- Вид работы: Курсовая работа (т)
- Предмет: Культурология
- Язык: Русский , Формат файла: MS Word 31,98 Кб
Население Сибири скифо-сарматского времени
1. Население Сибири скифо-сарматского времени
В современной мировой археологии общепринятой методологической основой изучения палео-социальных явлений служит признание следующих основных положений. Первое заключается в том, что в любом обществе, начиная с эпохи неолита, функционировало несколько основных <социальных структур>: физико-генетическая (половозрастная), семейно-брачная, имущественная, социально-профессиональная, ранговая, культурно-символическая (религиозная), мифологическая. Вторым общепринятым фактом является то, что социальную сферу (социальное пространство) нужно рассматривать в двухмерной системе координат: по <горизонтали> и по <вертикали>. В древних, средневековых и традиционных обществах в основе горизонтальной проекции лежит половозрастная структура, а вертикальная базируется на социальном, имущественном, профессиональном и ином различии. Каждый индивидуум, входящий в конкретное общество, как бы обладал своими координатами, занимая соответствующее место одновременно в нескольких социальных структурах. При этом, важно указать на то, что положение индивида как в горизонтальной проекции (физико-генетическая структура), так и в вертикальной шкале могло изменяться в зависимости от конкретной ситуации, этапов жизни и т.д. Из вышеуказанного следует, что изучение социальной организации пазырыкского общества следует начинать с половозрастного анализа погребений и реконструкции на его основе особенностей их физико-генетической структуры.
1.1 Погребальный обряд
Результаты анализа основных элементов погребального обряда кочевников Горного Алтая VI-II вв. до н.э. по материалам всей совокупности погребений людей различных половозрастных групп позволяют сделать некоторые предварительные выводы.
Прежде всего, в ходе такого анализа получены дополнительные подтверждения того, что ориентация умершего относительно сторон горизонта и особенности его положения в могиле являются признаками культурно-хронологического, а не социального характера. Судя по данным, одиночных погребений не менее 70% человек были уложены скорченно на правый бок и ориентированы головой на В или ЮВ, что соответствует <классическим канонам> погребального обряда пазырыкской культуры. Иные зафиксированные традиции ориентации и трупоположения умерших людей обусловлены территориально-хронологическими факторами, взаимодействием с племенами сопредельных территорий Тувы, Казахстана, Монголии, Китая, а также инокультурными захоронениями и другими обстоятельствами аналогичного характера.
К культурно диагностирующим признакам можно отнести и помещение в могилу мясной пищи, состоящей преимущественно из частей туши (обычно курдюк) барана и значительно реже – лошади. Такой показатель зафиксирован исследователями у 60% погребенных. Другая черта погребального обряда – помещение под голову умершего подушки из камня, дерева или кожи, набитой травой, обнаружена только около 15% похороненных людей разных половозрастных групп. Это, вероятно, можно объяснить в определенной степени тем, что такие вещи часто могли изготовляться из дерева или из кожи и поэтому в большинстве случаев они плохо сохранялись. Не исключен и субъективный момент, когда отдельные исследователи могли не интерпретировать камни, находящиеся под головой умершего или возле нее как <каменные подушки>. Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов и территориально-хронологический аспект, поскольку в отдельных районах Горного Алтая, особенно тяготеющих к предгорьям или в контактных зонах и культурно-исторических коридорах, расположенных вдоль русла крупных рек (Катунь, Чарыш и др.) этот признак при раскопках курганов встречается реже или вообще отсутствует. В конечном итоге, на основе имеющихся данных, следует заключить, что данный показатель также не является социально маркирующим элементом.
Среди совокупности черт погребального обряда пазырыкской культуры к числу признаков, отражающих особенности половозрастной и социальной структуры общества можно отнести следующие: параметры погребального сооружения и его конструктивные особенности, количество и состав инвентаря, наличие или отсутствие сопроводительных захоронений лошадей. Исходя из этих критериев, дадим общую характеристику основным половозрастным группам: дети, взрослые женщины, взрослые мужчины. При этом важно еще обратить внимание на то, что имеющиеся материалы позволяют выделить определенные наборы эталонных показателей, выражающих стандарт погребального обряда для каждой такой группы умерших людей. Н.П. Матвеева, на основе изучения саргатской культуры, предлагала относить к стандартным погребениям те, которые имеют признаки, характерные для большинства, т.е. встречаются в более 55% захоронений. Учитывая особенности источниковой базы по погребениям пазырыкского времени Горного Алтая, представляется возможным причислять к указанному кругу те захоронения людей, которые имеют черты, характерные не менее чем для 50% погребений. Выделение стандартных показателей дает дополнительную информацию для выявления половозрастной структуры социума. В то же время, для характеристики социальной стратификации номадов такой методический прием мало перспективен. Это связано с тем, что различные социальные аспекты погребений как раз и проявляются в отходе от общепринятых эталонных характеристик обряда для каждой половозрастной группы.
Надо отметить, что при установлении половозрастной и социальной дифференциации общества важное значение имеют параметры погребальных сооружений. Многие ученые считают их наиболее объективными показателями трудозатрат, которые не изменяются и при ограблении погребений. Попытки разделить курганы пазырыкской культуры на отдельные группы в зависимости от их размеров в большей или меньшей степени, предпринимались отдельными исследователями. Учитывая разработки предшествующих ученых, а также достаточно большую источниковую базу представляется возможным предварительно выделить несколько групп курганов. Критериями для выделения таких групп является диаметр и высота насыпи погребального сооружения, а также объем могильной ямы. При этом первые два элемента обладают достаточно условной степенью объективности, поскольку они подвержены антропогенному и природному воздействию. То же самое, вероятно, можно сказать и о третьем критерии, но несколько с иным акцентом. Дело в том, что в силу особенностей природно-климатических условий и структуры почвы не всегда представлялось возможным выкопать могильную яму в том объеме, который соответствовал бы средним стандартам для умершего с определенным социальным статусом. После учета и анализа каждого из элементов и установления средних показателей, производилась их корреляция. В конечном итоге были установлены следующие группы курганов с усредненными характеристиками:
маленькие: диаметр – до 6 м, высота – 0,1-0,3 м, объем могильной ямы – до 7,5 м3;
малые: диаметр – 6-11 м, высота – 0,1-1 м (средняя высота – 0,5 м, объем могильной ямы – 7,5-35 м3);
средние: диаметр – 11-19 м, высота – 0,3-1,2 м (средняя высота 0,6-0,8 м), объем могильной ямы – 35-60 м3;
большие: диаметр – 19-30 м, высота – 0,4-2,6 м (средняя высота – 0,8-1,2 м), объем могильной ямы – 60-130 м3;
очень большие (грандиозные): диаметр – 30-68 м, высота – 1,6-4,1 м (средняя высота – 1,6-3,75 м), объем могильной ямы – 130-425 м3.
Следует обратить внимание на то, что выделенные группы достаточно условны и в ряде конкретных случаев наблюдаются отклонения от эталонных характеристик. Так, зафиксированы случаи, когда по диаметру насыпи курган относится к одной группе, а по объему погребальной камеры – к другой. Такие случаи особенно характерны для 4 и 5 групп курганов, которые можно рассматривать как элитные погребения. Так, к примеру, Второй Башадарский курган по параметрам насыпи (диаметр 40 м, высота 1,6 м) примыкает к совокупности очень больших (грандиозных) объектов, а по объёму могильной ямы (84,7 м3) – к разряду только больших. Однако таких случаев не так много. К тому же воздвижение погребальных па-мятников в отдельных конструктивных элементах которых прослеживается разная степень масштабности и объёмы трудозатрат, может отчасти объясняться субъективными (личное отношение к умершему и т.п.) и объективными (недостаток материала, рабочей силы, времени, сложные природные условия и т.п.) факторами. В целом же, такой методический приём позволяет уловить определенные тенденции в сооружении курганов с учётом половозрастных и социальных особенностей погребённых.
