных групп. А потому могут существенно отличаться между собой районы одного города. Есть, к примеру, городские ареалы, в которых живут только старшие по возрасту люди и почти нет детей; есть ареалы, в которых люди поддерживают определенную политическую силу, или неактивно участвуют в выборах; есть районы, где много отелей, поэтому они оказываются заселены «пришельцами» из других городов; есть районы с высоким уровнем девиантного и делинквентного поведения, а есть спокойные и благополучные в этом отношении и т. п.

Поэтому, с точки зрения социолога, социальные отношения и социальные дистанции могут быть соотнесены с пространственными координатами (распределение населения в городе может задавать для каждого отдельного индивида место жительства и сообщество, с которым он вынужден взаимодействовать). Соответственно и сложные качественные процессы могут быть зафиксированы и измерены с помощью количественных показателей.

Продолжением идей социальной экологии, особенно с точки зрения наработки метода исследования, стали труды Э. Бёрджесса. Он разделял мнение Р. Парка по поводу того, что социолог должен оставаться в стороне от политических движений и идей, не заражаться проблемами одной социальной группы. Главная задача социолога – концентрироваться на изучении социальных проблем, которые наиболее остро появились в обществе. В первую очередь его интересовала проблема роста городов, поглощение городом близких к нему районов и перемещения оттуда коренного населения, влияние иммигрантов на изменения в органических сообществах.

Увеличение города в любом случае приводит к дезорганизации общин в отдельных районах города, считал исследователь. Это, в свою очередь, расшатывает жизнь семей, негативно влияет на отдельного человека – то есть становится фактором снижения социального контроля и распространения негативных явлений, в частности, преступности28. Для решения этих угрожающих для жизни общества проблем в первую очередь надо было собрать о них объективную информацию, которая бы в перспективе могла стать основой для разработки соответствующих управленческих мероприятий на уровне города.

Э. Бёрджесс начал собирать такую информацию методом социального картографирования, сначала фиксируя данные относительно распределения подростковой преступности, впоследствии – данные о расположении кинотеатров, танцевальных площадок и тому подобное. Составление таких карт натолкнуло его на мысль о наличии определенной структуры города и возможность обнаружения комплекса причин, порождающих негативные явления в тех или иных его ареалах, а также о том, что эти причины коррелируют между собой.

Последователем Р. Парка и Э. Бёрджесса в Чикагской школе стал Луис Вирт (Louis Wirth). Он продолжил рассмотрение социального в тесной связи с пространственным, на основе чего выделил целый ряд особенностей городской жизни. Жители города вырабатывают новые средства ориентирования в городском пространстве, становятся более чувствительными к миру артефактов, все больше удаляясь от мира природы. Для города характерной является борьба за пространство, использование отдельных территорий с максимальной экономической отдачей – вот вкратце основы идеи Вирта.

Все больше разведенными в пространстве оказываются место жительства и место работы, что связано с невозможностью комфортного проживания в месте концентрации промышленных предприятий и коммерческих структур. Вследствие этого город превращается в так называемую мозаику социальных миров. Переход от одного к другому

«миру» может происходить совершенно неожиданно.

Жители города становятся носителями «плавающего статуса». Это значит, что группы, к которым принадлежит человек, не имеют иерархического ранга; исчезает доминантная группа, с которой бы в первую очередь идентифицировал себя индивид. Зато человек получает представительство в различных социальных группах, где активизируется какая-либо сторона его личности. Эти группы могут быть вообще не связанными между собой или могут перекрещиваться в неожиданных вариациях.

Из-за высокой мобильности происходит быстрая смена членов сообщества, что сводит на нет возможность поддержания между ними длительных отношений. Люди оказываются оторванными от организованных коллективов, поэтому вынуждены прилагать массу усилий к объединению в группы на основе общих интересов. Такие группы не ограничены определенной территорией, характеризуются сильной внутренней мобильностью, что делает коллективные действия в городе масштабными и

непредсказуемыми.

Усилиями указанных выше исследователей и других представителей Чикагской школы социологии было выделены районы, определившие пространственный тип Чикаго. Исследование этих районов должно было, по мнению социологов, вестись по двум основным направлениям:

определение пространственного образа района, его топографии, размещения местного сообщества, физической организации не только ландшафта, но и созданных человеком структур (жилье, рабочие места, места отдыха и тому подобное);

изучение его «культурной жизни»: образ жизни, обычаи, стереотипы.

Поэтому фактически речь шла о сочетании двух аспектов видения города – пространственного (с размещением источников экономического, культурного, социального и других капиталов) и социального (путем анализа социальных структур).

В целом же, благодаря ученым Чикагской школы был накоплен значительный эмпирический материал относительно пространственного

«закрепления» тех или иных социальных явлений, а также разработан целый ряд методов эмпирического изучения городского пространства.

Следующим весомым вкладом в развитие изучения городского пространства стала новая культурная география. Новый всплеск научного интереса к проблематике пространства пришелся на 60-е гг. ХХ в., когда обозначенное понятие все больше проникает в научный дискурс, становится предметом междисциплинарных научных исследований на стыке философии, географии, социологии и тому подобное. Понятие пространства заняло одно из ведущих мест в традиционной географии, где ему отводилась роль не только объекта исследования, но и фактора, который конституирует социальные процессы.

Однако особое значение данное понятие приобрело в рамках культурной географии, или новой культурной географии, расцвет которой приходится на вторую половину 1990-х гг. Для представителей последней пространство – это социальный продукт, результат экономического и культурного производства, что скрывает условия своего формирование и кажется натуральным.

Самыми известными представителями этого направления является Анри Лефевр (Henri Lefebre) французский географ, марксист, автор известной книги «Производство пространства», написанной во Франции в 1974 г., его последователь, американский культурный географ-марксист Эдвард Сойя (Edward Soja), а также Дэвид Харви (David Harvey), Долорес Гайден (Dolores Hayden) и Линн Лофланд (Lynn Lofland).

По мнению А. Лефевра, развитие общества можно понять только путем изучения городской жизни, реализации городской общности. При этом социальные отношения остаются абстрактными и реализованными, пока они материально и символически не вписываются в населенное пространство. То есть, все формы социальной жизни и социальных отношений возникают, развиваются и изменяются как в материально реальном, так и социально воображаемом контексте городов.

Это происходит благодаря «производству пространства» – перманентному процессу восприятия, осмысления и проживания, в котором теряется первичное и вторичное – это движение является циклическим и происходит от одного к другому равнозначного компонента.

Любой способ производства включает в себя пространственные практики (соответственно, они будут отличаться в разные эпохи бытия общества в зависимости от типа производства). Пространственные практики (и их репрезентация в пространстве) создаются прежде всего специалистами

– архитекторами, дизайнерами, учеными, скульпторами и другими, однако определяют жизнь рядового потребителя и удовлетворяют его потребности. На основе пространственных практик возникают знаки, коды, типы знания, которые А. Лефевр объединил термином «репрезентация пространства». В результате этого формируется определенный пространственный код, который является не просто способом чтения и интерпретации пространства, а и способом жизни в этом пространстве и способом производства этого пространства.

Фактически А. Лефевр является одним из тех авторов, которые уделяют внимание пространству города не только как фону, на котором разворачивается жизнь общества, но и как фактору, влияющему на социальную жизнь через «производство пространства».

Продолжая идеи А. Лефевра, американский социальный географ Э. Сойя настаивает на необходимости возврата к географическому мышлению. Необходимость в этом обуславливается тем, что историческая парадигма мышления с такими ее понятиями, как развитие, эволюция, цикличность и кризис постепенно уступает место новой парадигме – парадигме пространства: «мы живем в эпоху одновременности, эпоху непосредственного соседства, эпоху ближнего и дальнего».

Как отмечает Э. Сойя, процесс создания города – одновременно и пространственный, и социальный. Еще по Аристотелю он был связан с образованием своеобразной политической и культурной конфедерации вокруг полиса или метрополиса (дословно – материнский город) и составлял сущность городской политики, нацеленной на образование городского сообщества, гражданского общества др. В конце концов это формировало устойчивую городскую идентичность, помогая отличить между собой политес (гражданина) и идиотэс (варвара или жителя сельской местности).

Э. Сойя относится к числу тех теоретиков, которые считают, что города сами по себе влияют на социальную жизнь, что историческое развитие человеческих обществ не только происходит в городах, но и во многом обусловлено городами и особенно стимулирующим влиянием городской агломерации.

В фокусе его исследований оказалось капиталистическое производство в его географическом контексте как неравномерно развернутая пространственность. То есть, волны неравномерного развития, которые были присущи капитализму от начала его возникновения, наложили отпечаток на пространство современного индустриального города как этапы эволюции городских форм (раннекапиталистический торговый город, рыночно- индустриальный, корпоративно-монополистический город). Каждая из этих форм имеет характерные только для нее схемы распределения капитала, жилого и производственного секторов, богатства и бедности. Конфигурация городского пространства прямо зависит от классовой композиции населения. Цена на городское пространство растет в зависимости от того, как оно воспринимается его обитателями (как комфортное или некомфортное). Соответственно, все больше тратится средств на создание качественного и безопасного пространства, цена которого существенно возрастает. Поэтому пространство становится дополнительным источником классового расслоения и сегрегации.

В книге «Справедливость, природа и географическое различие» Д. Харви рассматривает не только масштабные изменения пространства и ландшафта, связанные с распространением капиталистического способа производства, как Э. Сойя, но и отдельные локусы, отдельные географические объекты, «места». Он считал, что любые смыслы, порождаемые сакральными, архитектурными, природными и другими объектами и кажущиеся нам естественными, на самом деле являются

производными от соответствующих социальных и экономических механизмов. Любое место, в том числе и город, представляет собой поле нескольких дискурсивных систем, и то, что нам кажется естественным, родным, подлинным, на самом деле является результатом победы той системы, на стороне которой стояла или политическая, или символическая власть. При этом сакральность города становится почти неотделимой от его

«диснейфикации»: культурная политика вдохновляет на создание мест – центров духовной жизни так же часто, как и банальное желание получить прибыль.

В этом отношении Д. Харви приводит интересный пример, анализируя социокультурные процессы, приведшие к созданию своеобразного сердца Нью-Йорка – Таймс Сквер. Эта площадь возникает как результат спекулятивных сделок в центре развлекательного квартала. В конце 1980-х гг. она получает свое название в честь газеты «New York Times», поскольку здесь была расположена штаб-квартира этой газеты. С целью популяризации собственного продукта редакция газеты организовывала на этой площади различные рекламные акции, празднование Нового года, придумала известный на весь мир новогодний ритуал опускания шара под фейерверки – яркое прощание со старым годом и встреча нового.

Площадь наполнилась рекламой, коммуникациями, посиделками в кафе, стала сердцем Нью-Йорка, местом коллективной радости или скорби, местом, где жители Нью-Йорка чувствуют свое единство и целостность. Это вполне демократическое публичное пространство, которое в едином ощущении себя нью-йоркцем объединяет богатого и бедного иммигранта и коренного жителя города. Сама площадь по сути является ничем,

«псевдоместом», эрзацем, однако она существует, сохраняется и защищается жителями города от любых изменений, благодаря ее уникальному

символическому наполнению и роли в конструкте коллективной памяти.

Архитектор, профессор урбанистики и американской истории Д. Хайден так же, как и Д. Харви, концентрируется на изучении города, однако последний интересует ее как носитель социальной и культурной памяти народа, этноса или сообщества. Города она рассматривает сквозь призму борьбы конфликтующих социальных и расовых сообществ за право сохранения собственной истории. Следствием такой борьбы становится то, что в мультикультурном и мультимассовом пространстве решение о сохранении любых городских объектов будет всегда решением о том, чья версия истории и памяти будет доминировать.

