Значение работ Н. Бердяева в контексте изучения менталитета русской культуры

• Вид работы: Дипломная (ВКР)
• Предмет: Культурология
• Язык: Русский , Формат файла: MS Word 78,04 Кб

Значение работ Н. Бердяева в контексте изучения менталитета русской культуры

Введение

век внес в Российский исторический процесс особенно тяжелую череду беспрецедентных переломов, взлетов и падений, отрицаний и потерь. Оказавшись в эпицентре двух мировых войн и революций, демографических и экологических катастроф, испытав тяжелое тоталитарное бремя, Россия как бы втянулась в поставленный историей грандиозный и мучительный эксперимент.

В ситуации, когда социо-культурный кризис приобретает глобальный характер, осмысление темы России представляет далеко не праздный философский интерес. На сегодняшний день проблема России, менталитета русской культуры и русского характера становится основой культурологического исследования и открывает перспективу дальнейшего развития российской культуре в новом тысячелетии. В современной культурологии, по мнению И.В. Кондакова, «на поверхность вышел вопрос о национальной специфике культур, усилился исследовательский интерес к национальному менталитету культуры, к лежащему в основе каждой национальной культуры типу рациональности, к национальным образам и картинам мира и т.д.».

Несмотря на это стоит отметить, что актуальность постановки данных вопросов и поиска на них ответов ощущали умнейшие люди страны не только сегодня. Призывая соотечественников к серьезному изучению своей страны, к постижению души народа со всеми ее светлыми и темными свойствами, считая это важной религиозной и нравственной обязанностью каждого, Н.В. Гоголь еще в середине позапрошлого века приходил к невеселому выводу: «Великое незнание России посреди России». Большинство русских мыслителей XIX века осмысливали особенности русского культурного исторического развития преимущественно в парадигме «Восток-Запад». Это породило то, что еще в XIX веке, в рамках изучения национального своеобразия, оформилась основная оппозиция русской общественной мысли – славянофильство и западничество. В контексте изучения национального своеобразия и национального менталитета спор западников и славянофилов наиболее умело рассудил П. Анненков, назвав их полемику «спором двух различных видов одного и того же русского патриотизма». Но эти рассуждения о России очень часто бывали слишком теоретическими, оторванными от реалий культурно-исторического опыта русского общества. Наиболее полную проработку тема национального характера и своеобразия получила на рубеже XIX и XX веков. Тему России, основательно разрабатывали: Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Г.П. Федотов, В.П. Вышеславцев, И.А. Ильин, и другие. Всплеск интереса к проблематике национального характера, возникший в среде философов того времени, был реакцией на события, потрясшие Россию в начале века, попыткой объяснения происшедшего с помощью анализа русской истории и влияния на ее ход особенностей душевного склада русских. И как раз именно исследования, творческого наследия философов рубежа XIX-XX веков в сегодняшнем отечественном обществознании представляют наибольший интерес, в связи с тем, что современные исследователи тоже находятся на стыке крушения одной эпохи в истории России, и начала «новой России».

Примеров расцвета и затухания исследований по изучению национального характера, национальной исключительности мировая история знает немало. По определению Волкогоновой О.Д. ритм жизни этих идей «совпадает с ритмом изменения положения страны и народа и почти всегда они являются тревожным симптомом проблем». Под это определение попадают ситуации как рубежа XIX и XX веков так и современная. Прослеживая дальнейшее развитие мысли Волкогоновой О.Д., в этой же работе, приходим к выводу, что повышение интереса к национальной теме не симптом, но скорее следствие проблем. Обращение к нашему духовному наследию сегодня необходимо, т.к. позволит нам глубже понять современные кризисные явления в русской культуре и русской истории. Как пишет С. Хоружский, «русская мысль в ее истинном составе требуется нам сегодня, чтобы увидеть реальный ход собственной духовной истории, ход работы национального самосознания – взамен казенной мифологемы векового реакционного мрака…». Повышение интереса к этой области общественного знания и дальнейшие исследования стимулируют цивилизационно-историческое самоопределение России.

Большая заслуга в повышении творческой активности изучения данной проблематики в философской мысли первой половины ХХ века принадлежит Н.А. Бердяеву.

Целью данной работы является: исследование творческого наследия Н. Бердяева и значений результатов данного исследования для изучения менталитета русской культуры.

Рост интереса к теме России по более позднему признанию самого Бердяева, связано с тем, что «во всякой культуре налицо взаимодействие двух принципов: традиции и творческой свободы. Без традиции в исторической судьбе народа нет ни преемственности, ни смысла, и каковы бы ни были превратности исторической судьбы, вечные ценности прошлого неискоренимы – и к ним неизбежно возвращаются». И, как утверждает Н. Полторацкий, что «хотя традиции русского культурного ренессанса начала века были в революции резко прерваны, вскоре все же было создано то, что можно было бы назвать мостками в будущее». Речь здесь идет об общественной и философской мысли русского зарубежья. В 1919 году, под председательством самого Н. Бердяева, была, создана Вольная Академии Духовной Культуры, которая просуществовала до 1922 года. Именно по его инициативе, вместе с С.Л. Франком и Б.П. Вышеславцевым организована в Берлине, а затем перевезена в Париж, Религиозно Философская Академия. Это подтверждает то, что пока в советской России наблюдалось полное затишье решения вопросов такого плана, обусловленное жестким контролем новой власти, за пределами нашей родины шла напряженная творческая работа относительно русского вопроса.

В связи с заявленной целью можно сформулировать следующие задачи исследования:

Рассмотрение понятий национального характера и менталитета в перспективе преемственности двух видов этих исследований.

Изучение проблемы национального характера в трудах Н. Бердяева.

Изучение современного прочтения Н.А. Бердяева, в связи с чем, выделение продуктивных и устаревших положений его подхода к проблеме национального характера.

Определение значения работ Н. Бердяева для современного изучения менталитета русской культуры.

Сам Н. Бердяев не сомневался, что исследования его времени в области русской культуры и русского характера статут неотъемлемой частью будущего культурного творчества отечественной общественно-научной мысли. Весь запас творческой энергии и творческих сил того времени не пропал даром, и будет иметь значение для современного и будущего исследования. Нужно понимать, что так совершается история: она протекает в разнообразных психических реакциях, в которых то суживается, то расширяется сознание. Многое то уходит в глубину, исчезая с поверхности научной мысли, то опять поднимается в верх и, более того, выражает себя во вне. Именно это должно произойти и на современном этапе. Все творческие идеи, в том числе наследие Н. Бердяева, вновь будут иметь оплодотворяющее значение.

Объект и предмет исследования.

Объектом исследования является значение работ Н. Бердяева. Предметом – гносеологические формы изучения работ Н. Бердяева.

В связи с этим изучаемую и анализируемую литературу стоит разделить на несколько частей: Работы самого Н.Бердяева; работы посвященные его творческому наследию; и труды по менталитету русской культуры.

В связи с тем, что идеи Н. Бердяева в течении долгого времени находились в центре внимания и часто становились объектом критики, литература о творчестве философа существует с того времени, когда начали выходить его первые работы. Большой интерес вызывают критические статьи современников мыслителя: Д Мережковского, С. Франка, Б. Яковенко, Б. Трубецкого, В. Розанова, А Мейера, Л. Карсавина, Н. Полторацкого, И. Ильина и многих других. Существуют работы в которых обозначены контуры общефилософской концепции мыслителя, это – «Николай Бердяев. Гнозис и экзистенциальная философия» Л. Шестова, «Бердяев – Мыслитель» Г.П. Федотова, «Н.А. Бердяев» П.А. Сорокина, «Бердяев – пророк или еретик» С.А. Левицкого. Работы эти в большинстве своем носили характер живого отклика на то или иное, только что прозвучавшее заявление Бердяева относительно проблемы русского национального характера.

Но затем, в советский период нашей истории, жесткие идеологические рамки отделили советскую гуманитарную науку от изучения трудов философов русского зарубежья, в том числе и наследия Н. Бердяева. И если проследить ретроспективу интереса к творчеству Н.А. Бердяева в истории, важно отметить, что фундаментальное исследование творчества Бердяева прорывалось из плена общественного умолчания в течении многих и многих десятилетий. На творчество Н.Бердяева, как и на творчество большинства мыслителей идеалистического направления русского «серебряного века», лежал запрет не только на публикацию, но даже на упоминание этого имени, как чего-то значительного. Фактически все содержание богатой и оригинальной культурологической и философской системы Бердяева оказалось под запретом, так же как и те работы и исследования о Бердяеве, которые появлялись на западе.

Особое внимание приковывают к себе работы, которые открывали творческое наследие Бердяева, и в особенности, касались изучения темы национального характера. Только в 70-х годах начнет постепенно разрушаться стена умолчания. Сначала вышел ряд работ посвященных именно философскому наследию Н. Бердяева. Среди них стоит отметить статьи: А.И. Новикова, Кувакина В.А., Дуденкока В.Н., хотя в них уже делаются попытки определения взаимосвязи между его философской системой и всем комплексом культурных, социальных и исторических обстоятельств, в которых она вырастала. Стоит отметить, что идеологический пресс, на исследования того времени просматривается в полной мере. О состоянии историографии трудов русских философов того времени, как нельзя более красноречиво, говорит высказывание И.П. Смирнова: «…в советской историографии Бердяев, Булгаков или Туган-Барановский изучались только в рамках определенных течений какой-либо мысли. До рубежа 80 – 90-х годов почти отсутствовали исследования, посвященные рассматриваемым авторам персонально. С 1989 года наблюдается перелом в отношении исследователей к представителям общественной мысли рубежа веков и начала ХХ века. Теперь авторы заполняют пробелы в литературе, то есть переносят внимания на персоналии, личности, которым запоздало «возвращают долги» и «восстанавливают доброе имя».

Открытие Бердяева происходило фактически на наших глазах (в течении десяти, пятнадцати последних лет), что вызвало в начале 90-х годов к его творчеству повышенный исследовательский интерес. Творчество Н. Бердяева стало обретать своих исследователей в отечественной общественно-научной мысли. Из исследователей занимающихся изучением философского наследия Н. Бердяева этого периода стоит выделить несколько имен: А.А. Ермичев, – автор книги «Три свободы Николая Бердяева» – в одной из глав которой, в сжатом виде излагает воззрения философа на Россию; статьи В. Живова и Б. Сикорского, дающие диаметрально противоположные точки зрения на проблему национального характера в творчестве Бердяева; среди таких исследователей – О.Д. Волкогонова, которая, рассматривая взгляды Бердяева на русский характер выделяет ряд слабых сторон в позиции автора, считая его положения мало основательными и мало доказательными.

В данной работе будут использованы следующие методы исследования: метод междисциплинарного исследования, метод конкретного историзма; методологический подход исследования русского характера в трудах Н. Бердяева.

Целью данной работы является определение значения работ Н. Бердяева для исследований в области менталитета, так как именно благодаря появлению такой научной категории как менталитет и исследованиям в области ментальности произошел качественный сдвиг в исследовании данного аспекта творчества Н. Бердяева. На западе проблема изучения менталитета и ментальностей еще несколько десятилетий назад выросла в первостепенную задачу. В России же советский период обрек отечественную историографию на некоторое отставание в этой области. Но сейчас ситуация поменялось и практически ни одно исследование касаемо изучения национального характера не обходит стороной понятие менталитета. Необходимо выделить ряд авторов и их трудов, касающихся этой проблематики. Наиболее значимы здесь исследования А.Я. Гуревича, И.В. Кондакова и В.А. Щученко. А.Я. Гуревич, еще в советский период, одним из первых занялся исследованием истории ментальностей, привнося и популяризируя идеи и наследия школы «Анналов». Виднейший исследователь менталитета и истории ментальностей, в современной отечественной науки, – свои взгляды на исследования менталитета в России он изложил в программной статье «Проблема ментальностей в современной историографии». И.В. Кодаков, в своей работе «Введение в историю русской культуры», касается творчества Н. Бердяев в призме проблемы национального характера и истории отечественной культуры вообще, затрагивая при этом проблемы именно менталитета русской культуры, и значения работ Бердяева для современного исследования. В.А. Щученко во многом критически подходит к творчеству Н. Бердяева. В статье «Образы русской культуры: К проблеме объективного осмысления национального ценностного мира» автор анализирует творчество трех русских мыслителей Г.П. Федотова, А.И. Ильина и Н. А. Бердяева. Сопоставляя и анализируя их представления о русской культуре автор выделяет общее и различия, выделяя такую отличительную установку философии Н.А. Бердяева, как бездоказательность.

За последние десять лет было уделено немало внимания наследию Н.Бердяева в современной отечественной гуманитарной науке. Зачастую этот горячий интерес не имел однозначной оценки. Но настало время определить значение наследия великого философа именно в рамках новой и перспективной дисциплины – в рамках менталитета и ментальных исследований. Именно с помощью этой современной дисциплины научное сообщество, а посредством последнего и общество в целом, пытается понять не только какие-то исторические периоды, но и их глубокие процессы социально-психологического, поведенческого массового характера. Именно в менталитете заключается вся уникальность образа жизни, мышления, а так же, как уже говорилось психологического склада характера, которые формируются на протяжении сотен лет. В рамках новой дисциплины необходимо четко очертить тот круг проблем и подходов выбранных Н.А. Бердяевым, которые теоретически и методологически устарели, и взяв на вооружение, продолжать исследовать то продуктивное, что уже было достигнуто и не вызывает сомнений.

1. Проблема русского национального характера в творчестве Н. Бердяева

.1 Соотношение понятий менталитет, ментальность и национальный характер

Прежде чем описывать и осмыслять концепцию Н.А. Бердяева касаемо русского характера, необходимо представить те общие основания, которые дают нам право говорить о национальном характере. По определению В.И. Кондакова, «таким общим основанием в каждой национальной культуре является совокупность наиболее значимых условий внеисторического (или «надысторического») характера, к которым относятся такие факторы, как геополитическое положение, ландшафт, биосфера (и иные показатели среды обитания), фундаментальные свойства данного этноса и ближайшего этнического окружения, образующее – в сочетании с многочисленными историческими факторами, постепенно вступающими в действие и наслаивающимися друг на друга, – представление о национальном своеобразие народа и его культуры, о национальном характере и национальной исторической судьбе, о национальном «образе мира».

Для описания этих разнообразных, но как выяснилось в процессе развития исторического знания ХХ века, тесно взаимосвязанных явлений сравнительно недавно было введено в научный оборот особое понятие – менталитет, призванное объединить в себе многообразие смыслов и значений, так или иначе ассоциирующихся с проблемой национального своеобразия. Правда, при дальнейшем рассмотрении станет ясно, что понятие менталитет не тождественно понятию национальный характер.

Прежде чем анализировать понятие менталитета русской культуры, в общем и целом, разберемся в том, что такое менталитет и выясним его соотношение с понятием национального характера. Понятие «менталитет» давно вошло в состав научной терминологии западной мысли. Этот термин ведет свое происхождение из латинского языка – от слова mens, mentis, т.е. ум, мышление, рассудок, образ мыслей и т.д. Уже в этой многозначности латинского слова изначально заложена возможность самого широкого его толкования и применения. И действительно, оно активно употребляется в большинстве европейских языков и повсюду звучит примерно одинаково. Так во французском языке mentalite – это направление мыслей, умонастроение, направленность ума, склад ума. В английском – mentality – это умственное развитие, склад ума, умонастроение. В немецком – die Mentalitat – это склад ума, образ мыслей и т.д. В английском научном языке термин «менталитет» употребляется с середины ХIХ в., в немецком – со второй его половины, а во французском – и того ранее. Однако в исторической науке этот термин стал широко применяться лишь с середины ХХ века. И тут возникает парадокс: чем шире он начал употребляться, тем разнообразнее становилось его толкование. В зарубежной историографии пионерами в применении этого термина и изучение самого явления, еще в 30-х годах ХХ века стали французские ученые – Марк Блок и Люсьен Февр, принадлежащие к школе «Анналов». Они подразумевали под ним устойчивые, неподвижные структуры духовной жизни. Февр был убежден, что человек изменится в мировидении, в своих ощущениях, глубинах своей физической жизни. Он выделял роль психофизилогических факторов. Другой, более поздний представитель «Анналов» Ж. Дюби писал в работе «История ментальностей», что история как наука с самого начала стремилась стать психологической, ориентируясь не на вмешательство сверхъестественных сил, а на мышление и поведение реальных людей. Историю ментальностей изучали и в Германии. Одни немецкие мыслители рассматривают ментальность, как совокупность представлений способов поведения, реакций, которые не являются отрефлексированными (Г. Телленбах). Другие видят в менталитете групповые представления и способы поведения (Р. Шпрандель), ценностные и познавательные коды (Э. Шулин). Некоторые возводят ментальность к структурам коллективного объяснения действительности (Верненр). Есть мнение, что ментальность – это механизм психологических реакций и базовых представлений социальных групп, т.е. эмоциональных идей и поведения (Граус).