Теперь, на основе всей совокупности имеющихся источников, охарактеризуем основные особенности погребального обряда пазырыкской культуры для каждой половозрастной группы в отдельности.
Дети. 44,3% детей были похоронены в отдельных объектах, а остальные 55,7% – в парных или коллективных погребениях. Средние параметры насыпей одиночных курганов детей в 2 раза меньше, чем у погребальных памятников, сооружённых для женщин и мужчин. Кроме того, по объёму трудозатрат на возведение могильной ямы детской группы, соответственно, в 4 и в 5 раз меньше, чем у представителей других двух классов.
Внутри этой группы умерших прослеживаются небольшие различия в размерах погребальных сооружений. Особенно это хорошо видно на примере могильных ям. Такой конструктивный элемент на 1/3 (на 1,5 м3) больше у детей старшей подгруппы и подростков, чем у младшей возрастной подгруппы. По размерам курганной насыпи в целом существенных различий нет. Правда, для детей младшего возраста зафиксированы объекты, средний диаметр и высота которых, соответственно, на 0,4 и 0,1 м больше аналогичных памятников второй детской подгруппы. Однако, эти незначительные расхождения, особенно по признаку высоты кургана, можно объяснить особенностями выборки. К тому же, если учесть данные по третьей подгруппе детей – Infant (более дробный возраст их не определён) и условно разделить их на две основные совокупности памятников, то тогда отмеченные расхождения в отдельных признаках снивелируются еще значительней. Следует особо отметить, что большая часть учтённых на первом уровне одиночных погребений умерших детей – 25 (78,1%) из 31 (100%), похоронены в курганах, относящихся к разряду маленьких погребальных сооружений, а меньшая – 7 (22,6%) – к памятникам из группы малых. Несмотря на небольшое количество данных, можно отметить, что памятники второй группы (<малые>) более характерны для детей старшего возраста и подростков. Аналогичная ситуация наблюдается и при рассмотрении всей совокупности детских погребений (70 (100%)), включая парные и коллективные склепы. При этом заметно возрастает доля объектов не только первой группы (41 (58,6%)), но и второй (27 (38,6%)). Это, прежде всего, связано с объективными обстоятельствами, поскольку для большего числа умерших (2 и более человека) необходимы погребальные памятники больших размеров. Кроме того, по одному разу зафиксированы погребальные сооружения, относящиеся к разряду средних (группа 3) и грандиозных (группа 5). В целом же, прослеживается тенденция создания для детей старшего возраста и подростков курганов несколько больших размеров, чем для представителей младшего возраста, что обусловлено физико-генетическими особенностями погребённых. Наличие более масштабных курганных сооружений, в которых дети были похоронены совместно со взрослыми, свидетельствует о высоком социальном положении умерших.
Внутримогильные конструкции во всех погребениях, чаще всего, отражали общекультурные особенности. Так, детей, как в одиночных, так и в других захоронениях, преимущественно хоронили в срубах, в меньшей степени – в каменных ящиках и рамах. В то же время, зафиксирован факт более частого погребения людей из младшей возрастной подгруппы в колодах или в деревянном ящике (гробовище). Детей старшего возраста в значительной степени погребали в срубах. Кроме того, отмечены факты сооружения деревянного ложа, колоды как в срубах, так и в каменном ящике, что дополнительно свидетельствует не только о принадлежности к определённой возрастной группе, но и о социальном статусе умерших.
В могильных ямах без каких-либо дополнительных конструкций, судя по одиночным погребениям, хоронили, как правило, детей старшего и подросткового возраста. Достоверные факты захоронений младенцев известны, главным образом, по коллективным склепам, в которых обнаружены останки женщин.
Среди детских могил в 4 случаях выявлены одиночные сопроводительные захоронения коней. При этом в курганах с таким признаком были погребены преимущественно подростки мужского пола.
Таким образом, основные различия между двумя половозрастными подгруппами детей сводятся к тому, что представителей старшего возраста хоронили в курганах несколько больших размеров и в их могилы помещали более разнообразный в количественном и качественном отношении инвентарь. Общий стандарт признаков погребального обряда для всех детских погребений (встречаемость более 50%) следующий: погребальные сооружения I группы, внутримогильная конструкция в виде сруба, наличие мясной пищи, керамической посуды и металлического ножа. Все эти показатели, кроме второго, надежно фиксируются у представителей как младшего, так и старшего детского, и особенно у подросткового, возраста. У детей первой возрастной подгруппы в отличие от второй, внутримогильные конструкции, при преобладании сруба и колоды, всё же отличаются разнообразием.
Надо отметить, что некоторые исследователи, и в частности Н.П. Матвеева, аргументировано показали недостаточную точность определения по антропологическим и археологическим источникам границ перехода из одной половозрастной группы (или подгруппы) в другую. Это связано с тем, что выделение самих групп основано исключительно на биологических особенностях умерших людей. К тому же, в рамках каждой группы допускается отклонение от 2 до 5 лет. В то же время, Н.П. Матвеева вслед за А.Р. Чочиевым считает, что <реальный переход из одной группы в другую, судя по данным этнографии (на основе изучения нартов и осетин. – П.Д.), не обязательно приурочивался к достижению положенного числа лет, а определялся ещё физической способностью индивида к выполнению своей социальной роли>. Думается, что можно согласиться с подобным мнением учёных. В этой связи, становится вполне понятным факт сооружения для отдельных подростков мужского пола погребальных памятников, которые по параметрам и конструктивным особенностям не уступали объектам, в которых похоронены взрослые мужчины. Ярким подтверждением этого является также помещение с умершими подростками металлических имитаций оружия, наконечников стрел, а также одиночных сопроводительных захоронений лошадей.
Женщины. Одиночные женские погребения составляли 53,4%. В остальных случаях (46,6%) – это парные и коллективные склепы. Причём зафиксированы факты их совместного захоронения с представителями практически всех половозрастных групп, включая однополые погребения женщин.
По средним параметрам, как в одиночных, так и в остальных случаях, женские погребения практически в два, а иногда и более раза, превосходят детские по всем показателям. Правда, в отдельных случаях встречаются исключения. Так, погребальные сооружениях двух женщин юного возраста; несмотря на стандартные размеры насыпи кургана (средний диаметр – 8,8 м, высота – 0,5 м) имели небольшие могильные ямы – 3,25 м3. Однако даже при незначительном расширении выборки путем включения в базу данных парных погребений, такой показатель стабилизировался на уровне средних стандартов – 18,5 м3. Среди погребений женщин разных возрастных подгрупп признаки, характеризующие курганы, варьируют незначительно. Наибольшие размеры надмогильной части курганов отмечены у людей старческого возраста (подгруппа Senilis), хотя объёмы могильных ям в этих случаях практически в два раза меньше, чем у остальных. Причём, уменьшение последнего показателя, правда, незначительно, отмечено для парных погребений. Наибольшие размеры могильных ям, как в одиночных, так и в остальных женских захоронениях, отмечены у людей возмужалого возраста (Adultus, 25-35 лет). Погребения женщин юного (Junenis) и зрелого (Maturus) возрастов уступают по этому признаку на 4 м3 во всей совокупности погребений и ещё больше – в одиночных могилах.