В целом новая культурная география позволяет провести параллели между такими категориями, как память, история и пространство города, связать их в единую систему, находящуюся в постоянном движении, трансформирующуюся под воздействием целого ряда политических, экономических, культурных и социальных факторов.

Подытоживая обзор наиболее концепций пространственного понимания города, необходимо заметить, что из-за имеющихся дискуссий по поводу того, чем является пространство, в научном дискурсе наблюдается многоаспектность в его понимании. По мнению российского социолога А. Ф. Филиппова, следует различать три основные аспекта понимания пространства:

Пространство взаимодействия социальных акторов;

Социальное пространство как порядок социальных позиций; пространство, которое структурируется статусами социальных акторов;

Пространство как вместилище тел.

Учитывая недостаточное методологическое внимание к пространству, в трудах социологов, занимающихся этой проблематикой, указанные выше аспекты в большинстве случаев не отделяются, а наоборот, переплетаются, что фактически делает невозможным отнесение авторов к тому или иному направления. Однако различение этих аспектов важно для определение возможных плоскостей исследования городского пространства.

.3 Концептуальные особенности новой истории города

Новейшие теоретические разработки в изучении города возникли на основе трудов классиков социологии, работавших в этом направлении. Большинство современных исследователей-урбанистов, разрабатывая свои концепции, пытаются переосмыслить классическую традицию, особое внимание уделяя различия подходам К. Маркса и М. Вебера в исследовании социальных процессов.

К. Маркс и М. Вебер уделяли одинаковое внимание проблеме конфликтов. Однако способы ее решения для них были различными. Так, для городской социологии М. Вебера главным становится вопрос о борьбе различных социальных групп за контроль в городах, а также механизмы сохранение власти различными социальными группами в городах.

В то же время, для марксистской традиции конфликт социальных групп имеет в первую очередь экономический характер, поскольку возникает между двумя антагонистическими классами – пролетариатом и буржуазией.

Как утверждают последователи М. Вебера, исследования современных городов должно опираться на изучение истории развития и становления специфики социальных отношений. То есть предметом внимания исследователей должны стать вопросы о том, как возникают и оформляются статусные группы, экономические институты, которые фактически определяют облик города. Таким образом, продолжатели традиций Вебера строят свои концепции на основе истории и политических аспектов, которые автономны по отношению к экономическому развитию города.

Значительное внимание авторов-неовеберианцев уделяется интерпретативному подходу в изучении городского образа жизни и городских процессов. Согласно этой концепции, необходимо уделять особое внимание идеям, верованиям, символам и системам, которые формируются и развиваются в городе; сосредоточивать внимание на анализе коллективных действий на основе значений, которые разделяются большинством горожан. Актуальные вопросы для неовеберианцев: необходимость исследования истории города, анализ городской иерархии внутри существующих систем, мониторинг политики городских властей.

Для неомарксистских социологов наиболее актуальными являются проблемы экономической детерминации, описание действий человека как простого агента внечеловеческих сил, постоянное использование категорий классового конфликта.

Интерес к наследию Карла Маркса возник на основе социальных потрясений 60-х – 70-х гг. ХХ века и связанных с ними протестов против войны во Вьетнаме, а также выступления экологических и феминистских организаций. Неомарксизм возник в указанный период на основе критики городского управления. Основой этого подхода стал тезис о самодостаточной роли городских агентов, которые обеспечивали все функции управления и жизнеобеспечения города.

Уже упомянутый выше Анри Лефевр подверг пересмотру некоторые идеи К. Маркса, к работам которого он обратился в поисках объяснения процессов городского развития. Для этого он использует такие понятия словаря Маркса, как прибыль, рента, классовая эксплуатация. С их помощью А. Лефевру удалось доказать, что развитие города – такой же результат капиталистической системы, как и любое другое производство.

Однако он приходит к выводу, что подход К. Маркса в анализе города оказывается ограниченным. Это связано с тем, что что в политэкономической концепции К. Маркса понятие «оборот капитала» не распространяется на недвижимость. В связи с этим А. Лефевр вводит новый термин – «вторичный

оборот капитала», призванный описать один из важнейших источников прибыли современной капиталистической экономики – инвестирование в строительство, что приносит не меньший доход по сравнению с вложением средств в производство.

Важным вкладом А. Лефевра в развитие социологической теории города стала его концепция социального пространства, о чем уже шла речь выше. А. Лефевр замечает, что социальная активность формируется не только посредством непосредственного взаимодействия индивидов, но и путем пересечения городских пространств. Наше восприятие города складывается не из отдельных элементов – домов, улиц, памятников, мы воспринимаем городское пространство в целом. Несмотря на типичность застройки, разные города имеют уникальный городской ландшафт. В связи с этим Лефевр вводит в научный оборот идею о том, что пространство является компонентом социальной организации.

Кроме этого, А. Лефевр указывает на использование пространства государством с целью осуществления социального контроля. Государство регулирует процесс строительства полицейских отделов и пожарных частей в определенных местах города с целью быстрого реагирования в случае чрезвычайных ситуаций (локализовать, не дать возможности распространиться). Органы государственного и муниципального управления контролируют распределение и количество городской земли. Путем сбора налогов и распределения ресурсов государство регулирует развитие тех или иных территориальных единиц.

А. Лефевр обосновывает закономерность появления конфликта между абстрактным и социальным пространством города. При этом под абстрактным пространством он имеет в виду пространство, которым оперируют инвесторы и бизнесмены, используя критерии прибыльности, размеров, престижности места. Социальное пространство – это мир индивидов, место их существования.

По мнению А. Лефевра, планирование государством или

предпринимателями изменений абстрактного пространства часто вступает в конфликт с социальным пространством жителей города. Причем исследователь придает этому конфликту универсальный характер, которой выходит за пределы классовой борьбы, выведенные Марксом.

В рамках неомарксистского подхода к социологии города работает ряд известных исследователей, среди которых можно назвать М. Кастельса и Д. Гарви, в трудах которых за основу анализа берется изучение экономических и политических факторов, влияющих на формирование города, уделяется внимание социально-территориальным последствиям применения новейших технологий. Исследователи рассматривают, как меняется город в результате перехода экономики в новую эпоху – информационную.

М. Кастельс (Manuel Castells) – испанский социолог, работает в США, разрабатывает марксистский подход в анализе города. В своей й статье

«Городской вопрос» (1977 г.) М. Кастельс анализирует фундаментальные изменения, которые произошли в капиталистической системе. Основная функция города, по мнению автора, – экономическая. Город – это место потребления товаров и услуг, необходимых для поддержания жизнедеятельности и эффективной работы, это также место воспроизводства рабочей силы капиталистического общества. Одновременно город становится показателем основного противоречия капиталистической системы – противоречия между максимизацией прибылей и попыткой сократить расходы, связанные с организацией труда38.

Капиталисты, по мнению Н. Кастельса, не считают необходимым вкладывать средства в сферы здравоохранения, занятость, жилищное строительство, которые необходимы для воспроизводства трудовых ресурсов. Уменьшение расходов в этом направлении негативно влияет на общество в целом, создавая ситуацию социального напряжения, расшатывая стабильность социальной системы. Возникает противоречие, разрешить

которое должно государство. С одной стороны, оно вынуждено защищать интересы владельцев капитала, с другой – сохранять социальный порядок, предупредить ситуацию нестабильности, социального конфликта. Следовательно, именно государство инвестирует средства в образование, медицинские услуги, жилищное строительство с целью поддержания стабильности социальной системы.

На первый взгляд, возникает сбалансированная система, если бы не одна проблема, на которую обращает внимание М. Кастельс – увеличение долга – национального, муниципального, за счет которого государство и финансирует социальные программы. Увеличение долга может привести к банкротству государства и, соответственно, к уменьшению расходов на социальные программы, что в конечном счете обострит социальный конфликт. Государство, защищая интересы финансистов, бизнесменов, сталкивается с новыми социальными движениями, которые объединяют не только рабочих, но и этнические группы, женщин, экологов и т.д.

Чем чаще государство прибегает к силовым методам решения социального конфликта, тем больше растет желание горожан принимать активное участие в социальных движениях, протестных действиях, которые могут повлечь социальный взрыв в обществе.

Значительные научные наработки задел по проблемам города принадлежат английскому социологу Д. Харви (David Harvey). Его работа

«Социальная справедливость и город» (1973 г.), которая базируется на идеях К. Маркса, посвящена пространственному воплощению социальных процессов в городах. Как и М. Кастельс, Д. Харви пытается найти ответ на

вопрос, почему именно города порождают социальный конфликт в обществе. Согласно его мнению, внешний вид города обуславливается не только природными рыночными отношениями, но и, главным образом, монопольной властью крупного бизнеса. Пространственное воплощение капитализма вытекает из самой его природы – получения максимальной прибыли при минимальных расходах.

Для этого, во-первых, применяются технологии, которые дают максимальный эффект в краткосрочной перспективе. Однако, такая стратегия капитала противоречит интересам стабильного развития общества, что требует внедрения долговременных технологий. Во-вторых, монополии, преследуя цель увеличения прибыли и снижения расходов, пытаются разместить производство ближе к источникам сырья, рынкам сбыта, что негативно влияет на развитие инфраструктуры в старых местах концентрации производства и делает проблемой отсутствие такой инфраструктуры в новых местах. В-третьих, приоритеты финансирования и инвестирования изменяются в сторону строительства деловых, торговых, развлекательных центров, гостиниц и тому подобное. Однако это приводит к приостановке темпов развития инфраструктуры города, кризиса его институтов, обострению проблем занятости населения, девиантным проявлениям, что в целом увеличивает вероятность социального взрыва, трансформаций городского пространства.

Следовательно, Д. Харви указывает, что городская структура, в конечном счете, определяет поиск наибольшей выгоды для капитала, процесс борьбы различных собственников, общественных институтов за господство и управления в городе.

А. Скотт (Scott Allen), английский географ, представитель нововеберианской традиции в социологии города, в противовес Д. Харви,

объясняет развитие капитализма динамикой производства. Его концепция хорошо объясняет феномен быстрого роста сектора бизнес-услуг в капиталистической экономике. Суть теории заключается в том, что рядом с горизонтальной мобильностью фирм, имеющих свои филиалы и представительства по всему миру, крупнейшим фирмам выгоднее иметь дело с субподрядчиками. Их услуги оказываются дешевле, при не низшем качестве. Таким образом, преимущества начинают получать фирмы, которые выносят свою деятельность на международный уровень при активном использовании субподрядных фирм.

Подобная организация производства все больше внимания уделяет логистике и международным экономическим связям, применению новейших разработок в области компьютерных технологий, внедрению в производство автоматизированных систем управления и проектирования. Следствием таких тенденций становятся высокие требования к работникам и их возможностей. Именно в поисках мест, где можно обеспечить подобные условия, и проявляется глобальное движение капитала и изменение роли городов.

Среди представителей неовеберианского подхода в изучении городских процессов можно также назвать Р. Пала (Ray Pahl), который в работе «Город. Очерки по социологии» (1970 г.) разрабатывает менеджерскую модель города.

Итак, в отличие от последователей марксизма, неовеберианская традиция в исследовании города анализирует процессы и социальные движения, формировавшиеся в городах второй половины ХХ века, при этом акцентирует внимание на анализе политических и управленческих процессов, борьбе различных социальных групп за контроль, внедрение новейших технологий.