Обратимся к тому, как трактуется понятие ментальность «первопроходцами отечественной науки в этой области знания», хотя следует отметить, что главным образом наши исследователи опирались на опыт зарубежных предшественников. Вот как достаточно емко определяет понятие ментальность А.Я. Гуревич: «Ментальность – термин, которым, новая историческая наука, наиболее влиятельное направление современной зарубежной историографии, обозначает главный предмет своего анализа: социально психологические установки, автоматизмы и привычки сознания, способы видения мира, представления людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности. В то время как всякого рода теории, доктрины и идеологические конструкции организованны в законченные и продуманные системы; ментальности – диффузны, развиты в культуре в обыденном сознании. По большей части они не осознаются самими людьми, обладающими этим видением мира, проявляясь в их поведении и высказываниях как бы помимо их намерений и воли…». Из этого определения становится ясно, что наибольшую трудность изучения ментальности составляет то, что исследователи имеют на практике дело с мышлением, нормами поведения и чувствами, в то время как ментальность находится глубже этих форм. Дубов И.Г. в своей статье «Феномен менталитета: психологический анализ» отмечает, что даже на западе понятие менталитет не имеет достаточной научной проработки. На этот счет верно замечание западного исследователя У. Раульфа, что: «Ментальность нечто еще не структурированное, некоторая предрасположенность, внутренняя готовность человека действовать определенным образом, область возможного для него. Это «нечто» проявляется, только проецируясь на экран различных социальных практик, материализуется в мышлении, чувствах и действиях». Это высказывание Раульфа аналогично мнению А.Я. Гуревича, который отмечает неизбежность расплывчатости понятия при современном уровне изучения ментальности: «Неопределенность, расплывчатость, даже двусмысленность понятия «ментальность», обусловлены не только тем, что это понятие еще недостаточно логически прояснено историками. Эта неясность в отношение ментальностей отражает, я убежден, суть дела: предмет не очерчен четко в самой грани истории, он присутствует в ней повсюду». Под менатльностью он понимает в частности человеческую мысль независимо от того, осознается эта основа людьми или нет, обладают ли люди саморефлексией, обнаруживающей основы своей культурной общности. И в этом случае ментальность обеспечивает отношение людей к миру и ориентирует их деятельность.

Другой отечественный автор о ментальности пишет: «Понятие менталитет утвердилось в интеллектуальной жизни запада как поправка ХХ в к просветительскому отождествлению сознания с разумом. Менталитет обозначает нечто общее, лежащее в основе сознательного и бессознательного, логического и эмоционального, т.е. глубинный и потому трудно фиксируемый источник мышления, идеологии и веры, чувства и эмоций. Mentalite связано с самими основаниями социальной жизни и в то же время своеобразно исторически и социально имеет свою историю». И.В. Кондаков в своей книге «Введение в историю русской культуры» анализирует взгляды А.Я. Гуревича и М. Рожанского на проблему менталитета и делает вывод, что «менталитет культуры – это глубинные структуры культуры, исторически и социально укорененные в сознании и поведении многих поколений людей, а потому – при всей своей относительной исторической изменчивости – в своих основах константные, стабильные, следовательно представляющие наиболее общее содержание, объединяющее в себе различные исторические эпохи в развитии национальной истории и культуры. В отличие от идеологии менталитет – то общее, что объединяет сознательное и бессознательное, рациональное и интуитивное, общественное и индивидуальное, теоретическое и практическое».

В ходе историографических исследований понятий менталитета и ментальности, на основе процитированных мнений необходимо приходишь к выводу, о их некотором различие. Некоторые авторы, высказываются категорически против того, чтобы «плодить сущность без надобности», и прямо пишут о том, что термины менталитет и ментальность являются синонимами. Этой точки зрения придерживается И.Г. Дубов излагая свои мнения в статье «Феномен менталитета: психологический анализ». Другой историк Р.А. Додонов, говорит, что термины менталитет и ментальность не имеют между собой существенного различия, а являются различным переводом с разных языков одного и того же, а именно: английское mentality переводится как ментальность, а немецкое mentalitat как менталитет. Такой подход в отечественной историографии был особенно характерен в первой половине 90-х годов, когда в исследовании менталитета в нашей стране делались только первые шаги. Но анализ исследований других современных авторов таких как: Усенко О.Г., Козловский В.В., Л.Н. Пушкарев, Ануфриев, Л.В. Лесная, В.А. Щученко, позволяет все таки разграничить эти понятия. Л.Н. Пушкарев, пришел к выводу, что менталитет имеет всеобщее, общечеловеческое значение, в то время как ментальность можно отнести к различным социальным стратам и историческим периодам. Своим выводам он дает этимологическое обоснование, говоря, что «с помощью суффикса «-ность» от основ имен прилагательных образуются как правило, существительные, обозначающие признак мыслящего человека, характерный для данного лица (коллектива) в конкретное время». Менталитет – представляется как совокупность некоторых относительно устойчивых характеристик, некая абстракция, дающая общее теорико-методологическое представление на духовную жизнь общества, в то время как понятие ментальность несет в себе указания на изменчивость ментальных характеристик, мало подвижного «ментального ядра». Менталитет определяется как самотождественность культуры, точнее, как существо, ядро, основа этой культуры. Термин ментальность, как точно определено в трудах В.А. Щученко, обозначает «конкретное, историческое качество более широкого понятия – менталитета». «Менталитет – (от латинского mens, mentis, что можно дословно перевести на русский язык как ум, мышление, рассудок, образ мыслей и др.) некое неповторимое содержание хранящаяся в таинственных глубинах духа, – часто неявное, подсознательное, выражающее себя в повседневных поведенческих структурах, но также и в литературе, искусстве, музыке и других произведениях культурного творчества». Таким образом, обзор основных подходов к рассмотрению категорий менталитет и ментальность показал, что исследователи достаточно обоснованно указывают на раздельную, но взаимосвязанную систему данных явлений.

Несмотря на новизну термина, а так же школ изучавших это явление, исследования и понятия близкие по своему смыслу и характеру существовали давно. Долгое время, обозначаемое понятием «ментальность», явление с переменным успехом называлось синонимами и словосочетаниями, такими как мировоззрение, национальный характер, душа народа, этническая психология, и т.д. Безусловно, подобная «замена» обуславливалась отсутствием самого термина, который утвердился, в современном понимании, лишь в начале ХХ века, а в отечественной литературе, намного позже (80-90гг.). Но важно отметить, что в настоящее время эти «приравненные определения» не равнозначны.

Теперь перейдем к проблеме соотношения понятий менталитета и национального характера. До настоящего времени специалисты, занимающиеся проблемами менталитета и национального характера, так и не пришли к согласию относительно содержания данных категорий. В современной российской историографии имеются следующие взгляды: Р.А. Мишанова пишет: «Менталитет позволяет свести содержание смежных, близких по значению понятий «национальный характер», «образ жизни», «духовный склад народа», в единую теоретическую парадигму. По этому менталитет имеет наиболее конкретный, идеологически нейтральный, интегрирующий характер». Н.А. Моисеева и В.Н. Сороковикова считают, что: «отличие национального характера от менталитета в том, что первый, являясь составной частью ментальности, включает общие психофизиологические черты жизнедеятельности (определяемые принятой нацией системой ценностей). Понятие «менталитет» по содержанию гораздо шире, чем понятие «национальный характер».

Можно с уверенностью говорить, что понятие национального характера более ощутимо, его можно измерить социологическими инструментами, оно, если можно так сказать, находится «на поверхности», в отличие от менталитета, который более неуловим. Но не стоит торопиться включать понятие национального характера в категорию менталитет. Возможно национальный характер большей частью своей составляет содержание менталитета.

В 70-х годах ХХ века в дискуссиях по проблемам специфики национального самосознания уточнялись понятия национального характера. Отработка инструментария и понятийного аппарата продолжается до сих пор, что очевидно из обсуждения таких тем, как например: соотношение социального и биологического в национальном характере. В научной литературе можно отследить две точки зрения. Согласно первой: «национальный характер не наследуется от предков а приобретается в процессе воспитания»; согласно второй: «основу национального характера составляют психофизиологические особенности нации…обусловленные ее генофондом». Правомерность той или иной точки зрения можно лишь утверждать, ссылаясь на выводы авторов о существовании «некого ядра». Приведем высказывания по этому поводу современных ученых: «…национальный характер человека характеризуется целостностью, наличием определенного качественного ядра», «…с течением времени и народы и национальные характеры меняются, как с возрастом – люди, при этом сохраняя неизменчивым свое ядро». Этим неизменным ядром в национальном характере являются глубинные слои психики, характерные для данного этноса и являющиеся не чем иным, как константановой основой национального характера. Еще один аспект – это изменчивость национального характера. Многие исследователи придерживаются точки зрения, что национальный характер способен изменяться по мере развития общества: «и народы, и национальные характеры изменяются». Но в какой мере характер подвержен изменениям и насколько устойчиво «ядро» национального характера – цель еще будущих исследований.

Вопрос о соотношении менталитета и национального характера требует, прежде всего, анализа двух взаимно обуславливающих их категорий. Связанные друг с другом, отражающие по многим параметрам идентичные реальные свойства субъекта действительности, эти понятия, вместе с тем, имеют различную смысловую и функциональную нагрузку. Основой национального характера является антитеза «мы – они», базирующаяся на объективных этнических (культурных, языковых) различиях конкретных общностей. В «национальном характере» приоритетное значение имеет осознание нацией самой себя, своих интересов и целей, позволяющих сопоставить собственную самость с другими общностями, с одновременно познавательным отношением к комплексу условий своего бытия. Включая в себя познавательный, эмоционально-ценностный и регулятивный аспекты, национальный характер выступает как сложная структурно-функциональная система, как представления о типичных чертах своей общности – представления об общности исторического прошлого своего народа, осознание значимости национальной территории как важнейшего фактора существования данного народа, осознанное отношение к созданным материальным и духовным ценностям.

Прежде всего эта система представляет собой совокупность эмоционально-чувственных проявлений, эмоционально-ролевых устремлений. Национальный характер выражается в скорости интенсивности реакций на происходящие события. Наиболее отчетливо он проявляется в темпераменте: достаточно сравнить, поведение, скажем, англичан и французов, шведов и итальянцев. Так же как и менталитет, национальный характер – понятие по своей сути описательное, – трудно поддается рационально-теоретическому анализу.

Таким образом, менталитет формирует характер нации, который потом входит в него одним из главных составляющих. Выступая, как определенная основа целостного образа жизни, детерминирующая как осознанно, так и неосознанно всю линию жизнедеятельности субъекта, менталитет растворен в атмосфере общества, имея наднациональный характер.

Рассматривая соотношение менталитета и национального характера, затрагивается главная тема данной работы. Проблема русского национального характера давно вызывает интерес исследователей. В России работы об этом феномене стали появляться с 40-х годов XIX века. Их целью был прогноз развития российского общества в условиях цивилизационно-культурного выбора. В рамках интересующего нас подхода феномен национального характера интересовал: П. Чаадаева, С.Франка, Н.Бердяева, И. Ильина. В работах Н. Бердяева тема русского характера получила серьезную проработку, как и в трудах многих русских философов рубежа XIX – XX веков, таких как Г. Федотова, И. Ильина, Н. Лосского, стремившихся философски осмыслить природу русского духа. Современный автор Ю. Мамлеев пишет: «Особенность русской философии состоит в том, что часто ее объектом становится сама Россия как таковая. Скажем, как объектом немецкой философии явились мировой дух, или вещь в себе, или становление абсолюта в мировой истории, так в русской литературе или философии объектом была сама Россия, сама страна становилась философско-мистической и метафизической реалией». Но ни Н.А. Бердяев, и какие-либо другие авторы того времени не сталкивались с понятием менталитета и ментальности, по крайней мере в современном его понимании, но при этом они оставили не мало интересного материала по данной теме. Философы начала ХХ века, как и современные исследователи обращаются не просто к проявленным в истории примерам поведения, а затрагивают те скрытые от человеческого сознания образы, которые влияют на его поведенческую структуру. Ориентируя свое внимание на архаических пластах народного сознания, они верно показывают, что эти сокрытые от собственного сознания силы колоссально определяют весь национальный характер, который как айсберг, лишь частично, поверхностно открывается перед наблюдателем в свете тех или иных качеств.

На современном этапе исследования необходимо определить представления о менталитете русской культуры, во взглядах философов начала прошлого века, хотя они и не имели представления о менталитете как о категории. То есть, определить значение работ по изучению национального характера, для современного изучения менталитета русской культуры. Определить насколько «говорили» Н. Бердяев, Г. Федотов, И.Ильин о «менталитете», когда вели свои рассуждения об особенностях русского народа и его характера.

1.2 Антиномичность, как важнейшая черта русского характера

«Русский народ есть в высшей степени поляризированный народ, он есть совмещение противоположностей. Им можно очаровываться и разочаровываться, от него всегда можно ждать неожиданностей, он в высшей степени способен внушать к себе сильную любовь и сильную ненависть». Такой подход к определению русского характера является основой методологии изучения его в творчестве Н. Бердяева. Автора часто упрекают в непоследовательности, бездоказательности и проявлении излишней эмоциональности в размышлениях на волнующие его вопросы. То же можно сказать и о трудах посвященных России. В своих размышлениях, он часто увлекается, мысли порой беспорядочно начинают сменять друг друга, повторяясь из страницы в страницу, из работы в работу и многие исследователи говорят, что здесь трудно говорить о какой либо методологии. Однако все это и есть излюбленный метод Н. Бердяева в изучении русского характера – подход к изучению основанный на принципе антиномичности.

Исходная посылка рассуждений Н.А. Бердяева о национальном характере русского народа – его специфическая противоречивость или антиномичность. Впервые на эту особенность русского характера Бердяев указывает в, открывающей сборник «Судьба России», статье «Душа России». Здесь как раз и обозначаются основные антиномии, которые, по мнению Бердяева, позволяют «подойти к разгадке тайны, сокрытой в душе России», так как сделать это можно лишь, «сразу же признав антиномичность России, жуткую ее противоречивость».

Стоит перечислить основные антиномии русского характера, о которых говорит Н. Бердяев в упомянутой книге и к которым постоянно возвращается в других работах. Первая антиномия касается отношения русских к государству, политике, власти. С одной стороны, Бердяев утверждает, что «Россия – самая безгосударственная, самая анархичная страна в мире. И русский народ самый аполитичный народ в мире, никогда не умевший устраивать свою землю». В качестве небольшого примера Бердяев приводит одну из станиц нашей истории, о том, что в основе Русской истории лежит знаменательная легенда о призвании варяг-иностранцев для управления русской землей. С другой стороны, Россия, по Бердяеву, «самая государственная и самая бюрократическая страна в мире; все в России превращается в орудие политики». Он говорит о том, что все русские силы отдаются колосу государственности. Интересы созидания и охраны государства занимают особое место в русской истории. Результаты существования двух полюсов русского характера, таких как инстинкт государственности и инстинкт вольнодумия (все подлинно русские, национальные наши писатели, мыслители, публицисты – все были безгосударственниками, своеобразными анархистами) выражаются, по словам Бердяева, в постоянном чередовании разрушительных бунтов вольницы с периодами усиления власти, сдерживающей эту вольницу железной рукой.

Несмотря на наличие данной антиномии, анализируя другие труды философа, можно сделать предположение о том, что одна ее составляющая все же перевешивает другую, а именно, анархизм преобладает над державностью в характере русского народа. Так, в работе «Русская идея» мыслитель называет русский народ «народом анархическим по основной своей устремленности», послушание же государственной власти он связывает лишь с колоссальным терпением и покорностью русских. Рассказывая суть этой «основной устремленности» русского народа, Бердяев утверждает, что анархизм присущ как обыденному сознанию, в котором он выражается в аполитичности, нежелании участвовать в политической жизни страны, так и сознанию русских общественных деятелей. По мысли Бердяева, как уже упоминалось, вся русская интеллигенция придерживались безгосударственного идеала. Среди них философ называет К. Аксакова, А. Хомякова, М.Бакунина, Л. Толстого и даже Ф. Достоевского.

Блестящую критику тезиса Н. Бердяева об анархичности русских дает нам Н.П. Полторацкий. В книге «Россия и революция» он пишет: «В нашей истории действительно были явления анархического порядка, но если бы склонность к анархии была основной чертой русского народа, то очевидно, у этого народа не было бы великого государства и не было бы почти тысячелетней истории. Кроме того, если даже признать, что у русских есть склонность к анархизму, это не значит, что подобную черту нужно возводить в достоинство и культивировать, как это делает Н.Бердяев. Скорее, такую склонность следовало бы признать «великим злом» и всячески с этим злом бороться, хотя бы как это делал Константин Леонтьев». Подмечая неоднозначность позиции Н. Бердяева (объявив анархичность одной стороной антиномии Бердяев сам доказывает, что она есть основная устремленность русского народа, чем и опровергает высказанную им же антиномию), Полторацкий говорит: «Бердяев, по-видимому, и сам чувствует отсутствие твердой почвы для своих идейных построений. Использование же имен Толстого и Достоевского для доказательства тезиса об анархичности русских никак не обосновывается и выглядит неубедительно». Разумеется, в русской истории были вольницы Разина и Пугачева, но были они и в истории других народов. Противоречие между государством и народом не является чисто русским достоянием. По мнению О.Д. Волкогоновой, это универсальная закономерность общественной жизни: власть всегда связана с принуждением, принимать же принуждение вряд ли возможно с радостью. Очень сомнительным был бы вывод об анархичности, скажем, американцев, основанный на широком распространении в США движения хиппи в 60-70 годы. «… но Бердяев именно так и поступал, – вспомнив Разина и Пугачева, указав на Бакунина, он сделал вывод об анархичности всего русского народа».

Вернемся к рассмотрению предложенных Бердяевым антиномий. Другая антиномия касается отношения русских к национальному вопросу. Иллюстрируя суть данной антиномии, Бердяев предлагает читателю два противоположных утверждения: «Россия – самая не шовинистическая страна в мире» и «Россия – самая националистическая страна в мире, страна невиданных эксцессов национализма». Развивая первую часть антиномии философ говорит, что Русские почти стыдятся того, что они Русские, им чужда национальная гордость и часто даже – увы! – «чуждо национальное достоинство». Русскому народу совсем не свойственен агрессивный национализм, наклонности насильственной русификации. Далее Бердяев настолько развивает свои рассуждения, что фактически приходит к опровержению только что провозглашенной антиномии. «В русской стихии поистине есть какое-то национальное бескорыстие, жертвенность, неведомая западным народам. Русская интеллигенция всегда с отвращением относилась к национализму и гнушалась им, как нечистью. Она исповедовала исключительно сверх национальные идеалы. И как ни поверхностны, как ни банальны были космополитические доктрины интеллигенции, в них все-таки хоть искаженно, но отражался сверхнациональный, всечеловеческий дух народа». Говоря о том, что национализм это чисто западное явление, автор утверждает, что полное отрицание национализма, может быть явлением сугубо русским, вдохновленным идеей о жертвенном мессианском призвании России.

