Значение легенды о Федоре Кузьмиче Томском для истории и ее влияние на самосознание горожан

• Вид работы: Курсовая работа (т)
• Предмет: Культурология
• Язык: Русский , Формат файла: MS Word 28,58 Кб

Значение легенды о Федоре Кузьмиче Томском для истории и ее влияние на самосознание горожан

Курсовая работа

«Значение легенды о Федоре Кузьмиче Томском для истории и ее влияние на самосознание горожан»

Содержание

Глава 1 Подвижничество, как явление

.1Назначение и смысл православного подвижничества

.2 Старчество в контексте русской культуры

Глава 2 Взгляды исследователей на феномен Фёдора Кузьмича

.1 Жизнь и деятельность старца Фёдора Кузьмича, его духовный облик

.2 Монарх-монах: pro et contra

Глава 3 Осознание феномена Федора Кузьмича в современности

Заключение

Литература

Введение

Симптоматичен тот факт, что легенда о Фёдоре Кузьмиче Томском обладает неустаревающей актуальностью. Уже в современном старцу XIX веке молва о нём распространилась далеко за переделами Томска, Сибири в целом. Можно с уверенностью говорить о том, что и сейчас загадка Фёдора Кузьмича делает Томск необычайно привлекательным в глазах верующих людей, а его мощи служат местом паломничества, как это часто бывает с религиозными святынями.

Учитывая периферийность Томска, его территориальную и климатическую непривлекательность, следует отметить, что прецедент в виде Фёдора Кузьмича работает на имидж города, служит своеобразным маркером, так называемым брендом «Сибирских Афин». Таким образом, актуальность исследования обусловлена, в первую очередь тем, что в настоящее время Святой старец считается покровителем города Томска, и этот фактор влияет на современное отношение граждан города и к его личности. Отсюда напрямую формируется проблематика. Центральным вопросом является представление о том, как сказание о Фёдоре Кузьмиче влияет на сознание горожан.

Целью изучения данной проблемы является не только любопытство, но и желание понять секрет обаяния Фёдора Кузьмича, как и его влияния на горожан, показать воздействие легенды на народное восприятие.

Следовательно, объектом исследования является место подвижничества в истории России Фёдора Кузьмича, его жизнь, деятельность, и совокупность взглядов всех исследователей и горожан. Предметом же – жизнь и деятельность Фёдора Кузьмича в Томске. Этим определялись и задачи исследования:

. Изучить имеющиеся источники и литературу по данной теме.

. Углубиться в изучение социального аспекта феномена Фёдора Кузьмича.

. Провести социологическое исследование (опрос) на основе полученных результатов выявить современное отношение к святому покровителю города Томска.

Задачи, в свою очередь, реализуются посредством следующих методов: исторический, дескриптивный, компаративистский, синтетический, структурно-функциональный.

В процессе работы привлекается широкий спектр литературы. Наиболее полным, фундаментальным является труд В.И. Фёдорова «Александр Благословенный – святой старец Феодор Томский (монарх-монах). Именно в этой работе предпринимается всеобъемлющая попытка компиляции статей, выдержек из монографий разных лет: Л.Н. Толстой «Посмертные записки старца Фёдора Кузьмича», А.В. Адринов «Старец Фёдор Кузьмич», С.Я. Монахов «Кто он?», Н.И. Дмитриенко «Таинственный старец», Л.И. Игорев «И легендой можно спекулировать», В.И. Привалихин «Так был ли старец Федор императором Александром?» – вот лишь некоторые из них.

Глава 1 Подвижничество, как явление

Подвижничество, как духовный опыт, неотъемлемо не только от всех известных истории религий, но и вообще от всякой человеческой культуры, даже безрелигиозной. Все религии: язычество, буддизм, иудейство, магометанство и наконец – христианство, а также пантеизм, теософия, эзотеризм и подобные им мистические течения, имеют в основе своей подвижничество, отличное в какой-то степени от других, в силу различия догматики, присущей той или иной религии.

Смысл и цель подвижничества в версии православия заключаются в преломлении сквозь призму отдельно взятой личности христианских заповедей: любви к Богу и ближнему; любви к врагам и непротивлении злу, а кроме того в особом «срастотерпстве» подвижников, связанном с переживанием крестных мук Спасителя.

1.1Назначение и смысл православного подвижничества

Понимание подвижничества в контексте русской культуры можно определить как свободно-разумный подвиг и борьбу за достижение христианского совершенства. Примечательно и то, что подвижничество как таковое, не является целью – оно есть средство; проявление свободы и разумности человека, идущего по пути обожения.

Следует отметить, что подвижничество предполагает ряд духовных экзерсисов, к которым можно отнести суровый образ жизни, нищету, олицетворяющую свободу от власти вещественного мира; посты; ночные бдения; послушание, как победу над эгоизмом и индивидуалистическими устремлениями; отшельничество и как следствие – искания внутренней клети, где можно помолиться в тайне; целомудрие, как преодоление «комплекса плоти»; долготерпение и смирение; сострадание и милостыню, как выражение любви к Богу и ближнему; истовую веру, как подвиг любви к горнему миру.

Отечественная история знает немало примеров религиозно-нравственного подвижничества. В числе наиболее типичных видов подвижнической деятельности можно упомянуть затворничество, столпничество, постничество, ношение вериг, юродство, старчество, однако, в любом варианте подвижничество неоспоримо влияет на российское общество в целом, на культуру и ментальность россиян, заметно обогащает и, что более важно, одухотворяет их.

Русский тип святости, образ святого, «божьего» человека не имеет аналогов ни в западном христианстве, ни в византийской духовной традиции. Своеобразие русского типа выражается, прежде всего, в углублении нравственного начала, в полном и непосредственном осуществлении нравственных заповедей Христа, и наконец, в органическом единстве духовного созерцания и служения людям. Для русского типа святости не характерны радикальный, героический аскетизм древневосточной (египетской и сирийской) христианской традиции, не свойственен ему и возвышенный мистицизм греческой или католической святости. Русский святой выражает себя преимущественно через действенную любовь к миру, через кроткое смирение и сострадание. «В этом уничижении и кротости для него раскрывается – и здесь самая глубокая печать русской святости, – образ уничиженного Христа».