Одной из попыток противостоять марксистским и неомарксистским подходам к изучению города стала теория социопространственной перспективы, разработанная разработана американскими социологами Джо

Фиганом (Joe Feagan) и М. Готдинером (Mark Gottdiener). Основными чертами данного подхода являются:

развитие недвижимости как важнейшей черты изменений в крупных городах. Если другие подходы акцентируют внимание на индустриальном, коммерческом, потребительском подходе к изучению недвижимости, то данный подход сосредоточивает внимание на формообразующей составляющей этого фактора в росте метрополий;

сторонники данного подхода рассматривают как принципиальный фактор изменений в городах вмешательство властей и политиков. Если другие подходы сводят участие власти к простому сопровождению процессов городских изменений, данный подход пытается раскрыть интересы государства в развитии городской недвижимости;

изучение культурных ориентаций жителей больших городов;

понимание городских процессов должно осуществляться с учетом процесса глобализации.

Центральные вопросы, которые ставят перед собой исследователи: кто является действующими лицами (актерами) процессов изменений в городах, каково их поведение, по каким правилам они организуют свою деятельность, как влияют социально-демографические, этнические, классовые и другие факторы на их взаимодействие?

Например, Дж. Фиган рассматривает различные пути привлечения средств к конкретным проектам развития недвижимости и земельных участков, которые продвигаются девелоперами и земельными спекулянтами.

М. Готдинер на примере Лонг-Айленда (Нью-Йорк) раскрыл существование определенных типов социальных ролей, которые действуют в сфере землепользования. Так, он выделяет земельных спекулянтов – единственная цель которых купить землю для дальнейшей перепродажи; земельных девелоперов, главной функцией которых является покупка земли с целью ее застройки или приобретение существующих зданий для их реконструкции в выгодное жилье или офисы; владельцев домов, которые

вкладывают свои средства в другое жилье для перепродажи, хотя сами в жилье не нуждаются; местных политиков, – лиц, которые зависят от фондов риэлторов; профессионалов – получателей прибыли от процесса контроля за соблюдением государственных требований. Отдельные корпорации, частные фирмы, фонды инвестируют в жилье с целью получения прибыли.

Таким образом, с позиций социопространственного подхода городская среда предстает как социально сконструированная, базирующаяся на компромиссе различных групп интересов, а потому адекватным понятием, отражающим участие различных агентов в росте потенциала места является понятие «точки роста» – временные ассоциации людей и институтов, объединенные интересами городского роста. Именно создание таких сетей позволяет минимизировать противодействие фракций, настроенных «за» или

«против» роста, которое является не результатом действия одной группы, а, скорее, компромиссом равных возможностей.

Выводы по главе 1

Таким образом, на современном этапе существует множество определений, которые объясняют природу и специфику города и городских процессов.

Современный город охватывает все этапы человеческой жизни, обеспечивает материальные и духовные потребности личности. Городское пространство существует не только физически, его можно воспринимать в разных измерениях: на уровне социума (пространство для социальных отношений), культуры (пространство, где разворачиваются исторические события или происходит диалог сообществ), истории.

Учитывая многовекторность пространства города, разнообразны и подходы к его изучению. Город изучался в географическом ракурсе, в экономическом, градостроительном, историческом, психологическом, философско-методологическом, искусствоведческом, политологическом, историографическом.

Среди исследований второй половины ХХ века следует отметить работы Чикагской школы (социальная экология), последователей М. Вебера (вопрос о борьбе различных социальных групп за контроль в городах, а также механизмы сохранение власти различными социальными группами в городах) и К. Маркса (за основу анализа берется изучение экономических и политических факторов, влияющих на формирование города, уделяется внимание социально-территориальным последствиям применения новейших технологий).

Одной из попыток противостоять марксистским и неомарксистским подходам к изучению города стала теория социопространственной перспективы, разработанная американскими социологами (городская среда предстает как социально сконструированная, базирующаяся на компромиссе различных групп интересов).

Глава II. Изучение и анализ стратегий и исследовательских полей

.1 Методики изучения городского пространства

Город как объект изучения в различных проблемных полях

Современный этап исследований городского пространства характеризуется тем, что ученые обращаются к нему в ряде новых дисциплин и с точки зрения различных методик.

Так, одной из новых дисциплин последних десятилетий стала так называемая урбоэкология. Урбоэкологию определяют как «комплекс градостроительных, медико-биологических, географических, социальных, экономических и технологических наук, которые в рамках экологии человека изучают взаимодействие производственной и непроизводственной деятельности людей с окружающей природной средой на территории населенных мест».

Есть и такая точка зрения, согласно которой синонимом к данному термину является градостроительная экология, а ее понимают как научную и учебную дисциплину, являющуюся одним из направлений прикладной экологии, изучающую экологические проблемы специфической урбанизированной среды и обеспечивающую условия, необходимые для обитания в ней человека, сохранения его здоровья и способности к воспроизводству, а также регуляцию, воспроизводство и охрану компонентов этой среды».

К характерным чертам развития человеческой цивилизации относится урбанизация, которая проявляется в росте населения городов и соответствующем уменьшении численности сельского населения. Эта фаза развития человечества, которую можно назвать индустриально-городской, продолжается всего 200-300 лет, а техногенное преобразование ландшафтов в городах достигло уже критического уровня.

Неконтролируемый рост населения мегаполисов сопровождается существенным снижением качества услуг, ухудшением водоснабжения, увеличением количества неочищенных сточных вод и твердых отходов, ростом загрязнения приземного атмосферного воздуха.

Сегодня градостроительная деятельность человека должна опираться на отрасль науки, состоящую из системы взглядов, понятий и методов, которые обеспечили бы достаточно полную оценку прямых и обратных связей человека и природы в пределах как одного конкретного городского образования, так и в более широких масштабах.

Следовательно, урбанизация наиболее ярко отражает общий для всей Земли процесс замены биосферы техносферой, который начался еще в эпоху палеолита и продолжается все более быстрыми темпами. Если человечество хочет иметь будущее, оно должно обуздать этот процесс и взять его под контроль. Отрасль науки, которая этим занимается, – это урбоэкология.

Урбоэкология как научная дисциплина сформировала свои предмет, методы и задачи исследований в 80-90-х годах прошлого века, давая ответ общественному запросу, что делать в условиях стремительного урбогенеза. Понятия о городе, процесс урбанизации, возникновение и развитие городских и, шире, урбанистических систем, формирование урбанизированной окружающей среды, сложные взаимоотношения между естественной, технической и социально-экономическими подсистемами урбосистемы, адаптации организмов к условиям жизни в преобразованной человеком урбанизированной среде, управление окружающей средой со стороны человека, психологические, социо-этно-культурные аспекты бытия человека в городской окружающей среде, место и роль живых существ в жизни урбанистического человека – вот те темы, которые образуют основу смыслового наполнения этой дисциплины.

Как известно, на первой стадии урбанизации город мало чем отличался от деревни. Как для одной, так и для второй формы расселения было характерно длительное возделывание земли, использование в виде удобрений

человеческих и животных экскрементов. Этот период характеризуется низкой концентрацией неорганических отходов – стеклянных и металлических, а также отсутствием загрязнения воздуха. Размер города и количество населения зависели от площади и продуктивности сельскохозяйственных земель.

Вторая стадия урбанизации, несмотря на увеличение концентрации населения, связанной с ростом промышленного производства, все же отличалась доминированием сельскохозяйственного производства.

Природа города и пригородной зоны находилась еще в стойком равновесии. Одновременно начинается заметное загрязнение вод и воздуха.

Третья стадия урбанизации, которая совпала с периодами технической и научно-технической революций, характеризуется полным преобладанием городского образа жизни над сельским, стойким преимуществом урбанизированной среды над естественной, трансформацией небольших урбанизированных территорий в большие – такие, как агломерации и конурбации. Высокий уровень урбанизированности территории приводит к концентрации удельного энергопотребления на относительно небольшой территории и интенсивного загрязнения среды в ограниченных ареалах.

Поэтому сегодня, когда большинство крупных городов планеты оказались в условиях острого экологического кризиса, становится понятным, какая из наук должна исследовать возникшие проблемы и показать пути их решения. Именно такой и является интегральная наука урбоэкология. В 1993 г. в ФРГ вышла книга «Stadtokologie» («Городская экология»). Подготовил ее коллектив авторов во главе с проф. Гербертом Зукоппом – директором Института экологии Берлинского технического университета.

Во вступительной части на вопрос, есть ли разница между дисциплинами «городская экология» и «урбоэкология», авторы отвечают: разницы между ними нет никакой. И продолжают: термин «городская экология» (Stadtokologie) используют немецкоязычные авторы,

«урбоэкология» – англоязычные и славяноязычные.

В 1999 г. конспект лекций по урбоэкологии издал известный в России специалист в области градостроительства и городской экологии В.В. Владимиров.

Можно утверждать, что урбоэкология как научная дисциплина в 80-90- х годах прошлого века сформировала свои объект, предмет, методы и задачи исследований, пытаясь дать ответ на общественный запрос: что делать в условиях безудержного урбогенезиса?

Предметом исследований урбоэкологии стали особенности и закономерности территориального распределения исторической, физико- географической и социально-экономической обусловленности урбоэкосистемы, их структурно-функциональной организации, взаимосвязей между структурными компонентами, межэкосистемного вещественно- энергетического обмена, моделирование и прогнозирование урбоэкосистемных процессов, способов улучшения их защитных, эстетических и других полезных функций и тому подобное.

Значительное внимание в урбоэкологических исследованиях отводилось изучению состояния городского климата. Весомый вклад в развитие городской климатологии внесли труды П.А. Кратцера (Германия) и Г.Е. Ландсберга (США). В 1948 г. в СССР выходит в свет труд Г.В. Шелейховского «Микроклимат южных городов», в которой раскрываются особенности микроклимата. В 80-90-х годах появилось немало работ, направленных на исследование городских почв как объектов накопления и переноса тяжелых металлов и различных химических загрязнителей. Появляется даже научная дисциплина и учебник – «Промышленная ботаника» (под редакцией Е.М. Кондратюка), которая изучает влияние загрязнений на биохимию и физиологию растений. Сегодня можно говорить также о формировании городского почвоведения.

Как отмечают авторы пособий по этой дисциплине, урбоэкология развивается как часть градостроительной науки и во многом основана на ее

методологии. Для этой науки характерны несколько подходов:

Территориально-градостроительный подход, который определяется особенностью мероприятий по охране окружающей среды, планируемых в проектных работах по градостроительству.

Комплексный подход, который предусматривает достижение максимальной полноты и комплексности охватом как можно большего количества отраслей народного хозяйства, представленных на этой территории, до полного и всестороннего рассмотрения всего разнообразия возникших проблем43. Только такой подход может привести к принятия действительно обоснованных решений.

Системный подход, основная идея которого – рассмотрение того или иного явления как целого, состоящего из совокупности взаимосвязанных элементов. При этом основной смысл урбоэкологии состоит в том, чтобы на основе анализа и синтеза взаимосвязей природных, социально- экономических и технических составляющих территории создать интегрированную модель района и в конкретных условиях определить программу мероприятий для ее реализации.

Биоэкономический подход, суть которого в экономическом содержании проблемы поиска оптимальных воздействий на природу.

Еще одним аспектом изучения городского пространства в современной науке является этнографическое изучение городской культуры. Оно берет свое начало еще с 50-х годов ХХ века. Этот процесс был связан с

«перестройкой этнографической работы, ориентацией ее на современность»44. Главным образом, акцентировалось внимание на изучении культуры и быта рабочих с этнографических позиций. Исследование истории формирования рабочих кадров, выявление его территориальных и социальных корней, несомненно, касалось и собственно этнографических проблем, в частности, прослеживалась роль этнических традиций в процессе создания новых форм быта рабочих.