По масштабности погребальных сооружений зафиксированы все 5 выделенных групп курганов, в которых были как одиночные, так и парные, и коллективные погребения женщин. Преобладают памятники I и II группы, в меньшей степени – III и ещё реже – IV и V. При этом погребения юных женщин относятся только к первым трём группам курганов, возмужалых – ко всем пяти, зрелых – ко всем, кроме пятого и старых – по одному разу к первой, третьей и четвёртой. Из приведённых данных, а также из приложения видно, что наибольшим разнообразием, как в количественном, так и в качественном отношении, отличались погребальные памятники, в которых были похоронены возмужалые женщины (25-35 лет).
Такая ситуация объясняется не только наибольшей выборкой по этой возрастной подгруппе, но и тем, что её представители были наиболее социально активной частью кочевого социума. Дополнительным подтверждением этого являются следующие факты. Так, именно с возмужалыми женщинами, судя по материалам одиночных погребений, находилось наибольшее число сопроводительных захоронений лошади – 15 (27,3%) случаев из 55 (100%). При этом, в таких захоронениях обнаружено как по одной, так и по 3 и более особей животного. В двух других одиночных могилах зрелых женщин (Maturus), обнаружено только по одному коню. Лошади в одиночных склепах женщин юного и старшего возраста не зафиксированы.
Несмотря на разнообразие внутримогильных сооружений, тем не менее прослеживается традиция хоронить основную часть умерших женщин в деревянных срубах без каких-либо дополнительных конструктивных элементов. Такой признак характерен почти для 50% представителей возмужалой и зрелой подгруппы из одиночных могил. Для женщин юного и старческого возраста из такого же типа захоронений, указанный показатель составляет, соответственно, 100% и 75%. Погребальная камера, состоящая из могильной ямы и сруба, является наиболее распространённой среди других видов погребений: парных и коллективных. При этом, доля таких конструкций значительно возрастает среди женщин возмужалого возраста и уменьшается в тех курганах, в которых были погребены представители зрелого и старческого возрастов. Сложносоставные внутримогильные конструкции (сруб+колода, сруб+ложе, двойной сруб+колода, каменный ящик+ложе) обнаружены, преимущественно, только в погребениях женщин возмужалого возраста – 12 случаев, что составляет 11,7% от всего количества погребений (103 (100%)). Кроме того, известно только одно захоронение женщины зрелого возраста в колоде, поставленной на пол сруба. Закономерности погребения женщин разных возрастов в остальных типах погребальных сооружений не выявлены.
В распределении предметов инвентаря среди женщин прослеживаются следующие традиции. От 50 до 100% погребений женщин разных возрастов содержали керамическую посуду и металлический нож. Такие же высокие проценты помещения в могилы юных и возмужалых женщин мясной пищи. Реже такой признак, судя по одиночным могилам, встречается среди представителей зрелой подгруппы и не зафиксирован среди захоронений людей старческого возраста.
Оружие среди одиночных женских погребений встречено только в 4 (7,3%) из 55 (100%) случаев. При этом в одном случае это был наконечник стрелы, а в трёх других – имитации стрел из дерева. Модели чеканов, кинжалов из дерева, металла или кости, а также щитов – не обнаружены.
Среди всей совокупности женских захоронений, учитывая парные и коллективные, предметы вооружения выявлены у 8 (7,8%) из 103 (100%) человек. При этом только в одном случае зафиксирована металлическая модель кинжала и в двух – имитация чекана из металла. Один раз в парном захоронении мужчины и женщины обнаружены 3 щита, один из которых, следуя логике автора раскопок данного кургана (к. 1 могильника Ак-Алаха I), можно отнести к представительнице <слабого пола>. По сути дела, это единственное женское захоронение пазырыкской культуры с полным набором предметов вооружения, что является, по меньшей мере, явлением экстраординарного характера. Это признает и сама Н.В. Полосьмак. В остальных случаях у женщин найдены, главным образом, наконечники стрел (3 случая) или их имитации из дерева. Рассматривая погребения с указанными чертами, следует иметь в виду, что оружие практически полностью, даже в форме моделей, отсутствует в одиночных женских могилах. Вовторых, в парных или коллективных склепах могло произойти перемещение инвентаря вследствие их осквернения, ограбления или действия грызунов. В третьих, единичные известные наконечники стрел, во всяком случае некоторые из них, могут свидетельствовать о гибели женщин от такого рода оружия, в особенности, если они обнаружены среди рёбер человека. Наконец, в четвёртых, не стоит исключать и неточности в антропологических определениях костяков умерших людей, особенно в нарушенных погребениях. Предметы оружия достаточно редки в захоронениях женщин и в других культурах Евразии раннего железного века.
Зеркала, преимущественно бронзовые 36 (35%) из 42 (40,8%) штук (включая имитации предмета) выявлены у женщин всех возрастных подгрупп, за исключением людей старого возраста. Наибольшее число предметов этого вида зафиксировано у юных и возмужалых женщин. Деревянные имитации зеркал найдены только у представителей последней возрастной подгруппы. Различные виды украшений и вещей из женского туалета обнаружены у 48,5% умерших. Практически у женщин всех возрастов, за исключением лиц пожилой подгруппы, такие предметы встречаются в целом в равной степени: от 50% у возмужалых людей до 53,3% и 66,7%, соответственно, у зрелых и юных. При этом наиболее разнообразен в количественном и качественном отношении набор таких вещей у женщин возмужалого возраста. Кроме того, только у представителей этой возрастной подгруппы зафиксированы такие категории вещей как накосники, эгреты, а также ритуальные предметы (каменные алтарики – 4 штуки).
Среди погребений таких женщин гораздо чаще (от 2 до 8 раз) встречаются гребни, шпильки, диадемы, гривны, серьги, бусы, подвески. Редкие предметы, представляющие собой преимущественно орудия труда (шило, корнекопалки и др.), в частности, 4 раза, выявлены у возмужалых женщин и однажды – у представительницы старческой половозрастной подгруппы. Таким образом, имеющиеся материалы позволяют, вопервых, выявить определённый стандарт всех женских погребений: курганы преимущественно второй группы (малые) с внутримогильной конструкцией в виде сруба, с набором сопроводительного инвентаря, состоящего из керамической посуды, металлического ножа, мясной пищи, а также украшений и предметов туалета. Надо отметить, что последний показатель по формальному признаку немного не дотягивает до стандартного набора, поскольку только в 48,5% женских погребений найдены вещи из этой группы. Тем не менее, учитывая степень ограбленности курганов и общие особенности погребального обряда и половозрастной структуры кочевого социума, представляется возможным включить этот показатель в список эталонных характеристик женских захоронений.
У женщин разных возрастов наблюдается варьирование различных элементов погребального обряда. Достаточно хорошо выделяется по всем показателям группа возмужалых женщин, погребения которых отличаются высокой степенью представительности и разнообразия. Это свидетельствует о высоком уровне социальной значимости женщин данной группы в структуре социума номадов. Захоронения юных и зрелых женщин в меньшей степени обладают социально значимыми показателями, хотя говорить об их <непривилегированном> положении в обществе скотоводов не приходится. Имеющиеся материалы по погребениям представителей пожилого возраста свидетельствуют, несмотря на свою немногочисленность, о снижении их социальной активности. К этому следует добавить очень низкий процент, по сравнению с мужчинами почти в 4 раза, доживания женщин до преклонного возраста, что опять же обусловлено особенностями развития <пазырыкского> общества.