«Русский святой есть глубоко народный святой». Он будто удовлетворяет собой духовную потребность народа в совершенном, «ангельском» человеке. «Редкий русский человек, – пишет В.В. Розанов, – не переживает порывов к этой святости, хотя недолгих и обрывающихся. Вот этою стороною своей духовной жизни и живет русский народ, ею он крепок, через нее восстает из всяких бед… Параллельно с грубостью, ленью, пьянством, пороками, но в другом направлении, идет другая волна – подъема, раскаяния, порывов к идеалу» [1].

В.О. Ключевский в своей публичной лекции «Добрые люди Древней Руси» отмечает уникальную нравственную черту русского народа, заключающуюся в особом значении милостыни на Руси. В условиях общественной неурядицы, при недостатке безопасности для слабого и защиты для ближнего в русском человеке особое развитие приобретает подвиг сострадания к страждущему, выражающийся в личной милостыне. «Целительная сила милостыни, – подчеркивает В.О. Ключевский, – полагалась не столько в том, чтобы утереть слезы страждущему, уделяя ему часть своего имущества, сколько в том, чтобы, смотря на его слезы и страдания, самому пострадать с ним, пережить то чувство, которое называется человеколюбием». Ключевский приходит к следующему выводу: древнерусский благотворитель, «христолюбец» помышляет не столько об общественной пользе, сколько о своем духовном спасении. «Когда встречались две древнерусские руки, – заключает Ключевский свою мысль, – одна с просьбой Христа ради, другая с подаянием во имя Христово, трудно было сказать, которая из них больше подавала милостыни другой: нужда одной и помощь другой сливались во взаимодействии братской любви обеих». В этой особенности русского духа вовсе не следует видеть идеализацию народной жизни – напротив, как заметил Г.П. Федотов, «Идеализация русской жизни была бы извращённым выводом из сияния её святости» [4].

Дух русской святости особенно ярко проявляется в подвиге первых русских святых, «страстотерпцев» князей Бориса и Глеба. Характерно, что их почитание устанавливается как всенародное, инициируя церковную канонизацию. Суть их подвига состоит в том, что являясь невинными жертвами политического преступления, зная о намерении своего старшего брата погубить их, святые ничего не предпринимают для того, чтобы спасти свои жизни, но решают не оказывать никакого сопротивления, распустив свою дружину.

Мотивы их поведения определяются отнюдь не морально-политическими соображениями (например, идеей послушания старшему брату или заботой о политическом единстве). Весь смысл подвига князей заключен в идее непротивления. Подвиг непротивления есть исконный русский подвиг, настоящее религиозное открытие русского народа.

Обращаясь к другим агиографическим образцам, находим не менее драматичный случай, имевший место на рубеже XVIII-XIX веков. Согласно житию Серафима Саровского, некие разбойники, узнав, что к Святому часто приходят богатые посетители, решили ограбить его келью. Застав его в лесу во время ежедневной молитвы, они избили его и обухом топора проломили ему голову, но Серафим не чинил им препятствий, несмотря на то, что был в то время молодым и крепким человеком. Преподобный чудом остался в живых, но после того случая навсегда остался сильно сгорбленным. Позднее эти люди были пойманы и опознаны, но отец Серафим простил их; по его требованию они были оставлены без наказания.

«Оценивая нравственную сущность русской святости в целом, Г.П. Федотов указывает на ее светлую мерность», отсутствие радикализма, крайних и резких отклонений от завещанного древностью христианского идеала.

1.2 Старчество в контексте русской культуры

«Если хотите узнать основательно дух христианства, – пишет И.В. Киреевский, – то необходимо познакомиться с монашеством…». Это замечание светского писателя о сущности христианского подвижничества, обстоятельно развитое, художественно выраженное Ф.М. Достоевским в романе «Братья Карамазовы», представляется вполне справедливым. Монашество есть лучший цвет христианства, апогей христианства, наглядное отображение Евангельской жизни. «Свет монахам, – говорит Иоанн Лествичник, – Ангелы, а свет для мирских – монашеское житие». Этот ряд можно продолжить: цвет цвета христианства, лучшее выражение монашества – это старчество. Жаждущие духовного совета русские люди самого разного общественного положения и умственного развития, начиная с мужика, мещанина и заканчивая столичным чиновником, а то и вовсе – престолонаследником, в разное время устремлялись к старцам. Известно, что у старцев отметились и известные писатели: Н.В. Гоголь, И.В. Киреевский, К.Н. Леонтьев, Л.Н. Толстой, B.C. СоловьЁв, а Ф.М. Достоевский, находясь под впечатлением от бесед со старцем Амвросием, в 1877 году создаёт роман «Братья Карамазовы». Являясь признанным знатоком своего народа и его духовных потребностей, Достоевский отмечает: «Для смиренной души русского простолюдина, измученной трудом, горем, а главное всегдашнею несправедливостью и всегдашним грехом, как своим, так и мировым, нет сильнее потребности и утешения как обрести святыню или святого, пасть пред ним ниц и поклониться ему: «Если у нас грех, неправда и искушение, то все равно, есть на земле там-то, где-то святой и высший; у того зато правда; значит не умирает она на земле, а стало быть, когда-нибудь и к нам перейдёт и воцарится по всей земле, как обещано».

Итак, что именно делало старцев столь нужными, столь искомыми в русской религиозной жизни? Институт старчества в России выполняет в структуре социума некоторую социокультурную роль, хотя эта роль заведомо не главная в его служении, а сама персона старца несводима к ней.

По всей видимости, дело не только и не столько в харизме, сколько в обладании старцем личным (а не только делегированным Церковью) моральным и духовным авторитетом, духовными дарами, претворёнными в ходе личного приобщения к Божественной реальности – прозорливость, чудотворение, пророчество.