Итоги изучения быта рабочих были сделаны В. Ю. Крупянской. Этнографические исследования быта рабочих проводились во многих советских республиках и, таким образом, они охватили разные национальности.

Однако изучение города не ограничилось «рабочей» тематикой (это был лишь определенный этап в исследовании городского пространства). Начиная с 1960-х годов, город и городское население в целом вошли в сферу этнографических исследований. Труды, которые касались «городской тематики», использовали «городские» материалы, были разнообразными по своей тематике и методами исследований. Это свидетельствовало о поиске наиболее эффективных подходов к изучению такого своеобразного объекта исследований, как городское население.

Именно в 60-е годы наиболее четко были сформулированы отдельные проблемы городской этнографии, прежде всего, проблемы этнодемографии, городской культуры и быта, хозяйства горожан, этнических процессов на современном этапе, определены задачи выявления общеэтичной и собственно городской специфики культуры и быта населения, поставлены конкретные задачи по изучению городской культуры различных исторических периодов. «В исследованиях этнографии города», по словам современных исследователей, «стали широко использовать историко- сравнительный метод и его разновидность в виде историко-генетического метода, а также методы классификации, типологии, статистического анализа, научного описания».

Следует отметить значительный вклад в науку таких ученых, как Н. Г. Рабинович (К этнографическому изучению города), А. Г. Будина и Н. Н. Шмелева (Этнографическое изучение города в СССР) и других исследователей, которые пытались обобщить аспекты и проблемы этнографического исследования города.

С конца 60-х годов развернулись этносоциологические исследования ученых Института этнографии АН СССР и ученых, из других научных центров, которые занимались изучением современных этнических процессов не только среди сельского, но и городского населения. Среди ведущих исследователей отметим, например, Г. В. Старовойтову, которая даже предлагала выделить отдельную субдисциплину – «урбаноэтнографию», которая бы изучала различные этносы в городах, Н. В. Юхневу (Изучение города как этнографическая проблема) и др.

Подчеркивая феноменальность города в качестве объекта исследований, что проявляется в значительной социальной, культурной и этнической неоднородности населения города, разных путях происхождения и развития городов, ученые выделяют несколько планов, согласно которым может вестись работа по изучению города. Во-первых, это может быть монографическое изучение одного города или группы городов (города одного края, связанные общей исторической судьбой, например, города Бессарабии; городов определенного социально-экономического типа, например, портовые, текстильные, шахтерские и др.).

Во-вторых, монографическое исследование той или иной стороны городской жизни (разные разделы материальной культуры – жилище, хозяйство, еда, одежда, семья, обряды, праздники) на материале более-менее значительной группы городов в тот или иной исторический период. В- третьих, исследование может быть акцентированным на общие проблемы города (происхождение городов, этнические процессы, становление

городского образа жизни, проблемы престижности в городской среде, традиционное и новое в жизни горожан, город и этнические традиции, связь города с деревней и т. п) на основе той или иной группы источников. Отдельное место занимают источниковедческие исследования, которые выявляют и характеризуют определенные группы источников как материал для этнографии города, и историографические работы, в которых прослеживаются основные направления проводимых исследований, что помогает выявлять белые пятна в изучении города.

Кроме этого, исследователи еще в 80-е годы прошлого века представили проект программы этнографического изучения города48, которая построена в соответствии с основными принципами исследования сельского населения, то есть традиционной культуры. Не вызывает возражений мнение исследователей, что этнографическое изучение городской культуры будет иметь почти те же разделы, что и при исследовании сельского населения – характер поселения, группы населения, основные и подсобные занятия жителей, материальная и духовная культура, семья, общественный и домашний быт. В материальной культуре – городское хозяйство, жилье, одежду, утварь и прочее.

Среди современных исследований постсоветского пространства, посвященных различным аспектам городской культуры, следует отметить сборник «Этнография Петербурга-Лениграда», где подводится итог трех десятилетий изучения этнографии Петербурга-Ленинграда Институтом этнографии под руководством доктора исторических наук Н. В. Юхневой49.

Реалиям повседневной жизни горожан в годы нэпа и хрущовского десятилетия посвящена работа Н. Б. Лебиной и А. Н. Чистикова50 [6], которая базируется на значительном фактическом материале (материалах архивов, периодики, интервью), что, несомненно, заинтересует историков, социологов, этнологов, политологов.

В связи с тем, что объектом этнографического изучения городов является городское население во всей совокупности, очерчиваются задачи, которые необходимо решить этнографу в таком типе исследования. А именно: выявить особенность состава населения, источники его пополнения; основные этнические, социально-профессиональные и культурно-бытовые группы населения; проследить историю их формирования, развития, культурно-бытовые особенности, отношения с другими группами городского населения; выделить этнические, социально-профессиональные группы, которые характерны только для данного города/группы городов.

Среди основных проблем этнографического изучения городской культуры можно выделить следующие:

проблема классификации городов не только по фактам первичного и последующего их назначения (военно-оборонительные, торговые, промышленные, административные и т. п), по социальному

составу и т. п, но и с учетом этнодемографических и этнотерриториальных аспектов;

изучение взаимовлияния города и села (важно изучать и влияние сельской культуры на городскую, что способствует сохранению традиций в народной культуре этнических сообществ, а не только влияние города на село);

необходимость в расширении источниковедческой базы и использовании новых методов;

необходима разработка историографических аспектов в этнографии городского населения;

на этнографические разработки влияет и то, что сузилась предметная «вещественная» зона этнографии (с развитием торговли, промышленности унифицируются предметы быта, исчезают этнические особенности предметов). Этническую нагрузку несет не сам предмет, а отношение к нему, обращение с ним (отношение к национальному костюму, головному убору). Интерьер постепенно теряет этническое нагрузки;

определенные сложности, связанные со сбором современного материала по этнографии города и отдельных социальных, профессиональных и других первичных контактных групп, лежат также в сфере психологии. Каждый современный горожанин является членом нескольких контактных групп и часто не осознает себя как носитель определенных специфических традиций.

В связи с полифункциональностью города как административного, политического, торгового центра, как архитектурной формы организации пространства, как социального организма, который связывает различные субкультуры, возникает и проблема влияния городской среды на отношения между людьми, формирование городского стиля жизни, устойчивости бытования массовой культуры. Все это предполагает рассмотрение города как целостной системы, что становится возможным благодаря тесному переплетению этнографических исследований с разработками других

гуманитарных наук. Таким образом, этнографическое исследование городской культуры приобретает характер полидисциплинарного и требует интегрального подхода, то есть привлечения методов различных научных дисциплин: этнической географии, этнической картографии, исторической географии, этнической демографии, этносоциологии и др.

Еще одним аспектом изучения городского пространства является лингвистика, то есть наука о языках. Несмотря на то, что язык города начали изучать почти век назад, до сих пор не выработан единый термин, который бы отражал сущность этого социолингвального феномена. Из ряда работ, связанных с проблемой урбанистических языковых подсистем, можно выделить следующие дефиниции: языковой обиход города; речь городского населения или речь городского коллектива; единственный язык бытового общения; урбанистические языковые образования; речевая стихия современного города; живая речь города; языковой облик города; языковое состояние города.

Общее понятие – «язык города» – достаточно условно и не является строгим с теоретической точки зрения. Многообразие и нечеткость терминологического аппарата объясняется существующими подходами и направлениями изучения города как лингвистического феномена, основными из них есть такие: социолингвистический (социологический), региональный (лингвогеографический, территориальный), коммуникативный (коммуникативно-прагматический, функциональный), культурологический (лингвокультурологический) (в таком порядке эти направления появлялись в лингвистике).

Социологическое направление традиционно связано с именем Б. Ларина, который акцентировал внимание исследователей на малоизученных жанрах городского вещания, а именно: на разговорной речи различных групп городского населения, на городском фольклоре, неканонизированных видов письменной речи. Выступая за комплексное изучение языка города, Б. Ларин сосредоточился на необходимости лингвистического подхода в соотношении

с социальной стратификацией городского населения: «Нельзя начать социологическое толкование литературного языка, пока не изучена его непосредственная лингвистическая среда, то есть другие типы письменного языка и все разновидности разговорной речи городского коллектива»52. Поставленные ученым задачи комплексного изучения языка города предусматривали два основных аспекта:

в какой мере социальное членение городского коллектива, характер социальных взаимодействий в нем отражают язык города и языковую компетенцию различных групп горожан в лингвистическом членении («можно ли думать, что в городе столько диалектов, сколько профессий или социально-экономических категорий?»);

каковы взаимоотношения литературного языка с нелитературными образованиями, которые составляют его непосредственное окружение; взаимоотношения различных «подъязыков» (они подчинены иерархии престижности; отмечалась необходимость изучения тенденции к интеграции различных «подъязыков» города, подчеркивалась роль города как базы формирования литературного языка).

При этом среди социальных факторов учитывался не только сложный социальный, а иногда и неоднородный национальный состав городского населения, но и разнообразие социальных функций, присущих горожанам, и то, что каждый житель города входит в несколько социальных группировок, и соответственно, владеет более, чем одним «подъязыков».

Был сделан общий вывод: «языковое разнообразие города сказывается:

в наличии разноязычных коллективов (это можно назвать многоязычием города),

в многообразии языковых навыков каждой группы…, то есть в двухдиалектности и многодиалектности, в зачаточном и полном

полиглотизме горожан»54 [5, с.177].

Б. Ларин констатировал мощный экспрессивный потенциал «богатого языкового дна», который, как ряд концентрических развертываний, вливается в городское вещание и влияет на «высокие» формы литературного языка. Идеи, высказанные Б. Лариным, нашли поддержку в современных исследованиях по социолингвистике, в которых, кроме системно- структурных явлений, учтен и «социологический контекст». Это выявлено в первую очередь в соответствующих принципах вычленения объекта (кодифицированная литературная речь, разговорная речь, просторечия), каждый из которых определяет конкретный состав носителей.

Другое направление в изучении языка города было намечено Н. Каринским в статье «Язык образованной части г. Вятки и народные говоры», которая была опубликована одновременно с работами Б. Ларина. Работа дала толчок к изучению пространственного аспекта языка города, то есть речь города непосредственно связывалась с регионом, в котором расположен город.

В научных исследованиях регионального (лингвогеографического, территориального) направления обсуждали две теоретические возможности:

литературный язык один, литературные и нелитературные явления противопоставляются, территориальные различия относятся к диалектной отрасли и сферам ее влияния;

литературный язык существует в территориальных вариантах, в определенном взаимодействия со сверхдиалектными и диалектными формами. Проблема взаимодействия литературного языка с нелитературным и с иностранным окружением в этом аспекте приобретает новый смысл.

В общем виде названные проблемы сформулировал Р. Гельгардт:

«Значительный объем и несплошность территории распространения языка затрудняют и даже исключают постоянные связи между всеми членами

национально-языкового коллектива, обладающего различными навыками…

В разных, часто отдаленных друг от друга районах распространения языка появляются те или те черты своеобразия или местные «отклонения» от общелитературного языка». Существует и термин для обозначения слов, которые имеют широкое распространение в пределах региона -«регионализмы».

Город принято считать пространством, которое состоит из центра и окраин, старых и новых районов с особой историей, с характерными для них территориальными, диалектными связями. Сам город имеет

«лингвистический ландшафт».

Итак, в трудах лингвогеографического направления изучены региональные особенности литературного языка, а также описана специфика языкового лица конкретного города.

Речевые разновидности при коммуникативно-прагматическом подходе исследуют в структуре городской коммуникации, учитывая весь набор ее элементов: говорящий, адресат, содержание коммуникации, средства коммуникации, параметры ситуации.