Мужчины. Одиночные мужские погребения составляют 61% от общего числа исследованных памятников. В 39% захоронения были парные или коллективные с преобладанием первых. В обоих последних случаях мужчин хоронили с представителями различных половозрастных групп. Известны и исключительно мужские погребения, в которых обнаружены два и более умерших. По средним параметрам курганы, где погребены мужчины, в определённой степени отличаются от остальных объектов. Они по всем показателям от 2 до 4 раз превосходят захоронения детей младшего возраста и подростков. По среднему диаметру насыпи курганов они не сильно разнятся с женскими и имеют практически идентичные с последними показатели по их высоте. В то же время, мужские погребения всех возрастных групп достаточно существенно (иногда в 2 раза и даже более) превосходят аналогичные женские захоронения. Исключением является единичное погребение юноши, размеры погребального сооружения которого в 2 раза уступают курганам юных девушек. Однако это обстоятельство, вероятно, объясняется малой выборкой по данной половозрастной подгруппе. Наиболее масштабные объекты, как одиночного, так и парного характера, сооружались для мужчин зрелого возраста (35-55 лет). На втором месте, по таким же признакам среди всей совокупности погребений, идут курганы, в которых погребены мужчины преклонного возраста. Правда, одиночные захоронения этой подгруппы по объёму могильной ямы несколько уступали погребениям возмужалых мужчин, что, скорее всего, также обусловлено спецификой выборки в источниковой базе. Достаточно стабильные по своим размерам курганы сооружались для мужчин возмужалой группы, о чём свидетельствуют материалы исследования как одиночных, так и всей совокупности погребений.
Для этой половозрастной совокупности людей зафиксированы пять групп погребальных памятников, имеющих различные по степени масштабности параметры. При этом, среди всех учтённых погребений преобладают объекты II группы (57,7%), в меньшей степени – III (17,9%), I (15,4%), и ещё менее распространены сооружения V (4,9%) и IV (4,1%) класса. Аналогичное соотношение, только несколько меньше в процентном отношении, наблюдается и среди одиночных захоронений.
Следует отметить, что все 5 групп распространены практически в равнозначном количестве среди мужчин возмужалого, зрелого и преклонного возрастов. Небольшим исключением являются погребения стариков, захоронения которых зафиксированы во всех, кроме IV группы памятников. Среди одиночных склепов представителей последней возрастной совокупности курганов IV и V классов не выявлено, в то время как факты погребения в таких объектах возмужалых и зрелых мужчин, хотя и в единичных случаях, но известны. В целом же, анализ размеров погребальных сооружений свидетельствует о паритете таких признаков среди мужчин разных возрастных подгрупп, за исключением юношей.
Из внутримогильных конструкций преобладающей является сруб, зафиксированный у мужчин юного, возмужалого и пожилого возраста от 54,5% до 100% случаев. У представителей зрелого возраста этот показатель несколько ниже (43,8%). Сложносоставные внутримогильные сооружения (сруб+колода, сруб+ложе, двойной сруб+колода, каменный ящик+ложе) в большей мере характерен для возмужалых мужчин (15 случаев из 20 или, что соответственно, составляет 12,7% и 16,9% от общего числа учтённых захоронений). В 4 (3,4%) таких объектах были похоронены мужчины 35-55-летнего возраста, и в 1 (0,8%) – пожилого (старше 55 лет). В могильных ямах без дополнительных конструктивных элементов из дерева и камня обнаружены только представители из подгрупп зрелого и, в 2 раза меньше в количественном отношении, возмужалого возраста. Возрастные особенности мужчин при погребении в других типах сооружений не установлены.
Сопроводительные захоронения лошадей в количественном отношении больше раз, судя по одиночным погребениям, зафиксированы у мужчин возмужалого возраста (15 (34,8%) случаев из 43 (100%) захоронений данной подгруппы), в меньшей степени (6 (26,1%) раз из 23 (100%) – у людей 35-55 лет) и три раза у представителей старшего поколения.
При этом примечательно, что в последнем случае, в процентном отношении рассматриваемый признак несколько больше, чем у возмужалых мужчин, что дополнительно свидетельствует о высокой социальной значимости и степени имущественного положения отдельной части людей пожилого возраста.
Среди одиночных мужских погребений наиболее разнообразное количество сопроводительных захоронений коней выявлено у мужчин возмужалого возраста, и в меньшей степени у зрелого. Среди одиночных могил, в которых похоронены старики, известны только случаи погребения по одной лошади. В то же время, в парном погребении пожилого мужчины и подростка, в к. 1 из могильника Шибе, найдено 14 лошадей. В одной достоверно известной юношеской могиле такая черта погребального обряда отсутствовала.
Модели оружия разных видов из разных материалов характерны для всех без исключение возрастных подгрупп и составляют в целом 69,5% от всех учтённых мужских погребений. При этом, процентная доля данного показателя значительно выше в одиночных мужских захоронениях, чем в парных и коллективных, и составляет 80,5%. Имитации кинжалов и чеканов из дерева известны только в захоронениях возмужалых мужчин, а в подгруппах зрелых и пожилых людей они отсутствуют. В количественном и в процентном отношении оружие преобладает у мужчин возмужалого возраста, в меньшей степени у зрелого и у старческого. Специфичный элемент вооружения – деревянный щит – обнаружен у представителей всех возрастных подгрупп, кроме юношеской. При этом, у зрелых мужчин в процентном отношении (12,5% из 32 (100%) человек из данной подгруппы) выявленный признак преобладает над аналогичными показателями остальных мужчин. Из дерева чаще всего зафиксированы имитации стрел (20,3% от всех 118 (100%) учтённых погребений), реже – кинжалы (3,4%) и ещё реже – чеканы (1,7%). Наконечники стрел, а также полностью стрелы в большей степени отмечены у мужчин зрелого возраста (31,3%), меньше – у возмужалого (23%) и у старческого (9,1%).
Зеркало обнаружено у 28% умерших мужчин, из которых 22,9% были изготовлены из бронзы. Деревянные имитации зеркал зафиксированы преимущественно у мужчин возмужалого возраста (4 случая) и по одному разу у зрелого и старческого. Предметы туалета и украшения найдены у 27,1% умерших. При этом, среди одиночных мужских захоронений этот показатель выше и составляет 34,7%. Среди этой группы предметов наиболее распространены гривны, серьги, гребни, в меньшей степени – остальные вещи.