Зачастую старцу ошибочно приписывают функции знахаря-колдуна-гадателя. Однако от всего этого спектра роль старца резко отделяется своей христоцентристской природой, тем, что харизма и сила старца укореняются в любви Христовой, которая проявляется не в магических манипуляциях, а в личном общении и Богообщении.

Итак, ввиду выше сказанного можно сделать следующие выводы: во-первых, духовная практика старчества – практика особого порядка, которая создаётся для обретения мистико-аскетического опыта (специфическая форма трансцендирования, преодоления здешнего бытия). Во-вторых, в рамках исихастской традиции издавна существовало стремление старцев к выходу в мир. Этот выход выражался в широком общении с простыми мирянами, в служении миру в качестве духовного помощника, советника и наставника, яркого примера истинной христианской жизни. Огромная слава и популярность, которую быстро снискало старчество, тяга к старцам, множество зримых плодов их служения – все это неопровержимо доказывало, что в русском старчестве родилась новая плодотворная форма контакта – форма, отвечающая особенностям русского православного менталитета и его нуждам. В-третьих, на долю старцев выпадало немало испытаний, которые бывали тяжелыми и суровыми, а иногда включали элементы, по обычным мирским меркам, являющиеся прямым унижением и издевательством. Безусловно, такого рода жёсткая дисциплина органически возникает из самой стихии подвига.

Рассмотрев старчество, как явление, раскрыв его духовно-антропологический смысл, следует взглянуть на феномен русского старчества в его исторической конкретности:

Истинное старчество никогда не исчезало из жизни Православной Церкви, хотя порой и оскудевало число носителей этого дарования. С конца XVIII в., вопреки притеснениям монашества в петровской и послепетровской России, начинается нечто, напоминающее великое монашеское строительство, зачинателем которого был преподобный Сергий Радонежский в Московской Руси XIV-XV вв. Масштаб нового движения гораздо меньше, но, тем не менее, вновь в Брянской, Калужской и других губерниях центральной России возникают места пустынножительства, где иноки устраивали строгое молитвенное житие. Этот период отмечен целым сонмом великих старцев.

Среди святых сибирской земли особое место занимает праведный Феодор Томский и не в последнюю очередь из-за нарочитого сходства с личностью императора Александра Первого. Высота христианского подвига и тайна происхождения местночтимого святого будоражат умы религиозных и светских мыслителей уже не одно столетие вплоть до сегодняшних дней.

Глава 2 Взгляды исследователей на феномен Фёдора Кузьмича

Феномен Фёдора Кузьмича имеет под собой глубинную историческую подоплёку – по народной легенде, под этим именем провёл свои последние годы российский император Александр Благословенный. Ответ на вопрос о происхождении легенды кажется очевидным, учитывая таинственную и загадочную «смерть» монарха – «на каждом шагу встречаются противоречия, недомолвки, очевидные неточности и даже несообразности». [11. С. 296] Недаром Вяземский обронил об Александре I: «Сфинкс, не разгаданный до гроба». Вполне вероятно, что и после гроба.

Между тем, уже в XIX веке личность Фёдора Кузьмича начинает пользоваться заслуженным пиететом, а таинственные посещения и внезапные визиты к нему каких-то господ возбуждали толки относительно его происхождения. Сам же он старательно избегал подобных разговоров и не обнаруживал никаких признаков самозванства. Нужно обладать редкими качествами и иметь за плечами достаточно блестящее прошлое, чтобы возбудить в то время в Сибири столь живой и неподдельный интерес. В пользу принадлежности старца к августейшей фамилии недвусмысленно свидетельствовали его статность; обходительные манеры – современниками неоднократно фиксировались «особенный поворот головы, движения рук, как бы привыкшие не к крестному знамению, а к повелению» [6. С. 91]; грамотность и просвещённость – так, например, рассказывая о реалиях войны 1812 года, Фёдор Кузьмич сообщал такие подробности, что даже его знакомые из образованных ссыльных, священники, казаки, солдаты не переставали удивляться.

Личность Фёдора Кузьмича помимо своего загадочного происхождения заслуживает серьёзного внимания ещё и как продукт религиозных воззрений начала XIX в. Он контрастировал с юродствующими обличителями, как и с пессимистически настроенными религиозными мистиками вроде Феодосия Левицкого. Он не проповедовал богословских теорий и не выказывал никаких признаков принадлежности к сектантству или масонским ложам. При этом он обнаруживал вполне адекватное, современное для того времени отношение к религии.

Словом, существует множество прямых и косвенных фактов, если не доказывающих, то, во всяком случае, исподволь намекающих на тождество старца Фёдора Кузьмича и императора Александра Первого. В данной связи необходимо установить причинно-следственные связи между ними: для этого предстоит досконально рассмотреть сперва фигуру Александра Благословенного (причина), затем фигуру Феодора Томского (вероятно, следствие) и в заключение – соотнести взгляды исследователей на них обоих.

2.1 Жизнь и деятельность старца Фёдора Кузьмича, его духовный облик

Первое свидетельство о Фёдоре Кузьмиче датируется 4 сентября 1836 года, когда к одной из кузниц близ Красноуфимска подъехал мужчина преклонных лет и попросил кузнеца подковать его лошадь. Документов при нем не обнаружили, и он без всякого сопротивления был задержан и доставлен в суд. На допросе он назвал себя крестьянином Фёдором Кузьмичём, при этом добавил, что ему семьдесят лет, неграмотен, вероисповедания греко-российского, холост, жил у разных людей, напоследок решил отправиться в Сибирь. От дальнейших показаний решительно отказался, объявив себя непомнящим родства бродягою.

На основании существующих тогда законов Красноуфимский уездный суд «присудил бродягу Фёдора Кузьмича к наказанию плетьми 20-ью ударами и к отдаче в солдаты, куда окажется годным, а в случае негодности – к отсылке в херсонскую крепость, за неспособностью к работам – к отсылке в Сибирь на поселение» [8. С. 141]. И здесь вот что любопытно – старец приговором остался доволен, но, сославшись на неграмотность, доверил расписаться за себя мещанину Григорию Шпыневу. Между тем доподлинно известно, что Федор Кузьмич был не просто грамотным человеком, но и владел языками, был прекрасно образован. И всю жизнь опасался, что образец его почерка попадёт к властям.