Если в начале ХХ века язык города привлекал внимание лингвистов в основном как материал для социолингвистических исследований (городское койне, социальные, профессиональные и другие групповые жаргоны), то для второй половины ХХ века характерна и другая проблематика: структура развитых литературных языков и место в ней живого неподготовленного устного вещания, находящегося в пределах литературного языка; устная форма как определяющий признак речи; неподготовленность речи; лингвистическая прагматика; языковое существование; речь как деятельность; теория коммуникации и структура коммуникативного акта; теория речевых актов; вербальные и невербальные средства коммуникации и др. Каждый из этих аспектов формирует особое направление в исследовании

живой речи горожан.

В изучении языка города выделено и культурологическое направление, первоочередной задачей которого является исследование языка как составляющего элемента культурных процессов. Тип культуры может соответствовать тому или иному подъязыку в пределах общенационального языка, то есть культурная стратификация может быть соотнесена со стратификацией языковой.

В течение последнего десятилетия в культурологическом аспекте начинает изучаться современное устное городское вещание. Развитие этой области исследований позволяет описать разнотипные слои современной городской культуры, в том числе и низовой.

Язык города – это объект многоплановый. Даже описывая язык конкретного города, трудно объединить все аспекты, поэтому изучение языкового быта города в большинстве исследований включает несколько указанных подходов. Так, М. Китайгородская и Н. Розанова анализируют речи москвичей в коммуникативно-культурологическом аспекте56. Авторы отмечают, что пытались объединить все названные выше подходы к изучению языка города, что это обусловлено конкретными задачами исследования: представить записи устной речи горожан, которые отражают ее функциональные разновидности и разнообразную жанровую специфику. При таком подходе устный текст – это своеобразный синхронный срез культурной жизни города».

Исследование языка города в течение ХХ века успешно осуществляли славянские языковеды. Так, болгарские ученые, в частности М. Виденов, связывают анализ языка города с проблематикой языкового стандарта58. В соответствии с этим выделяют два варианта кодифицированного литературного языка (книжного стандарта): первый – официальный, четко

кодифицированный; второй предназначен для семейно-бытового общения. Обращают внимание и на локальную окраску речи, которая является особенностью провинциальных городов. Провинциальный характер речевого поведения выявлен на фоне речи софийской интеллигенции. Разговорная норма в столице, по мнению исследователя, влияет на литературный стандарт.

Язык города является объектом изучения и для польских авторов. Книга К. Гандке «Polcke nazewnictwo miejskie»59 посвящена проблеме городских номинаций. В ней проанализированы названия г. Варшавы, формирование и функционирование городских наименований, их структура и сущность, место среди других ономастических систем.

Другие ученые, например, М. Каминская, исследуют влияние диалектов на литературный язык60. Значительное количество диалектной лексики становится составной частью языка города, пополняя сферу городского просторечия, утверждает автор.

.2 Антропологические исследования городского пространства

В контексте антропологических исследований проблема человеческого бытия в городе предстает как многогранный и сложный феномен. Учитывая историческую траекторию антропологических исследований города, Е. Ярская-Смирнова и П. Романов подчеркивают, что для исследователей различных поколений город становится «эпицентром современности, местом, заполненным историями жизни людей, центром социальных коммуникаций, где смешивается публичное и частное, а время подчиняется единому ритму высокоскоростных публичных режимов – транспортных, индустриальных, информационных». Исходя из этого, можно прийти к выводу о

необходимости систематизации знаний и представлений о человеке города, которые вписываются в определенную модель антропологических исследований. Соответственно, важно определить основные модели антропологических исследований, в рамках которых поднимался вопрос взаимосвязи человека и города, поскольку в американском и европейском научном пространстве существует немало антропологий, а выделение ключевых подходов дает возможность понять эволюцию проблемы в исторической перспективе.

Такие направления в науке уже ведутся. Так, авторы коллективного труда «Одна дисциплина, четыре пути: британская, немецкая, французская и американская антропология»62 выделяют четыре географических модели антропологии, которые по-своему развивались в Англии, Германии, Франции и США. Выбранные регионы не только маркируют историческую карту становления и взаимовлияний основных антропологических парадигм, но и указывают на принципиальное отличие между ними, что особенно важно при попытке разобраться в многочисленных разновидностях дисциплины. Кроме того, особенность этого труда в том, что авторам удалось впервые целостно и системно изобразить смысловую географию зарождения хоть и разных по своему подходу антропологических исследований, но общих в попытке раскрыть сущность человеческого бытия.

Своего рода распыленность антропологических исследований отмечает авторитетный исследователь К. Вульф в своей работе «Антропология: история, культура, философия»63 , фокусируя внимание на том, что

«насколько разнородные ожидания в отношении к антропологии, столь же разнородные представления о том, что следует понимать под антропологией». Несмотря на это, сегодня принято выделять основные

антропологические модели именно в среде вышеупомянутых географических регионов. Поэтому такую периодизацию вполне справедливо применить и для выделения ключевых парадигм антропологии города. При этом, однако, нужно учитывать, что функционирование антропологических исследований не всегда строго было закреплено в географии (часто даже шло вопреки ей), а скорее опиралось и на нее, функционируя в дальнейшем уже в поле собственных научных изысканий.

С. Смирнов отмечает, что антропологию можно делить на различные области и направления, поскольку в разные культурные периоды ставились разные акценты относительно человеческого бытия65. В этом смысле важно осознавать теоретическую основу антропологий, которые всегда конструируют проект или абстрактный образ человека.

Приведенное ниже разделение хоть и имеет историческую и географическую логику, однако является довольно условным распределением между дисциплинами, которые или одновременно возникали, или развивались одна за другой в тесном взаимовлиянии.

Социальная антропология анализирует человеческое бытие в городе в контексте социальных структур, институтов или текстов, которые так или иначе представляют сложность жизни в мегаполисе. Используя различный методологический инструментарий – начиная от структурализма и заканчивая феноменологией – модель социальной антропологии выстраивает собственный концептуальный подход (часто на стыке разных гуманитарных студий) в осмыслении города, выделяется как совершенно новый вид социальных конфигураций в системе теоретического и практического познания. В противовес этому культурная антропология предлагает не ограничиваться социальными вариациями человеческого бытия, а рассматривать его в целостной системе культуры, где поведение субъекта задано конкретными культурными реалиями, то есть, прежде всего,

обычаями и традицией.

Культурная антропология часто пересекается в проблематике и методологической установке с социальной антропологией, однако имеет свои выразительные подходы к анализу культуры и города в частности. Как отмечает Кристоф Вульф, «в перспективе культурной антропологии человек оказывается не «позади» своих многочисленных исторических и культурных проявлений, а внутри их».

Культурная антропология – это направление в развитии антропологических исследований, в которых основой является собственно анализ культуры (ее исторических форм, общего генезиса, структурных особенностей и т. п.), а также человеческого поведения, которое генерируется под влиянием институтов и ценностей культуры. Таким образом, приведенное определение преодолевает узкую географию только американской антропологической школы начала ХХ ст., связываемой в науке с Францом Боасом.

Понятие культуры приобрело особое значение в конце XIX – нач. XX в. в европейских философских и исторических исследованиях благодаря идеям Г. Зиммеля, О. Шпенглера, неокантианцев Г. Риккерта, В. Дильтея, Э. Кассирера и прочих. В их работах концепт «науки о культуре» дополнил или даже заменил классический концепт «науки о духе» и стал ключевым понятием по отношению к сфере, в которой осуществляется конкретный анализ творческой деятельности человека.

В культурной антропологии анализ города осуществлялся несколько позже, что объясняется отсутствием крупных организованных населенных пунктов в неевропейских или неамериканских культурах, которые исследовались учеными.

Тем не менее, можно выделить два разветвления в модели культурной антропологии, которые анализировали проблему человека и города. Первый

тип исследований сегодня в основном осуществляется историками, которые, не ограничиваясь фиксацией событийной стороны тех или иных эпох, пытаются определить общие составляющие культурного развития эпохи и через них показать специфику бытия человека в городе.

Одними из первых примеров такого рода исследований являются исторические труды Льва Карсавина (например, книга «Основы средневековой религиозности в XII-XIII веках, преимущественно в Италии», 1915). В 20-30-е годы по этому пути пошли многие западные историки, культурологи и частично философы. Среди самых известных трудов, созданных в этом направлении, можно отметить работы Йохан Хейзинга

«Осень средневековья» (1919), Макса Дворжака «История итальянского искусства в эпоху Возрождения» (1927-1928), Михаила Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья» (1965) и другие.

К примеру, Михаил Бахтин реконструирует мир средневекового города через карнавал и смеховую культуру, который, в свою очередь, зафиксирован в текстах Франсуа Рабле.

Во второй половине XX века особую известность получили выполненные в этом же духе работы Мишеля Фуко (среди наиболее резонансных стоит назвать «Историю безумия в классическую эпоху» (1961),

«Слова и вещи» (1966) [189], «Археологию знания» (1969) и «Надзирать и наказывать» (1975), а также трехтомный антропологический проект исследователя «История сексуальности» (1976-1984). Исследование образования медицинских и психиатрических понятий, в частности нормальности и патологии (безумия), осуществленное философом в книгах

«История безумия в классическую эпоху» и «Рождение клиники. Археология взгляда медика» (1963), способствовало переосмыслению проблемы «субъективности» человека.

Мишель Фуко отказался от экзистенциальных подходов «присутствия- в-мире» и «начального присутствия», а также от марксистской онтологии

«отчуждения». Он приходит к парадигме собственной «археологии»,

выясняющей условия возможности происхождения и существования различных феноменов человеческой культуры.

Главный вклад теоретика заключается в том, что он осуществил тщательную и глубокую историческую, культурную и семиотическую реконструкцию механизмов наказания в городе, что позволило рассмотреть последнее в структурном и антропологическом ракурсе.

Второй тип антропологических исследований города представлен в основном этнографией и этнофилософией, которые путем анализа культурных стереотипов и форм примитивных сообществ пытались найти основу как для более глубокого понимания бытия самих этих сообществ и человека, так и для раскрытия общих закономерностей и принципов бытия человека в коллективах любого типа. Исследование примитивных культур оказалось полезным в том смысле, что благодаря им удалось обнаружить фундаментальные принципы жизни человека, которые в развитых, цивилизованных культурах скрываются более яркими, но вторичными явлениями и структурами. К классическим трудам в этой области относятся работы К. Леви-Строса, К.-Г. Юнга, Л. Леви-Брюля и других.

На становление культурной антропологии значительно повлиял Л. Леви-Брюль («Примитивное мышление», 1922). Его идеи также касались

осмысления городской индустриальной культуры. Он считал, что поведение человека в примитивных обществах может быть описано при помощи концепта Эмиля Дюркгейма «социальная репрезентация», что имеет скорее эмоциональный и мистический смысл, а не интеллектуальный. Значительное влияние на становление антропологической системы Леви-Брюля имела работа не менее знакового антрополога Джорджа Фрэзера «Золотая ветвь» (1890). На пересечении этих воздействий формировалась теория Люсьена Леви-Брюля о «дологическом мышлении» первобытного человека, в чем он является оппонентом концепции Эдварда Тайлора, который считал мышление древнего человека столь же логичным, как и мышление современного человека.

Не менее важными являются идеи Клода Леви-Строса, представителя структурной антропологии, которая входит во второй тип культурной антропологии. Стремясь создать рационалистическую философию человека, он принципиально отверг субъективистский и психологический подход экзистенциализма и феноменологии, а в поисках объективной основы знания обратился к социологии и этнологии. Посредством изучения жизни и культуры первобытных народов К. Леви-Строс надеялся найти решение проблем становления человеческого общества и формирования мышления.