Достаточно разнообразный как по составу, так и по количеству категорий, этот показатель среди мужчин зрелого и особенно возмужалого возраста. Только у представителей последней возрастной подгруппы обнаружены подвески и диадема. Украшения полностью отсутствуют в погребении юноши. Не частые находки редких предметов, преимущественно, орудий труда, а также роговых сосудов, практически в равной степени характерны для представителей всех возрастных подгрупп, кроме самой молодой. Ритуальные предметы в виде каменных алтариков, а также специфичные вещи женского туалета (накосники, шпильки, эгреты) не зафиксированы в мужских погребениях. Имеющиеся результаты половозрастного анализа мужской части населения позволяют, прежде всего, выявить их определённый стандарт: параметры курганов соответствуют, преимущественно, погребальным сооружениям второй группы (малые), внутримогильная конструкция в виде сруба, набор сопроводительного инвентаря, состоящего из керамической посуды, металлического ножа, различных предметов вооружения и мясной пищи. Вариации в рамках данного эталонного комплекса признаков, а также наличие предметов, не входящих в него, обусловлены половозрастной и социальной структурой кочевников. Надо отметить, что в отличие от женщин, судя по материалам погребального обряда, мужчины возмужалого, зрелого и старческого возраста обладали примерно одинаковой социальной значимостью в обществе. В то же время, безусловно, наибольшая социальная активность по объективным (физические данные, состояние здоровья, общие тенденции в социальном развитии номадов) и субъективным (личные качества человека и др.) принадлежала представителям возмужалой и зрелой подгруппы.
1.2 Половозрастная структура и семейно-родственные отношения у «пазырыкцев»
Проведённый анализ курганов пазырыкского времени позволят сделать предварительный вывод о существовании у номадов четырёх основных ступеней: детство, юность, зрелость и старость. Такая физико-генетическая стратификация выявлена у многих народов Евразии древности и средневековья. Достаточно хорошо указанные системы изучены на методологическом и культурно-историческом уровне у разных традиционных народов мира, в том числе и у номадов Центральной Азии.
Для более успешной реконструкции физико-генетической структуры на основе интерпретации археологических данных представляется возможным дополнительно привлечь письменные, этнографические, фольклорные и лингвистические источники, в большей или меньшей степени, касающиеся обозначенной проблемы. Поскольку большинство исследователей практически единодушно относят <пазырыкцев> к кругу иранских народов, вероятнее всего, к восточной его группе, то это даёт определённые права привлекать соответствующие материалы и проводить аналогии с другими племенами этой же общности.
Надо отметить, что перемещения из одной возрастной подгруппы в другую во многих обществах сопровождались так называемыми обрядами перехода. Такие обряды приводили не только к изменению возрастного положения человека, но и непосредственно сказывались на его социальном статусе. При этом следует особо указать на то, что деление на половозрастные группы практически у всех народов носило универсальный характер, поэтому не случайно может наблюдаться в разных обществах совпадение возрастных периодов, в которых осуществляется переход из одной подгруппы в другую. При этом не исключено определённое варьирование, и отступление от общих правил даже в рамках одного социального объединения.
Интересные сведения, по обозначенному кругу вопросов, содержатся в письменных источниках античных авторов – Геродота и Страбона. Так, Геродот (I, 136), характеризуя возрастную градацию у мужчин Персии, отмечал, что до 5-летнего возраста воспитанием ребёнка занимались женщины и его даже не показывали отцу. По истечению 5 лет руководство этим процессом всецело переходило к отцу, который в течении 15 лет обучал сына воинскому искусству. После этого, как писал Страбон (XV, II, 19), начиная с 20 и до 50 лет <персы участвуют в походах в качестве простых вои-нов и начальников: как в пехоте, так и в коннице>. Аналогичная информация, но с несколько отличными количественными показателями, содержится в <Киропедии> у Ксенофонта, который выделил 4 возрастные подгруппы у мужчин-персов: до 16 лет – мальчики, до 25 – юноши, с 25 до 50 – взрослые мужи, свыше 50 лет – старики. У древних зороастрийцев обучение тайным жреческим знаниям и основам арамейского языка начиналось после достижения ребёнком 15 лет. Несмотря на некоторые расхождения в определении возрастов конкретных подгрупп мужчин, тем не менее, сведения этих авторов позволяют признать факт существования у иранцев развитой физико-генетической структуры. В этом отношении не менее любопытны этнографические данные по осетинам. Так, по мнению А.Р. Чочиева, у осетинских мужчин можно выделить четыре возрастных периода: до 3 лет – младенец, с 3 до 17 лет – мальчик-подросток, с 17 до 45 – мужчина-воин, с 45 лет – пожилой человек.
Таким образом, даже незначительное число приведённых материалов свидетельствует о существовании у народов иранского круга в разные исторические периоды, в том числе и в раннем железном веке, возрастных ступеней. При этом рубеж между детством и взрослением, вероятнее всего, приходится на возраст 13-17 лет. Это нашло отражение даже в иранском праве парфянского и сасанидского времени, которое фиксировало достижение человеком совершеннолетия в возрасте 15 лет. Различия в определённых элементах погребального обряда представителей детской и взрослой возрастной групп достаточно хорошо прослежены при изучении народов Западной Сибири и других регионов. При этом важно отметить, что в данном случае вхождение в группу взрослых людей предполагает совершение переходного обряда в форме инициации, существование которых было обусловлено как биологическими, так и социально-экономическими факторами. Цель такого мероприятия заключалась, безусловно, в приобретении представителями молодого поколения социальной значимости в том объёме, в котором ей обладало всё свободное взрослое население.
Археологические источники, в данном случае результаты анализа погребений, позволяют фиксировать только конечные результаты таких мероприятий, проявляющихся в отдельных элементах погребального обряда каждой из половозрастных групп. Такие формальные различия по материалам пазырыкского погребального обряда были продемонстрированы выше. В данном случае важно отметить, что имеющиеся свидетельства, позволяют предположить, что период инициаций у кочевников Горного Алтая VI-II вв. до н.э., вероятнее всего, наступал для детей достигших 12-17 лет (или более узко 12-15 лет). На этот период приходится наступление половой зрелости как у девушек (в интервале с 12 до 17 лет), так и у юношей (с 15 лет). Именно у умерших людей старше этого возраста отмечены достаточно стабильные и устоявшиеся черты погребального обряда пазырыкской культуры. Судя по всему, индикаторами погребённых (конечно, при определённой доле условности и фактов исключения), прошедших обряды инициации, могут выступать следующие: у мужчин – это металлические модели кинжалов, чеканов и деревянные щиты, а у женщин – специфичный набор предметов женского туалета, связанный с причёской и головным убором (накосник, шпилька, эгрета). Кроме того, дополнительным маркирующим признаком таких погребённых служат особенности поясной фурнитуры. Особая социальная и мифологическая роль пояса хорошо известна в кочевых культурах. Такой элемент одежды был не только у мужчин, но и у женщин. Пояс с набором предметов вооружения был обязательным атрибутом воина-скифа. Аналогичная ситуация характерна практически для всех социумов номадов Евразии.
Известны наборные пояса разных типов и у скотоводов Горного Алтая. Однако, в силу того, что большая часть из них по разным причинам не сохранилась в исследуемых погребениях пазырыкской культуры, то эта категория вещей не была включена в источниковую базу, которая использовалась при выявлении физико-генетической структуры общества. Между тем, отдельными исследователями, в частности В.Н. Добжанским, была предпринята попытка по немногочисленным экземплярам установить социальную и семантическую значимость пояса в культуре <пазырыкцев>. В результате своего исследования учёный пришёл к выводу о высокой степени социокультурной значимости пояса у номадов, выполняющего роль социального индикатора, а также несущего религиозно-мифологическую нагрузку.