Известно, что во время следования этапным порядком по сибирским дорогам Фёдор Кузьмич своей услужливой заботой о слабых и больных расположил к себе ссыльных, тем самым заложив основу своей будущей популярности. Первые пять лет своей ссылки Фёдор Кузьмич прожил в селе Зерцалы под Томском. Заметив желание старца удалиться от людей, казак Семён Сидоров построил ему келью в станице Белоярской.

Жизнь Фёдор Кузьмич вёл аскетическую – не ел жирной и сладкой пищи, хотя местные жители буквально заваливали его пирогами и шаньгами; много и усердно работал, помогая крестьянам; знакомил детей с географией и историей. И в бытовом разговоре старец демонстрировал поразительное знание петербургской придворной жизни и этикета. Знал наперечёт всех государственных деятелей и давал им довольно меткие характеристики. Рассказывал об Аракчееве и его деятельности; нередко вспоминал о Суворове и Кутузове. О последнем говорил, что тот настолько великий полководец, что даже царь завидовал ему. При этом следует заметить, что Фёдор Кузьмич не любил вспоминать об императоре Павле I и ни коим образом не касался характеристики Александра Павловича.

Взрослых людей старец увлекал не только религиозными беседами, но и рассказами о событиях Отечественной войны. Незаметно для себя самого вдавался иногда в такие мелкие подробности и такое широкое знание военной тактики, что его слушатели, в том числе и казаки – невольно дивились этому. «Видно, не простой он был человек в своё время, – говорили они между собой. – Не был ли он когда-нибудь офицером?» [17. С.155].

«Огромного роста, большой силы, голубоглазый старик в белой полотняной рубахе не вызывал жалости – он поднимал на вилы целую копну сена и легко ворочал бревнами. Это был добрый и умный богатырь, искупающий старые грехи» [2. С. 85].

Все понимали, что он птица высокого полёта, спрашивали, не тяготит ли его нынешняя жизнь, полная лишений. Старец улыбался в ответ и говорил примерно следующее: «Почему вы думаете, что моё нынешнее положение хуже прежнего? Почему вы думаете, что сейчас моё положение хуже, чем когда-то прежде? В настоящее время я свободен, независим и, главное, спокоен. Прежде нужно было заботиться о том, чтобы не вызывать зависти, скорбеть о том, что друзья меня обманывают, и о многом другом. Теперь же мне нечего терять, кроме того, что всегда останется при мне – кроме слова Бога моего и любви к Спасителю и ближним. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе…». [20. С.157].

Императора Александра опознал в старце местный священник отец Иоанн Александровский. В прошлом он был выслан из Петербурга в Белоярскую за какую-то провинность. Священник неоднократно и открыто заявлял, что не мог ошибиться, так как видел императора много раз. Все это заставило Федора Кузьмича жить в своей келье почти безвылазно, пока, наконец, он не решился покинуть станицу Белоярскую.

Многие зажиточные крестьяне звали его к себе, но старец выбрал избушку беднейшего крестьянина Ивана Малых. Тот только что окончил срок каторжных работ, жил с большой семьёй, в кругу которой старец провел зиму. Затем крестьяне соорудили ему из старого овечьего хлева новую келью. Здесь Федор Кузьмич прожил десять лет.

В 1849 году старец перебрался в келью, построенную для него крестьянином Иваном Латышевым близ села Краснореченского, рядом с пасекой. Об этом периоде сохранилось воспоминание, как Фёдора Кузьмича навещал архиерей Афанасий Иркутский. Местных жителей поразило то, что беседовали они на иностранном языке – скорее всего, на французском. На этом языке старец общался и с другими знатными посетителями.

С.Балашов пишет, что старец «при жизни не подтверждал своего царственного происхождения, но и не отвергал существующую уже тогда легенду, при этом он не знал или «забыл» то, что невольное признание вырвалось у него три раза. Вот эти три случая. [17. С. 267]

.Однажды в присутствии старца рабочие запели песню «Ездил Белый русский Царь», в которой рассказывалось о победоносном шествии Александра Благословенного на Париж. Фёдор Кузьмич, услышав её, задрожал, заплакал, а потом и вовсе велел прекратить пение.

.Плотник Семён Андреев, часто бывавший у Фёдора Кузьмича рассказывал: «Бывало, пойдёшь с Фёдором Кузьмичём гулять по полю или по лесу, а он идёт и про себя под нос бурчит: «Был царь, теперь бродяга…»

.Последние годы Фёдор Кузьмич жил в доме купца и золотопромышленника Семёна Феофантьевича Хромова. Однажды Хромов – читал вслух со своими знакомыми какую-то книгу, где передавалась беседа Александра с Наполеоном. Вдруг из боковушки, где молился старец, послышались слова: «Никогда я этого не говорил ему…». Затем старец отрёкся от своих слов, сказав, что Хромову почудилось.

Следует привести ещё несколько красноречивых фактов из биографии Феодора Томского.

Отец Георгий Белоусов слышал о том, что один из ссыльных солдат узнал в старце Фёдоре императора Александра и пал перед ним на колени. Фёдор Кузьмич поспешил поднять его на ноги и просил никому не говорить, кто он. Но солдат не послушался и рассказал».

Со слов священника Тыжнова, старец при оправе иконы в рамку вложил букву «А», сказав при этом: «Под этой литерой хранится тайна – вся моя жизнь» [20. С. 110].

Однажды при починке рамы окна кельи Фёдора Кузьмича его сильно беспокоили. Старец не вытерпел и, рассердившись, гневно сказал: «Перестаньте! Если бы вы знали, кто я, вы бы не осмелились меня так беспокоить. Стоит мне написать одну строчку в Петербург, и вас здесь не будет!»