Соответственно, даже его этнографические полевые исследования имели методический и методологический характер, а не узкоэмпирический. Стремясь преодолеть недостатки традиционного рационализма и эмпиризма, антрополог предлагает свой подход, основанный на интеграции чувства и разума, называя его суперрационализмом. Его основная идея в том, что универсальность человеческой природы заложена в подсознании, исследуя которое можно получить объективное знание о человеке, что составляет содержание новой науки – структурной антропологии.

Основной вклад ученого в анализ города заключается в том, что он интегрировал структуралистский подход в анализ культурной реальности и человеческих взаимоотношений в ней, оформив таким образом строгий и

точный методологический подход.

Карл Густав Юнг осмысливает современного ему человека и городскую жизнь с другой точки зрения. Исследователь предложил свою, более широкую, чем у Зигмунда Фрейда, трактовку либидо как потока витально-психической энергии, что образует основу как сознательной, так и бессознательной жизни человека. Шире К.-Г. Юнг понимал и сферу психического бессознательного, в которую он включал не только личное (индивидуальное) бессознательное, которое оформляется в результате вытеснения энергии нашей духовной жизни за порог сознания, но также коллективное бессознательное, в основе которого находятся архетипы. Последние же оформились на основе мифологических событий, составляющих почву или фундамент мира, поскольку все опирается на них68. Что же касается урбанистической культуры, то «основание городов во времена живой мифологии, претендовавших на образы космоса, прямо связано с тем, что космогонические мифологемы дают основу мира»69 . Иначе говоря, по мнению ученого, возникновение городов в своей основе было тождественно основанию мира, а поэтому следующее их культурное функционирование в целом соответствует модели мира.

В современной городской жизни Юнг видит значительную опасность для человека, поскольку происходит десакрализация духовной жизни, замена символов священного на сугубо рациональные конструкции. Поэтому основная характеристика городской жизни – различные мании и фобии, неврозы и психозы. Юнг убежден, что его учение, предлагая индивидуальному сознанию адекватное толкование архетипной символики, способствует адаптации к реальности путем ассимиляции содержания как личного, так и коллективного бессознательного. Это дает возможность преодолеть неврозы бешеной городской жизни и достичь собственной

личной целостности и равновесия со миром.

Основное преимущество учения Юнга заключается в том, что он указал на обратную сторону городской жизни, которая не только дает реализоваться человеку, но и забирает его душевные и психические силы. Теория и практика архетипов может дать возможность уравновесить баланс между индивидуальным и коллективным бытием в городе. Кроме того, как считает Вильям Феллер, идеи Юнга могут «по-новому структурировать тот базовый мир живой культуры, мир ментальностей, который стал объектом пристального внимания исторического сознания во второй половине XX века, но все еще неправильно структурирован, как всего лишь интерсубъективный мир отделенных друг от друга людей, а не мир

«коллективных форм разума».

Поэтому задачей этого раздела культурной антропологии является вывод общей теоретической модели структуры города, благодаря конкретным эмпирическим исследованием артефактов, ритуалов, традиций и ценностей мировой культуры. Город здесь не вырывается и выделяется из контекста, не дробится, а наоборот, обобщается и вписывается в общий прогресс культуры.

Появление исторической антропологии как отдельного направления исследования социокультурной основы существования человека во времени и пространстве является следствием так называемого «антропологического поворота» начала ХХ века. Фундаментальные изменения в понимании человека во многом были вызваны философией Фридриха Ницше и его лозунгом «Бог умер! И мы убили его!», появившемся в книге «Веселая наука» (1881-1882). Эти изменения приводят к необходимости реформирования истории и ее методологии как одной из основных гуманитарных наук. Выполнение этого задания берет на себя группа французских историков во главе с Марком Блоком и Люсьеном Февром,

которые организовались вокруг основанного ими в 1929 г. журнала

«Анналы», послужившего базой для становления новой исторической школы

«Анналов» и становления исторической антропологии в целом.

Разработки основоположников школы «Анналов» были направлены на то, чтобы сделать историю не отдельной, четко определенной в своих конкретных пределах сферой знания, а представить ее как фундаментальную междисциплинарную науку о человеке, который «вплетает» в сферу своих исследований любые события, формально не имеющие отношения к истории. Человек оказывается тем «магнитом», который, притягивая к себя сферы исследований разных наук, дает возможность рассматривать их в историко- антропологической перспективе. Таким образом, история словно преодолевает различие «наук о духе» и «наук о природе», установленное Вильгельмом Дильтеем.

В исторической антропологии происходит смена приоритетных акцентов для исторического познания. На первый план выдвигается изучение именно человека (а не любых общих механизмов социальной регламентации или культурной формации) в аспекте его повседневного существования и часто маргинальных практик в культуре.

Например, в сфере интересов исторической антропологии впервые возник вопрос Чужого в культуре. Как пишет Кристоф Вульф, «отчуждение и отстранение известных феноменов и событий приводит к новым перспективам познания, дает возможность иначе проявиться тому, что считалось достоверным». Все это выдвигает принципиально новые задачи: историческое исследование и описание социокультурных оснований обыденного сознания.

Город в этом смысле является неизученной средой скрытых стратегий человеческого бытия, которые вмонтированы в обыденность.

Марк Блок переосмысливает историю как логическую

последовательность событий, а вместо этого предлагает феноменологический подход к изучению истории, который заключается в попытке погрузиться в бытие вещей будничной культуры. Впрочем, по его словам, прошлое есть некая данность, которую уже невозможно изменить и восприятие этого прошлого непосредственно невозможно. Нашему сознанию доступны следы прошлого – текстовые и материальные, географические и языковые. В своей

«Апологии истории» (1949) Марк Блок подчеркивает: «Все, что человек говорит или пишет, все, что он производит, к чему он прикасается, может и должно давать о нем знания».

Городская культура в этой концепции предстает как пульсирующая система знаков и вещей, которая в скрытой форме вмещает смыслы человеческой природы. В сфере историко-антропологического анализа Марк Блок предлагает рассматривать человека как продукт своего времени, ведь невозможно подходить с одинаковыми установками к изучению человека Античности и Нового времени. В этом смысле французский историк расходится со структуралистами и культурными антропологами, которые убеждены, что каждая эпоха говорит о человеке одно и то же, но разными языками. Марк Блок убежден, что любое слово способно нести на себе отпечаток эпохи, а поэтому необходимо считаться с реалиями подобного рода.

Историческая антропология пытается понять город как конденсатор безграничного количества обыденных практик, которые стоит учитывать и попытаться вписать в общий прогресс культуры. Это означает обращение к таким влиятельным и существенным факторам человеческой жизни, которые оставались скрытыми и, соответственно, не проанализированы наукой. К ним можно отнести языковую картину мира, привычки, традиции, мифологемы, основополагающие социальные, возрастные и другие базисы – то есть все то, что сейчас понимается под общим понятием культурный менталитет.

Как показали и продолжают показывать многочисленные исследования в этом направлении, то, что является наиболее близким, остается и наиболее скрытым. Эту мысль подтверждает появление трудов Филиппа Арьеса

«Ребенок и семейная жизнь при старом режиме» (1960) и «Человек перед лицом смерти» (1977). В последнем тексте, в главе «Жизнь трупа», французский медиевист реконструирует бытие средневекового города с позиции отношения человека к мертвому телу. Апеллируя к маргинальной зоне культуры, историк иллюстрирует на различных примерах, каким образом бальзамирования, ритуалы, символизация, хранения и захоронения мертвого тела отражают нормы и ценности тогдашних людей. Он отмечает, что «в XVIII в. обычай держать мертвое тело вблизи себя перешел с театральных подмостков в повседневную городскую жизнь».

Тело актуализирует ряд уровней городской жизни конкретных исторических отрезков европейской культуры, а также указывает на принципиальные антропологические предпосылки понимания прошлого.

Культурные смыслы, присутствующие в обыденном сознании воплощаются прежде всего в бытовых деталях и отражаются в литературе, живописи или материальной культуре в целом. Все это является необъятным полем познания человека для историка. Город погружен в обыденность так же, как и любой другой материальный объект.

Марк Блок в незаконченной «Апологии истории» выразил желание иметь дело с человеком из плоти, со всеми его внутренними органами. Позже Андре Бюргьер отмечал, что историческую антропологию можно определить как историю привычек – физических (включая жесты), пищевых, эмоциональных, ментальных. Люсьен Февр еще глубже погружается в микроуровни культуры, раскрывая ее цивилизационную мощь. Историк показывает, что в городе, как в апогее и символе цивилизационного развития, присутствуют многочисленные мелкие события, которые не создают

центральный корпус истории. Для фиксирования таких изменений, неуловимых с первого взгляда, не имеющих отдельного представителя и открывающихся только в обзоре целостной картины мира, нужен особый микроанализ, для осуществления которого необходимо задействовать все возможные факты культуры.

Близкими к модели исторической антропологии являются историко- культурные исследования в российской гуманистике, которые особенно ярко представлены в трудах Арона Гуревича, Юрия Бессмертного, Адели Ястребицкой, Леонида Баткина. В основном рассуждения вышеупомянутых исследователей, которые преимущественно публиковались в журнале

«Одиссея», продолжали линию Марка Блока (социальные основы истории) и линию Люсьена Февра (культурные фундаменты цивилизации).

Согласно вышеуказанным концептуальным предпосылкам исторической антропологии, можно утверждать, что история погружается в изучение не отдельной уникальной личности, а анонимного массового сознания. Ранее она не имела возможности для самостоятельного анализа, поскольку воспринималась как повседневная (banal), несущественная сторона человеческого бытия, хотя и присутствующая в определенной среде со своими порядками, нормами и границами. В этом пункте школа «Анналов» стала предвестником тех моделей исследований человека, культуры и города в частности, которые связаны со структуралистским и постструктуралистским дискурсом, а особенно с известной работой Ролана Барта «Мифологии».

Однако, как пишет Михаил Кром, «фаза «антропологизации» пришлась на тот момент, когда историографический «маятник» начал поворотное движение от анализа «неподвижных» структур к изучению мотивов и стратегий поведения людей». Город и его история стали пониматься не

только и даже не столько как ряд определенных исторически значимых событий, созданных отдельными личностями, а как изменение установок обыденного сознания относительно восприятия основополагающих структур жизненного мира. Поэтому задача исторической антропологии состояла в том, чтобы благодаря обыденным телесным практикам и их символическому контексту понять город и смысл человеческого бытия в нем как в конкретных периодах, так и в общей исторической перспективе развертывания человеческого бытия.

Исторические антропологи впервые обращают внимание на неотъемлемость обыденности и тела от городской культуры, а также возможности при определенной методологической установке осмыслить человеческое бытие в городе на примере скрытых и незаметных мелочах культуры.

Однако основной пласт исследований человека в городе сосредоточился в русле урбанистической антропологии, которую принято считать частью городских студий (urban studies), где концентрируется внимание на специфических стратегиях формирования городской идентичности, ритуалов и традиции города. К этому направлению можно отнести работы, посвященные истории городов как носителям урбанистических традиций, специфике их изменений во времени, социально- экономическому и культурному потенциалу городской жизни, особенностям структурной организации и системе отношений между людьми. На урбанистическую антропологию оказала значительное влияние социальная антропология, однако, как пишет Ричард Бешем, «методологическая разница между этими двумя дисциплинами заключается в том, что социологи, как правило, изучают большие популяции населения», тогда как антропологи

«полагаются на выборку с более глубокими отношениями».