Надо отметить, что военное дело играло исключительно важную роль в жизнедеятельности практически всех кочевых обществ от древности и вплоть до этнографической современности. Эта ситуация была обусловлена как общими, так и частными особенностями культурно-исторического развития социумов номадов. В таких коллективах оружие выступало как показатель социального статуса человека. В этой связи важно отметить, что при переходе из детской во взрослую группу мальчик-подросток становится мужчиной-воином. При этом, например, у древних тюрок, юноша, независимо от социального и имущественного положения, получал даже новое <мужское (героическое, воинское) имя> – er aty. Следует особо подчеркнуть, что в древних и традиционных обществах понятие <возраст> было наполнено особым смыслом, поскольку его определение шло не столько по количественным показателям – годам, сколько обуславливалось через <известный уровень роста и силы>. Указанное правило позволяло отдельным людям совершать переход из одной возрастной структуры в другую немного раньше или наоборот – позже, чем остальные члены коллектива. Такая ситуация была присуща и <пазырыкскому> обществу. Об этом, в частности, можно судить по материалам погребения подростка в кургане могильника Юстыд-XII. Умерший был похоронен в сложносоставной конструкции, состоящей из сруба и деревянного ложа, в сопровождении лошади и значительного количества инвентаря, включающего металлические имитации кинжала и чекана. В данном случае, вероятнее всего, был погребен подросток мужского пола, который несколько раньше своих сверстников прошёл обряд инициации и стал полноправным мужчиной-воином. К тому же, зафиксированные особенности погребального обряда свидетельствуют о достаточно высоком социальном и имущественном (захоронение коня) положении погребённого или той семейно-родовой группы, к которой он принадлежал (что в принципе одно и тоже, поскольку принадлежность к такой группе автоматически распространяла на человека социальные и имущественные привилегии).
Результаты анализа женских погребений пазырыкской культуры показали, что наибольшей социальной активностью обладали представители возмужалого возраста 20-35 лет. Именно для этой категории людей отмечены социально значимые элементы инвентаря (предметы туалета, в т.ч. эксклюзивный женский набор: накосник, шпилька, эгрета), а также другие признаки погребального обряда, свидетельствующие об их определённом привилегированном положении. После 35 лет социальная значимость женщин постепенно уменьшается, а к концу жизни сокращается довольно существенно. Об этом свидетельствуют мало репрезентативные, да к тому же немногочисленные (что обусловлено повышенной женской смертностью после 35 лет), погребения старых женщин. Роль <представительниц слабого пола> в структуре <пазырыкского> социума уже рассматривалась в отдельных работах учёных.
Основываясь на всей совокупности источников, можно сделать вывод о достаточно высоком положении женщин, которые были вовлечены практически во все сферы функционирования общества, за исключением, вероятно, военных.
Среди мужчин наибольшая социальная мобильность характерна для представителей возмужалого и зрелого возраста. Причём, судя по характеру сопроводительного инвентаря, особенностям погребальных сооружений, прослеживается тенденция к некоторому преобладанию в общественной жизни мужчин возмужалого возраста. Вероятнее всего, эти люди непосредственно определяли основные аспекты социокультурного развития номадов, контролируя различные сферы деятельности от хозяйственной, до военной. Имеющиеся материалы о погребениях мужчин преклонного возраста свидетельствуют об некотором уменьшении социальной значимости этой группы, хотя о полном прекращении ими деятельности, во всяком случае, отдельных её представителей (см, например, погребение из к. 1 могильника Шибе) говорить вряд ли правомерно. О снижении роли стариков, в целом, свидетельствует, уменьшение доли предметов оружия. При этом деревянные имитации кинжалов и чеканов, у <стариков> как и у представителей зрелой подгруппы, не встречаются. Практически полностью отсутствуют украшения и предметы туалета, редки, по сравнению с мужчинами других возрастов, сопроводительные захоронение лошадей.
Среди исследователей довольно распространённой является точка зрения о существовании у многих индоевропейских народов ритуальной практики умерщвления стариков. Такой обычай существовал у массагетов (Геродот, I, 216), у бактрийцев и согдийцев (Страбон, XI, I, 3), у древних арийцев (Ригведа, I, 158), у скифов (Дюмезиль Ж., 1990, с. 199). Практика умерщвления пожилых людей нашла своё отражение и в фольклоре отдельных народов, в частности, в осетинском нартовском эпосе, в котором можно найти непосредственные параллели к скифским погребальным и другим традициям.
Имеющиеся материалы по <пазырыкскому> обществу, в структуре которых доля стариков мужского пола составляла около 4%, а вместе с пожилыми женщинами почти 5%, вряд ли свидетельствует о широком распространении подобного обычая у номадов. Низкий процент людей старческого возраста, скорее всего, обусловлен естественными демографическими процессами и особенностями социокультурной динамики номадов.
Таким образом, рассмотренные данные позволяют сделать вывод об определённом социальном приоритете мужчин возмужалого и зрелого возраста. Достаточно высокую роль в социуме занимали женщины 2035-летнего возраста. Существенно ограниченной социальной значимостью обладали дети младшего и старшего возраста, а также подростки до того момента пока успешно не проходили обряд инициаций и не становились полноправными членами коллектива. Реальное место номада в половозрастной структуре обусловлено его личными физико-генетическими данными, а также особенностями социокультурного развития общества в целом.
Материалы погребального обряда и особенности планиграфии могильников пазырыкской культуры позволяют сделать некоторые заключения о характере семейных и родственных отношений у кочевников.
Большинство исследователей указывают на семейно-родовой характер <цепочек> пазырыкских курганов. Некрополи, состоящие из двух или более цепочек, вероятно, оставлены несколькими родственными общинами или кланами. При этом, замечено, что ряд курганов, сооружённых в начале могильника, зачастую включал парные погребения мужчины и женщины, которые являлись мужем и женой, а также главами больших семей. Совместные погребения мужчин и женщин составляют порядка 53% от общего числа парных погребений. Возрастной состав женщин варьирует от юного до пожилого. Мужчины, похороненные вместе с женщинами, как правило, возмужалого или зрелого возраста. Судя по всему, в парных погребениях действительно были похоронены муж и жена, хотя в отдельных случаях вместо жены (например, в случае её ранней смерти) могла быть погребена наложница.
Вывод: существуют у «пазырыкцев» системы возрастных классов, которые обусловлены биологическими, социально-экономическими и культурно-историческими особенностями динамики кочевого общества и вывод об определенном социальном приоритете мужчин возмужалого и зрелого возраста в социуме кочевников, достаточно высокую роль в обществе занимали женщины 20-35-летнего возраста.
2. Тагарская культура
2.1 Тагарское искусство. Металлопластика
Тагарское искусство звериного стиля имело непосредственного предшественника – карасукское искусство XIII-IX веков до н.э., содержавшее изображения животных на некоторых категориях предметов. Навершия карасукских ножей и кинжалов украшены головами лося, быка, горного козла и горного барана. На подобных изделиях тагарской архаики скульптурные навершия представляют не только копытных животных, но и хищников, в большинстве случаев в виде целой фигуры, а мотив головы как самостоятельный изобразительный элемент представлен в основном птицей. Раннетагарский период унаследовал от карасукского искусства обычай в украшениях разделять рога и уши. Тагарское искусство отличают более реалистичная передача вида животного и более совершенная композиция. Раннетагарские художественные образы просты и монументальны, в развитом периоде они наделены динамизмом, экспрессией. Появляются художественные изделия, отливавшиеся полыми, более сложные по технике изготовления (возникновение техники литья пустотелых скульптур ошибочно приписывается рядом исследователей карасукским мастерам).