Есть мнение, что старец Фёдор Кузьмич не причащался, мотивируя это тем, что он уже отпет.

«Это Бог знает, – тихо проговорил Фёдор Кузьмич в ответ на предложение назвать имя своего ангела для помина души. Имена родителей он также назвать отказался, сказав лишь, что Святая Церковь за них молится.

Семён Хромов рассказывал, будто ему больше посчастливилось. 19 января 1864 года Хромов нанёс визит старцу с целью проведать его, так как тот был болен и слаб. Упав на колени, он задал вопрос: «Есть молва, что ты, батюшка, не кто иной, как Александр». Фёдор Кузьмич невозмутимо ответил на это: «Чудны дела твои, Господи… нет тайны, которая не откроется». На другой день старец продолжил разговор следующими словами: «Панок, хоть ты и знаешь, кто я, но когда умру, не величъ меня – схорони просто» [20. С. 143].

В день приставления, старец указал Хромову на холщовый мешочек, висевший на стене его кельи, после чего произнёс слабеющим голосом: «В нём моя тайна!» После смерти старца Хромов обнаружил в этом мешочке две записки, представляющие собой узкие полоски бумаги, одна из которых содержала молитву, другая – зашифрованные письмена. Согласно одной из версий тайнопись воспроизводится как: «Но когда Александр молчит, Павел не возвещает», то есть, когда Александр молчит, его не терзают угрызения совести относительно Павла.

По версии Барятинского, слово «струфион» во второй записке означает «страус», поэтому фраза переводится так: «Я (то есть, Фёдор Кузьмич) скрываю тебя, Александра I, как страус, прячущий голову под крыло». Но эта короткая фраза может означать и куда более простое толкование: «Александр скрылся как страус. Общеизвестно, что страус при опасности прячет голову в землю, и царь решил спрятаться в земле русской, уйти в народ, в безвестность.

Закономерен вопрос: «Откуда старец, если это Александр I владел искусством шифровки?» Виктор Фёдоров находит этому разумное объяснение – именно на 19 век приходится расцвет русской военной разведки. «Необходимо помнить, что Александр I – не первый русский царь, знакомый с тайнописью. Ещё царь Алексей Михйлович пользовался в переписке шифрами, и даже сам составлял шифры, причём весьма профессионально. Выходит, Фёдор Кузьмич, как бывший император, мог пользоваться прежними знаниями и даже намерено усложнить код шифровки», используя помимо масонского шрифта причудливую смесь из андреевского креста, латыни и французского.

После кончины Фёдора Кузьмича из его сундука при свидетелях доставал икону Божьей Матери, ту самую, которую, как оказалось, взял из Александро-Невской лавры перед отъездом в Таганрог.

В сундуке нашли дорогой перстень, письмо Наполеона к Александру и, наконец, свидетельство о браке в Белой Церкви великого князя Александра Павловича с Елизаветой Алексеевной. Все эти вещи Хромов повёз в Петербург. Вещи у него изъяли, его долго допрашивали и велели держать язык за зубами, потому что монархическим кругам легенда о монархе-монахе была крайне невыгодна.

Похоронили старца, как он и завещал, в томском Алексеевском монастыре. Над могилой был поставлен крест, выкрашенный белой краской, с надписью: «Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Феодора Козьмича». Слова: «Великого Благословенного» власти велели скрыть. Но со временем надпись вновь себя обнаружила.

Интерес к его персоне не ослабевал, а споры о его происхождении не утихали. Л.Н. Толстой написал «Посмертные записки старца Фёдора Кузьмича» по мотивам общения со старцем, историк-архивист Иван Василич – документальную книгу.

Пётр Россиев в своей заметке «Старец Фёдор Кузьмич» показал, как чтит народ память о старце. «Мне довелось быть в Сибири, когда разгоралась война с Японией, и я воочию увидел какой ореол благоговения сияет вокруг могилы Фёдора Кузьмича. Серафим Саровский, Амворсий Оптинский и другие старцы ещё при жизни служили примером кротости, но они всё же были простыми смертными, а Фёдор Кузьмич «вышел-де из дворца». Призванные на войну, припадали к его могиле за отеческим благословением. В этом чувствуется не одна только вера в старца. Нет, здесь нечто большее: взгляд народа на старца Фёдора как на отца, вследствие тождества – царь есть отец. И среди туляков, и среди сибиряков. И вообще, когда речь заходила о Фёдоре Кузьмиче, обыкновенно приходилось слышать, что в соборе Петропавловской крепости погребён не Александр Благословенный, а очень похожий на него солдат».

Есть сведения, что на могилу старца отметились представители знати и царедворцы. Александр III, будучи великим князем, посещал Томск как инкогнито. Тайный советник Галкин-Врасский во время остановки в Томске в 1882 году осмотрел келью старца и провёл там панихиду, после чего, выдав Хромову 50 рублей, распорядился установить новую оградку, крест и медную доску. Перевезти останки старца в Петербург не удалось, так как его могила находилась в ограде Алексеевского мужского монастыря и, следовательно, охранялась духовными лицами. В противном случае, тайное стало бы явным» (222 с.). В 1891 году во время своего пребывания в Томске келью Фёдору Кузьмича посетил цесаревич, будущий государь Николай Александрович. «Неоднократно посещали келью и могилу старца министры, генералы, статс-секретари и другие высокопоставленные лица». (177 с.)

Самым деятельным среди почитателей старца в начале ХХ века являлся настоятель Алексеевского мужского монастыря архимандрит Иона. Он собирал о старце различные сведения, записывал рассказы о нём как об исцелителе недугов и как о великом подвижнике. Есть основания считать, что настоящее имя старца было известно Ионе, который исповедовал старца 20 января 1864 года. В этом смысле помочь восстановить истину по вопросу Фёдора Кузьмича могла бы и церковь, которая, собственно, уже признала аргументы касательно тождества Александра и Феодора Томского путём сохранения его мощей как бесценной реликвии. Рассмотрим взгляды светских исследователей по данной проблеме.