Интересно, что мысль Бердяева о том, что отрицание национализма вдохновлено мессианским призвание русских, сама по себе, так же содержит противоречие, подмеченное Е.Н. Трубецким. В статье «Старый и новый мессианизм» Е.Н. Трубецкой комментирует слова Бердяева, о том, что «всякий мессианизм коренится в мессианизме древнееврейском» таким образом: «Н.А. Бердяев совершенно не замечает, что в этих его словах заключается злейшая критика на его же собственную точку зрения. Если русский национальный мессианизм «коренится в мессианизме древнееврейском», то ясно, что он представляет собою возвращение к тому ветхозаветному образу мыслей, который в Новом Завете не может иметь оправдания и примирения. Основное отличие Нового Завета от Ветхого именно в том и заключается, что последний есть национальный, тогда как первый – универсальный, общенародный. Если Бердяеву кажется, что именно мессианское национальное сознание есть сознание вселенское и религиозное, <…> это именно и значит, что он не разглядел дерзновенного обмана переряженного языческого национализма». Таким образом, сравнивая мессианизм с «переряженным языческим национализмом», Трубецкой искусно показывает несостоятельность слов Н. Бердяева о том, что русские чужды национализма, в следствии, своей мессианской направленности.

Следующая антиномия касается отношения русских к свободе. Тут русский характер, по Бердяеву, характеризуют два противоположных начала: непреодолимая тяга к свободе и жуткая покорность. Первая сторона этой антиномии имеет массу примеров и мало подвергается сомнению. «Тип странника так характерен для России и так прекрасен. Странник самый свободный человек на земле. Он ходит по земле, но стихия его воздушная, он не врос в землю, в нем нет приземестости». Русский странник свободен от "мира", можно смело сказать, что величие русского народа и призванность его к высшей жизни сосредоточены в типе странника. Русский тип странника нашел себе выражение не только в народной жизни, но и в жизни культурной, в жизни лучшей части интеллигенции. И здесь мы знаем странников, свободных духом, не к чему не прикрепленных, вечных спутников, ищущих невидимого града. Повесть о них мы можем прочесть в великой русской литературе – странников в культурной, интеллигентной жизни называют то скитальцами русской земли, то отщепенцами. «Есть они уже у Пушкина и Лермонтова затем у Толстого и Достоевского. Духовные странники все эти Раскольниковы, Мышкины Ставрогины, Версиловы и князь Андрей и Пьер Безухов. Странники града своего не имеют, они града грядущего ищут». Русской душе не сидится на месте. "В России в душе народной есть какое-то бесконечное искание, искание невидимого града-Китежа, незримого дома. Перед русской душой открываются дали, и нет очерченного горизонта пред духовными ее очами. С другой стороны, – «Россия страна неслыханного сервилизма и жуткой покорности, страна, лишенная сознания прав личности и незащищающая достоинства личности, страна инертного консерватизма, порабощения религиозной жизни государством, страна крепкого быта и тяжелой плоти». Наличие двух обозначенных полюсов бесспорно, но только можно ли свести их к антиномии, так ли они противоположны? Ведь свобода духа в ее христианском понимании вовсе не имеет обязательным условием наличие непокорности. Тем более, если говорить о покорности русских власти, то это вопрос особый, объяснить который легко можно, учитывая, сложившееся исторически, отношение русских к власти как к священной, данной Богом.

Тему антиномичности русского характера Бердяев продолжает и в других своих трудах, посвященных теме судьбы России и осмысления национальных особенностей русского народа. Так, в своей работе «Русская идея» философ выражает мысль, что «вся народная индивидуальность, как и индивидуальность человека, есть микрокосм, потому заключает в себе противоречия, но это бывает в разной степени». К народам, у которых эта противоречивость заключается в наибольшей степени, Бердяев относит русский и еврейский народы. «По поляризированности и противоречивости русский народ можно сравнить лишь с народом еврейским», – говорит философ. В этой же работе он приводит конкретные антиномии, характерные для русского национального характера. Так, мыслитель снова отмечает, что русский человек с одинаковым основанием может считаться и государственно-деспотическим и анархически свободолюбивым, склонным к национальному самомнению и более всех способным к всечеловечности, жестким и вместе с тем способным к доходящему до болезненности состраданию. Та же мысль и практически теми же словами была выражена им позже, в книге «Истоки и смысл русского коммунизма»: «Русский народ с одинаковым основанием можно охарактеризовать как народ государственно-деспотический и анархически-свободолюбивый, как народ, склонный к национализму и национальному самомнению, и народ универсального духа, более всего способный к всечеловечности, жестокий и необычайно человечный, склонный причинять страдания и до болезненности сострадательный». И во введение к этой книге он дает характеристику русскому народу исключительно в контексте антиномий: «Для русских характерно совмещение и сочетание антиномических начал…». Н.А. Бердяев полагал, что загадочную антиномичность можно проследить в России во всем, считал, что можно установить бесчисленное количество тезисов и антитезисов о русском национальном характере, вскрыть множество противоречий в русской душе.

Но Бердяев не ограничивается простым констатированием противоречивости, он пытается свести отмеченные им антиномии к некому единому фактору. Он задает вопрос: «Как понять эту загадочную противоречивость России, эту одинаковую верность взаимоисключающих в ней тезисов?», и решает эти противоречия соотношением мужского и женского в русской культуре. В «Судьбе России» Н.А. Бердяев утверждает, что все в мире совершается, через истинное соотношение мужского и женского начала и взаимное их проникновение. Если углубляться уже в философские взгляды Н. Бердяева то, это есть проблема соотношения души и духа. Бердяев исходит из того положения, что душа есть начало женственное, а дух мужественное. Женственность ассоциировалась у Бердяева с пассивной восприимчивостью, чуткостью ко всем веяниям, темным хаотическим глубинам, погружение в которые сладостно и жутко, с космосом, матерью – землей. Мужественность – со светоносным, оформляющим началом, свободой, личностью, рождающейся из хаоса, дерзанием, рыцарством. Бердяев писал: «мировая душа – женственна, логос – мужественен; вся история человечества представляет собой ни что иное, как разворачивающуюся во времени мистерию их брачного соединения». И всю неразрешенность противоречий русской души Бердяев в этих категориях решает следующим образом: «Мужественный дух еще не овладел женственной душевной стихией. Женственная душевная стихия, стихия земли постоянно заливает дух. В России как бы не совершалось еще внутреннего брака, овладение мужественных духом женственной души». Сама по себе Россия как бы бессильна оформить себе свободное бытие. Мужественное, освобождающее и оформляющее начало всегда приходило в Россию извне, было греческим в старину, французским или немецким в новое время. Вместе с тем Бердяев бесконечно далек от мысли, что с женственным началом связаны недостатки русского национального характера. Благодаря женственной душе у русского народа есть такие прекрасные национальные качества, как душевность, милосердие, способность отречься от благ во имя светлой веры. «Душа русского народа, – утверждал Н. Бердяев, – великодушная, бескорыстная и терпимая, дарящая, а не отнимающая», – что связано с женственностью русского национального характера. В науке существуют различные взгляды на проблему женственности русской души. Иной точки зрения чем Н. Бердяев придерживается Н.О. Лосский, который писал: «Говорят иногда, что у русского народа женственная природа. Это неверно: русский народ, особенно великорусская ветвь его, народ, создавший в суровых исторических условиях великое государство, в высшей степени мужественен; но в нем особенно примечательно сочетание мужественной природы с женственной мягкостью». Думается в свете этого можно говорить о «национальной женственной стихии» и необходимости ее соединения с «мужественным духом» на пути русской нации к зрелости. При этом «мужественное начало» должно выступить как имманентное национальной жизни, ибо сам Беряев говорит о том, что «мужественный дух» потенциально присущ России».

Возникает главный вопрос: «Как же относится к этой теории Бердяева об антиномичности русского характера?». С одной стороны, в ней заключено много правды. Как каждый человек имеет в своем характере много противоречивых и даже, казалось бы, взаимоисключающих черт, так и каждый народ, портрет которого составляет все многообразие его представителей, естественно, не может характеризоваться какой-то одной его чертой. Всегда есть и обратная сторона, и она часто в меньшей степени представлена, но учитывать ее необходимо для создания целостного, многоликого образа национального характера той или иной нации. Исходя из этого, методологию соединения противоположностей, к которой пришел Бердяев, можно считать весьма плодотворной. Кроме того, таким методом пользовались для анализа русского характера и другие философы. Например, Н.О. Лосский, возможно конечно, не без влияния Бердяева, создавал свою работу «Характер русского народа», пошел по тому же пути, утверждая, что «в жизни каждого народа воплощены пары противоположностей». Воплотились такие пары противоположностей и в русском характере. Так, утверждая, например, что «доброта есть преобладающая черта характера русского народа», Лосский не отрицает и того, что «в то же время есть в русской жизни также немало проявлений жестокости».

Говоря о принципе антиномичности, который использует Н. Бердяев, нельзя не упомянуть другого видного русского философа, историка и богослова Г.П. Федотова, который использует, для характеристики русского душевного строя схожий метод. «Если бесконечно трудно уложить в схему понятий живое многообразие личности, то насколько труднее выразить более сложное многообразие личности коллективной. Оно дано всегда в единстве далеко расходящихся, часто противоречивых индивидуальностей. Покрыть их всех общим знаком невозможно». Стремясь охарактеризовать русский характер, Г.Федотов пришел, быть может, к неожиданному, парадоксальному выводу, однако нашел в нем оригинальное и радикальное решение трудного вопроса. Им была высказана мысль, что именно полюса народного характера могут дать наиболее полную картину национальных особенностей. «В этом затруднении, – по-видимому непреодолимом, – единственный выход – в отказе от ложного монизма и в изображении коллективной души как единства противоположностей». Иллюстрируя проявления дуализма в русском национальном характере, Федотов говорит о существовании двух портретов русского человека, соответствующих двум полюсам национального характера. Федотов писал: «Если сейчас, в эмиграции, попросить кого-нибудь из рядовых беженцев дать характеристику «русскости», я уверен, мы получим два противоположных портрета. Стиль этих портретов не редко совпадает с политическим лагерем эмигрантов. Правые и левые видят совершенно иное лицо русского человека и лицо России». Вот какую характеристику дает Г. Федотов «левому портрету»: «Это вечный искатель, энтузиаст, отдающийся всему с жертвенным порывом, но часто меняющий своих богов и кумиров. Беззаветно преданный народу, искусству, идеям – положительно ищущий, за что бы пострадать, за что бы отдать свою жизнь. Непримиримый враг всякой неправды, всякого компромисса. Максималист в служении идеи…». «Правый портрет» характеризуется, по Федотову, «спокойной мудростью, уверенной в себе силой», и даже «спокойным бесчуствием» и все это может сочетаться со сверхдеятельностью».

Отказавшись, как и Бердяев от «ложного монизма» в изображении русского характера, Федотов идет своим путем. Он не просто выстраивает ряд, состоящий из противоречий русского характера, как это делает Н. Бердяев, но предлагает нам модель, которая «хорошо объясняет природу исторического движения, драму расколов, кризисов и самую возможность развития». Модель эта представляет собой эллипсис, двоецентрие которого образует то напряжение, которое только и делает возможным жизнь и движение непрерывно изменяющегося соборного организма.

Так, несмотря на кажущееся сходство позиций Бердяева и Федотова, мы видим, что они не идентичны. Главное отличие позиций философов сформулировал в своей статье «Образы русской культуры: К проблеме объективного осмысления национального ценностного мира» профессор Щученко В.А.. По его мнению, оно состоит в том, что Бердяев «Фиксирует одни дуалистические разрывы… и по сути мало верит в возможность их рациоанльного преодоления», Федотов избегает дуализма, ставя акцент на миростроительных, созидательных интенциях русской культуры, что не мешает ему четко осознавать, что любой национальный характер и любая национальная культура противоречивы. Подводя итог анализу метода антиномичности, предложенного Н.А. Бердяевым, нужно отметить его слабые и сильные стороны. Несомненная заслуга Бердяева в том, что он обозначил проблему дуализмов русского характера и их пагубного влияния на историческую судьбу народа. Слабой же стороной можно посчитать недостаточную проработку возможных решений данной проблемы, не предложенную Бердяевым, видимо, вследствие глубокой веры его в то, что антиномичность эта является нашей исконной и неистребимой чертой. По словам уже упомянутого В.А. Щученко «Дуалистически-гностический образ русской культуры возникает на страницах сочинений Н.А. Бердяева», более того, автор утверждает, что Бердяева с «полным правом можно назвать типичным творцом мифа об извечных антиномиях русской культуры. Более того, Н.А. Бердяев зачастую едва ли не наслаждается изображением антиномий русской культуры, вскользь и невнятно говоря о спасительных путях преодоления кризисов, смут, «бесовского кружения». Как сказал И.В. Кондаков: «Не раз в дальнейшем Бердяев обращался к размышлениям относительно двойственности русской натуры, противоречивости русской души, поляризированности русской культуры и самой России, но ни разу не брался он предложить рецепт преодоления этой раздвоенности». В этом и заключается слабость метода Н.Бердяева, которая, правда, не делает менее ценным его исследование, посвященное русскому национальному характеру.

Современные размышления над противоречивым двойственным характером русской культуры в рамках исследования менталитета русской культуры дают нам точно понять, что любая попытка представить российский народ и российскую цивилизацию в виде целостного исторически непрерывного развивающегося явления, обладающего своей логикой и выраженным национальным своеобразием наталкивается на большие внутренние сложности и противоречия. Подобная стабильная противоречивость русского характера и русского менталитета, порождающая, с одной стороны, повышенный динамизм внутреннего, духовного саморазвития, с другой стороны, – периодически обостряющая конфликтность, внутренне присущую не только отдельной личности, но и всему русскому народу, составляет его органическое своеобразие, типологическую особенность и называется в современной гуманитарной наукие – бинарностью.

1.3 Основные Типологические черты русского национального характера в трудах Н.А. Бердяева

Рассматривая принцип антиномичности, как основной метод, который Бердяев использовал при описании русского национального характера, так или иначе затрагивали основные черты характера, которые выделял Н. Бердяев у русского человека. Перед тем как преступить к рассмотрению этих черт, стоит отметить, что все они в своей основе имеют религиозные корни, ведь Н. Бердяев сам определяя русский народ говорил, что он «религиозный по своей направленности».

В данном разделе будут рассмотрены следующие черты русского характера, которые Бердяев выделял на разных этапах своего творчества и в разных трудах: склонность к идеализму, мессианское мироощущение, соборность (коммюнотарность), тоталитаризм и максимализм мышления, разрушительная апокалиптичность.

Начнем рассмотрение со склонности русских людей к идеализму. Этому вопросу, в творчестве Н. Бердяева посвящена целая статья «О новом русском идеализме» вошедшая в сборник «Sub specie aeternitatis. Опыты философские социальные и литературные», на основании которой и будет рассмотренна данная черта русского характера. Н. Бердяев говорит, что «идеализм в высшей степени национален», но он отличается от идеализма западного. Прежде всего, Бердяев подчеркивает, что «у нас нет определенного, ясного и цельного идеалистического мировоззрения» и «идеалистов объединяет не столько определенное и единообразное положительное мировоззрение и верование, сколько искание и отрицательное отношение к ограниченности позитивизма, недовольство познающего духа». В связи с этим философ критикует рационалистический идеализм и позитивизм запада и доказывает, что именно «самобытной русской философской мысли, которую мы еще не научились достаточно ценить, принадлежит самая глубокая и самая блестящая критика гегельянства и всякого вообще рационализма; вся она тяготеет к метафизическому реализму, к конкретному спиритуализму, к восстановлению того целостного опыта, в котором непосредственно дано сущее».

Много внимания Бердяев уделяет отображению наших идеалистических наклонностей в русской литературе. По мнению философа, корни идеализма «лежат в глубине русского национального духа и их ясно можно видеть в великой русской литературе». Показательно здесь, по мнению философа, творчество Достоевского. Бердяев рассматривает так же идеалистические тенденции в «природе русского интеллигента». Философской по преимуществу Бердяев называет эпоху 40-х, где среди настоящих, самобытных философов он выделяет: А.С. Хомякова, В.С. Соловьева, отмечает философские и публицистические тенденции А.И. Герцена и В. Г. Белинского, в которых «философский идеализм провел глубокую борозду». С тезисом Бердяева о философском национальном духе русских многие могут не согласится, указывая на достаточно низкий уровень развития у нас философской культуры, в сравнении, например, с французской философской традицией изобилующей великими именами или еще более глубокой философской традицией Германии. Бердяев же не видит в этом противоречий, говоря, что действительно, «у нас не было философов, которых можно было бы сравнить с великими классиками европейской философии», и дает этому свое объяснение: «при всей глубине наших философских исканий у нас очень низкая философская культура и тяжелые препятствия стоят на пути ее развития». Какие именно это препятствия, Бердяев не уточняет. Остается только предположить, что те же, что вызвали в русском характере такие качества, как неумение строить культуру, систематизировать знания и достижения, русский максимализм (который будет рассмотрен далее) и др. Несмотря на это, Бердяев называет русскую философию стоящей «качественно даже выше европейской» именно благодаря ее самобытности. По его мнению в русской философии есть задатки более здорового и правильного развития философской мысли «у нас в большей степени охраняются великие философские традиции прошлого». Бердяев называет русскую философию – философией будущего, основу же этой философии должен составить новейший русский идеализм. Именно на это движение возлагает свои надежды Н. Бердяев, так как «оно пытается решить на почве традиций, завещанных нам историей философской мысли».