В группе раннетагарских художественных изделий VII-VI веков до н.э. имеются архаические образцы, найденные пока в единичных экземплярах. По-видимому, они были изготовлены по разовой, восковой, модели и представляют основные сюжеты изображений (кроме волка и головы грифона). Это горный козел, кабан, олень, лось, лошадь, кулан, голова копытного, хищник кошачий, птица. Все эти изображения индивидуальны. Как было отмечено выше, они украшают изделия местной формы и часто сочетают в одном представителе фауны признаки другого животного.
Одной из стилевых особенностей произведений местной архаики является подчеркнутая геометризация форм. На плоских изображениях изначально рога, уши, ноги передавались слитно; уши зачастую отсутствовали; но детализировались головы и туловища, исполнение отличается схематизмом и условностью. На более высоком уровне выполнены объемные монолитные и полые скульптуры. Имеется группа изображений копытных животных на навершиях ножей и кинжалов, выполненных в смешанной технике: голова и фигура – объемно; ноги, наложенные на обе плоскости рукояти – рельефны.
Таким образом, основные стилистические приемы раннетагарского искусства были связаны с одним или несколькими видами животных и не унифицировались для изображения всех зверей. Приемы обусловливались в известной мере техническими возможностями бронзолитейного производства на данном этапе.
В изображениях позднего времени появилась более утонченная стилизация, утрата образности, монументальных и реалистических черт, т.е. искусство позднего периода постепенно изменило свой характер. Развитие мотивов и стиля во времени приводит к упрощению изображений на изделиях, происходит отход от традиции делать рога, уши и ноги разделенными, уменьшается размер изделия и соответственно размер украшения, в которое привносятся элементы ажурности и декоративности.
На основании развитых принципов скифо-сибирского звериного стиля в V веке до н.э. в Хакасско-Минусинской котловине появляется новое направление в искусстве. Оно существует параллельно с собственно тагарским искусством V-III веков до н.э., продолжающим традиции раннетагарского времени. В искусстве этого направления имеются новые сюжеты и виды животных, не известные ранее в Хакасско-Минусинской котловине. Это бляхи с рельефной фигурой оленя, изображения головы волка на ножах и псалиях и его фигуры на перекрестьях кинжалов, изделия с изображением барана, сайгака, тигра и головы грифона. Многие из них выполнены в технике рельефа, объемные встречены реже. Подобные произведения были объединены Н.Л. Членовой в одну группу и названы ею «алтайский стиль» на основе того, что наиболее ярко это искусство представлено в многочисленных находках из оледенелых курганов Горного Алтая (Членова, 1967). В этих произведениях выделение стилистических особенностей, как это можно было сделать на примерах художественных изделий раннего периода, затруднено из-за отсутствия четких геометрических конструктивных элементов. Изображения выполнены на более высоком профессиональном уровне. Они реалистичны, достоверно передают детали натуры: горбоносая морда у оленя и сайгака, узкая и удлиненная – у волка; обозначается скула, сглаживается и исчезает условная геометрическая передача плеча и бедра. Объемы тела животных пластичны и плавно переходят один в другой.
Композиционное построение, ритмический строй, декоративность изображений становятся совершеннее, более органична связь с украшаемым предметом. В искусстве этого периода можно выделить ряд стилистических приемов, как, например, голова птицы, представленная в виде S-овидного завитка, объединяющего клюв и глаз, или глаз и ухо у грифона; ухо тигра и грифона, показанные в виде спиралевидного завитка; глаза у копытных, изображенные в виде выпуклой точки, оконтуренной рельефным несомкнутым вали-ком; остроконечное удлиненное ухо с углублением внутри; рога оленей, составленные из комбинаций S-овидных фигур; замкнутая петля, образованная согнутой передней ногой у оленей. Имеет место применение завитков и противозавитков в растительных мотивах.
Изображения с отмеченными выше признаками можно отнести, в основном, к местному производству, что подтверждается серийностью ряда изделий. Среди них наиболее многочисленными были бляхи с фигурой оленя с подогнутыми ногами, в них наряду с минусинскими стилистическими чертами выделяются общескифские (Бобров, 1976). Эти произведения представляют более высокий этап развития, в котором ярко выражены художественные принципы звериного стиля классической поры, общие для большинства регионов. Этот этап назван М.П. Грязновым «пазырыкская фаза» (Грязнов, 1979 I).
Общие черты искусства скифо-сибирского звериного стиля характерны для обширной территории его распространения от Монголии до Венгрии. Но на ней выделяется много локальных областей, в том числе и в Хакасско-Минусинской котловине, где на протяжении ряда веков обитали тагарские племена. Природная изолированность этой территории, окруженной с трех сторон горами, а с севера поясом лесов, препятствовала массовому проникновению сюда других племен. Это обстоятельство способствовало созданию компактного очага культуры с изобразительным искусством, основанным главным образом на местных традициях и представлениях.
Наличие мощной рудной базы предопределило расцвет бронзолитейного производства, изготовление и употребление основных изделий из бронзы вплоть до конца тагарской эпохи. Тагарские мастера украшали свои изделия изображениями тех животных, чье обитание на этой территории было постоянным. Мастера редко использовали образы случайных, не местных представителей фауны
2.2 Тагарские вожди. Погребальный обряд
Если в карасукскую эпоху помимо могил служителей культа и вождей различаются погребения воинов-колесничих, а также представителей семейной знати, то в тагарскую эпоху, когда появляется собственность на только на личные вещи и орудия труда, но и на скот и ценное оружие, общественная дифференциация все больше разрастается.
К подгорновскому этапу относятся не менее 4 курганов, в которых похоронены племенные или родовые вожди. Эти курганы (общей площ. 625-840 м2) стоят особняком, отличаются крупными размерами насыпей, монументальными оградами (Узун-Оба; Тигей; Кара-Курган I, к. 2; Тунчух, к. 13). В них содержится либо по одной обширной могиле с погребением мужчины, либо по две – мужчины и женщины. Несмотря на ограбление, в них найдены остатки золотых украшений и вещи, получившие распространение в следующий, сарагашенский период. Это бронзовые бляшки с изображением свернувшегося хищника, 2 колоколовидных навершия, декорированных золотом, и 2 штандарта. Навершия и штандарты массивны и еще не украшены фигурками козлов. Среди рядового населения баиновского этапа выделяются могилы воинов. На подгорновском этапе могилы воинов уже составляют половину всех мужских захоронений. Они отличаются набором оружия и количеством строго определенных украшений. Наиболее скромны украшения у лучников. Воины, похороненные с боевыми топорами и кинжалами, имеют больше, чем другие, предметов украшения. Могилы воинов расположены в отдельных оградах или рядом с другой могилой, в которой, как правило, похоронена женщина. Колесничий, видимо, по-прежнему составляли особую группу. Атрибут колесничего («пнн») находится у наиболее полно вооруженных мужчин. В этих могилах встречаются также золотые украшения и впервые оружие, украшенное фигурками животных. Часто воины были захоронены совместно с женщиной. Повторяемость таких совместных захоронений позволяет считать их неслучайными.
Самым крупным сооружением сарагашенского этапа по-прежнему остается курган Салбык, сооруженный, как принято считать, для вождя союза племен. В той же долине Салбык возвышаются еще 5 «гигантов» с насыпями выс. 7-9 м, возможно, также родовой знати. Курган Салбык сооружали не один год, плиты для него весом до 50 т возили за много километров. При закладке ограды были совершены человеческие жертвоприношения (скелеты найдены под углами ограды), а при погребении у входа в камеру положены два умерщвленных слуги. Однако обычай совершать человеческие жертвоприношения и зарывать их в ограде получил распространение позже, в конце культуры.