2.2 Монарх-монах: pro et contra

«Что могло побудить урождённого Романова, правившего государством четверть века, прибавившему территории империи, разгромившему Наполеона, открывшему в своё царствование четыре университета при имевшемся до него одном, сделавшего ещё массу доброго во благо России и всей Европы, – зачем ему нужно было принимать чужое обличье и бежать, где-то таиться, через 11 лет объявиться на Урале, бродягою представляться, брести по этапам, умерщвлять плоть, заниматься чуждым делом врачевания, просвещения малограмотных сибирских жителей?» – вопрошает томский писатель Валерий Привалихин в статье «Так был ли старец Фёдор императором Александром Первым?».

«Для того чтобы ответить на этот ёмкий вопрос, надо хотя бы мысленно поставить себя на его место и быть при этом, по меньшей мере, верующим христианином» – парирует Виктор Фёдоров, крупнейший исследователь феномена старца Фёдора Кузьмича, систематизатор фактов его биографии, апологет версии инсценировки смерти Александра I и его последующего перевоплощения. В своём труде «Александр Благословенный – святой старец Феодор Томский» он убедительно излагает свою позицию и находит множество побудительных мотивов, достаточных для отречения Александра от престола, его ухода от мира. Первая и главная причина – грех цареубийства, чувство вины за смерть своего отца, Павла I. Кроме того, Фёдоров называет и другие факторы, в числе которых глубокая религиозность; пророчество инока Авеля, которое гласит: «…подвиг царского служения заменит Он подвигом поста и молитвы и праведным будет в очах Божиих…»; сложные взаимоотношения с императрицей все тридцать два года супружества; смерть малолетних дочерей и отсутствие сына-наследника; невозможность дать измученной России обещанную при восшествии на престол конституцию, сепаратистские тенденции в лице тайных обществ и т.д.

Строго говоря, существуют две полярные точки зрения – одни находят легенду о монархе-монахе не просто красивой, но и правдивой; считают, что без признания этой легенды невозможно нарисовать духовный образ покойного Александра Павловича, ведь именно легендой объясняется и исчерпывается масштаб его личности, сочетающей в себе столь противоречивые черты: скрытность и искренность, гордость и скромность, царственное величие и сознание ничтожности.

«Я давно уже признаю эту легенду историческим фактом. Я давно уже горжусь тем, что русская история дала такого необыкновенного царя… И я убеждён, что таким мог быть только русский царь…» – утверждает некто Д.Д. в статье «Одна из последних легенд». «И христианская церковь может только гордиться тем фактом, что именно она так крепка и несокрушима, что даже царь, став истинно верующим, решил поменять царскую корону на венец святого…» – вторит ему Виктор Фёдоров. [20. С.294] В знак своей правоты Фёдоров помимо ряда косвенных фактов – таких, как поразительное внешнее сходство личностей (один и тот же рост, один и тот же цвет глаз, одинаковая плешивость, немного заметная сутулость при ходьбе, один и тот же голос, одна и та же привычка держать левую руку на груди на военный манер и т.д.); общность привычек (правильная разговорная речь императора и старца, нежелание императора и старца, чтобы им целовали руки, закаливание здоровья в воспитании императора и в жизни старца, часто употребляемое слово «панок» и т.п.) приводит четыре прямых, действительно заслуживающих внимания, факта:

Первый – протокол вскрытия «императора». «Достаточно прочитать этот сфабрикованный документ полностью, чтобы понять, что хоронили двойника (тело унтер-офицера Струменского). Всемирно известные медики впоследствии дали категоричное утверждение, что покойный не мог умереть от лихорадки или тифа на основании состояния селезёнки, и наиболее вероятная смерть – истязание или сотрясение мозга (яда в организме не обнаружено). Кроме того, в отдельных публикациях говорится о том, что доктор Виллие, запротоколировавший смерть императора, получил накануне от последнего 80 тысяч рублей – баснословные, по тем временам, деньги. Получил за что? Не за то же, что своим лечением подвёл августейшего пациента к могиле? Скорее – за фальсификацию документа. Не остались в обиде и другие посвещённые – члены массонской ложи. Вот лишь несколько фамилий: генерал-майор Н.М. Бороздин, будущий шеф жандармов А.Х. Бенкендорф, будущий министр полиции Балашов, сенатор П.И. Голенищев-Кутузов. Наверняка, они знали о подлоге, но открыться ни до ухода императора, ни, тем более, после, не могли.

Второй факт – так называемая «посмертная маска Александра I». Сделана самим императором с себя 11 ноября 1825 года. У Александра была плешивость, но рос волос по бокам и были бакенбарды. Не могли же мёртвого императора наголо побрить? Все посмертные маски делаются так, что глаза открыты. При этом сохраняется подобие волос, как при жизни.

Третий – почерковедческая экспертиза двух записок старца и трёх писем императора. Проводилась 8 месяцев. Был сделан вывод, что «почерк, вероятнее всего, принадлежит одному лицу».

Четвёртый факт – гробница Александра I пуста. На это указывают многочисленные свидетельства.

Другие исследователи (С.Б. Окунь, Н.Н. Белянчиков и другие) относятся к легенде, по меньшей мере, скептически, местами даже иронически; они приводят несколько десятков фактов, опровергающих перевоплощение Александра в старца. Очень радикально высказывался по этому поводу Захар Барша в статье, изданной в Томске более ста лет назад: «Сибирь, как известно, относится с большим доверием к разным проходимцам. Несколько лет тому назад какой-то ссыльнопоселенец Фёдор Кузьмич приобрёл массу поклонников, выдавая себя за какое-то важное инкогнито. «Листы посыпались бы с дерев, если бы, детушки, знали вы, кто я!» – говорил он» Здесь явственно прослеживается небрежное обращение с фактами, «как говорится, комментарии излишни – дёшево и сердито» – подытожил Викор Фёдоров.