Анализируя идеалистические тенденции, наблюдающиеся в русском характере, посредствам русской философской традиции, Бердяев выделяет и положительные и отрицательные стороны этого явления. К отрицательным сторонам можно отнести некоторую мечтательность и пассивность, выразителями которых были «русские мальчики» Достоевского, рассуждающие о переделке мира по новому штату, но неспособные к реальным действиям, направленным на преображение окружающей малопривлекательной действительности (имея ввиду преображение путем собственного духовного совершенствования, но не революционным путем). Положительной стороной русского идеализма является несомненная самобытность русской философии. И в связи с этим Бердяев возлагает на русский идеализм большие надежды в отношении реализации миссии России в мире.

Эта характеристика, данная Н. Бердяевым по поводу назначения русской философии, предваряет следующую черту русского характера – такую как – мессианство. «С давних времен было предчувствие, что Россия предназначена к чему-то великому, что Россия – особенная страна, непохожая ни на какую страну мира. Русская национальная мысль питалась чувством богоизбранности и богоносности России». С этих слов практически начинается его книга «Душа России». «Осуществление мировых задач России не может быть предоставлено произволу стихийных сил истории. Необходимы творческие усилия национального разума и национальной воли». Таким словами, Бердяев призывал видеть в существовании России особую миссию, а сущность этой мисси он определял – как «жажду всеобщего спасения». Этой черте русского характера посвящены работы автора относящиеся к периоду первой мировой войны. В статье 1915 года «Религия и воскрешение», посвященной Г.П. Федотову, он пишет, что по истине характерная черта русского духа – «искать всеобщего спасения, нести в себе ответственность за всех».

Жажда всеобщего спасения, как одна из центральных направленностей русского характера, нашла свое воплощение, по Бердяеву, в мессианской идее, заключающейся в восприятии своего народа как богоизбранного, исключительного, через который мир должен быть спасен. Такую богоизбранность русского народа Бердяев объясняет самой его историей: «… Мессианская идея, заложеная в сердце русского народа, была плодом страдальческой судьбы русского народа, его взысканий Града Грядущего». Мессианская идея органически заложена в русском характере и сознании. По мнению Н. Бердяева, она как бы априорно присутствовала в русском народе на всех этапах его развития. В предыдущей главе мы уже касались темы мессианства и рассматривали критику этого положения идей Н. Бердяева, данную ему Е.Н. Трубецким в статье «Старый и новый мессианизм». Но необходимо различать два положения, одно касающееся мессианского призвания русского народа, которое мы и рассматривали в предыдущей главе и второе – о мессианской черте русского характера, которое мы сейчас рассматриваем. Эта черта русского характера сыграла роковую роль и в судьбе России. Как показывает Бердяев, эта идея легла в основу коммунистической революции, «которая была мессианизмом универсальным», так как «хотела принести всему миру благо и освобождение от угнетения». Говоря о воплощении идей мессианства в практике большевиков, необходимо выделить большую роль В. Ленина и его соратников, которые, будто учитывая особенности склада русской души и сознания, развивали не научную, а мессианскую, миротворческую сторону марксизма, выдвигающую на первый план роль пролетариата. «Ленин… совершал революцию во имя Маркса, но не по Марксу. Коммунистическая революция в России совершалась во имя тоталитарного марксизма, марксизма как религии пролетариата… и это оказалось согласным с русскими традициями и инстинктами народа». Таким образом, такой эффект популярности и притягательности у нас коммунистической идеологии, исходя из положений Бердяева, можно объяснить «отождествлением русского мессианизма и пролетарского мессианизма».

В связи с этим Н. Бердяев указывает на связь между русским коммунизмом и учением Филофея Псковского о «Москве Третьем Риме». Исходя из рассуждений философа, доктрина о Москве как Третьем Риме, стала идеологическим базисом образования московского царства. Царство собиралось и оформлялось под символикой мессианской идеи. Но русский народ не осуществил тогда своей мессианской идеи. Религиозный раскол XVII века обнаружил, что московское царство не есть третий Рим, менее всего, по мнению Бердяева, петербургская империя была осуществлением идеи Третьего Рима, в ней произошло окончательное раздвоение. Мессианская идея в русском народе приобрела или апокалиптическую форму или революционную. И вот произошло изумительное событие, вместо Третьего Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал и на третий интернационал перешли многие черты третьего Рима. Третий интернационал есть тоже священное царство, и оно тоже основано на ортодоксальной вере. Это есть трансформация русского мессианизма.

Таким образом, проанализировав такое явление русского духа, как мессианизм, Бердяев приходит к выводу, что «большевизм есть не внешнее а внутреннее для русского народа явление, органический недуг русского народа».

Делая выводы, необходимо понимать, что Бердяев не воспринимает коммунизм как воплощение истинной мессианской идеи, а всячески предостерегает даже от отдаленного подобного восприятия, говоря, что это было «извращением мессианской идеи», ведь вместо того, чтобы принести всему миру ожидаемое освобождение от угнетения, коммунизм создал самое большее и уничтожил всякую свободу.

Необходимо отметить, что видный исследователь творчества Н.Бердяева Н.П. Полторацкий подверг жесткой критике его взгляды на преемственность между мессианизмом и коммунизмом: «В мессианизме Бердяева заключается новый духовный провал его учения о русской идее» – пишет он, в завершении назвае Бердяевское восприятие характера и призвания русского народа субъективным и произвольным.

Другая, очень важная черта русского характера, которую отмечают почти все исследователи, – это соборность русских людей. В творчестве Н.А. Бердяева эта характеристика русского народа была определена словом коммюнатарность, и рассматривал он ее в непосредственной связи с идеей о предназначении русского народа. Как замечает А.И. Селиванов: «русская идея, идея России – есть комплексное понятие для обозначения характера русского народа и описания его состояний. Она представляет собой целостность, которая включает в себя идею-дух, идею-смысл и идею-цель». Базовые принципы организации русского народа, русской идеи духа известны и нет оснований для их пересмотра: коллективизм, братство, в сфере духа – соборность. Эти принципы существуют как система, отличающая русский дух, принципы организации русской культуры и цивилизации от других мировых культур и цивилизаций.

Затронув в предыдущем аспекте проблему коммунистических идей, и взгляды на эту проблему Н. Бердяева, необходимо коснуться проблемы тоталитарности как немаловажной черты, при определении русского характера. Освещению данных особенностей русского характера Бердяев посвящает многие свои труды. В «Русской идее» он говорит: «Очень важно отметить, что русское мышление имеет склонность к тоталитарным мышлениям и тоталитарным миросозерцаниям. Только такого рода учения и имели у нас успех. В этом сказывается религиозный склад русского народа. Русская интеллигенция всегда стремилась выработать себе тоталитарное целостное мировоззрение, в котором правда-истина будет соединена с правдой справедливостью. Через тоталитарное мышление она искала совершенной жизни, а не только совершенных произведений философии, науки и искусства».

Эта же мысль звучит и в книге «Истоки и смысл русского коммунизма»: «Русские все склонны воспринимать тоталитарно, им чужд скептический критицизм западных людей», – утверждает Бердяев. Подкрепляя эти положения примерами из русской истории, Бердяев показывает, как данные свойства русского характера реализовались в свое время в распространении у нас тех или иных учений. Так, успех все той же коммунистической теории в России объясняется, по Н. Бердяеву, выше назваными особенностями русского духа. Русский человек любые идеи воспринимает с волевым императивом религиозного откровения, с присущим русскому характеру максимализмом. «Русские коммунисты-атеисты утверждают целостность, тоталитарность не менее православных славянофилов. Психологическая русская ортодоксальность и есть целостность и тоталитарность», – говорит философ. Увлечение наших мыслящих людей социалистическими и коммунистическими идеями он объясняет «русской» способностью к беззаветному увлечению социальными идеями. В революционерах-марксистах очень естественно, по мнению Бердяева, воплотились все свойства русской души. Он дает такое толкование понятиям «революционер» и «революционность», при котором они, вне всякого сомнения, относятся к русским людям. «Революционность есть тотальность, целостность в отношении ко всякому акту жизни. Революционер тот, кто в каждом совершаемом им акте относит его к целому, ко всему обществу, подчиняет его центральной и целостной идеи. Революционер имеет интегральное миросозерцание, в котором теория и практика органически слиты. Тоталитарность во всем – основной признак революционного отношения к жизни». Этим, по Бердяеву, объясняется то, что социализм как целостная доктрина, сам стал религией, поэтому он не мог терпеть рядом с собой ни каких других религиозных верований. «Коммунизм, не как социальная система, а как религия, фантастически враждебен всякой религии и более всего христианской. Он сам хочет быть религией, идущей на смену христианству, он претендует ответить на религиозные запросы человеческой души, дать смысл жизни… как религиозное верование, коммунизм эксклюзивен», – как писал философ.

Таким образом, проанализировав такие важные черты русского характера, как потребность в целостных учениях, тоталитарность и максимализм в их восприятии и, выявив их религиозные корни, Бердяев показал, как эти качества отобразились в событиях ХХ века. В частности, философ объясняет успешное укоренение у нас коммунистических идей. Но некоторые исследователи, такие, например, как Н.П. Полторацкий, Кизеветтер А.А., отмечают излишнюю увлеченность примерами коммунистической идеи при даче характеристики русскому народу. И, в рамках рассматриваемого аспекта, это вполне ощутимо. Бердяев практически не дает характеристики других эпох тоталитарного (или близкого к нему) режима в нашей истории, хотя сравнения, возможно, напрашиваются. Более того, совершенно несомненно сегодня, что самый «социалистический выбор» России, как и склонность русского народа к коммюнотарности, общности, соборности, и другим разновидностям коллективистского общественного строя и массового целостного умонастроения, во многом предопределены именно менталитетом русского народа с характерными для него тоталитарностью (нерасчлененной целостностью мировосприятия), максимализмом, устремлений (часто оборачивающимся социальным, религиозным, нравственным и эстетическим радикализмом), эсхатологизмом и неизбывным утопизмом социокультурых проектов. Таким образом, объяснение исторического пути и судьбы русского народа, преемственных друг другу цивилизаций древней Руси – России – Советского Союза, неразрывно связано с осмыслением и анализом менталитета русской культуры, которое явилось ценностно-смысловым фундаментом – предпосылкой и одновременно важнейшим итогом, результатом социокультурной истории России, накапливавшимся и усиливавшимся на протяжении веков.

Неоднократно, в своих трудах, посвященных теме русского национального характера, в качестве характерной черты русского народного типа Бердяев выделяет апокалиптичность и радикализм. «Русские люди, – пишет он, – когда они наиболее выражают своеобразные черты своего народа, апокалиптики или нигилисты. Это значит, что они не могут пребывать в середине душевной жизни, в середине культуры, что дух их устремлен к конечному и предельному. Это – два полюса: положительный и отрицательный, выражающие одну и туже устремленность к концу… Русский душевный строй – самый трудный для творчества культуры, для исторического пути народа. Народ с такой душой вряд ли может быть счастлив в своей истории». (В данном случае Бердяев сам выступает как законченный фаталист и апокалиптик) Более того, Бердяев пишет, что «в духовном складе русского народа есть черты, которые делают его народом апокалиптическим в высших проявлениях духовной жизни». Апокалиптичность проявляется у нас в расколе и сектантстве. Апокалиптическую настроенность отмечает Бердяев в таком русском национальном гении как Достоевский. Подчеркивая мысль о том, что максимализм является характерной чертой русского народа, Бердяев говорит: «Русские – максималисты, и именно то, что представляется утопией, в России наиболее реалистично».

С мнением Бердяева о наличие в русском характере апокалиптических склонностей спорить сложно. Но, в то же время, трудно согласится с его тезисом о неспособности русских к культурному творчеству. В связи с такими качествами русского национального характера, как устремленность к крайнему и предельному, радикализм, максимализм и др., часто звучит у философа мысль о враждебности русских всякой культуре. «Подлинно есть в русском духе устремленность к крайнему и предельному. А путь культуры – средний путь». Или: «для русских характерно какое-то бессилие, какая-то бездарность во всем относительном и среднем. А история культуры и общественности вся ведь в среднем и относительном…», – такими выводами изобилует работа Бердяева «Судьба России».

Такой вывод, даже приговор, Бердяева о неспособности русских к культурному творчеству не мог не вызвать справедливых возмущений знатоков и ценителей богатой русской культуры. Среди оппонентов этого тезиса, был историк А.А. Кизиветтер. Он писал: «…Н.А. Бердяев хочет изобразить русский народ народом-незадачником в области строительства земной общественности; народом, дух которого всецело устремлен к «концу вещей», к «абсолютным духовным ценностям потустороннего бытия» и совершенно не способен к созиданию относительных ценностей земной культуры; народом, не умеющим жить, а умеющим лишь грезить о том, как лучше помереть; немогущим создавать ни чего общественно ценного, а умеющим лишь разрушать в порыве буйственного экстаза, – тогда Н.А. Бердяеву нельзя не поставить на вид того, что с такой характеристикой можно согласится лишь в том случае, если мы зачеркнем всю историю русского народа и закроем глаза на всю громадную созидательную культурную работу, этим народом в течении его истории проделанную». Из современных нам исследователей, справедливость утверждения Бердяева о том, что русские не способны к культурному творчеству, оспаривает и О.Д. Волкогонова. «Тезис Бердяева о неспособности к культурному творчеству отчасти опровергается историей России, – ее культурой, прежде всего. Сам философ называл, например, русскую литературу XIX века «великой», считал, что она входит в лучшее, что было создано человечеством. Но разве создание великой литературы – не творчество культуры?», – задается вопросом автор.

Трудно не согласится со справедливыми возражениями А.А. Кизиветтера и О.Д. Волкогоновой, тем более, сегодня, когда труды русской культуры уже давно являются достижениями мировой общественности. Но в то же время, наверное, и Бердяева нелепо обвинять в слепоте к достижениям собственного народа, если только в излишней критичности к нему. Конечно, он был ценителем русской культуры и прекрасно знал, сколькими именами и шедеврами обогатила наша страна мировую культуру. Тогда как же понимать его слова о бездарности русских в области культуры? Попробуем найти ответ на страницах других произведений философа.

Прежде всего, необходимо разобраться в том, что же понимал Бердяев под культурным творчеством народа и культурой вообще. В книге «Философия неравенства» Бердяев пишет о том, что «культура произошла от культа», а именно получила от него «поддержание священной связи времен». «Культура, – пишет он дальше, – по-своему стремится утвердить вечность. В культуре всегда есть начало консервативное, сохраняющее и продолжающее былое, и без него культура немыслима». Как мы видим, здесь мысли Бердяева не так радикальны: здесь он не утверждает, что способность к культурному творчеству вообще не свойственна русскому человеку, не говорит о враждебности культуре, преобладающей на тот момент в русских характерах революционной настроенности.

Таким образом, можно сделать вывод, что тезис Бердяева о неспособности русских к культурному творчеству связан лишь с тезисом о преобладании в русском характере черт апокалиптических, радикальных и революционных. О революционном сознании русских как препятствии в созидании культуры, идет речь и в труде «Истоки и смысл русского коммунизма». Именно тем фактом, что «революционное сознание не несет в себе самостоятельного творческого принципа», является «рабским сознанием», объясняется разрыв «между творчеством культуры и деятельностью вовлеченной в политическую борьбу передовой интеллигенции», некультурность и варварство которой «должны поражать человека, который любит культуру, ценит творческую мысль и красоту».

Подытоживая мысли Бердяева о таких чертах русского характера, как апокалиптичность и радикализм, можно отметить, что мыслитель, подчеркивал их негативную роль в судьбе русского народа. Не отрицая достижений русской культуры, философ говорит, что в некоторые периоды отечественной истории им препятствовали радикализм и апокалиптичность, присущие революционному сознанию русских. Отсюда вывод Бердяева о необходимости искоренения в русском характере разрушительных черт, несовместимых с творческим началом, с высшими ценностями культуры.

Завершая анализ основных черт русского характера, проведенный по произведениям Н.А. Бердяева, важно отметить, что мыслитель не просто дает нам описание своих субъективных представлений о характере русского народа (хотя субъективная оценка всегда сильна в произведениях Н.Бердяева), но, что более важно представляет на суд читателю свое панорамное видение народного характера, показывает, каким образом это нашло воплощение в тех или иных событиях русской истории.

Несмотря на то, что работы Бердяева, посвященные теме национального характера, полны его субъективных суждений, зачастую фактически неподкрепленных никакими доказательствами, они представляют огромный интерес при изучении менталитета русской культуры, так как выражают стремления к осознанию русского национального характера и русской истории через специфику русских идейных, религиозных, политических, культурных традиций.

2. Значение работ Н. Бердяева в контексте изучения менталитета русской культуры

.1 Теоретически продуктивное и устаревшее в подходе Н. Бердяева к изучению русского характера

Творческое наследие Н.Бердяева, начиная с его современников и заканчивая новейшими исследователями всегда подвергалось неоднозначной оценке. И если кому-то суждения Н.Бердяева о русском национальном характере представляются очевидно лживыми, то все его творчество сразу же объявляется белибердяевщиной. Для нас же важно в данном случае «различить духов лжи и стяжать духа истины». В этой главе будут рассмотрены варианты продуктивных и устаревших моментов в подходе Н. Бердяева к трактовке русского характера и русской души.