Среди пяти раскопанных курганов меньшего размера, с одной или двумя камерами, где похоронены по одному человеку, два наиболее уверенно можно отнести к захоронениям родовых вождей. Оба расположены около с. Аскиз, отдельно от рядовых курганов. В одной ограде, площ. 700 м2, было 2 могилы, мужчины и женщины. Хотя обе могилы разграблены, в них сохранились золотые украшения. Мужчина был похоронен на ложе, от которого осталось фигурное навершие. На покрытиях ям был зажжен поминальный костер, отчего бревна обуглились. Для рядового населения этот обычай получил распространение в позднесарагашенский период. В срубе второй разрушенной ограды был похоронен мужчина с полным вооружением (кинжал, боевой топор с фигуркой кабана, «пнн»). Уши украшали золотые серьги, налобную повязку – золотые бляшки, грудь – зеркало и 3 пастовые фигурные застежки (Тунчух, к. 33, 41). Таким образом, вождь у тагарцев был прежде всего воином, поэтому понятно, что и отдельных военачальников хоронили особенно пышно. К могилам последних условно относят такие, которые, хотя и выделяются среди рядовых, но были сооружены в одних и тех же оградах с могилами других представителей рода.
Почти на каждом кладбище среди могил с коллективными захоронениями встречается одна, реже больше, где похоронены лишь 1-2 человека. Эти могилы всегда богаче, в них встречаются штандарты и навершия, ценное оружие, декорированное скульптурками, и непременно «пнн» – атрибут колесничего. В то же время по конструкции, расположению в ограде или в могильнике эти могилы не отличаются от прочих. Наиболее полное представление об этой категории могил дает курган у с. Тесь. В ограде располагались в ряд 4 ямы. На дне каждой стоял высокий сруб с дощатым полом и потолком. Над потолком в 2 ряда уложен бревенчатый накат, 2 других наката бревен закрывали могилу. Выше них была сложена насыпь из плит и дерна. В трех могилах похоронено по 1 человеку, в одной-пара и ребенок. Покойники лежали на деревянных ложах в виде кроватей с высокими стойками и раскрашенными высокими стенками. На каждую стойку одето навершие с фигуркой козлика, прикрытое кожаным колпачком. Под кровать поставлены сосуды и блюда с мясом. Над ложами были остатки балдахинов из ткани, кожи и камыша. В могилах много редких украшений, зеркала, чеканы, 2 штандарта, «оленные бляхи», деревянная фигурка лошади и т.д. Рукояти чеканов обмотаны листовым золотом. На покрытии ям устраивали поминальный костер, сжигая часть одежды, поэтому бревна обуглены и на них найдены многочисленные сердоликовые и пастовые бусины. Таким образом, и здесь для знати соблюдали обряд, включающий частичное сожжение, получивший распространение для рядового сословия значительно позже.
Среди рядовых людей, похороненных в общих камерах, видимо, также не было абсолютного равенства. Замечено, что вещей положено значительно меньше числа захороненных. Лишь единичным покойникам положены «пнн», «оленная бляха», украшения, декорированные золотом. Коллективные могилы, видимо, отражают уже не только социальное, но и имущественное различие.
Вывод: своеобразный погребальный обряд и закономерность выбора того или иного образа в тагарском искусстве звериного стиля не только идеологической потребностью, но и фактором географической среды.
Заключение
В искусстве тагарских племен представлены в основном одиночные изображения фигур животных. Для него не характерны сцены борьбы зверей, занимавшие большое место в ряде других областей скифского мира (единственный сюжет – фигура тигра с головой горного барана в пасти, – распространенный на Алтае, в Туве и Ордосе, вероятно, был не местного происхождения). Нет фантастических существ (за исключением головы грифона), количество заимствованных образов ограничено, их изображения представлены малым числом экземпляров.
Главное достоинство тагарских художественных образов – монументальность и простота, позже усложненная и обогащенная рядом декоративных элементов. В тагарском искусстве нет присущей ордосским художественным бронзам вычурности, ему не свойственна манера заполнения новерхности изделия фигурами и головами различных животных, а также взаимовписывание фигур, что встречается в искусстве соседней Тувы (Грач, 1980). Поверхность большинства тагарских изображений гладкая. Отсутствует стилистический прием передачи мускулатуры кружками, «запятыми», «полуподковками», воспринятый из искусства ахеменидского Ирана и распространенный в пазырыкском искусстве и на изделиях Сибирской коллекции Петра I. Среди очагов искусства звериного стиля тагарский менее других испытал влияние древних цивилизаций Переднего Востока, но, несомненно, имели место контакты тагарских племен с синхронными культурами соседних кочевнических областей.
Тагарская культура оставила после себя значительное художественное наследие – созданы серии предметов материальной культуры с изобразительными сюжетами. Примечательно наличие подобных изделий в рядовых погребениях тагарцев. Это позволяет предположить, что искусство обслуживало все слои тагарского общества, было общедоступным, создавалось на основе народных традиций широким кругом мастеров.
Среди самых поздних тагарских курганов (тесинских) могил вождей не встречено, однако есть основания предполагать, что они продолжали сооружаться, только не для одного человека, а для династии вождей. Косвенно об этом свидетельствует курган, еще конца сарагашенского этапа, раскопанный Г.Н. Курочкиным около с. Новоселове в 1984 г. Он стоял обособленно и по монументальности занимает второе место после кургана Салбык. В ограде площ. 1500 м2 была камера, в которой похоронено 5 мужчин, покрытых, видимо, шелковым балдахином, от которого сохранились нашитые золотые орнаментированные бляшки. Похороны сопровождались человеческими жертвоприношениями – скорченный мужской скелет обнаружен под угловым камнем ограды.
Таким образом, во все периоды тагарской культуры для вождей возводили огромные курганы, которые сооружали вне родовых кладбищ. Сначала в них хоронили одного вождя или с женой, позже начали сооружать склепы для династии или семьи вождя. Помимо монументальности эти курганы отличаются двумя принципиальными моментами. Вождям клали те изделия (боевые, культовые, украшения), которые в дальнейшем получили распространение среди привилегированного сословия, и в погребальный ритуал захоронения вождей вносили те новые элементы, которые стали общепринятыми в последующие периоды. Среди остального тагарского населения отчетливо выделяются военачальники и воины разных рангов. Впервые ощущается имущественное неравенство среди рядового населения, но коллективность захоронений затрудняет выделение социальных категорий.
Список литературы
курган вождь погребальный тагарский
1.Г.А. Гальперина, Е.В. Доброва «Популярная история, археология».
2.Кубарев В.Д. Портативный «алтарь» из Чичкеши // Древности Алтая. Известия лаборатории археологии. – Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 1998б. – №3.
.Молодин В.И., Черемисин Д.В. Древнейшие наскальные изображения плоскогорья Укок. – Новосибирск: Наука, 1999.
.Матвеева Н.П. Полово – возрастные особенности населения Сибири скифо – сарматского периода М, Наука, 1995 г.
.Парцингер Г. Сейминско-турбинский феномен и формирование сибирского звериного стиля // Археология, этнография и антропология Евразии. – Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2000. – №1.