Все возражения противников сводятся, по сути, к следующему: «версии о перевоплощении Александра I в старца Фёдора Кузьмича игнорируют такие документальные материалы, как подробнейшие бюллетени о ходе болезни Александра I, акты вскрытия тела, официальные донесения о болезни и смерти императора, посланные генералами свиты П.М. Волконским и И.И. Дибичем. Наконец, имеются письма императрицы Елизаветы Алексеевны, находящейся при муже до самой его кончины, а также письма придворных дам – княгини Волконской и камер-фрейлины Валуевой». Все эти доводы на редкость прямолинейны и «узколобы». Справедливости ради, следует отметить, что зачастую в своих подозрениях скептики не заходят дальше чисто внешних разночтений в диаде монарх-монах. Ниже приведены отдельные выдержки из статьи Н.Белянчикова:

«Александр I был очень близорук. Однако никто из знавших старца не упоминает о том, что он носил очки».

«Никто не говорит также, что у него была потливость ног и что поэтому он их часто мыл. Александр же страдал такой потливостью…».

«Никто не говорил и о глухоте Фёдора Кузьмича, ведь Александр, как известно, был глух на левое ухо…».

Любопытно, что на каждый из этих аргументов Виктор Фёдоров приводит контраргумент.

Валерий Привалихин также выражает серьёзные сомнения в том, что Александр Благословенный и святой старец Феодор Томский – это одно и то же лицо, две крайности одной и той же сущности. Подкрепляя положения своей теории, он оперирует спекулятивными и в чём-то абсурдными фактами: «…к примеру, долгожительство старца Фёдора Кузьмича. Царь Николай I прожил 60 лет, великий князь Константин – 52. Что ж, жаловавшийся брату Николаю и его жене на ослабление здоровья и ухудшение самочувствия, будучи ещё сорокадвухлетним, царь Александр в Сибири поправил здоровье, и не просто поправил, а достиг возраста долгожителя?». Далее автор продолжает: «Александр был склонен к облысению, на портретах последних лет это видно. Можно представить, сколько бы осталось на его голове волос, прожив он вдвое больше своих сорока восьми».

В то же время можно привести примеры, идущие вразрез с общепринятым мнением о слабом здоровье Александра. Так, например, современник Александра Батеньков (тоже масон) в юности много болел, во время войны с франузами был изувечен так, что с поля боя его даже не стали подбирать. Но выжил. Николай I за связь с декабристами упрятал его в каземат, где Батеньков отсидел свыше 20 лет, и после этого прожил ещё не один десяток лет, часть из которых прошла в Томске. У Александра же и жизнь была спокойнее, и питание лучше, а из всех ранений – разве что лошадь однажды в ногу лягнула. Так почему бы ему в таком случае не прожить 87 лет?

Резюмируя всё выше сказанное, нельзя не отметить, что историографы и просто учёные энтузиасты не прекращают биться над тайной Фёдора Кузьмича в надежде установить, наконец, историческую справедливость.

Исследователи, ратующие за точку зрения, что старец и император Александр – одно и то же лицо, ссылаются на одинаковые черты характера, внешности, привычки, приводя при сопоставлении до 130 такого рода фактов. Фактов же, доказывающих обратное, единицы.

Оригинальный взгляд на феномен Фёдора Кузьмича содержится в повести Агнии Кузнецовой «Долли». Описывая пушкинскую эпоху и его современников, автор посвящает главу легенде о старце Фёдоре. Устами своего героя Кунецова выражает резко негативное отношение к отречению императора от престола. «Уход из мира совершали предельные эгоисты ради спасения самих себя, только себя и своей души… А уход из мира царя – это его позорнейший поступок. Он бросил не только родных. Но и возложенную на него миссию и трусливо скрылся в сибирских лесах. Он ловко снял с себя ответственность за расправу над декабристами и перед Богом и перед народом». Разумеется, этот укор имеет право на существование. Но быть может, виной тому, что император сложил с себя полномочия, не «предельный эгоизм», но в силу некоего вызова обществу, его несовершенству.

Глава 3 Осознание феномена Федора Кузьмича в современности

кузьмич православное подвижничество

Если же говорить об общественном долге и о грехах Александра, то их у него значительно меньше, чем было у кого-либо из русских царей. Александр I сделал немало хорошего для России, а в чём-то превзошёл и самого Петра Великого. Сталину было невыгодно, чтобы о царствовании Александра знал советский народ – перестройка в обществе с необходимостью предполагает перестройку в истории, во взглядах на ту или иную эпоху. Вот почему совковый менталитет питали классовыми предрассудками, нескрываемой неприязнью к монархии, отсюда и нейтрально-прохладное отношение к загадке Фёдора Кузьмича. «Если царь – значит лжив, хитёр, коварен, развратен, ленив. И обязательно дурак». В годы правления И.В. Сталина часовня на месте захоронения Фёдора Кузьмича была разрушена, и на её месте теперь стоит чей-то гараж» – не без грусти констатирует В. Фёдоров.

Времена меняются, а значит, меняется отношение к событиям. Сейчас уже и потомки царской династии, бывавшие в Томске, открыто признают в печати, что святой старец Феодор Кузьмич – это Александр Благословенный. В своём выступление на радио епископ Томский и Асиновский Ростислав, на вопрос, верит ли он, что это одна и та же личность, ответил положительно. Примечательно, что современная наука с тех пор заметно продвинулась, возможности её становятся несравненно больше. Более того, церковь выступает ходатайствует о генетической экспертизе мощей старца и матери императора Марии Фёдоровны с целью дать окончательное заключение по идентичности. Тем более что подобный анализ практиковали при идентификации останков Николая II.

На месте кельи старца после его смерти забил родник, вода которого с тех самых пор считается целебной. Семен Хромов основал там Федоровский мужской монастырь, позднее вошедший в состав томского Богородице-Алексиевского монастыря. Царь Николай Второй приезжал сюда, хотел на месте кельи начать возведение каменной церкви и детского приюта. Благословение на строительство было получено от отца Иоанна Кронштадтского. Однако первая мировая война и Октябрьский переворот помешали осуществлению этого проекта. Успели, однако, построить часовню на могиле старца.