Одним из основных предметов рассмотрения будет являться методология подхода Бердяева. Необходимо понимать, что в начале XX века русский национальный характер рассматривался преимущественно в рамках гуманитарного и философского методов в изучении культуры. Данный подход эвристичен, нередко поражает глубиной интуитивного понимания ключевых характеристик отечественной культуры. Такой подход, по способу мышления является исследовательской спекуляцией. Бердяев, как отмечает Н. Полторацкий в своей книге «Бердяев и Россия», считал, что научное определение характера русского народа и смысла русского исторического процесса невозможно. Необходим иной подход: «Для постижения Росси нужно применить теологальные добродетели веры, надежды, любви». Для синтетического мышления Бердяева принятый им метод познания России вполне оправдан, он всегда идет от общего и целого к частному и единичному. Методология изучения России в современной ситуации изменилась. Подбор фактов либо подтверждающих, либо опровергающих априорные построения ведется давно: спор западников и славянофилов о судьбе России здесь – лучшее подтверждение. Если для серебряного века спекулятивный метод органичен, то для исследования культуры конца ХХ века он недостаточен. Открещиваясь от познавательных поворотов в гуманитарном знании, воспринимая их как не только чужие, но и чуждые, исследователи культуры ограничивают свои возможности. Современный исследователь И.В. Кондаков определяет, что «русская духовность мыслится, исследователям начала века, как полумистическое состояние, отличное от материальности западной культуры, состояние, которое невозможно измерить социологическим инструментарием. Отечественные исследования русской культуры и русского национального характера того времени чрезмерно теоретичны, что зачастую оборачивается отвлеченностью и метафизичностью их». Современные исследования в этой области теперь носят более аналитический и критический характер. Качественный сдвиг произошел благодаря появлению такой научной категории как менталитет и исследованиям в области ментальности. (Это понятие и направление исторической науки, зародившееся в ХХ веке, было подробно рассмотрено в первой главе.) Ученые, занимающиеся менталитетом, в большей степени идут от частного к общему – лишь вскрыв имплицитные черты русского национального характера и проанализировав эксплицитные – проводят их критический анализ и на полученном основании пытаются дать общую характеристику особенностям национального характера. «Антипозитивизм» Бердяева объясним не только философскими истоками, но и реалиями существования науки того времени как социального института. Основной тип отечественного ученого начала века – это исследователь, все сведения черпающий в библиотеке, читающий, переосмысливающий, пишущий, но работающий с текстами, а не фактами, практикующий гуманитарный подход в исследовании культуры и национального характера.

Современная наука реализовала традицию позитивистского восприятия и прагматического использования действительности. Если отечественное изучение культуры представляло собой тип философско-гуманитарного знания, то ментальные исследования и социальная антропология близки, в первую очередь, к социологической традиции. Вместо философской спекуляции о национальном характере, предлагается сбор фактов, их интерпретация, возможность рекомендаций, исследуется конкретная культура, неотъемлемым атрибутом такого исследования является пребывание в ней.

Вторым моментом, явно устаревшим, в подходе Н. Бердяева является попытка определения национального характера во многом опираясь на так называемую «историю идей». В чем здесь суть: выдвигая свое учение о русской идее, Бердяев производит выбор не только века и наиболее характерных, по его мнению, русских национальных черт, но и исторического материала. Выбрав для исследования ХIХ век Бердяев указывает, что его «интересует не история России XIX века, а история русской мысли, в которой отразилась русская идея». В источниках Бердяева, по мнению автора и заключается основная методологическая слабость всех его построений, т.к. они построены не на русской истории, а на русской литературе и русской религиозно-социальной и философской мысли. А русская же мысль в своих преобладающих течениях, по определению самого Бердяева, находилась, «в глубоком конфликте с русской историей». Анализ этого положения позволяет говорить, что Бердяев в определении национального характера выбирает и акцентирует то, что он сам любит, вочто он сам верит, и на что он сам надеется. Если бы в литературно-философском наследии Бердяева была бы одна только «Русская идея» и не было бы «Судьбы России», то возможно было бы сказать, что Бердяев прав: во всякой индивидуальности «всегда есть, что-то непостижимое до конца, до последней глубины». При чтении «Русской идеи» остается впечатление, что в русской народной индивидуальности и в ее истории для Бердяева многое осталось до конца непостижимым. В этом смысле очень убедительным кажется критическое высказывание Н. Полторацкого: «О понимании Бердяева национального типа, русской истории и русской идеи, можно было бы повторить то, что сам Бердяев сказал как-то о славянофилах: вся эта концепция – неисторична, это есть типология, характеристика духовных типов, а не характеристика действительной истории». А культура должна являть собой историческую реальность. «Культура исторична в самом точном значении этого слова и наследие – важнейшая предпосылка самого исторического существования культуры». Вести разговор о культуре – значит неизбежно «натыкаться» на вопрос о теоретических путях изучения исторического процесса, в котором участвует человек – его труд и воля, разум и ценностное, иерархически выстроенное отношение к бесконечному миру предметов и процессов. «Культура – «родимая» часть истории, ибо история – это и духовная история людей, оценивающих и переоценивающих, принимающих условия свое жизни (социально-экономические, политические и духовные) или отвергающих их, преобразующих действительность в соответствии со своими ценностными ориентациями – со своими верованиями, своей волей и своей свободой».

Повторим, что, объектом ментальных исследований, а следовательно и национального характера является, не идеология, не художественное творчество как таковое, но коллективные представления, социально-психологические формы (эмоции, темперамент, восприимчивость, чувствительность и т.д.), истоки которых восходят к психогенетической природе исторически определенных общностей, коллективов, какими они были выкованы природно-географической средой (климат, ландшафт, природные предпосылки хозяйствования и др.), экономической и политической историей, неожиданными поворотами исторической судьбы – всем тем, что в конечном итоге стереотипизирует поведение и существование на его основе типологически своеобразных ментальных форм.

Из-за того, что Бердяев пытается осмыслить русский национальный характер в рамках определенного периода, возникает еще один существенный недостаток, определяемый автором как необъективность, который Киззеветтер охарактеризовал тем, что Бердяев «изображает душу русского народа в ракурсе определенного идейного течения, к которому сам примыкает, а не во всей совокупности ее действительных духовных богатств. Душа русского народа шире, богаче, разнообразнее, многоцветнее изображения Н.А. Бердяева. И рисовать ее одной краской, суживать подлинную сложность ее содержания…» Такая ошибка достаточно распространена для исследователей национального характера, виднейший отечественный исследователь в области менталитета А.Я. Гуревич назвал это в одной из своих работ проблемой «модернизации». Остановимся на этом подробнее. Все проблемы, которые встают перед историком, связанные с анализом истории ментальностей А.Я. Гуревич условно делит на четыре группы: 1. сложность проникновения в ментальность человека; 2. специфика самопозновательной ситуации при изучении ментальности; 3. сложность проникновения в жизнь других эпох и культур; 4. воздействие ментальности аналитика на процесс исследования. Две последние группы А.Я. Гуревич объединяет под чертой одной проблем, которую он назвал «проблема модернизации». При изучении социальной структуры прошлого необходимо сочетать взгляд извне (с позиций современного наблюдателя) с попыткой восстановить систему мыслей и представлений людей изучаемой эпохи; «чтобы избежать модернизации, переноса в прошлое чуждых ему представлений». Из этого вытекает, что постановка вопроса о социально-культурных представлениях людей другого времени и есть центральная задача истории ментальностей. Из анализа творчества А.Я. Гуревича, такая задача сосредотачивает свое внимание не на настроениях, конъюнктурных, легко изменчивых состояниях психики, а на константах основных представлениях людей, заложенных в их сознании культурой, языком, религией, воспитанием, социальным общением. Этим объясняется заостренность внимания Бердяева на определенном круге проблем, кроме того, очерченных конкретным историческим периодом. В этой связи необходимо указать, что верность его исследований этим никак не умаляется, просто философ искусственно сужает область рассмотрения черт русского характера и поле для их исторических примеров и подтверждений.(В частности, возможно это касается его зацикленности на рассмотрении коммунистической эпохи).

Важной методологической основой теоретических построений Бердяева о русском характере был принцип антиномий, который не раз подвергался резкой критике, по причине отсутствия доказательств и аргументов, конкретных подтверждений выдвинутых тезисов, и был подобно рассмотрен в одной из предыдущих глав. У многих исследователей создается впечатление, что методологический принцип антиномичности для Бердяева является самоцелью, а не средством постижения истины. И не случайно, что Ф.Степун, подметив эту особенность мышления Бердяева, назвал ее «отсутствием логической совести».

Выделим основные критические моменты этого метода. Наиболее конструктивную критику этому разделу творчества Бердяева дал В.А. Щученко в статье «Образы русской культуры: к проблеме объективного осмысления национального ценностного мира». Перед тем как перейти к ее анализу выделим тот факт, что сам Бердяев говорит о дуалистических основаниях своего философствования: «В своей основной тенденции эта философия дуалистическая, хотя речь идет о дуализме особого рода и ни в коей мере не окончательном. Это есть дуализм духа и природы, свободы и детерминации, личности и общего царства Бога и царства Кесаря…»

В.А. Щученко рассматривает концепцию Бердяева в сравнении с исследованиями других видных отечественных исследователей русского характера того же периода Ильина и Федотова. По его мнению, Н.А. Бердяев не видит внутренних импульсов, и более того, не может, оставаясь в пределах своей мировоззренчески-методологической системы, видеть их. «Он «работает» антиномиями, ему чужд монизм, рациональная, упорядочивающая устойчивость и потому, никакой жизнеспособной формы, никакой срединной культуры в русской культуре он не обнаруживает. По большому счету, он не понимает ни «русской души» ни русской культуры. Он ею не живет; он предпочитает играть антиномиями, точнее говоря, переводить противоречия в разряд антиномий. Он фиксирует одни дуалистические разрывы, забывая о противоположной созидательной тенденции, и по сути, мало верит в возможность их рационального преодоления».

В свете подобной точки зрения понятным становится, как гностически романтическое мировоззрение Бердяева вполне сочетается, с дуализмом и антиномизмом его методологических установок – в той, мере, в какой к его произведениям приложим критерий современной научной рациональности и методологического подхода. В России, в русской культуре, дуалистические ценностно-позновательные ориентации проявились особенно резко. Щученко В.А. заключает: «Что в этом контексте суждения Н.А. Бердяева о русской культуре казались правдоподобными, чуть ли не доказанными теоретически. Ведь даже подготовленный читатель не всегда способен отличить действительно острые противоречия от антиномий. Однако Н.А. Бердяев – правдоподобен, но не правдив. Он может быть изящным тонким аналитиком разрушительных тенденций, но созидательных путей он не знает».

Возможно, не стоит видеть в дуалистическом методе определения национального характера и культуры некоей скрытой опасности, на которую, указывает В.А. Щученко. Ведь дуализм исследования России возникает в силу того, что «душа России не покрывается не какими доктринами. Каждый находит в полном противоречий бытии России факты для подтверждения своей веры». Совершенно справедливо, что, как только начинаешь рассматривать одну из черт русского характера и обращаешься за примерами к истории, сразу возникает прямая ей противоположность. А это означает, что необходим комплексный характер исследования противоречивого бытия России, и главное, нет необходимости «переводить эти противоречия в разряд антиномий».

Теперь перейдем к теоретически современным и преемственным аспектам исследований Бердяева. Методологически продуктивным видится рассмотрение Бердяевым дискретного характера русской истории и русского характера. На сегодняшний день ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что историю России и неотрывную от нее историю культуры – русской и российской – отличают постоянно воссоздаваемая, неустойчивость, нестабильность общественной системы, несбалансированность социальных реалий и культурных значений, их непрерывная изменчивость, текучесть, а потому непредсказуемость. Можно предположить, социокультурная история России носит преимущественно дискретный характер. Н.А. Бердяев, в своей знаменитой и уже не раз упомянутой работе «Истоки и смысл русского коммунизма» (1937) писал, что история русского народа развивается через «прерывность» и «изменение типа цивилизации». В русской истории, по его убеждению, не существует «органического единства». Бердяев насчитывал в истории России «пять разных Россий»: Русь Киевскую, Русь монголо-татарскую, Русь московскую, Россию петровскую, Императорскую, и наконец – Советскую. В какой-то степени Н. Бердяев был прав, когда выделял в российской истории несколько резко отличающихся друг от друга периодов чередования «разных Россий», – понимаемых метафорически – как смена разительно отличающихся друг от друга культурно-исторических парадигм или стилей культуры. Но действительно ли это были разные России? К примеру анализ современных исследований дает понять, что если и разделять историю России на несколько «Россий», понимаемых как смену разительно отличающихся друг от друга культурно-исторических парадигм или стилей культуры, то таким образом можно выделить гораздо больше таких «смен». В доказательство этому И.В. Кондаков говорит: «Наряду с советской Россией была и русская эмиграция (русское зарубежье); после «перестройки» и распада СССР, начиная с 1991 года, мы ведем отсчет посттоталитарной истории России; да и эпоха «серебряного века», в том числе и по представлениям самого Бердяева, составляет особый тип культуры, отличный от культуры императорской России». Несомненно, что каждый из пяти перечисленных Бердяевым периодов резко отличается от предыдущего и последующего и характеризуется социокультурным своеобразием и внутренним единством. Переход же от одного замкнутого в себе социокультурного этапа к последующему в большинстве случаев оказывается невозможным как постепенный эволюционный путь: это походит на внезапную «ломку» целостной и единой социокультурной системы или, возможно, назвать это своего рода революционной сменой культурно-исторических парадигм. По существу, вся история России и русской культуры претерпевала многочисленные поворотные пункты, «ломки» социально- и культурно-исторического процесса. Происходившие при этом смены ценностно-смысловых систем и стилевых принципов культуры, – изменения самих типов цивилизации, происходившие толчками и готовившиеся внешне незаметно, подспудно, были по сравнению с иными типами цивилизации особенно резкими и глубокими (что и давало основание Бердяеву говорить об «изменении типа цивилизации»); однако тип российской цивилизации, на самом деле, не менялся, но находился в процессе непрерывного становления, эволюции, а потому не оставался неизменным.

Эти построения Бердяева нашли свое прямое применение в изучении менталитета русской культуры в рамках парадигмы «менталитет -ментальность». Где менталитет русской культуры определяется как самотождественность нашей культуры, точнее, как существо, ядро, основа этой культуры, а ментальность, обозначает «конкретное, историческое качество более широкого понятия – менталитета». В связи с этим популярны в сегодняшней отечественной науке такие направления исследования как ментальность отдельно взятого периода нашей истории. Например: «советская ментальность», «постсоветская ментальность» и др. Менталитет русской культуры исторически закономерно складывался как сложный, дисгармоничный, неустойчивый баланс сил единства и распада, интеграции и дифференциации противоречивых тенденций национально-исторического бытия русского народа. Это социокультурное равновесие (не редко на грани национальной катастрофы) заявляло о себе в наиболее решающие, кризисные моменты истории России и способствовало выживанию русской культуры в предельно трудных для нее, а под час, казалось бы, невозможных общественно-исторических условиях и обыденных обстоятельствах. Осуществлявшееся на каждом историческом этапе становления и развития русской культуры в формах то «единства противоположностей», то «раздвоения единого», это балансирование национального самосознания между целостностью и расколом, между всеобщим и отдельным, между ординарным и исключительным выражало не только имманентно присущую русской культуре дискретность, но – и высокую адаптивность русской культуры, следовательно, наличие единого стержневого типа, заключающего в себе некие неизменные ментальные установки.

Продуктивным видятся и представления о дальнейшем пути развития России. Как же представлял Бердяев дальнейший путь России? Верно ли, что смысл его национальной программы состоял в глубокой и всесторонней «европеизации»? Верно ли, что Россия являлась подсознанием запада? Можно ли говорить, что «русская культурная традиция…понимает саму Россию как подсознание»? Думается, на вопрос о «европеизации» лучше всего ответил сам Бердяев. На закате своих дней он писал: «Я не националист, но русский патриот. Я так же противник самомнения и самоутверждения европеизма и защищаю русский Восток». Значит ли это, что Бердяев отрицал роль европейской культуры и призывал к обособлению России? Никоим образом. Путь мирового развития он видел во взаимной встрече Востока и Запада, во взаимообогащении культур. Не только запад влияет на Россию, «но и духовные силы России могут определять и преображать духовную жизнь Запада». Бердяев признавал «предпоследнюю» правду западничества: сначала Россия должна обратиться, к «долгому труду цивилизации», преодолеть реально существующую отсталость, «выучиться» у Запада, а уж затем говорить о выполнении какой-то своей мисси, «призвания». Поэтому – «то, что обычно называют «европеизацией» России, неизбежно и благостно». Видимо, отрезвляющий взгляд Бердяева на Россию вполне оправдан, и «предпоследняя» необходимость принятия выработанных западноевропейской цивилизацией ценностей очевидна. Комментируя эти высказывания Бердяева, О.Д. Волкогонова считает, что «слишком часто мы принимали свою отсталость за превосходство, верили романтической идеи о преимуществе неразвитости, считали, что сможем учиться лишь на чужих ошибках и «перепрыгнуть» через западный опыт. Прежде всего, Россия нуждается в западной прививке индивидуализма. К сожалению, груз личной вины и ответственности мало знаком русским людям, исторически воспитанным в духе безличного коллективизма, – вечевого ли, общинного, религиозного или коммунистического».

Для Бердяева Россия была не только географическим понятием и даже не только синонимом отечества. Он видел в России, прежде всего духовное явление, которое не могут убить не какие материальные и политические катастрофы. И хотя тема мирового кризиса была поставлена Бердяевым с определенной остротой и глубиной, он пытался увидеть и пути выхода из него, он верил, что Россия несет «новое слово» миру, что она откроет следующую страницу человеческой истории. Бердяев предрекал России великую роль. А также – великую ответственность.

В рамках представления о великом возрождении России Н. Бердяев не малую роль отдавал личности, полагая, что духовное возрождение общества неразрывно связано с изменением отношения личности к самому себе. «Человек волен пойти путем самоподчинения себя высшим божественным началам жизни и на этой почве укрепить свою человеческую личность…» Бердяев писал, что от человека сплошь и рядом требуют отказа от своей личности, отказа от свободы и за это сулят ему облегчение его жизни. Но и кто ни вправе отказываться от своей личности и своей свободы. Таким образом, залог совершенствования национального характера философ видел в том, что личность может «самотвориться», становиться более духовной». Именно здесь Бердяев и говорит пути выхода из представленного им кризиса, заключающегося в отсутствия в России «срединной» культуры.