Экспликация пространственных аспектов города в их связи с

социальными процессами нашла отражение в трудах чикагской школы. Льюис Вирт, практически предвестник урбанистической антропологии, сразу определяет город как принципиально вторичное образование людей в отношении к природе. Далее он добавляет, что для социологических целей город можно определить как относительно большое, плотное и постоянное образование социально гетерогенных индивидов. Следовательно, на основе постулатов этого определения может быть сформирована теория урбанизма в свете существующих знаний о социальных группах. В своем ключевом эссе

«Урбанизм как образ жизни» (1938) Л. Вирт предлагает рассматривать город с трех перспектив: как физическую структуру, как систему социальной организации и как комплекс отношений и идей.

Другой теоретик урбанистической антропологии Ллойд Вернер практически переносит антропологические методы изучения первобытных культур на фон городской жизни.

Чикагская школа оказалась ярким воплощением модернизационной парадигмы исследования города, в рамках которой, как пишут Марк Готдинер и Лесли Бадд, город рассматривается в контексте становления и развития индустриального общества. Этот классический для антропологии подход позволил достаточно глубоко и адекватно изучить структурные и типологические взаимодействия в социальном пространстве городов индустриальной эпохи, в частности, в изучении подростковой преступности, миграции, бедности и богатства. Именно эти темы чикагская школа открыла в перспективе городской антропологии. К тому же, непосредственное погружение в жизнь города и его жителей, которые нередко становились объектом исследования, действительно дает основания для маркировки этих студий как антропологических.

Однако Ричард Бешем видит и значительные недостатки чикагской

школы: «Классическая социология города в ее чикагском варианте имела три существенных недостатка: абсолютизация модернизированной версии общего движения от «сельского» к «городскому» состоянию; превалирование структурно-функционального и соципространственного анализа городского образа жизни и культуры, где человек предстает в качестве практически полностью детерминированного существа, элемента сложного социального механизма; отсутствие интереса к культурно-антропологическим последствиям городского образа жизни». К этому же списку можно добавить чрезмерное увлечение исследователями только Чикаго и американским городом, которые не всегда отображают как культурные закономерности, так и антропологические.

Идеи чикагской школы исчерпали себя, прежде всего, тем, что не соответствовали современному городу, который за несколько лет полностью изменился, а потому требовал новых подходов и концепций.

Среди наиболее заметных теорий стоит выделить прежде всего идеи лос-анджелесской школы и марксистской антропологии. Теоретики лос- анджелесской школы (или постмодернистской урбанистической антропологии) переосмысливают идеи представителей чикагской школы в духе междисциплинарных подходов, опираясь на современную картину городского мира, в частности, близкого им Лос-Анджелеса81. Однако эта волна урбанистической антропологии сосредоточена не только в Лос- Анджелесе, но и во Франкфурте, Риверсайде, Сан-Бернандино, что создало возможность расширить анализ с привлечением различных урбанистических ареалов. В отличие от чикагской школы, в основе постмодернистской рефлексии находились такие нетипичные темы, как периферия города, множественность и поэтика интерпретации, статус власти и воображаемого, индустрия развлечений, деиндустриализация, алогичность развития города.

Например, Эдвард Соджа отмечал символическое значение каждого участка в городе, который претендует на статус мира, порывающего с классической попыткой «вписать» город в какую-то целостную концепцию. Очевидно, что именно это подтолкнуло Майка Дэвиса, еще одного представителя лос-анджелесской школы, рассматривать Лос-Анджелес как физический, так и мысленный город («Город кварца», 1990). Исследователь апеллирует к различным репрезентативным практикам, в частности, кинематографа, где сформировался образ Лос-Анджелеса как темного и бандитского города, что часто далеко от действительности82. Следовательно, в случае лос-анджелесской школы антропологии говорится о плюрализме, децентрализованности современного города и потребность нового подхода.

Несмотря на революционность и нестандартность концепций, лос- анджелесская школа остро критиковалась. Основная критика была направлена на непоследовательность и отсутствие четкой предметной методологии в постмодернистском урбанизме, который принципиально отвергал любую возможность системы и линейности анализа.

Зато марксистская урбанистика имеет четкую стратегию осмысления города, где все проблемы и явления сводились к капитализму. Среди наиболее заметных марксистских теоретиков выделяется Анри Лефевр, влияние которого выходит далеко за пределы марксизма. Он утверждал, что второсортность городской социологии была связана с неумением выявлять сущность социального пространства, в частности, пространства повседневности.

Мишель де Серто («Чужак, или Единство в различии» (1969),

«Культура во множественном числе» (1974), «Изобретение повседневности» (1980) – не менее влиятельный представитель марксистской антропологии – не уверен, что люди могут проявить свое «право на город» (понятие Анри Лефевра, которое позже развернул в своей теории Дэвид Харви) во время

массовых восстаний. Однако они могут проявить свое недовольство относительно рациональности капиталистического города в повседневных практиках. Исследователь убежден, что именно в последних проявляется культурная логика города83.

К марксистской критике принадлежат также М. Кастельс («Урбанистическое вопрос», 1977) и Дэвид Харви («Урбанистический опыт: марксистский подход», 1989), которые тоже занимались проблемой дисциплинарных и властных отношений в городе.

Мануэль Кастельс построил свою антропологическую теорию города на основе важности культурных факторов в жизни городских группировок, к которым относятся массовые беспорядки и протесты. Дэвид Харви склоняется к важности бунта против иерархий в городе (социальных, экономических, культурных), которые, прежде всего, имеют символическое властное содержание.

Именно притеснение городом человеческой свободы легло в основу парадигмы марксистской урбанистики, целью которой было выявить властные интенции города в различных репрезентативных контекстах, начиная от плана города и заканчивая повседневными маршрутами. К марксистской критике примыкают и представители так называемой «нью- йоркской школы», а именно Джейн Джекобс («Смерть и жизнь больших американских городов», 1961), Саския Сассен («Глобальный город: Нью- Йорк, Лондон, Токио», 1991) и Шэрон Зукин («Культуры городов», 1995).

Гендерная антропология (Мэрион Робертс, Жаклин Тиверс, Линда МакДоуелл, Анджела Макроби) преимущественно выражена в феминистическом дискурсе. Основной фокус исследований касается феномена гендерного города, где преимущественно обращается внимание на различие взглядов и практик между мужским и женским городом, стереотипные взгляды относительно гендерных ролей, а также

доминирование одного типа дискурса над другим, что приводит к искаженному восприятию урбанистической культуры.

Феминистические авторы доказывают, что везде доминирует мужской взгляд (в живописи, фотографии, литературе и т.д.), что конструирует только мужской образ города. Даже такой банальный факт, как достаточно длительная невозможность прогулки женщины наедине в большом городе говорит о господстве маскулинного типа города.

Кроме того, теоретики обращают внимание на дизайн отдельных урбанистических мест и территорий (детсады, парковки, рабочие места), на характер взаимоотношений в частном и публичном пространстве84, что побуждает антропологов к проектированию альтернативного видения города. Таким образом, урбанистическая антропология изучает различные практики в городе, которые касаются информационных потоков, частного и публичного пространства; социальную организацию небольших городских группировок и больших властных структур; различные виды социальных связей и формы городской жизни в культурных и исторических контекстах86; понимание урбанизации и особенностей собственно городской жизни87, а также обращение к уникальным дискурсам, которые продуцирует и создает город88. Задача урбанистических антропологов заключается в том, чтобы систематизировать опыт городской культуры и попробовать составить образ субъекта мегаполиса, учитывая разнообразные пространственные, телесные, экономические, повседневные и текстуальные стратегии человеческого бытия, не упуская из внимания амбивалентный характер городской реальности.

В результате проанализированные антропологические модели предлагают свой методологический путь осмысления человека и города, дополняя или оспаривая одна другую.

.4 Междисциплинарные исследовательские стратегии

Таким образом, мы проследили ряд научных дискурсов, которые исследуют город в различных аспектах. Кроме того, городское пространство активно изучается в рамках смежных научных направлений, например, географии (Д. Харвей, В. Холина, П. Хаггет), культурологии (Л. Трушина, Д. Алисов), антропологии (С. Смирнов, А. Андреев). Городская проблематика разрабатывается также и в междисциплинарных и сравнительно новых направлениях, примерами которых является гуманитарная география (Д. Замятин), брендинг городов (Д. Визгалов), социология архитектуры (М. Вильковский).

С позиций присущей современным научным поискам методологической эклектики феномен города имеет не только физическое измерение, но и социальное, культурное, историческое, экономическое, а потому на сегодня вряд ли можно говорить о каком-то универсальном определение «города», этот термин имеет собственные трактовки в каждой из дисциплин, относящихся к его рассмотрению. Также междисциплинарным предметом изучения является и вопрос социокультурных и исторических факторов социально-экономического развития городов.

Специалисты из области экономики города и городского хозяйства подчеркивают значение этих факторов в связи с понятием «городского хозяйства»; в ходе рассмотрения вопросов роли рыночных сил в развитии городов (с приведением конкретных исторических примеров появления городов в зависимости от особенностей социально-экономического развития); стратегического планирования города и социально-

экономического развития городского хозяйственного комплекса. Эта тема поднимается и при анализе истории урбанизации с выделением исторических типов, функций и специфики городов в разные исторические периоды.

Урбанизационные процессы также является объектом интереса специалистов градостроительства, социологов и культурологов. Градостроители освещают урбанистические концепции, учитывая вопрос расселения жителей и планирование городов, связывая эти процессы с характером, формой и интенсивностью застройки; определяют функции городов, социальные, этнокультурные и политические процессы, обусловившие формирование будущих городов.

культуры и ее места в перспективе будущего человечества.

Социологи, кроме исторических аспектов урбанизации, рассматривают проблемы территориального и пространственного измерения города; городского неравенства и сегрегации городского пространства; социокультурных компонентов управленческой деятельности и социокультурных изменений в городе и тому подобное.

Исторические факторы социально-экономического развития города, по определению, является предметом интересов исторической науки. Эти исследования активизировались в ХХ веке в рамках внимания «социальных историков» к изучению общественных структур и процессов. В частности, в 50-60-х годах ХХ в. была создана и до сих пор популярная теория «модернизации», основным концептом которой является видение содержания исторического развития в переходе от традиционного (аграрного) к современному (индустриальному) обществу со всеми социальными, политическими, экономическими и культурными последствиями (главными из них являются промышленность, город, рынок, демократия, культурный плюрализм).

Во второй половине ХХ в. – в начале ХХІ в. в связи с измельчением объектов исторического исследования состоялся постепенный отказ от поиска социальных закономерностей и предпочтения фрагментированному описанию отдельных явлений с особым вниманием к их преломлению в индивидуальном и коллективном сознании. Для сформулированной новой парадигмы исторического познания, которая получила название «новой исторической науки», стало характерным разбиение исследователей на различные направления и течения и привлечение ими к своему

познавательному арсеналу теорий и методов социальных, гуманитарных и естественных наук. В том числе возникли «новая экономическая история» и

«новая социальная история», среди ответвлений последней – «новая городская история», «новая рабочая история» и тому подобное. В их русле изучаются социальные структуры во всех их жизненных проявлениях. В то же время социокультурные факторы развития городов находят отражение в исследованиях сферы сознания и культурных проявлений, осуществляемых в рамках культурно-антропологической истории – «истории ментальностей»,

«ценностных ориентаций», «образцов деятельности», феноменов человеческих желаний и стремлений и т. п.

Вывод по главе 2

Таким образом, на современном этапе развития науки городское пространство изучается в ряде различных наук и дискурсов.