После Октябрьского переворота могилу Фёдора Кузьмича разорили. В 1923 году многие горожане стали свидетелями явлений старца в Томске.

Прославление Фёдора Кузьмича состоялось в 1984 году по благословению Святейшего Патриарха Пимена. Тогда было установлено празднование в честь Собора сибирских святых, в число которых включили, конечно, и старца Фёдора – небесного покровителя Томска. Тогда же была написана и его икона.

В начале 1990-х годов начались поиски мощей старца. «Нашли косточки Федора Кузьмича там, где им и положено было быть – на месте часовни, построенной в его память. Когда семинаристы стали доставать из зловонной ямы мощи, прибежали представители комитета по защите памятников, заявили, что мэрия, разрешив раскопки, превысила свои полномочия. Семинаристы под эти безумные выкрики продолжали работать. Кости омыли и сложили в специальный сосуд, который был помещен в храме монастыря. День 5 июля, когда томские христиане обрели мощи старца, стал ещё одним православным праздником.

Следующей важной вехой посмертной «жизни» Фёдора стал 2001 году, когда, в день всех российских святых, в честь старца воздвигли часовню-келью.

В минувшем 2010 году в рамках программы «Сохранение деревянного зодчества» была обозначена необходимость восстановления уникального исторического комплекса «Усадьба старца Фёдора Кузьмича», причём два здания в составе комплекса реконструируют в соответствии с нуждами гостиницу, духовный центр и библиотеку.

Заключение

Сведения о том, что император Александр Благословенный не умер, но инсценировал свою смерть, уйдя скитальцем по России появились уже в первые недели после этой инсценировки. В частности в народе говорили, что «Государь бежал под скрытием в Киев и там будет жить о Христе с душею и станет давать советы…».

Споры о том, был ли и в самом деле старец Феодор Кузьмич императором Александром I ведутся больше полутора столетий. Строго говоря, их следовало бы прекратить уже в 1913 году, после опубликования исследования В.В. Барятинского «Царственный мистик», в котором автор приводит как минимум шесть аргументов в пользу идентичности царя Александра Первого и сибирского старца Феодора Кузьмича. Однако до революции правящая династия не отваживалась раскрыть свой обман. Великий князь Николай Михайлович и вовсе издал в 1907 году книгу, «разоблачающую» неприятные для двора слухи. А когда к власти пришли большевики, сказать правду нельзя было уже по другой причине: это облагородило бы образ царя, которого советские авторы рисовали мракобесом и губителем всего живого.

Сегодня, с заметным послаблением цензуры, можно высказывать самые смелые инсинуации относительно происхождения Фёдора Кузьмича, сводя воедино разрозненные биографические сведения о нём, притом большинство исследователей высказываются «за» чудесное перевоплощение монарха в монаха. Городская общественность также предпочитает верить легенде, тем более, что прямых доказательств, опровергающих её пока что не представлено. Этот тезис подтверждает одноимённый социологический опрос: из 100 респондентов (опрашивалась, в основном, молодёжь, студенты томских вузов) 60 % хорошо знакомы с местной легендой о старце Фёдоре Кузьмиче. Из них 45% аудитории уверены в том, что скоропостижно скончавшийся Александр Благословенный с успехом инсценировал собственную смерть и ударился в другую крайность, казалось бы, противоречащую жизни августейшей особы. 15 % опрошенных отвергают версию тождества Александра с Фёдором Кузьмичём, хотя и находят такую легенду полезной в целях маркетинга территории. Таким образом, резюмируя выше сказанное, можно сделать следующий вывод: образ Фёдора Кузьмича, как и связанная с ним городская легенда, оказывают позитивное воздействие на самосознание горожан, их самоидентификацию.

Литература

.Барятинский В.В. Царственный мистик (император Александр Первый – Фёдор Кузьмич. – Лондон, 1912. – 349 с.

2.Барш З. Ссыльно-поселенец Фёдор Кузьмич // Сибирская газета. Томск. 1887. №1-17.

.Бердяев Н. А. Судьба России. Самосознание. – Ростов н/Д: Изд-во «Феникс», 1997. – 544 с.

.Большая Советская Энциклопедия. М., 1971. Т. 6. С. 422.

.Голицын Н.С. Народная легенда об Александре – отшельнике // Русская старина. 1888. № 11.

.Гурьев Н.А. Таинственный старец. Томск, 1900.

.Игорев Л.И. легендой можно спекулировать (О старце Фёдоре Кузьмиче) // Красное знамя. 1970

.Ключевский В. Добрые люди Древней Руси. – Сергиев Посад, 1892. С. 2.

.Козуров В. Несостоявшееся чудо. Миф или реальность? // Красное знамя. 1967.

.Кузовников Р. Кто был старец Фёдор Кузьмич? // Исторический вестник. 1895. № 5.

.Кузнецова А. Долли // Октябрь. 1985. № 3.

.Кунтиков И.Н., Денисьев В.И. Легенда и документы о смерти Александра I. // Советские архивы1966. № 3.

.Любимов Л.Д. Тайна старца Фёдора Кузьмича // Вопросы истории. 1966. № 1.

.Монахов С.Я. Кто он? Исторический очерк. М., 1906.

.Окунь С.Б., Белянчиков Н.Н. Существует ли тайна Фёдора Кузьмича? // Вопросы истории. 1967. № 1.

.Привалихин В.И. Так был ли старец Федор императором Александром? – Томск, 2004.

.Россиев П. Старец Фёдор Кузьмич. // Исторический вестник. 1907. № 9.

.Толстой Л.Н. Посмертные записки старца Фёдора Кузьмича. – М.: Дело, 1999. – 235 с.

.Фёдоров В.И. Александр Благословенный – святой старец Феодор Томский (монарх-монах): – Томск, издательство «Твердыня», 2004 г. – 396 с.

.Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М., 1990.

22. Шильдер Н.К. Император Александр I, его жизнь и царствование. – СПб., 1905. Т. 1-4.