Конечно, Бердяев понимал, что многое из написанного им о совершенствовании русского национального характера, о духовности русской нации противоречит реалиям ХХ века. Примирение с несправедливостью, двойная мораль, жестокосердие, бездуховная жажда наживы вряд ли свидетельствуют о прогрессивных тенденциях в национальном самосознании. Бердяев знал эти проблемы и пытался их объяснить. Он исходил из того, что негативные черты русского характера возникли в результате революции и под ее влиянием. «Но божий замысел о народе остается тот же, и дело усилий свободы человека – оставаться верным этому замыслу». Основные положительные качества русского характера сохранились.

В заключение этого параграфа стоит отметить и тот ценностный аспект трудов Бердяева в изучении русского характера как «язык» его повествования. Который, как и все наследие философа, никогда не подвергался однозначной оценке. Сомнений нет в том, что философские построения Бердяева зачастую очень афористичны. Например, В.В. Зеньковский отмечает, что в литературной манере Бердяева есть некоторые трудности: «Часто читателю трудно уловить, отчего данная фраза следует за предыдущей: порой кажется, что отдельные фразы можно было бы легко передвигать с места на место – настолько неясной остается связь двух рядом стоящих фраз». При этом Зеньковский ссылается на самого Бердяева, на его высказывания об интуитивности и афористичности своего мышления: «Я ничего толком не могу развить и доказать». Достоинство стиля Бердяева Зеньковский видит в чеканке отдельных формул, в своеобразных изречениях, которые запоминаются навсегда, с этим нельзя не согласится.

По словам Н.П. Полторацкого (защитившего в 1954 году в Сорбонне диссертацию на тему «Философия истории России Николая Бердяева»), последняя книга Бердяева «Русская идея» богата меткими характеристиками отдельных русских писателей и мыслителей, интересными социологическими наблюдениями, афористичностью стиля. Но в ней обнаруживается и обострившиеся с годами его недостатки: «субъективизм и шаткость общей конструкции, диалектическая двойственность, противоречивость и соблазны: повторения и длинноты прежних сочинений Бердяева подменены в «Русской идее» новым недостатком: неясность и непостоянство терминологии».

В своей статье «Бердяев: пророк или еретик?» С.А. Левицкий пишет: «Нужно отметить, Что Бердяев на ряду с его значительностью остается фигурой довольно спорной… Во всяком случае нельзя отрицать яркой оригинальности Бердяева, пророческого характера его философии и его блестящего литературного таланта».

менталитет национальный характер бердяев

2.2 Значение работ Н. Бердяева для современного исследования в области менталитета русской культуры

На сегодняшний день проблема изучения менталитета русской культуры является одной из первостепенных задач гуманитарной науки. Есть, по меньшей мере, два направления изучения духовной самобытности народа. Один из них восходит к изучению современных культурных процессов. Но такого рода изучение нуждается, в свою очередь. В определении ясно обозначенных параметров, заданных однажды исходных моделей развития. Кем же заданы эти модели, эти параметры? Главным образом, совокупным творчеством народа, запечатленным в понятиях, образах и символах его одаренных представителей. В современной ситуации это, прежде всего, те, кто исследовал духовность России как ценностный феномен, включающий религиозно-нравственные и философские, художественные и социально- психологические, политические, юридические и иные отражения. В связи с этим не обходимо переосмыслить опыт этих исследователей, одним из которых и является Н.А. Бердяев

По мнению видного исследователя менталитета русской культуры В.А. Щученко: «Поставленные Н.А. Бердяевым задачи не утратили своей значимости. Более того, последние десятилетия, и особенно последнее десятилетие, эти проблемы заострили, обнажили их актуальность». Но здесь существует некоторая тонкость. На современном этапе, развитие и осмысление идей Бердяева претерпело некоторые изменения, на примере предыдущего параграфа видно, что несомненно изменилась методология исследования. Необходимо понимать, что возращение к ценностям русской духовной культуры первой половины ХХ века не является простым повторение прошлого. В свое время проблематика XIX века была по-новому поставлена и осознана в творчестве Бердяева и других философов того времени. Так и теперь, проблематика их творчества остается в силе, но в то же время есть проблемы, которые ставятся с большей остротой, чем в начале века, все эти, как и некоторые иные проблемы ставятся теперь по иному. Проведенный анализ творческого наследия Бердяева позволяет сделать вывод, что во многом изменился терминологический инструментарий, в категории, которыми пользовался Бердяев претерпели коренные изменения. И задача современного исследования, как было уже заявлено в одной из предыдущих главах: определить насколько «говорил» Н. Бердяев, о «менталитете», когда вел свои рассуждения об особенностях русского народа и его характера. Чтобы составить более наглядного представление о сущности данного исследования рассмотрим, например, определение понятия нации, которое дал Н. Бердяев в работе «Судьба России». «Нация не есть эмпирическое явление того или иного отрывка исторического времени. Нация есть мистический организм, ноумен, а не феномен исторического процесса. Нация не есть живущее поколение, не есть и сумма всех поколений. Нация не есть слагаемое, она есть нечто изначальное, вечно живой субъект исторического процесса, в ней живут и пребывают все прошлые поколения не менее, чем поколения современные. Национальное бытие побеждает время. Нация всегда стремится к нетленности, к победе над смертью, она не может допустить исключительного торжества будущего над прошлым. Вот почему в национальном бытие и национальном сознании есть религиозная основа. Религиозная глубина. Нация есть мистический организм, таинственную жизнь которого мы постигаем в собственной глубине, когда мы перестаем жить поверхностной жизнью, жизнью внешних интересов, когда мы освобождаемся от исключительной власти оболочек, разделяющих людей». В этом определении мы не видим того формального определения нации которое присутствует в любом современном словаре. Пытаясь определить нацию, Н. Бердяев прибегает к использованию более глубинных структур, которые, несомненно, присущи нации. Говоря, что «нация есть мистический организм» Бердяев явно указывает на то, что сейчас принято называть менталитетом.

Изучая то влияние, которое оказало творчество Бердяева на изучение менталитета русской культуры остановимся на двух факторах, которые по мнению философа повлияли именно на формирование русского менталитета. Среди них, так называемый в современной науки, природно-географический фактор, включающий в себя как особенности ландшафта и климата, так и особенное срединное положение России между Востоком и Западом. Кроме того, большое влияние, по мнению философа, на формирование национального характера и дальнейшую судьбу страны, оказал выбор веры. В рамках изучения влияния исследований Бердяева на современное изучение менталитета русской культуры именно эти два момента и имеют ключевое значение. Потому что, именно из особенностей православной веры и воспитания и климатической среды, Бердяев выводит большое количество черт русского характера. О важности влияния именно этих двух факторов на формирование русского характера Бердяев говорит в «Русской идее»: «два противоположных начала легли в формацию русской души: природная, языческая дионистическая стихия и аскетически-монашеское православие». Ту же мысль выражает философ в свое книге «Истоки и смысл русского коммунизма». Многие антиномии русского национального характера порождены, по его мнению, сочетание православной религиозности, довлеющей над русскими душами, с природным, языческим началом, которое вытекает из географических условий обитания русских. Рассматривая содержание, которое вкладывал в них Бердяев, будем проводить параллели с современными исследования менталитета русской культуры.

Сегодня ни для кого не секрет, что одним из ведущих факторов формирования русского менталитета является природно-географический фактор. В силу географических, исторических, территориальных и других факторов, каждая нация (общность, территориальное образование) имеет определенные особенности, характерные только для нее. В этом случае Россия не составляет исключения, а скорее наоборот – характер русских, его отличительные черты, образ жизни, логика русских, смешавших в себе много кровей, не дублируются и не понимаются в совершенстве ни в одном другом народе. Конечно, нельзя отрицать, что отдельные черты встречаются у нескольких народов, но везде они имеют свою специфику и неповторимость. Однако следует заметить, что качества присущие всему народу могут и не повторяться в отдельном его индивидууме, но они проявляются в тот или иной отрезок времени. Понять сегодняшнее состояние России, её социально-экономических, государственно-политических и культурных особенностей невозможно, не принимая во внимание историко-географических и природных условий, что особенно важно для понимания ментального развития этой, еще в недавнем прошлом, крестьянской страны. Многое в этом направление уже сделано. Как определяет В.А. Щученко: «Стало понятно во всяком случае, что природно-географические условия, предопределили во многом особенности крепостнической России, а крестьянский общинный менталитете явился важнейшей составляющей советского менталитета». В работах современного историка Л.В. Милова убедительно показано, что природно-климатический фактор оказал существенное влияние на формирование в России особенностей историко-генетического развития экономики и политической жизни, культуры, ментальности русских и россиян. В этой связи, правда, встает вопрос о том, в какой степени крестьянская общинная ментальность есть отражение российского менталитета как целого? На этот вопрос дается, как правило, утвердительный ответ. Так, А.В. Гордон подчеркивал то известное обстоятельство, что русский народ во многом и до позднейшего времени оставался крестьянским народом. В этом срезе значительный интерес представляю – выводы С.Ф. Гребенниченко о том, что при всей своей многомерности и динамизме ментальные признаки российского крестьянства (а так же и тех, кто вышел из среды крестьянства) относительно устойчивы и проявляют себя в достаточно длительной исторической перспективе. Проблема влияния климата, ландшафта и географического положения на формирование особенностей национального характера была интересна не только современным историкам и мыслителям. Так известный русский историк В.О. Ключевский еще до Бердяева в своем «Курсе русской истории», обращал внимание на то, что развитие общества зависит не только от экономических, социальных и др. факторов, но от их сочетания с географическим фактором. Объясняя природными условиями возникновение в русском характере некоторых черт он пишет: «Природа Великороссии часто смеется над самыми осторожными расчетами великоросса: своенравие климата и почвы обманывают самые скромные его ожидания, и, привыкнув к этим обманам, расчетливый великоросс любит подчас, очертя голову, выбрать самое… безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великоросский авось. В одном уверен великоросс – что надобно дорожить ясным летним рабочим днем…»

Бердяев, подхватывая накопленные исследования продолжает разработку этого вопроса и в своей книге «Судьба России» пишет: «Не раз уже указывали, что в судьбе России огромное значение имели факторы географические, ее положение на земле, ее необъятные пространства».

Какие же природные особенности нашего государства, и как, повлияли на формирования русского национального характера? Среди наиболее действенных факторов русского ландшафта Бердяев называет необъятные его просторы вслед, за В.О. Ключевским он писал, что «пейзаж русской души» соответствует пейзажу русской земли, подчеркивая безграничность, бесформенность, устремленность в бесконечность, широту национально-русского сознания. Причем в отличие от предшествующих авторов он отмечает их негативное влияние: «необъятные пространства России тяжелым Гентом легли на душу русского народа. В психологию его вошли и безграничность русского государства и безграничность русских полей. Русская душа ушиблена ширью, она не видит границ, и эта безгранность не освобождает, а порабощает ее…Русский человек, человек земли, чувствует себя беспомощным овладеть этим пространствами и организовать их». Итак, среди свойств русского характера, сложившихся под влияние ландшафта, Бердяев выделяет слабость формы и беспомощность русского человека перед организацией бесконечных русских пространств. Об этом же Бердяев говорит в работе «Русская идея»: «В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине. Поэтому русскому народу трудно было овладеть этими огромными пространствами и оформить их». Позднее философ стал писать о более глубокой связью между безграничностью русских земель и душой русского человека: «И в собственной душе он чувствует необъятность, с которой ему трудно справиться. Широк русский человек, широк как русская земля, как русские поля». Бердяев отмечает такое важное свойство русского пространства, как его недифференциированность, что совершенно отсутсвует на западе, где все разделено, перегорожено, лишено шири, необъятности и цельности. Европейская душа сдавлена повсюду. С недифференциированностью связана русская свобода духа: «Русский человек безмернее, свободнее духом, свободнее в жизни, свободнее в своей религиозной жизни, он мене связан формой, организацие, правом и порядком». Из этого вытекает еще одно свойство русского человека – его отношение к земле. Бердяев говорит, что земля есть категория русского духа, русский человек определяется прежде всего свои отношением к русской земле. Не народ владеет землей, а земля владеет народом, русский народ стихийно верит в величие, мощь, богатство, необъятность и непобедимость русской земли. Русский человек не столько защищает и спасает свою землю, сколько ждет защиты и спасения от нее, в ней можно укрыться от врага. Отсюда экстенсивность русского отношения к жизни, слабая потребность в интенсивной культуре. Когда мы говорим о широте русской души, мы, как правило, не подразумеваем под эти понятием ничего негативного. Бердяев же связывает широту и необъятность с затруднениями в оформлением своего творчества: «Русская душа подавлена необъятными русскими полями и необъятными русскими снегами, она утопает и растворяется в этой необъятности. Оформление своей души и оформление своего творчества затруднено было для русского человека. Гений формы – не русский гений…». Из природных компонентов национально-русского менталитета Н. Бердяев сумел вывести метафизические свойства русской истории и культуры, возведя отдельные связи и соответствия между природными, социальными и культурными явлениями и процессами национальной истории в ранг целой историософии («Русская идея»). Так, развивая идеи С. Соловьева, В.Ключевского, Н.Бердяев утверждал, что деспотический характер русского государства объясняется своеобразием русской ментальности – необходимостью насильственного, идущего от власти, «сверху», оформления огромной, необъятной русской равнины. Фактически, речь шла именно о ментальных основаниях российской цивилизации. «Государственное овладение необъятными русским пространствами сопровождалось страшной централизацией, подчинение всей жизни государственному интересу и подавлением свободных личных и общественных сил. Всегда было слабо о русских сознание собственных прав и неразвита была самодеятельность классов и групп». Так, Бердяев пишет о том, что централизация выразилась в русской привычке возлагать всю организацию на центральную власть, что привело, в свою очередь, к отсутствию у русских самодисциплины и самодеятельности. Русских и сегодня не редко обвиняют в неорганизованности и пассивности. Бердяев же дает этим русским качествам историческое оправдание, но верит, что, в будущем мы сможем преодолеть их. «Через исторический склад русской государственности сами русские пространства ограничивали русскую государственность и ответственную самодеятельность и творческую активность русского человека».

Если коснуться именно влияния природно-климатического фактора на повседневную жизнь русского человека, то культ природы (природный календарь с его ярко выраженной цикличностью, круговоротом; устойчивая семантика аграрных праздников и соответствующих обрядовых форм; почитание Земли как всеобщей Матери и т.п.) был настолько важен для становления и развития русского менталитета русской культуры, общественного стоя и государственности на Руси, что это своеобразно отразилось в самосознании русского народа. Как отмечает Кондаков: «Исследователи и самобытные мыслители – уже конца ХХ века – обратили внимание на то, что представители различных стран, народов, национальностей называются по-русски именами существительными (француз, немец, финн, грузин, татарин, монгол, турок, китаец, якут и т.п.), и только русские именуют себя именем прилагательным – как воплощение своей принадлежности сущему, причастности предмету, высшему и самоценному, по сравнению с людьми, составляющими народ. Это высший предмет, это сущее – Русь, Русская земля».

Касаясь темы природно-географического фактора в трудах Бердяева, нельзя не упомянуть о более глубоком, религиозно-идеалистическом его толковании, согласно которому «все внешнее всегда есть лишь выражение внутреннего, лишь символ духа, а география народа всегда бывает лишь символическим выражением строения души народа, лишь географией души». Философ отмечает, что с внешней, позитивно-научной точки зрения огромные русские пространства представляются географическим фактором русской истории. Но с более глубокой, внутренней точки зрения сами эти пространства можно рассматривать, как внутренний, духовный факт в русской судьбе. Это – география русской души. Вопрос о соотношение географии и характера он решает по-своему: «Юг и север, горы и равнины, моря и реки находятся внутри народной души»,- пишет он и сразу же спешит оговориться, что это «не означает материализма». Как отмечает видный исследователь его творчества Н.П. Полторацкий: «Бердяев метафизик платоник, и для него не столько география определяет дух народа, сколько обратно – материальная география народа есть лишь символическое отображение его духовной географии, географии души народа». Несомненно, ландшафт и климат оказали влияние на формирование русского характера, его специфических черт, но, наверное, еще большее значение и интерес имеет географическое расположение нашего государства. К теме особенностей географического расположения России, как важного фактора в формировании национального характера, обращались многие русские мыслители до Бердяева, такие как Хомяков, Достоевский, Соловьев, и др. причем, каждый трактовал эту проблему по-своему. В трудах же Бердяева тема получила особо глубокое развитие. Кроме того, что мыслитель выводил из особого положения России (между Европой и Азией) многие специфические черты и антиномии русской души, он верил в особое призвание своей страны в следствие такого ее положения, которое должно было выразиться в стремлении к синтезу, на котором Бердяевым построена «идея особого пути» России. Сам Бердяев придавал этой теме особое значение и называл проблему Востока и Запада вечной темой русских размышлений. В главе книги «Судьба России», посвященной проблеме влияния на формирование национального характера азиатского и европейского факторов, Бердяев говорит, что эта тема – «основная для нашего национального самосознания и очень ответственная; тема – основная для философии и истории требующая серьезной философской подготовки». Для Бердяева оба начала имеют значение в русском характере: и западное и восточное. Именно эта его позиция подтверждает и обосновывает принцип антиномичности русского характера. В одной свое работе он пишет, что такая противоречивость «создана всей русской историей». Русская история видится ему как история постоянных взаимодействий восточных и западных влияний, в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Итак, учитывая постоянную борьбу Востока и Запада в русской душе и русском характере, мыслитель считает невозможным для России принять чисто западную или чисто восточную модель развития. «Россия не может определить себя как Восток, и противополагать себя Западу. Россия должна сознавать себя Востоко-Западом, соединителем двух миров, а не разделителем».