Одной из новых наук является урбоэкология, предметом исследований которой стали особенности и закономерности территориального распределения исторической, физико-географической и социально- экономической обусловленности урбоэкосистемы, их структурно- функциональной организации, взаимосвязей между структурными компонентами, межэкосистемного вещественно-энергетического обмена, моделирование и прогнозирование урбоэкосистемных процессов, способов улучшения их защитных, эстетических и других полезных функций и тому подобное. новый история город

Объектом этнографического изучения городов является городское население во всей совокупности. В связи с этим этнографическое исследование города предусматривает выявление особенностей состава населения и источников его пополнения; исследование основных этнических, социально-профессиональных и культурно-бытовых групп населения; прослеживание истории их формирования, развития, культурно-бытовых особенностей, анализ отношений с другими группами городского населения; выделение этнических, социально-профессиональных групп, которые характерны только для данного города либо группы городов

К анализу городского пространства обращается и лингвистика. Независимо от того, под каким углом зрения рассматривается проблема языка города в разных языковых системах, основные направления, тенденции его изучения является едиными для языкознания. Это лингвистическая неоднородность «языка города»; составные части речевой структуры города; реальное вещание современного горожанина; публичная речь улицы; система номинативных единиц города.

Антропология также немало внимания уделяет городскому пространству. Развиваясь в различных географических регионах,

антропологи достаточно часто преодолевали физическую ограниченность и объединялись в совместном намерении понять сущность человеческой жизни в городе. Другое дело, что концепция города у каждого выстраивалась своя: социальная антропология предлагает обращать внимание на город как конденсатор общественных отношений и институтов, а также соответствующих ценностей, регулирующих жизнь людей; для культурной антропологии важным является более общее обращение к фундаментам культурной реальности; историческая антропология отходит от традиционного толкования истории города как «кружева событий», обращаясь к обыденным человеческим практикам в разный культурный период; урбанистическая антропология пытается выработать единую методологию осмысления города, однако часто прибегает к заимствованию из смежных дисциплин (политическая критика, социальная философия, география) или выбирает идеологическое направление рефлексии (марксизм).

В целом проблема социокультурных и исторических факторов социально-экономического развития городов как предмет междисциплинарных исследований характеризуется многообразием и разнородностью подходов к ее решению, создавая широкое поле для интерпретаций полученных результатов.

Заключение

Таким образом, город исследуется современной наукой в разных ракурсах, а следовательно, разнообразны и подходы к его изучению, что диктуется многовекторностью самого городского пространства. Городское пространство можно воспринимать в разных измерениях: на уровне социума (для социальных отношений), культуры (где разворачиваются исторические события или происходит диалог сообществ), истории.

За весь долгий период изучения города он исследовался в географическом ракурсе, в экономическом, градостроительном, историческом, психологическом, философско-методологическом, искусствоведческом, политологическом, историографическом.

В ХХ веке наиболее значимыми стали исследования Чикагской школы (социальная экология), неовеберианцев (последователей М. Вебера) и неомарксистов. В основе концепции неовеберианства лежит вопрос о борьбе различных социальных групп за контроль в городах и о механизмах сохранения власти различными социальными группами в городах. В неомарксистком подходе за основу анализа берется изучение экономических и политических факторов, влияющих на формирование города, уделяется внимание социально-территориальным последствиям применения новейших технологий.

Также обращает на себя внимание теория социопространственной перспективы, разработанная американскими социологами, согласно которой городская среда предстает как социально сконструированная, базирующаяся на компромиссе различных групп интересов.

На современном этапе развития науки городское пространство изучается в ряде различных наук и дискурсов. Одной из новых наук является урбоэкология, которая исследует экологию городского пространства.

Объектом этнографического изучения городов является городское население во всей совокупности, следовательно, этнографическое исследование города предусматривает выявление особенностей состава

населения и источников его пополнения; исследование основных этнических, социально-профессиональных и культурно-бытовых групп населения; прослеживание истории их формирования, развития, культурно-бытовых особенностей, анализ отношений с другими группами городского населения; выделение этнических, социально-профессиональных групп, которые характерны только для данного города либо группы городов

К анализу городского пространства обращается и лингвистика. Тенденции изучения города в этом аспекте учитывают такие аспекты, как лингвистическая неоднородность «языка города»; составные части речевой структуры города; реальное вещание современного горожанина; публичная речь улицы; система номинативных единиц города.

Городскому пространству немало внимания уделяет и антропология. В ней также выделяются разные аспекты: социальная антропология анализирует города как конденсатор общественных отношений и институтов и соответствующих ценностей, регулирующих жизнь людей; культурная антропология обращается к фундаментам культурной реальности; историческая антропология обращается к обыденным человеческим практикам в разный культурный период; урбанистическая антропология пытается выработать единую методологию осмысления города, однако часто прибегает к заимствованию из смежных дисциплин (политическая критика, социальная философия, география).

Таким образом, проблема социокультурных и исторических факторов социально-экономического развития городов как предмет междисциплинарных исследований характеризуется многообразием и разнородностью подходов к ее решению, создавая широкое поле для интерпретаций полученных результатов.

Список использованной литературы

Агишева О. В. Образ города в политической динамике : дис. … канд. политич. наук : 23.00.02 / О. В. Агишева. – Томск, 2008. – 214 с.

Алексеенко И.Р., Кейсевич Л.В. Последняя цивилизация? Человек. Общество. Природа. / И.Р. Алексеенко, Л.В. Кейсевич. – К.: Наукова думка, 1997. – 411 с.

Анциферов Н.П. Пути постижения города как социального организма: Опыт комплексного подхода / Н.П. Анциферов. – Л., 1925.

Арьес Ф. Человек перед лицом смерти [Текст] / Ф. Арьес ; [пер. с фр. С. В. Оболенского]. – М.: Прогресс, Прогресс-Академия, 1992. – 528 с.

Барт Р. Мифологии [Текст] / Р. Барт ; [пер. с фр. С. Н. Зенкина]. – М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. – 320 с.

Блок М. Апология истории или ремесло историка [Текст] / М Блок ; [пер. с фр. Е. Куббеля]. – М.: Наука, 1986. – 174 с. – (Памятники исторической мысли).

Бублер В.С. Цивилизация и культура. / В.С. Бублер. – М., 1993.

Будина О. Р.Этнографическое изучение города в СССР / О. Р. Будина, М. Н. Шмелева// Советская этнография. – 1977. – № 6. – С. 23-37.

Вагин В. Город как объект управления: основные концепции принятия политических решений в городах. Современные города как объекты изучения политических наук // Социология города [Электр. ресурс]. – Режим доступа: www.gumer.info/bibliotek_Buks/Sociolog/Vagin/

.Вагин В.В. Городская социология. Учебное пособие для муниципальных управляющих/ В. В. Вагин – М.: Московский общественный научный фонд, 2000. – 90 с.

.Вебер М. Избранное. Образ общества / М. Вебер. – М. : Юрист, 1994. – 704 с.

.Виденов М. Софийският език: Книга за всеки столичанин. – София: Унив.изд-во «Св. Климент Охридски», 1993. – 245 с.

.Визуальная антропология: городские карты памяти [Текст] / [под ред. П. Романова, Е. Ярской-Смирновой]. – М. : ООО «Вариант», ЦСПГИ, 2009. – 312 с

.Винер Б. Е. Полевая этнография в мегаполисе / Б. Е. Винер// Полевая этнография: Материалы международной научной конференции. – СПб., 2004. – С. 198-200.

.Вульф К. Антропология: история, культура, философия [Текст] / К. Вульф; [пер. с нем. Г. Хайдаровой]. – СПб.: Изд-во Санкт- Петербургского ун-та, 2008. – 280 с.

.Гельгардт Р.Р. О литературном языке в географической проекции / Р.Р. Гельгардт. // Вопросы языкознания. – 1959. – №3. – С.95-101.

.Город в процессах исторических переходов. Теоретические аспекты и социокультурные характеристики. – М.: Наука, 2001. – 392 с.

.Давыдов Ю. Макс Вебер и современная теоретическая социология / Ю. Давыдов. – М.: Мартис, 1998. – 510 с.

.Ерасов Б.С. Социальная культурология. Учебник для студентов высших учебных заведений. – Издание третье, доп. и перераб. / Б.С. Ерасов. – М.: Аспект Пресс, 2000. – 591 с.

.Замятин Л.П. «Образ города» как категория исторических исследований: подходы к изучению / Л.П. Замятин // Омский научный вестник. – 2012. – №1. – С. 27.

.Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Речь москвичей. Коммуникативно-культурологический аспект / М.В. Китайгородская, Н.Н. Розанова // РАН Ин-т РЯ им.Виноградова. – М.,1999. -395 с.

.Кром М. М. Историческая антропология [Текст] : пособие к лекционному курсу / М. М. Кром. – СПб. : Дмитрий Буланин, 2000. – 80 с.

.Крупянская В. Ю. Вопросы этнографического изучения быта рабочих / В. Ю. Крупянская // Этнографическое изучение быта рабочих. – М., 1968. – С. 12-17

.Лазарев А.Г., Шеина С.Г., Лазарев А.А., Лазарев Е.Г. Основы градостроительства. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2004. – 416 с.

.Ларин Б.А. К лингвистической характеристике города / Б.А. Ларин // Изв. ЛГПИ им. Герцена. – 1928. – Вып.1. – С.175-184.

.Ларин Б.А. О лингвистическом изучении языка города / Б.А. Ларин // Русская речь. -Л., 1928. – Вып.3. – С.61-74.

.Лебина Н. Б. Обыватель и реформы. Картины повседневной жизни горожан / Н. Б. Лебина, А. Н. Чистиков. – СПб, 2003. – 340 с.

.Матяш С. Человек в городе : Социол. очерки / С. Матяш. – Киев : Политиздат Украины, 1990. – 220 с.

.Островский В. Современное градостроительство: Пер. с пол. / Под ред.

В.В. Владимирова. – М., 1979. – 539 с.

.Парк Р. Е. Городское сообщество как пространственная конфигурация и моральный порядок / Р. Е . Парк // Социологическое обозрение. – 2006. – Т. 5. -№ 1. – С. 11-18.

.Птицына С.С. Теория сетевого общества М. Кастельса: теоретико- социологический анализ // Всероссийский журнал научных публикаций. – 2011. – № 3 (4). – С. 55.

.Рабинович М. Г. К этнографическому изучению города / М. Г. Рабинович, М. Н. Шмелева// Советская этнография. – 1981. – № 3. – С. 23-34.

.Рабинович М. Г. Очерки материальной культуры феодального города / М. Г. Рабинович. – М., 1988.

.Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города: Горожане, их общественный и домашний быт / М. Г. Рабинович. – М. : Наука, 1978.

.Ракова Л. В. Быт и культура городской молодежи / Л. В. Ракова. – Минск, 1989. – 127 с.

.Ритцер Дж. Современные социологические теории. /Дж. Ритцер. – СПб.: Питер, – 2002. – 688 с.

.Рыженко В. Г. Образы и символы советского города в современных исследовательских опытах / В. Г. Рыженко. – Омск : Изд-во ОмГУ, 2010. – 340 с.

.Словарь средневековой культуры / Под ред. А. Я. Гуревича. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОСПЭН), 2003. – 632 с..

.Смирнов С. А. Современная антропология: аналитический обзор [Текст] / С. А.Смирнов // Человек. – 2003. – № 4. – С. 86-94.

.Сойя Э. Как писать о городе с точки зрения пространства? / Э. Сойя // Логос. – 2008. – № 3. – С. 133.

.Старовойтова Г. В. Этнические группы в современном советском городе / Г. В.Старовойтова. – Ленинград : Наука, 1987. – 175 с.

.Трубина Е. Город в теории: опыты осмысления пространства [Текст] / Е. Трубина. – М. : Новое литературное обозрение, 2011. – 520 с.