По мнению, уже многократно упомянутого И.В. Кондакова: «Оппозиция «Запад – Восток», является одним из важнейших, исходных для самопознания культуры России предпосылок, несущая в себе ее метафизические и географические, мифорелигиозные и геополитические, исторические и социальные интенции». В современном россиеведение оппозиция «Запад – Восток» – понимается как условная смысловая конструкция, исторически выработанная культурологической мыслью человечества для первичной (космогонической) типологии мировой культуры и действующая как парная категория, которая выражает дихотомию поляризованного целого всемирной культуры; она одновременно характеризует и амбивалентное символическое единство культуры человечества, и ее разделенности на принципиально отличные друг от друга, а во многом и противоположные модели культурной идентичности, которые друг друга взаимополагают, и в тоже время взаимоисключают, воплощая собой дополнительность и антиномичность полярных начал, диалектику единства и множественности мировой культуры как сложного целого.

По мнению другого отечественного исследователя менталитета русской культуры: «Изначальная «пограничность» русской культуры – по отношению к Западу и Востоку – порождала не только универсализм целей и притязаний русской культуры (что нередко выливалось в мессианские и эсхатологические предчувствия и идеалы), но и делало ее путь, как и судьбу России, весьма драматическими, чреватыми взлетами и падениями, катастрофическими событиями, жестокими испытаниями, великими потрясениями, имевшими всемироно-историческое, а подчас и глобальное значение». Этим геополитическим положением определяется уникальность России. Являясь страной колоссальных размеров, Россия не только соприкасается с различными культурными традициями, но и частично содержит их элементы внутри себя наряду с традициями других народов, составляющих ее население, столь различное по своим культурно-ценностным ориентациям. Как пишет по этому повод А.И. Шаповалов в своей работе «Феномен советской политической культуры»: «Российская историческая система возникла на стыке христианского, мусульманского миров, мира классического (буддийского) Востока и огромного по территории «традиционного мира» народов Севера, Сибири, Дальнего Востока. Российская историческая система сформировалась как конгломерат народов, относящихся ко всем типам исторических систем. Объединение множества народов с различной историко-системной ориентацией превращало российский социум в неоднородное сегментарное образование в котором постоянно шло движение земель, народов и культур». Исходя из этого автор объясняет неизбежность образования таких особенностей русской культуры, как сильное государство, интегративно-адаптивный тип социального и хозяйственного устройства и идейное основание объединения, порожденные столь разнообразными культурными традициями на обширном российском пространстве. В геополитическом вопросе принадлежности России к Европе или к Азии Шаповалов рисует перед нами картину одновременной замкнутости и открытости России Западу и Востоку. Такой же позиции придерживается И.Ф. Миронова в статье «Русский менталитет» говоря, что в России присутствует одновременно и запад и восток: «Россия своими корнями, кровью, историей прочно связана, как с Европой так и с Азией».

Таким образом, рассуждения Бердяева на эту тему не новы, но роль Бердяева в разработке этой темы велика, так как он во-первых, суммировал размышления на эту тему, во-вторых, внес в ее развитие нечто свое, настаивая на своеобразии национального характера русских и исторического пути вследствие срединного положения государства, но не впадая при этом в крайности, какие были свойственны например, сторонникам «евразийства». В современном представлении уже на основе природно-географических предпосылок формирования менталитета русской культуры, можно отметить следующее. Природой и климатом Россия серьезно отличается от соседствующих с не Европой и Азией. В виду этого мы не можем не видоизменяя, применять те или иные их парадигмы развития на территории культуры России. Значимость природно-климатического фактора, столь серьезно влиявшего на становление нашего менталитета, остается сильна и по сей день и продолжает играть значимую роль в различных сферах общественных отношений.

Второй центральной особенностью формирования русского национального характера является религиозность русского народа. Она как и природно-географический фактор так же является основополагающей, так как исходя из религиозности русского человека, Бердяев выводит многие характерные особенности душевного склада русских, такие как приверженность к определенной идее, готовность нести во имя нее страдание и жертвы, покорность и коммюнотарность, напряженный максимализм, тяготение к вечности, иному миру. (Все эти черты русского характера были рассмотрены в одной из предыдущих глав.) По мнению мыслителя, именно эти духовные качества, утрачивая непосредственную связь со своими религиозными источниками и приобретая иное содержание, стали воплощаться в различных общественных теориях и движениях. «Религиозная формация русской души выработала некоторые устойчивые свойства: догматизм, аскетизм, способность нести страдания и жертвы во имя своей веры… Устремленность к трансцендентному…»

Довольно подробно тема русской религиозности была разработана Бердяевым в книге «Философия неравенства». В ней Бердяев говорит о своеобразной религиозности русского народа, корни которой он видит в том, что «русский народ получил иное религиозное воспитание, чем народы Запада». Бердяев изобретает оригинальный метод: сопоставляя две веры: католическую и православную, он сопоставляет два столь непохожих национальных типа: западный и славянский. Конечно, своеобразное воспитание русской православной церкви не могло не отразиться на русском национальном характере, породив в нем некоторые, только ему свойственные черты.

Из православной религиозности Бердяев выводит и некоторые парадоксально противоречивые качества русского человека, его «веками воспитанный дуализм». Одно из таких дуалистических качеств, взращенных русским православием, философ охарактеризовал свойственным, как ему кажется, русскому человеку принципом: «Лучше смиренно грешить, чем гордо совершенствоваться». Дело в том, что русское православие, которому русский народ обязан своим нравственным воспитанием, не ставило слишком высоких нравственных задач личности среднего русского человека, в нем была огромная нравственная снисходительность. Русскому человеку было, прежде всего, предъявлено требование смирения. В награду за добродетель смирения ему все давалось и разрешалось. Смирение и было единственной формой дисциплины личности. Так Бердяев объясняет то, что «русский человек привык думать, что бесчестность – не великое зло, если при этом смиренен в душе, не гордится, не превозносится». Бердяев называет это веками воспитанным дуализмом, а не грехом. Этот дуализм настолько глубоко заложен в русском характере, что, то, что кто-то может назвать наглостью, лицемерием и бесстыдством русского, есть на самом деле не что иное, как выражение его смирения, искренности и истинного благоговения. Так, Бердяев приводит пример, как «какой-нибудь хищник и кровопийца – может очень искренно, поистине благоговейно склоняться перед святостью, ставить свечи перед образами святых, ездить в пустыни к старцам, оставаясь хищником и кровопийцей».

Такие негативные качества, как отсутствие воли к самосовершенствованию и духовному росту, слабость характера и пассивность русских Бердяев так же связывает с их православным воспитанием. В рассмотрение этого вопроса он касается темы взаимоотношения святости и чести в русском национальном характере. Истина по Бердяеву состоит в том, понятие честь и честность больше сопоставимы с идеалы западной культуры, у нас же они не были достаточно развиты, так как были заменены в ходе православного воспитания понятием смирение. Бердяев видит большой недостаток в национальном характере русских, который выражается в отсутствии воли к самосовершенствованию и духовному росту. Философ так описывает этот феномен русской души: «Святость слишком высока и недоступна, она – уже не человеческое состояние, пред ней можно лишь благоговейно склоняться и искать в ней помощи и заступника за окаянного грешника. Почитание святых заслонило непосредственное богообщение. Святой больше, чем человек, всякий же человеческий идеал совершенства, благородства, чести. Честности, чистоты, света представляется русскому человеку малоценным, слишком мирским… Русскому человеку часто представляется, что, если нельзя быть святым и подняться до сверхчеловеческой высоты, то лучше уж оставаться в свинском состоянии… Активное человеческое совершенствование и творчество парализованы». Такую пассивность в деле собственного совершенствовании Бердяев связывает с так называемой «женственной религиозностью» русского человека. Русскую слабость и пассивность Бердяев объясняет нарушением соотношений между мужским и женским началом, которое во многом было результатом воспитания русского человека православием. Говоря о чрезмерной покорности, смирении и преклонением перед сильным началом как о слабой стороне русского характера, Бердяев часто заменяет понятие «женственность» понятием «бабье» или «вечно-бабье». Он говорит: «В самих недрах русского характера обнаруживается вечно-бабье…» говоря о негативном влиянии неправильного соотношения женственного и мужественного начала в русском характере, Бердяев говорит, что такое неправильное соотношение есть «источник вех болезней нашего религиозного и национального сознания». Таким образом, анализируя по трудам Бердяева влияние русского православия на формирование русского характера, сталкиваешься с ужасающей критичностью философа. Из того факта, что русское православное воспитание не дало, по его мнению, должного закала русскому характеру, Бердяев выводит неправильное соотношение в нем женственного и мужественного начал, выразившееся у нас во многих негативных чертах: пассивности, чрезмерной покорности, увлечением иноземными учениями, неразвитому национальном самосознанию. Конечно, Бердяев был не единственным, кто рассматривал негативные стороны русского православия. Так, например, Л.П. Карсавин тоже видит серьезный недостаток русского православия в его пассивности и бездейственности. Читая труды Бердяева, видишь, какое внимание уделил он проблеме религиозности русского человека. В октябре 1923г., будучи проездом в Праге, Бердяев прочитал там доклад для членов религиозно-философского общества на тему «Русский религиозный тип». По мнению известного историка в эмиграции, А.А. Кизеветтера, который откликнулся в печати на это событие, «Н.А. Бердяев отважился взять на себя в высшей степени ответственную задачу: очертить духовный облик русского народа на основании присущих русскому народу религиозно-нравственных идеалов». Правда в ответ на сделанное ему возражение Бердяев подчеркнул, что он вовсе не смотрит на свой доклад, как на общую характеристику души русского народа, ограничивая свою задачу лишь изображением религиозного идеала, этому народу присущего. Дело в том, что характеризуя духовный образ народа, нельзя оперировать одними диалектическими выкладками из непроверенных предпосылок, не считаясь с историческими фактами. Трудно судить насколько справился Бердяев с этой задачей, но что разработки Бердяева на эту тему представляют сегодня огромный интерес – это несомненно. Говоря о роли религиозного воспитания в формировании характера русского народа, Бердяев далек от идеализации религиозных корней, и слишком увлекался выделением, в основном, отрицательной стороны этого влияния, правда это позволяет и нам, вслед за ним, критически оценить некоторые черты нашего национального характера. И несомненно, это критическое отношение у Бердяева к религиозным корням, стимулирует современных ученых к изучению в противоположном направлении из духа исследовательского противоречия.

Склонность Бердяева к негативному толкованию, проявляется даже тогда когда он выделяет те черты, которые с позиции религиозного мировоззрения видится положительными. По его мнению, религиозная формация русской души выработала некоторые устойчивые свойства: догматизм, аскетизм, способность нести страдания и жертвы во имя своей веры. В тоже время, он говорит о том, что религиозная энергия русской души обладает способностью переключаться и направляться к целям, которые не являются уже религиозными, в этом случае он, конечно же, имеет ввиду социальные идеи. «В силу религиозно-догматического склада души русские всегда ортодоксы или еретики, раскольники, они апокалиптики или нигилисты».

Однако религиозному преображению в деле воспитания человека Бердяев отводил центральную роль и согласно его взглядам «дело религиозного преображения в России – дело будущего. Особенность России – в сильно выраженной направленности к религиозному преображению жизни, к чуду, ибо она не скована «символикой культуры и прагматизмом цивилизации». В связи с этим встает вопрос о религиозности русского сознания целом. Религиозность русского сознания проявляется во всех сферах его культуры, что подчеркивается в работах многих отечественных философов. Как считает Д.В. Полежаев «Русский народ был издревле народом глубоко религиозным и христианским. Даже мирская жизни наших соотечественников заключала в себе глубоко религиозный смысл». Русская религиозность несет в себе особенные черты русского народа и именно по этому может рассматриваться как характерная его черта. Выделенный религиозный элемент не стоит рассматривать только в аксиологическом аспекте, поскольку в этом случае указанный признак нельзя в полной мере отнести к сфере функционирования феномена менталитета. Здесь важно обозначить глубинно-психическую сущность этой установки русского национального сознания, которая осуществляется в том числе и в несознательной сфере или на границе сознаваемого и неосознаваемого.

Религиозному фактору в процессе формирования и становления менталитета русской культуры в современной научной литературе уделяется огромное значение. Среди таких авторов стоит отметить А.Я. Гуревича, И.В. Кондакова, В.А. Щученко, А.И. Шаповалова, К.Касьянову, С.М. Поздяеву и др. Но в отличие от Бердяева, они склонны к более положительной трактовке тех свойств русского характера которые воспитало в русской душе православие. В современной основе за основу берется та форма влияния религии, но заполняется она качественно новым содержанием. Многие основополагающие черты русского характера выросли именно из православия и под воздействием импульсов православия, это у Бердяева не вызывает никаких сомнений. А негативную трактовку этих черт стоит рассматривать, как стремление Бердяева обогатить русский характер путем преодоления этих слабостей, и опирается он в своем стремлении несомненно на все те же православные ценности.

Заключение

Проблема менталитета русской культуры достаточно сложна, и в ее изучении необходим комплексный подход историков, политологов, философов, социологов, этнографов. Но все эти направления исследования, стремящиеся к объективному осмыслению менталитета русской культуры должны осуществляться на основе рефлексии духовного и интеллектуального опыта выдающихся представителей русской культуры. В этом смысле творчество выдающегося русского философа Николая Александровича Бердяева имеет огромную ценность. Ему принадлежит приоритет в постановке целого ряда философско-исторических, культурологических, историко-философских и других проблем, впервые ставших предметом широкого обсуждения советскими учеными и публикациями лишь во второй половине 80-х годов. К их числу относятся вопросы осмысления роли православия в развитии русской духовной культуры и национального самосознания русского народа; анализ национальной специфики русской культуры; постановка вопроса об основных чертах русской нации. Говоря словами М. А. Маслова: на страницах произведений Бердяева «разворачивается своеобразное культурологическое, философско-историческое, историко- и религиозно-философское россиеведение, образующееся на стыке истории, философии, социологии и богословия. Картина настолько же пестрая и увлекательная, насколько широко и многообразно богатство русской духовности». Творчество философа не имеет однозначной оценки в трудах исследователей. Достаточно вспомнить критические статьи Е.Н. Трубецкого, А.А. Кизеветтера, В.В. Зеньковского, П.Н. Полторацкого, О.Д. Волкогоновой, В.А. Щученко. Такое обилие критики, зачастую оправданной, в адрес философа не удивительно, вследствие оригинальности его размышлений, романтизма и правдоискательства натуры философа, смело выдвигавшего свои идеи, в правдивость и непоколебимость которых он твердо верил.

Необходимо сформулировать те выводы, которые были сделаны в результате проведенного исследования. Ведь первостепенной задачей современного изучения Бердяева является определение роли его трудов в процессе изучения менталитета русской культуры.

Первый вывод касается соотношения понятий менталитет и национальный характер. Понятие национального характера стало активно изучаться с XVIII века, а понятие менталитета – значительно позже, лишь с середины XX столетия. Существует множество мнений о проблеме соотношения этих двух понятий: одни из них утверждают, что менталитет охватывает понятие национального характера, другие считают, что наоборот менталитет – более узкое понятие. Вопрос их соотношения требует, прежде всего, анализа двух взаимно обуславливающих категорий. Связанные друг с другом, отражающие по многим параметрам идентичные реальные свойства субъекта действительности, эти понятия, вместе с тем, имеют различную смысловую и функциональную нагрузку. В «национальном характере» приоритетное значение имеет осознание нацией самой себя, своих интересов и целей, позволяющих сопоставить собственную самость с другими общностями, с одновременно познавательным отношением к комплексу условий своего бытия. А менталитет – совокупность сознательных и бессознательных представлений, выражающих себя в повседневных поведенческих структурах, но – также и в литературе, искусстве, музыке и других произведениях культурного творчества. Тем самым можно сделать вывод, что ни «менталитет», ни «национальный характер» не охватывают одним другого, эти понятия имеют смежный смысловой сектор, но, имеют различную функциональную нагрузку. Определение соотношения менталитета и национального характера имеют большое методологическое значение в работе, так как Бердяев писал о национальном характере, а объектом исследования является менталитет русской культуры.

Вывод второй. Излюбленный подход Н. Бердяева к изучении русского характера основанный на антиномичности на сегодняшний день является теоретически продуктивным. При всей его слабости и противоречивости, нельзя не замечать его плодотворности. Так, он позволил выделить основные противоречия русского характера, наметить в нем массу опасных черт, требующих корректировки. Более того, как отмечает М.С. Уваров: «Дихотомический (бинарный) анализ оказывается весьма существенным эвристическим средством на пути познания закономерностей развития». Метод антиномичности является амбивалентным способом описания разнообразных культурных явлений, дающих наиболее полное и целостное представление об основных чертах национального характера. Рассмотрение русской культуры и русского менталитета с позиций антиномий позволяет понять, что русская культура призвана демонстрировать миру утонченность чувствования универсальных противоречий бытия. Но не стоит возвеличивать эту антиномичнность. Автор работы считает истинный смысл русской культуры заключается в «попытках нахождения неклассического типа синтеза, что является одним из оснований русской мысли, которую крайне не корректно сводить к идее бинарной противопоставленности культурных смыслов».

Суть третьего вывода в том, какие типологические черты в русском характере выделял Бердяев и какое значением он им придавал. Среди таковых склонность к идеализму, мессианское мироощущение, соборность (коммюнотарность), тоталитаризм и максимализм мышления, разрушительная апокалиптичность, все эти черты, по мнению Бердяева, сыграли роковую роль в судьбе России. Страстные и пылкие суждения философа на эту, столь волнующего его тему, раскрывают нам русский характер зачастую с новой, не очень приглядной стороны, так как философ рисует нам портрет характера русского народа без идеализации, скорее, наоборот, с утрированной критичностью большинства его черт. В связи с этим многие исследователи его творчества выделяют слабость его исследования, которая заключается в том, что Бердяев увлекается перечислением слабых черт русского характера, забывая при этом указать пути конкретных решений. Но, несмотря на это все эти типологические черты в современных условиях детально анализируется уже именно в рамках менталитета русской культуры. Следовательно, в этой «слабой» стороне исследования философа заключается его сила. Ведь можно сказать, что роль Бердяева, которого нередко называли пророком, в том и состояла в выявлении слабостей русского характера, тем самым, стимулируя исследования в этой области. «Философия Бердяева – для искателей, а не для догматиков».

Четвертый вывод. Прежде всего, необходимо отметить те положительные стороны, достигнутые Бердяевым при разработке вопроса касающегося данного исследования. Отметим, что философ не дает не каких «рецептов» – это не совсем верно. Бердяев указывает, что совершенствование русского характера и, следовательно, судьба России зависит от двух факторов. Первый из них повествует об оформляющем свойстве личностного начала. Бердяев восклицает: «…Пора уже закончить период разрыхления русской души. Пора уже перейти к личной религиозной дисциплине, к организации духовной жизни изнутри». Этих строки возможно трактовать как напутственные слова будущим поколениям, в них чувствуется глубокая вера в русский народ. Бердяев стремится показать роль каждой отдельной личности в духовном созревании нации. Второй фактор – Культурный синтез, который должна осуществить Россия. Существует первоначальная необходимость преодоления для России существующей отсталости, а затем переходить к вопросу о выполнении своей миссии. Поэтому – «то, что обычно называют «европеизацией» России, неизбежно и благостно». Этот отрезвляющий взгляд Бердяева на Россию вполне оправдан, Россия нуждается в прививке, и адаптации с учетом собственных особенностей, выработанных западноевропейской цивилизацией безусловных ценностей.

Так же несомненным достижением Бердяева является определение и описание факторов, повлиявших на формирование русского характера. Большое внимание он здесь уделял влиянию природно-географического фактора и роли религиозного (православного) воспитания. В исследованиях по менталитету русской культуры эти две разработки двух аспектов оформились в одну из первостепенных задач. Изучению роли природно-географического фактора посвящены работы таких авторов как: Гордон А.В., Милов Л.В., Щученко, В.А., так же работы В. К. Трофимова и В.В. Кондрашина.

Таким образом, анализ русского национально характера и раскрытие его роли в судьбах России явились несомненной заслугой Бердяева. Роль Бердяева ёмко и верно оценил Б.Ф. Сикорский: «Бердяев своим творчеством дает ту теоретическую основу, которая даст толчок к дальнейшему осмыслению жизни нации».

Актуальность этого вопроса сегодня становится все более явной, т.к. именно сегодня открываются реальные возможности крепления духовности России, притом – духовности, нацеленной на решение практических задач народов России. В связи с этим в исследовательской деятельности необходимо выработать принципы когерентного целого ментальных элементов, образующих ментальные структуры.

Список используемых источников

1.Аксаков К.С. О русском воззрении // Русская идея. Сост. М.А. Маслин. – М.. 1992.

2.Аксючиц В Заблуждения гения: Н.А. Бердяев о России и коммунизме. // Историко-философский ежегодник. М.: Наука. 2003.

.Алексеев, П.В. Философы России 19-20 столетий: Биографии, идеи, труды. – М.: академический проект, 1999. – С. 97-100.

.Андреев А.Л. Н.А. Бердяев – философия истории и политики // Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. – М.: Наука, 1990.

.Андреев В. Менталитет или особенности национального самосознания народов России. – СПб.: Б. И., 2001. – С. 64.

.Барабанов, В.Е. Русская философия и кризис идентичности // Вопросы философии. М., 1991. № 1.

.Барулин В.С. Российский человек в ХХ веке. Потери и обретения себя. СПб., 2000

.Белый А. Каменная исповедь. По поводу статьи Н.А. Бердяева К психологии революции / Н.А. Бердяев. Pro et contra. – СПб., 1994.

.Белый А. Центральная станция / Н.А. Бердяев. Pro et contra. Кн.1. – СПб., 1994.

11.Бердяев Н.А. Алексей Степанович Хомяков // Н.А. Бердяев. О русской философии. – Свердловск, 1991.Ч.2.

.Бердяев, Н.А. Война и кризис интеллигентского сознания: сила и насилие // Сов.лит. – 1990. – № 7. – С. 106-116.

.Бердяев, Н.А. Духи русской революции // Из глубины. Сборник статей о русской революции. – М., Изд. МГУ, 1990.

.Бердяев Н.А. Духовный кризис интеллигенции. – М.: Канон, 1998.

.Бердяев Н.А. Душа России. – Л.: 1990.

.Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. – М.: Наука, 1990.

.Бердяев Н.А. Константин Леонтьев (очерк из истории русской религиозной мысли) // Н.А. Бердяев О русской философии. – Свердловск, 1991. Ч.1.

.Бердяев Н.А. Мое философское миросозерцание // Н.А. Бердяев. Pro et contra. Кн.1. – СПб., 1994.

19.Бердяев Н.А. Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы. – Берлин, Обелиск, 1924.

.Бердяев Н.А. О духовной буржуазности // Философские науки. М. – 1991. – № 5.

.Бердяев Н.А. О назначении человека. – М., 1993.

.Бердяев, Н.А. О русских классиках / Сост., коммент. А.С. Гришин, вступ. ст. К.Г. Исупов. – М.: Высш. Шк., 1993.

.Бердяев Н.А. О русской философии. – Свердловск, 1991. Ч.1-2.

.Бердяев Н.А. О современном национализме // Философские науки. М., 1991.№ 3.

a.Бердяев Н.А. Русская идея // Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов. – СПб., 1992.

25.Бердяев Н.А. Русская идея. М.: Наука, 1990.

26.Бердяев Н.А. Русская идея // О России и русской философской культуре. М., 1990.

.Бердяев Н.А. Опыт философской автобиографии. – М.: Дом, 1990.

.Бердяев Н.А. Свободный народ // Родина. – 1990. – № 1.

.Бердяев Н.А. Смысл творчества // Н.А. Бердяев Философия смысла творчества. В. 2 т. – М., 1994. Т. 1.

.Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990.

.Бердяев Н.А. Судьба человека в современном мире // Н.А. Бердяев Философия свободного духа. – М.: Республика, 1994.

.Бердяев Н.А. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900-1906гг.) Сост. и коммент. В.В. Сапов. – М.: Канон плюс, 2002.

.Бердяев Н.А. Теософия и антропософия России // Н.А. Бердяев О русской философии. – Свердловск, 1991. Ч.1.

.Бердяев Н.А. Философия неравенства. Письма к недругам по социальной философии // Русское зарубежье: из истории социальной и правовой мысли. Ред. Петрова И.В. – Лениздат, 1991.

.Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл Творчества. М., Правда, 1989.

.Бердяев Н.А. Философская истина и интеллигентская правда // Вехи. Из глубины. – М., 1991.

.Бердяев Н.А. Христианство и антисемитизм // Дружба народов. – 1989. – № 10

.Бессонов Б.Н. Судьба России: Взгляд русских мыслителей. – М., 1993.

.Богданов А.А. Новое средневековье. О проблемах идеализма // Н.А. Бердяев. Pro et contra. Кн.1. – СПб., 1994.

.Бороноев А.О. Россия и русские: Характер народа и судьбы страны / А.О. Бороноев, П.И. Смирнов, – СПб.: Лениздат, 1992.

.Буркова Т. Бердяев об особенностях русской истории / Т. Буркова, К.М. Никонов // История и современные проблемы общества и человека. Волгоград, Перемена, 1995.

.Вадимов А.В. Николай Бердяев: Изгнание // Вопросы философии. – 1991. – № 1

.Веретенников Н.Я. Российская ментальность и современность: Учебное пособие – Саратов: Изд-во Сарат. Ун-та, 2000.

.Волкогонова О.Д. Н.А. Бердяев: интеллектуальная биография. – М.: Изд-во МГУ, 2001.

.Волкогонова О.Д. Образ России в философии русского зарубежья. М.: Российская политическая энциклопедия, 1998.

.Гринева С.В. Менталитет и ментальность современной России. – Невинномысск: – Ставрополь, 2003.

.Гройс Б. Поиск русской национальной идентичности // Вопросы философии. – 1992. – №1.

.Гудзенко А.И. Русский менталитет – М.: Изд-во ПАЙМС, 2001.

.Гулыга А.В. Н.А. Бердяев жизнь и творчество // Н.А. Бердяев сочинения. – М., Раритет, 1994.

.Гулыга А.В. Русская идея и ее творцы. – М.: Соратник, 1995.

.Гуревич А.Я. Культурно-антропологическая история сегодня. – М., 1991.

.Гуревич А.Я. Проблема ментальностей в современной историографии // Всеобщая история: дискуссии, новые подходы, Вып.1.М., 1989.

.Дубов Н.Г. Феномен менталитета: психологический анализ // Вопросы психологии. – 1993. № 5.

.Ермичев А.И. Три свободы Николая Бердяева. – М.: Знание. 1990.

.Живов В. О сомнительном и недостоверном в историографии Н.А. Бердяева // Новый мир. – 1992. – № 10. – С. 221-240.

.Жидков В.С. Соколов К.Б. Десять веков российской ментальности: Картина мира и власть, – СПб.: Алетейя, 2001.

.Зеньковский В.В. История русской философии. В 2-х т. – Л.: Эго, 1991.

.Зеньковский В.В. Русские мыслители и Европа // Сост. П.В. Алексеева; Подгот. Текста и примеч. Р. К. Медведевой; вступ.ст. В.Н. Жукова и М.А. Маслина. – М.: Республика, 1997.

.Золоторев А. Н.А. Бердяев // Родина. -1995. №1.

.Ивонин Ю.П. Творчество, культура и цивилизация в философской концепции Н.А. Бердяева // Вечные философские проблемы. Новосибирск, 1991.

.Ильин А. Кошмар Н.А. Бердяева / Н.А. Бердяев. Pro et contra. – СПб., 1994.

.Ильин И.А. О сопротивлении злу: открытое письмо Н.А. Бердяеву / Н.А. Бердяев. Pro et contra. – СПб., 1994.

a.Ильин И.А. Россия есть живой организм // Русская идея / Сост. и автор вступ. ст. А.И. Маслин. – М.: Республика, 1992.

63.Карсавин Л.П. Ответ на статью Н.А. Бердяева об евразийцах // Путь. – 1925.№11.

64.Кизеветтер А.А. О русской душе / Н.А. Бердяев. Pro et contra. – СПб., 1994.

.Ковальзон М.М. Ментальность как философская категория // Русская цивилизация между Востоком и Западом. Тезисы докладов региональной межвузовской научной конференции. М., 2000

.Кондаков И.В. Введения в историю русской культуры: Учебное пособие для вузов. – М.: Аспект-пресс, 1997.

.Корнилов С.В. Русские философы. Справочник. – СПб.: Изд-во Лань, 2001.

.Кувакин В.А. Религиозная философия в России / В.А. Кувакин // Вопросы философии. – 1986. № 1

.Левицкий С.А. Бердяев: пророк или еретик / Н.А. Бердяев. Pro et contra. – СПб., 1994.

.Лесная Л.В. Менталитет и ментальное обоснование общественной жизни // Социально-гуманитарное издание. – 2001. №1.

.Лосский, Н.О. Воспоминания. Жизнь и философский путь // Вопросы философии. 1991. – №12.

.Лосский Н.О. История русской философии. – М., 1991.

.Лосский Н.О. Характер русского народа // Н.О. Лосский. Условия абсолютного добра. – М., 1991.

.Мильдон В.И. Русская идея в конце ХХ века // Вопросы философии. 1996. – №3.

.Мишанова Р.А. Менталитет современной российской молодежи и проблемы его формирования: М.: 2003.

.Моисеева Н.А. Сороковикова В.И. Менталитет и национальный характер (о выборе способа исследования) // Социологические исследования. – 2003. -№2.

.Мостовая И.В., Скроик, А.О. Архетипы и ориентиры российской ментальности №4. – М.: Полис, 1995.

.Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов / Сост. А.Ф. Замалеев. – СПб.: Наука, 1992.

.Полежаев Д.В. Идея менталитета в русской философии золотого века. – Волгоград, 2003.

.Полторацкий Н.П. Бердяев и Россия (Философия истории России у Н.Бердяева). – Нью-Йорк: Общество друзей русской культуры, 1967.

.Полторацкий, Н.П. Русская идея Н.А. Бердяева // Полторацкий Н. Россия и революция. Русская религиозно-философская и национально-политическая мысль ХХ века Сборник статей. – Эрмитаж, 1988.

.Пушкарев Л.Н. Что такое менталитет? Исторические заметки // Отечественная история. – 1995. – №3.

.Рапп Е.Ю. Мои воспоминания // Н.А. Бердяева. Самопознание. – М., 1991.

.Розанов В.В. Идея «мессианизма». По поводу книги Н.А. Бердяева Смысл творчества // Н.А. Бердяев Pro et contra. Антология. Кн. 1 / Сост., вступ. Статья и примеч. А.А Ермичева. – СПб., 1994.

.Розанов В.В. Новая религиозно-философская концепция // Н.А. Бердяев Pro et contra. Антология. Кн. 1 / Сост., вступ. Статья и примеч. А.А Ермичева. – СПб., 1994.

.Российская ментальность: теоретические проблемы: материалы научной конференции 15-16 мая. М.6 МГУКИ, 2003.

.Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. – М.: Наука, 1993.

.Русская идея / Сост. и автор вступ. ст. А.И. Маслин. – М.: Республика, 1992.

.Сагатовский В.Н. Русская идея: Продолжим или прерванный путь? Серия: Россия на кануне XXI века. Выпуск 2. СПб, ТОО ТК Петрополис, 1994.

.Селиванов А.И. Судьба России: загадки и пророчества // Философский космос России: Памяти Н.А. Бердяева, Уфа. 1998.

.Сикевич З.В. Национальное самосознание русских (Социологический очерк). М., 1999

.Сикорский Б.Ф. Бердяев о роли национального характера в судьбах России // Социально политический журнал. 1993. №9.

.Смирнов, И.П. От марксизма к идеализму: М.И. Туган-Барановский, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев / И.П. Смиронов. – М.: Русское книгоиздательское общество, 1995.

.Смирнов П.И. Социология личности. СПб., 2001.

.Солженицин, А.И. Русский вопрос к концу ХХ века // Новый мир. – 1994. – №7.

.Степун Ф.А. Русские на кануне 1914 года // Вопросы философии. – 1992. – №3.

.Струве П.Б. Предисловие к книге Н. Бердяева Субъективизм и индивидуализм общественной философии. Критический этюд о Н.К. Михайловском / Н.А. Бердяев. Pro et contra. Антология. Кн. 1 / Сост., вступ. Статья и примеч. А.А Ермичева. – СПб., 1994.

.Трубецкой Е.Н. Старый и новый национальный мессианизм // Е.Н. Трубецкой. Смысл жизни. – М., 1994

.Уваров М.С. Бинарный архетип. – М.: РГИ, 1996.

.Федотов Г.П. Бердяев – мыслитель // Н.А. Бердяев Самопознание. – М., 1991.

.Франк С.Л. Знание и вера / Н.А. Бердяев. Pro et contra. Антология. Кн. 1 / Сост., вступ. Статья и примеч. А.А Ермичева. – СПб., 1994.

.Франк С.Л. Философские отклики. Новая книга Бердяева // Н.А. Бердяев. Pro et contra. Антология. Кн. 1 / Сост., вступ. Статья и примеч. А.А Ермичева. – СПб., 1994.

.Шаповалов А.И. Феномен советской политической культуры (Ментальные признаки. Источники формирования и развития). – М., 1997.

.Шестаков В.П. Эсхатология и утопия: Очерки русской философии и культуры. – М.: Владос, 1995.

.Шестов Л.И. Николай Бердяев. Гнозис и экзистенциальная философия. // Н.А. Бердяев. Pro et contra. Антология. Кн. 1 / Сост., вступ. Статья и примеч. А.А Ермичева. – СПб., 1994.

.Щученко В.А. Вечное настоящее культуры. Теоретические проблемы историко-культурного процесса. – СПб.: Изд-во СПбГТУ, 2001

.Щученко В.А. История философии в контексте истории культуры // Учебное пособие. – СПб, 1993.

.Щученко В.А. Культурный синтез как проблема современной России // Культурный синтез России: Мат.; 4-х чтений, фак. Истории русской культуры – СПб.: СПбГАК, 1998. – с.4-17.

.Щученко В.А. Менталитет русской культуры: актуальные проблемы его исторического генетического анализа // Русская культура: теоретические проблемы исторического гензиса: Материалы 8-х чтений фак. Истории русской культуры – СПб.: СПбГАК, 2004. -264с.

.Щученок В.А. Образы русской культуры: к проблеме объективного осмысления национального ценностного мира// Ценностный мир русской культуры: Сборник статей. – СПб, 1995.

.Щученко В.А. Ограниченность историко-культурного процесса. Исторические заметки и логические выводы// Русская культура как живой организм. Сборник статей: Мат. 3-х чтений Фак. Истории русской культуры. – СПб.: СПбГАК, 1996.

.Щученко В.А. Русская культура и культура России: неслиянность и нераздельность их исторического бытия // Русская культура и культура России: Мат. 5-х чтений Фак. Истории русской культуры. – СПб.: СПбГУКИ, 2001.

.Щученко В.А. Духовность России: И.А.Ильин в контексте современности// Духовность России: традиции и современное состояние // Мат. 1-х чтений Истории русской культуры. – СПб.: СПбГАК, 1994.